Медсестра в платье с кринолином

В нём было что-то врачебное, знакомое эта усталость людей, которые лечат чужие проблемы и глушат свои настойками из долга и чести.

У него был голос не приказывающего, а слушающего, и от этого – власть чувствовалась только сильнее. Не насилием, а ответственностью.Говорил он мало, но каждое слово звучало, как итог долгого размышления.

Такой отец не «обнимашки и компот». Он из тех, кто будет стоять на твоей стороне – не потому что ты права, а потому что ты – его дочь. И всё.

Но ты всегда была моей дочерью. Ты – Лейна во всём. В голосе, в осанке. Даже в упрямстве. Особенно – в упрямстве.– Прости, что не смог быть с тобой всё это время. Ты росла с матерью, а потом с Клариссой…

Я промолчала. Потому что в голове шумело. Не от боли – от человеческой реакции. От тепла в его словах. Не показного, не политического, а какого-то… стыдливо-отцовского.

Словно… взрослая стала. Настоящая.– Я видел, как ты держалась за ужином. Ты очень изменилась.

– Спасибо, говорю я мягко. – Я… многое переосмыслила.

– Верю. И, раз уж мы вдвоём, скажу прямо.

Он отставил чашку, посмотрел мне в глаза.

– Кларисса. Она непростая женщина. Умна, но не любит тех, кого не может контролировать. Ей тжело пришлось после того как овдовела. И Леандр мальчик тщеславный. Он сын её от первого брака.

Ага. Вот откуда в нём столько амбиций и ни капли сердца.

– Они… не простят тебе, если ты будешь слишком сильной. Или слишком свободной.

– А если буду что тогда?

Он усмехнулся. Грустно.

– Тогда они попытаются сделать тебя удобной. Женить, отправить в монастырь, лишить титула… способов много. Но я не позволю.

В его лице проступила власть не как у тех, кто громко орёт, а как у тех, кто знает цену каждому приказу.Он выпрямился, насколько мог.

Он не из высшего круга. Но честный, умён. И не боится сильных женщин.– Ты моя дочь. И я хочу защитить тебя. Поэтому… я выбрал тебе жениха. Не ради сделки. Ради безопасности.

Я вдыхаю. Глубоко.

– Кто он?

– Магистр Роальд.

Смотрю в чашку графа, будто там вдруг появится рецепт, как жить с этим сюжетом.Вот так. Тот самый.

– Он знает?

– Я с ним говорил. Он согласен… если согласишься ты.

И вот тут впервые – в этом новом теле, новом мире и новой роли – я чувствую, как сердце замирает не от страха, а от выбора.

Потому что… впервые за долгое время – кто-то действительно спрашивает, чего я хочу.

Магистр Роальд, – повторяю я, медленно, как диагноз, в который пока не очень верю. – Выбрал?

И – счастлива.– Предложил. Но выбор – за тобой, – повторяет граф с неожиданной мягкостью. – Я не отдам тебя в ловушку, Аделаида. Я хочу, чтобы ты была защищена.

В этом мире, где я проснулась в чужом теле, в кринолине, с мачехой-хищницей, женихом-анатомом и магом-спасителем?Счастлива.

Ну, спасибо, конечно. Но дайте-ка я сначала разберусь, кто здесь кто, и, главное, кто я вообще.

Я встаю. Медленно, с достоинством, как будто не сбежала бы сейчас в первый же угол с книгами.

Могу я попросить… оставить меня в библиотеке? Наедине?– Благодарю, отец, – говорю, и странное ощущение прокатывается внутри при этом слове. – Я… мне нужно немного времени. Подумать. Осмыслить.

Он удивлён – но кивает.

– Конечно. Там тишина. И книги, кажется, тебе сейчас нужнее, чем чьи-либо советы.

Я кланяюсь, как умею, и выхожу.

Некоторые магически светятся. Некоторые – выглядят так, будто шепчутся между собой.Библиотека в этом замке – как храм. Тихая, полутёмная, пахнущая старой бумагой, пылью, сухими травами и, возможно, – надеждой. Свечи мерцают. Книги – повсюду. От пола до потолка, в кожаных и тканевых переплётах.

– отлично, вот оно! Практическое пособие. Год издания – 962 от Пробуждения.Я провожу пальцами по корешкам: «История Дома Альдеринов», «Закон крови и титула», «Права и обязательства дворянки, не достигшей совершеннолетия»,

Сажусь за стол, раздвигаю книги и глубоко вдыхаю.

Что ж… поздравляю. Тебя давно бы уже признали недееспособной в родном диспансере, а здесь – потенциальная партия для мага.Так, Галина Сергеевна. Ты в теле леди Аделаиды Альдерин, младшей дочери графа Эрвена. Твоя мать умерла. Мачеха – хищница с амбициями. Пасынок – потенциальный зять по её мечтам. Ты – формально живая, но недавно лежала без сознания.

«Самозащита и привилегия рода».Я перелистываю страницы, быстро просматривая заголовки: «О правах наследования при отсутствии старшего брата», «Брачные договоры с представителями магических Орденов»,

Ага. Вот это мне и нужно.

А на что ты здесь имеешь право. И кто попробует его оспорить.Пока они обсуждают мою судьбу – я её учу. Страницу за страницей. Потому что если ты попала в другой мир – первое, что ты должна выяснить: не как отсюда выбраться.

Книга за книгой, свиток за свитком – и вот я уже не просто «попаданка в кринолине», а полевой исследователь параллельной реальности с ограниченным временем на адаптацию.Свеча трещала на столе, оставляя золотистое пятно света на старых страницах.

Что я узнала?

Да, здесь есть титулы, графы, бароны и приёмы. Но настоящую власть делят дворянство и Орден магов, а уж кто из них на кого влияет – зависит от региона, политики и количества артефактов в семейной сокровищнице.Во-первых, этот мир называется Эттария, и он – не просто волшебный. Он, как выяснилось, глубоко феодально-магиократический.

Стерильности нет. Шприцев нет. Зато есть банки с пиявками и тёплая вера в целебные фазы луны.Во-вторых – магия. Здесь она не декорация, а структурированная система, оформленная в лицензии, патенты и обязательные экзамены. Магов проверяют. Младших – регистрируют. Старших – приглашают в советы. Лечебной магией владеют немногие, и по факту все полагаются на знахарей и травников, а в городах – на алхимиков. Медицинская система, мягко говоря, оставляет желать лучшего.

Ясно. Без вариантов не останусь. Но придётся быть осторожной: слишком умная барышня тут воспринимается как погодная аномалия.В-третьих – женщины. Здесь они могут быть образованными, даже владелицами имений. Но всё зависит от происхождения и ситуации в семье. Если ты – младшая дочь и без приданого, у тебя три дороги: удачный брак, монастырь или… быть кому-то полезной.

Семья на грани раздора, имущество под угрозой, и Аделаида – последняя ниточка между "тогда" и "сейчас".В-четвёртых – дом Альдеринов, к которому я, то есть, Аделаида, принадлежу. Когда-то влиятельный род, ныне – ослабленный, но гордый. Мать Аделаиды умерла рано, отец – граф Эрвен – с тех пор как будто ушёл в тень, пока в доме не появилась мачеха Кларисса, вдова с сыном Леандром.

Да уж. Спасибо, вселенная. Отличный момент, чтобы переселиться.

В большинстве случаев пугают местных. В некоторых становятся прорицателями. А если не повезёт – их записывают в одержимые.В-пятых и, пожалуй, главное: в нескольких заметках, которые я нашла в разделе «Мифы и отклонения», упоминаются люди с «нестабильной сущностью». Их называют "перекинутыми". Они… как будто здесь, но не совсем отсюда.

Прекрасно. Значит, пока я не найду подходящую легенду – действую по плану «Потеря памяти».

Я откидываюсь на спинку кресла, складывая пальцы в замок. Голова гудит от информации, но что-то внутри, наоборот, проясняется.

Жениха мне уже нашли, враги наблюдают, прошлое – молчит, а будущее – только-только начинает дышать.Я – леди Аделаида Альдерин. Дочь графа. Наследница чего-то большего, чем я пока понимаю.

И главное – думать. Быстро, чётко и с холодной головой.И если я собираюсь здесь выжить – а может, и остаться – мне придётся быть осторожной. Мягкой – но только снаружи. Улыбчивой – но не слепой.

2

Пальцы скользят по строчкам, глаза бегают быстрее, чем успевает осознать разум но это именно та радость, что невозможно подделать: я понимаю язык. Письменность – изящная, с завитками и старинными орфографическими выкрутасами, но всё читаемо. Где-то – легко, где-то – как медицинская карта, написанная дерущимся врачом, но смысл ускользает нечасто.

Спасибо за это, местное подсознание. Или тело. Или кто тут отвечает за автоматическую калибровку мозга под реальность.

Собой новой. Вернее – адекватной версией себя, не выкинутой в тело без мануала, а вооружённой хоть какой-то теорией.Я даже улыбаюсь. Редко, но искренне. Сидя между книг с названиями вроде «Об устройстве орденской магии и налогах», «Роль женщины в управлении имением при слабом лорде» и «Сборник административных проклятий, 4 том» я чувствую, что снова становлюсь собой.

Складываю одну из книг в стопку и тянусь к следующей – и тут…

Скрип.

Дверь. Медленно. Без стука.

Я напрягаюсь, инстинктивно выпрямляюсь, как на обходе, когда заходят проверяющие.

Роальд.В проёме появляется фигура. Тень. Высокий. Спокойный. Без плаща – в тёмной рубашке, расстёгнутой на одну пуговицу больше, чем нужно.

Конечно. Кто ж ещё будет так бесшумно открывать дверь, словно входит не в библиотеку, а в операционную, где нельзя тревожить астральное тело пациента.

– Не хотел пугать, говорит он спокойно. Голос у него всегда тихий, но плотный. Он не растворяется в воздухе он проникает. Просто… решил проверить, не устали ли вы. Или не сбежали ли. Что, пожалуй, одно и то же.

– Проверяете меня, магистр? я закрываю книгу, не вставая. Или сопровождаете?

А проверяю по долгу здравого смысла. Девушка, упавшая с лестницы, а затем проворачивающая ужин с мачехой, кузеном и графом так, будто всю жизнь вела светские дуэли – вызывает интерес.– Сопровождаю. По долгу заботы.

Я вздыхаю. Медленно. Слегка утомлённо. Но с достоинством.

– Простите, я плохо себя чувствую. И просто решила – вы не поверите – почитать. Занятие простое, земное. Знаете, бывает полезно, когда не помнишь, кто ты.

Не угрожающе. Просто как человек, который не боится границ, потому что умеет их видеть.Пауза. Он входит чуть ближе.

– Вы помните больше, чем хотите показать, говорит он. А может быть, просто… не та, кем были.

– Вы очень наблюдательны.

– Работа такая. Магистр, целитель, хроникёр. И, возможно, по совместительству – будущий жених.

Ах, вот оно как. Без обиняков.

Я поднимаю глаза.

– Это пугает вас?

Он усмехается уголком губ.

Вы остались читать свод законов.– Нет. Пугает, что вы не испугались. Обычно на этой стадии девушки падают в обморок. Или начинают шептать про духов. Вы же…

– Так я и есть дух, отвечаю. Только дисциплинированный.

Он приподнимает бровь.

– Тогда, дух, прошу вас. Вы заслужили прогулку. А то свечной дым вреден для лёгких, даже привнесённых.

Я встаю. Медленно. Ровно. Не потому, что слушаюсь а потому что интересно, что будет дальше.

Он стоял у полки, медленно перебирая корешки книг, будто искал не столько названия, сколько нужные слова.

Не как я представлял… и гораздо интереснее.– Здесь удивительно, – наконец сказал он, не оборачиваясь. – Эта библиотека. Дом. Ты.

Я села за стол, положив ладони на раскрытую книгу. Она уже ничего не говорила мне – все мысли были где-то между строк и взглядами.

– Значит, ты всё-таки согласен, что я – не отсюда?

Ты не просто Аделаида. Ты – возможность, о которой молчат хроники.– Я не могу это доказать, – мягко сказал он. – Но чувствую. Не сердцем, не разумом – магией.

Он подошёл ближе, сел напротив. В его голосе не было напряжения. Только ясность.

Я уезжаю. По делам. Сначала в столицу, потом – в северные земли. Это займёт… около года.– И поэтому я не хочу торопить тебя.

Я подняла взгляд.

– Год?

Ты не обязана быть моей женой. Даже если все уже решили за нас.– Да. Много, но и мало, если подумать. За это время ты сможешь… освоиться. Понять, чего хочешь. Хочешь ли вообще чего-то от меня.

Редкость в этом мире.Я помолчала. Внутри – не паника. А благодарность. За то, что он – не ловушка, а пространство.

– А ты уверен, что не обидишься, если я… решу не быть леди под руку?

Он улыбнулся, наклонившись ближе.

– А ты уверена, что не обидишься, если решишь быть ею?

Молния прошла по спине – не от слов, от интонации. Там не было ни насмешки, ни жалости. Только уважение. И лёгкий вызов.

И ты скажешь, кто ты. И со мной, или без меня – ты всё равно будешь хозяйкой своей судьбы.– Я оставлю тебе письма, продолжил он. Где буду, чем занят. И, если захочешь можешь отвечать. Или молчать. А через год я вернусь.

Он поднялся, кивнул и вышел.

это не прощание. Это – начало.Я осталась одна в тишине библиотеки. С книгами. С домом. С собой. И вдруг ощутила:

Сад оказался вовсе не садом – а настоящим зелёным лабиринтом, скрытым между крыльями замка. Вечерний свет ложился на дорожки мраморным отблеском. Воздух пах мятой, сырой травой и чем-то еле уловимым то ли ладаном, то ли ночной магией.

– Здесь редко кто гуляет, говорит Роальд, ведя меня по тропинке между стрижеными кустами. Слишком темно, слишком тихо.

Он идёт рядом, но не слишком близко. Между нами расстояние ровно такое, чтобы я чувствовала его присутствие кожей, но не могла назвать это прикосновением.

– Почему вы действительно согласились? спрашиваю. Жениться, если уж называть вещи своими именами.

И… потому что вы нарушаете узор.– Потому что чувствую, что ваша судьба будет пересекаться с моей, хотите вы того или нет.

– Узор?

Вынимает из-за пояса тонкий серебряный диск с выгравированными кругами и символами. Поворачивает его так, что он ловит свет луны и вдруг гравировка мягко светится, словно откликнулась на что-то вокруг.Он останавливается.

Сейчас он показывает, что рядом – нечто чужеродное. Не опасное, но… вне системы.– Амулет следит за колебаниями эфирного поля. Маги используют его, чтобы находить порталы, нарушения ткани реальности… и аномалии.

Свет на гравировке меняется: круги пульсируют, словно дышат. Один внутренний вдруг вспыхивает золотисто-розовым.Он поворачивает диск в мою сторону.

Я делаю шаг назад.

– То есть, это… я?

Именно поэтому рядом с вами я чувствую… странную ясность.– А вы думали, это кустарник? мягко усмехается он. Да, миледи. Ваша аура… чужая. Она не разрушает магию, но влияет на неё. Поглощает избыточную энергию. Стирает "магический шум".

– Как… выжатый лимон?

Он смеётся. Настояще негромко, но искренне.

– Нет. Скорее как после укола антидота когда яд уходит, а разум возвращается.

Мы идём дальше. Листья шелестят под ногами. Где-то в кустах стрекочет ночное существо.

– Так кто же я, по-вашему? спрашиваю, не глядя на него.

– Думаю, вы – не она. Та, кто была Аделаидой раньше.

Медленная. Вечерняя. Весомая.Пауза.

И если вы хотите жить этой жизнью вам придётся стать больше, чем просто чужой душой в кринолине.– Но вы стали ею.

Я смотрю в небо. Звёзды здесь – крупнее. Как будто этот мир тоже смотрит на меня в ответ.

И, кажется, ждёт, что я скажу ему: "да".

Мы остановились у фонтана – старая мраморная чаша, обвитая плющом, в которой вода тихо плескалась, отражая луну как жидкое серебро. Воздух стал чуть прохладнее, и я обернулась к нему:

Что значит – "ясность"?– Вы сказали, что чувствуете меня по-другому.

Он долго молчит. Потом кладёт ладонь на край фонтана, словно ищет в холоде опору.

И не совсем человеческое восприятие.– То, что я чувствую, – не совсем магия.

Я напряглась.

Он взглянул на меня. Прямо. Без тени притворства.

И у меня… сильнее связь с энергией мира. Я чувствую, когда ткань реальности шевелится.– У меня… драконья кровь. Очень старая. Разведённая за поколениями, почти исчезнувшая. Но осталась. Я не могу обращаться, как легендарные первородные. У меня нет крыльев, чешуи, дыхания огня. Но… я слышу вещи. Чувствую ложь как резонанс, вижу сны, которые потом сбываются у других.

Я ощущаю – для него это не пафос. Это обнажение.Он замолчал, и в этой паузе были годы – годы одиночества, в которых он молчал об этом.

– И это… плохо? – спрашиваю я тихо.

Ни в одном мире.– Это странно, – отвечает он честно. – Маги меня боятся. Люди – уважают, но не приближаются. Моя кровь делает меня… не совсем своим.

И, может быть, в этой "чужести" есть какая-то новая точка опоры.Мы смотрим друг на друга. И вдруг я понимаю: я тоже – не своя. Но я здесь. И он – здесь.

– А вы… чувствуете, что я – не из этого мира? спрашиваю с замиранием сердца.

Он кивает.

– …сложного пациента? подсказываю с улыбкой.– Не умом. Не логикой. А кожей. С того самого момента, как вы посмотрели на меня не как на мага, а как на…

Он улыбается в ответ.

А я – не хочу вас отпускать.– Именно. Вы не боитесь меня.

Как первая искра в сухом воздухе перед грозой.Пауза между нами – глубокая, как сама ночь. Не романтическая – пока. Но насыщенная чем-то живым, настоящим.

Я немного приподнимаю подол платья, чтобы не запутаться в узких тропинках, и вдруг останавливаюсь.

О вашем мире. О народах. О том, куда я попала.– Раз уж вы заметили, что моя душа… не отсюда, – говорю я тихо, но прямо, – тогда расскажите мне.

Роальд останавливается рядом. Несколько секунд смотрит в темноту, будто собирает ответ не из слов – а из звуков, запахов и ощущений.

– Хорошо, кивает он. Но предупреждаю: правда здесь сложнее, чем в учебниках.

Мы идём дальше. Фонтан остаётся позади, впереди плетёные арки из винограда и ночных цветов.

Он… вырос. Из ветвей времени, из памяти самой земли. И в этом мире живут не только люди. Есть и другие.– Мир называется Эттария, говорит он негромко. Его не рисовали боги, как в легендах, и не создали маги.

– Какие? спрашиваю.

Он начинает загибать пальцы как будто не просто перечисляет, а вспоминает каждого по имени.

Но именно они чаще всего – правят. Или притворяются, что правят.– Люди самые многочисленные. Их королевства, герцогства, ордена. Разрозненные, гордые, упорные. Тысячи традиций, ни одного общего закона.

– Убедительно.

Их осталось мало. Но один их взгляд может сжечь ложь, как кислота сжигает ткань.– Эльваны не путать с эльфами из сказок. Это раса, чувствительная к потокам мира. Они живут дольше, чем люди, но платят за это ценой: не могут лгать. Не потому что благородны – потому что магия их карает.

– Напряжённое соседство, замечаю я.

– О да. Особенно на приёмах. Дальше – дреорны. Их называют земными. Полулюди, полудревесные. Они умеют слышать голос почвы, могут заставить камень шевелиться, траву цвести и мхи светиться в темноте. Редко покидают свои рощи. Но если приходят – значит, беда рядом.

– А маги? спрашиваю. Это раса?

Но… есть те, в чьей крови магия живёт сама по себе. Такие, как я.– Нет. Магия это способность, а не кровь.

Он замолкает. Я слышу, как где-то скрипит ветка, как будто сад тоже слушает.

И что если долго смотреть в их глаза можно увидеть свой конец. Или своё начало.– Бывают ещё теневые, продолжает он. Их мало. Они не раса скорее, остатки чужого мира. Иногда появляются. Иногда исчезают. Говорят, что в них живёт другая реальность.

Я вздрагиваю.

Он смотрит на меня спокойно.

Вы уверены, что вы – не одна из них? Не из тех, кто пришёл не по воле, но по замыслу?– А теперь скажите, Аделаида…

Я не отвечаю сразу. Где-то в груди щемит. То ли от страха, то ли от того, что кто-то наконец задал тот самый вопрос.

Я выпрямляюсь и смотрю ему прямо в глаза.

Но я хочу это выяснить. Не по слухам, не по титулу – а по правде.– Я не знаю, кто я в вашем мире, Роальд.

Он улыбается. Медленно. Почти… уважительно.

И запомните: здесь тот, кто ищет – уже опаснее, чем тот, кто верит.– Тогда начнём с начала.

Мы молчали на обратном пути. Сад засыпал, шептал травами и стеблями, как будто сам укрывался под звёздным покрывалом.

Да ещё и честный, зараза. Чуть ли не первый мужчина в жизни, который видит во мне не «слабое место», а силу, которую стоит изучать, а не приручать.Я шла рядом с Роальдом и думала: Жених. Маг. С драконом в роду и амулетом в кармане.

Но чем дольше я шла, тем чётче понимала: мне этого мало.

Да, брак – это, наверное, удобно. Это статус. Защита. Спокойствие графа. И даже ощущение, что ты кому-то нужна.

В кринолине, со шрамами на душе и медицинским складом ума.Но я не хочу быть нужной как приложение к титулу. Я хочу быть самодостаточной. Опорной. Чтобы, если случится шторм я не держалась за мужа, а могла встать сама.

– Спасибо за прогулку, говорю, когда мы подходим к дверям в библиотеку.

Он кивает, чуть прищурившись:

– Вы устали?

– Нет. Я просто… думаю.

– О чём?

Я поднимаю взгляд. Внутри не сомнение. Внутри – план.

А потому что я решила идти рядом. А не держаться за локоть.– О том, что вы человек интересный. Очень. Но если я выйду замуж то не потому что меня надо защищать.

Он смотрит на меня серьёзно. Долго. А потом кивает. Медленно. С уважением.

Вы – уже часть этого.– Это… правильный подход, произносит он. И редкий. Я могу ждать. Но, Аделаида… Вы не просто душа из другого мира.

Я вхожу в библиотеку и закрываю за собой дверь.

Прислоняюсь к ней спиной, и впервые с того дня, как проснулась в этом теле, чувствую:

И теперь мне надо не выжить. А вырасти.Я не просто попала сюда. Я – пришла.

Словно где-то в глубине начался медленный процесс слияния: души и оболочки, воли и мира.На следующее утро я проснулась раньше, чем хотелось. Свет мягко лился через узкое окно, где-то каркала ворона (или это были местные петухи – не успела классифицировать), и тело уже не ощущалось чужим.

Я встала, умылась из кувшина – без душа, но с достоинством – и позвала Теллу.

Она вбежала, как всегда, будто за ней гнались привидения с половником.

– Миледи! Как вы себя чувствуете? Желаете каши с фруктами? Или, может, отвар шиповника с корицей?

Пора напомнить всем, что леди Аделаида – не бледная тень.– Телла, – перебиваю её мягко. – Я хочу пройтись по замку. Познакомиться с людьми. Слуги, стража, кухонные, библиотекарь… Я не хочу быть той, кто ходит только на ужины и падает с лестниц.

Она хлопает глазами, будто я только что объявила о строительстве госпиталя в подвале.

– П-прямо сейчас, миледи?

Ты будешь моей проводницей. Ты ведь всё здесь знаешь, правда?– Прямо сейчас.

Телла сияет. Как будто её повысили до камердинера Императора.

– Только?– Конечно, миледи! Всё покажу. Только…

– Если вас вдруг спросят, зачем… может, вы скажете, что… граф велел?

Я улыбаюсь. Медленно.

А теперь – вперёд. С кухни начнём. Я хочу знать, кто готовит еду, которая по вкусу напоминает анатомический бульон.– Телла, если меня спросят, я скажу, что я – хозяйка своей жизни.

Запах поджаренной муки, подгоревшей крупы и слегка припрелых тряпок врывался в нос с напором – как будто его целенаправленно выпускали, чтобы прогнать непрошеных гостей.Кухня располагалась в южном крыле, ближе к заднему двору, и уже на подходе к ней становилось ясно: там живёт огонь, жир и шум.

О, боги санитарии.Я вошла, и…

Передо мной раскинулся хаос в кастрюлях. Громоздкие горшки кипели на печах, из которых валил пар. Крупные столы были покрыты мукой, хлебными крошками и какими-то подозрительными обрезками теста. Один из столов – явно для рубки мяса – демонстрировал коллекцию ножей, кровавых следов и, возможно, трофей с прошлой недели.

Крупная, с руками, как у кузнеца, щёками, напоминающими надутые пирожки, и голосом, от которого дрожали крышки на котлах.У печи стояла главная фигура этого кулинарного паноптикума – повариха.

И кто, чёрт тебя дери, уронил нож в суп?!– Жульен! Где моё сливочное?! Ты опять всё вылакал с кашей?!

Она повернулась – и увидела меня.

Мука зависла в воздухе. Поварята – юные, вечно потные, краснолицые – застопорились с половниками наполовину поднятыми.Пауза.

Один мальчишка был босиком. Второй – в сапогах, которые стоило бы сдать в археологический музей.Я осмотрела их – грязная одежда, заляпанные фартуки, засученные рукава, у одного на щеке размазан лук (возможно, ещё вчерашний).

Спокойно. Почти как на обходе инфекционного отделения.– Доброе утро, – сказала я.

Повариха вытерла руки о фартук, чем только усугубила его внешний вид, и кивнула.

– Миледи Аделаида… честь для нас.

Быть может, за «прошлой» мной числились визиты с претензиями. Или, наоборот, с интересом.И это было искренне. Не привычное поддакивание, а что-то вроде уважения – или опаски.

– Я решила навестить вас. Посмотреть, кто кормит наш дом. И узнать, откуда в каше был привкус мыла.

Поварята дружно закашлялись. Один чуть не уронил таз с морковью.

– Мыло?! Да чтоб мне… Да я ж сама мешала!

Телла, запиши: экспериментальное направление в гастрономии.– Значит, мыло авторское. Интересно.

Телла шмыгнула носом, но кивнула с выражением «миледи, не увлекайтесь, мы тут не выживем».

Я прошлась между столами. Остановилась у кастрюли, осторожно вдохнула.