Приключения лимитчика в столице 3

Андрей Киров

Приключения лимитчика в столице 3

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЛИМИТЧИКА В СТОЛИЦЕ

Книга третья

Часть первая

«Я принимаю бой, быть может,Я много беру на себя,Быть может я картонный герой, но, я принимаю бой…» Константин Кинчев, песня «Земля», альбом «Блок Ада». рок-Группа «Алиса».

ПРОЛОГ

В своей жизни я совершил три очень глупых поступка. (На самом деле я их совершил больше, но это самые основные, корневые, super- глупости, за которые, за их масштабный позор, меня сразу надо поставить к стенке без суда и следствия и офицер скомандует: «Пли!». Как в каком-то советском фильме про пламенного революционера из Ботсваны, он с Лукичём прятался в шалаше одно время, когда собрался наступать на Зимний с Троцким, Свердловым и Апанасом Банфлайером.

Первая глупость – когда перестал думать, отключил аналитическое мышление в голове и пустил жизнь на самотёк. Лет с 16-ти я начал его отключать, постепенно, чтобы сразу не впасть в социально-бытовой идиотизм, отдаляться от реальности. Реальность, окружающая меня в провинциальном городишке с метами полощущегося во дворах на верёвках белья, как флаги развевающиеся на ветру на балконах хрущёвок, убогой бытовой рутины выражающейся в прогорклом запахе кухонь с ярко выраженным миазмом жаренной на маргарине и сале картошки (справедливости сказать с продуктами в магазинах в то время в провинции – такое положение – status quo – оставляло желать лучшего) пробивающем даже двери и хорошо чувствуемом в подъездах, бесхитростным алкоголизмом обывателей, грубой, состоящей в основном из матерных словосочетаний разговоров, невежеством и косностью шлакобетонного проекта, – вся окружающая обстановка и атмосфера меня шокировала, убивала мою легкоранимую натуру и подталкивала к эскапизму. Т.е. подсознательному бегству от действительности. (Так шифруется этот термин у интелло – любителей мутных понторезных инновационных литпрограмм.) И всё больше начал погружаться в иллюзии, мир вымышленный, и однажды во время прогулки по скучным улицам открыв, что можно предаваться фантазиям прямо на ходу, строить у себя в голове развлекательные картинки – я в него погрузился по поговорке: « нельзя в одну реку войти дважды». Вот эти картинки и заменили мне в отключённой на анализ событий программе во вриндаванакришналоке (голове). Чтобы не спятить окончательно, наблюдая ежедневную скучную пошлятину жизни друзей и знакомых. Да и остального электо-трактора (электората, people’а, обывателей) если уж быть честным по отношению к своей совести. Или, как говорила мамаша Смейка – он мне рассказывал: « Но, ведь это ЖИЗНЬ, сынок» Как же скучна и пошла ваша жизнь, товарищи взрослые, в руки тому насрать кто придумал такой распорядок для зачморенного, трусливого, боящегося собственной тени, гомы сапиенса, шарахающегося по мутным каналам существования в поисках где приткнуть бы свой жирненький дряблый зад: «И птицы имеют гнёзда, а сыну человеческому голову преклонить негде»! (Как сказал в одной древней книжке Иисус Христос своим ученикам) А сынок уже тогда, отрастив длинный хайр и намастрячившись более-менее лабать на гитарке замыслил свалить из совка… Он думал, что там ЖИЗНЬ другая… Вот и член-то! но не академии наук.

До этого, начиная с 15-и лет я слишком много думал в чём смысл жизни, в чём истина, есть ли Бог, и есть ли предел Вселенной. Додумался до того, что заморочился полностью. Думать о таких высоких материях я начал по двум причинам: первая причина, вероятно проистекала из ломки сознания и психики в период взросления, острого восприятия окружающей действительности, страха перед будущим, и – бытовуха – сука, меня вгоняла в тоску, и вторая причина, она же являлась как бы приложением к первой – с 8-го класса у меня вся морда начала покрываться угрями, я начал сильно комплексовать перед девушками. (Я их давил-давил, давил-давил, но их не становилось меньше. На месте одного выдавленного прыща появлялось сразу два, а то и три, как в известной русской былине, когда богатырь Никита Кожемяка отрубал Змею Горынычу голову, а на её месте вырастало две. Один старший товарищ сказал мне, что надо чаще ебаться тогда все угри пройдут. Хорош совет, нечего сказать! С такой угрястой мордой, какая у меня была в то время я на пушечный выстрел боялся подойти к понравившейся девушке, а тем более предложить ей романтическую встречу при луне и в соответствующих декорациях. И третья причина, так сказать, корневая – о ней я написал выше, и в других романах упоминал. (Только включая эту программу в аварийных или близких к таким ситуациях.) Одновременно с мыслями о смысле жизни в голову приходили мысли о смерти. Причем такого плана: а зачем чего то делать, если все равно умрешь? Если все твои начинания, прожекты, цели тщетны! Обесцениваются на корню мыслью, что рано или поздно склеишь ласты, а через какое то время, причём весьма непродолжительное, у большинства" и никто не узнает где могилка твоя…» как поётся в одной песенке. Год, два, три четыре, ну пять, и могильный холмик, под каким тебя успешно жрут черви, зарастёт травой, даже, если ты был при жизни очень известным человеком, типа актёром кино. Чего уж говорить, какой базар, про обыкновенного тележника (автолюбителя) рвущего на двух-трёх работах жопу, чтобы выплатить кредит за телегу, и успешно засирающем экологию в близлежащем пространстве социума. Надо сказать мысли такие мне начали приходить слишком рано, не по возрасту… Став взрослее я начал искать ответа на эти вопросы в умных книжках умных авторов. Безпонтовое занятие! «Умные» авторы сами не могли сказать по этому поводу ничего вразумительного, сами толком не шарили в теме, подменяя пространственными мутными рассуждениями своё бессилие и убожество по данному предмету. Одновременно с этой мегаэкзистенциальной заморокой меня больше занимал вопрос: неплохо бы вдуть понравившейся однокласснице! И не только ей, надо сказать! Признаюсь, уже в том возрасте у меня было сильное желание вдуть как можно большему количеству представительниц по настоящему без понтов, фальши и отвязных покемонов, прекрасного пола. В классе мне там одна очень нравилась… Ещё нравилась в параллельном классе, и ещё одна красивая девчушка на два года младше… Впрочем об этом я слегка написал в романе «Портрет знакомой женщины». Тем более всё равно на них, как показало дальнейшее существование, не было ответа. Моим сверстникам и одноклассникам такие мысли не приходили в голову. Им вообще ничего такого в голову не приходило. Одна сплошная бытовая пошлятина. Не в том смысле в каком понимают её некоторые интелло, а в самом прямом – бытовая. Положа руку на сердце мои одноклассники чуть-чуть ушли в своём развитии от Валеры Дауна. (О Валере Дауне речь ниже.)

Отключение произошло в сентябре 1979 года, после окончания среднеобразовательной школы, когда я сидел на лавочке в сквере, в центре нашего городка, где стоит водонапорная башня – одно из архитектурных знаковых памятников города, – на перекрёстке улиц Ленина и Советская, кинотеатр «Октябрь», центральный рынок. После миллениума ещё наоткрывали Торговый «Центер» «Витязь» да в рот вы все ……, и находится – как положено все дела – куча прочих магазинчиков и учреждений в двухэтажных каменных домах ещё дореволюционной застройки.

Так вот, сел я на лавочку – классическую деревянную с толстыми прямоугольными брусовыми моно-горизонтальными сиденьями и спинкой, с чугунными литыми перилами-завитушками по бокам спинок (такие лавочки у меня почему то ассоциировались с сельской эстетикой тургеневских рассказов) и отключил в черепной коробке программу на аналитическую деятельность мозга. Мне до этого один продвинутый чувак показал как отключать… Открываешь, говорит, черепную коробку, вот здесь над правым ухом надо надавить слегка пальцем, там углубление чувствуешь, кусок кости сам отойдёт в сторону, только не слишком сильно дави, осторожно засовываешь палец к затылочной части, только смотри очень осторожно, он заскользит по серому веществу мозга, будет слегка неприятно и там, где гипоталасмус нащупаешь шишечку, надави на неё не слишком сильно несколько раз и программа отключится… Ты сам это почувствуешь когда программа отключилась… Понял? Так он меня проинструктировал.

Поняв, что в этой жизни она всё равно не запрограммирована на открытие главных тайн Бытия, а мелкие ежедневные события мозг фиксировал автоматически и реагировал согласно протоколу текущего момента, наводили на меня тоску и уныние, я вспомнил его инструктаж, даже записал на тетрадном листке, он у меня был в кармане, и проделал эту операцию прямо на лавочке в пасмурный сентябрьский день. Всё равно народу как по заказу почти не было, то есть, он ходил по тротуарам вдали от меня, но через этот сквер редко кто заворачивал сюда. Будний день, все сидели по конторам, по магазинам, учреждениям. И это было первой моей глупостью. То есть, когда я присел на лавочку у меня крутилась мысль: « что делать дальше?» Подать документы в местный машиностроительный институт – филиал Владимирского института или поработать год и идти служить в Армию. Ни первый вариант, ни второй варианты не вызывали во мне особенного восторга.

Второй глупый поступок напрямую вытекающий из первого это то, что я пошёл служить в Советскую Армию (надо было всё таки поступать в институт, но не в машиностроительный, а в какой-нибудь гуманитарный из трёх зол выбрать наименьшее, а я сунулся по недомыслию в машиностроительный совсем мне не по профилю, будучи человеком талантливым с искрой Божьей, я не технарь я на дух не перевариваю железо, провода, пластмассу, всякие компьютеры – игрушки для детей и неполноценных взрослых особей, равнодушен к автомобилям, на которые молится середняк мудни-поп – местечковый примитив-джурилл… когда я туда сунулся в муромский машиностроительный институт для подготовки к экзаменам это ещё в августе. Там помимо математических и физических задач в которых я ни в зуб ногой ещё пристегнули – как не пришей к пизде рукав – марксистско-ленинскую теорию построения коммунизма – махрового ебанизма. Это уже было слишком! полная жопа! гниловатый проект! помойный эксперимент!.. Я сразу сдал назад поняв на подсознательном уровне, что эти теории рассчитаны на биороботов, лакеев, прислугу низшего и среднего звена, лизоблюдов, пополизов, чтобы от их изучения плавились провода в головах у таких особей начисто отбивая способность к индивидуальному творческому мышлению. Так как Советский Союз находился на издыхании, коммунистическая теория изначально оказалась фальшивой и несостоятельной то и Советская Армия в каком то смысле была отражением общего настроя и духа. Как я уже написал в первом томе, в Армии, в основном среди солдат были дембельские настроения. Прошёл день и ладно. Дембель стал ближе. « Дембель стал на день короче – дембелям спокойной ночи!» – такая, типа, поговорки ходила широким махом среди солдат отслуживших год и более. Единственный положительный момент, какой я вынес из службы в армии – самостоятельный опыт жизни вне дома, который мне очень пригодился, когда я приехал в Москву и начал жить в общежитиях, сначала в юношеском потом во взрослом.

И третий-четвёртый два ещё глупые поступка, это то, что в первый раз я женился на Тамарке, а через полтора года ещё не отойдя толком от дурмана – неудачного опыта семейной жизни, женился во второй раз – из огня в полымя – на одной вдове, у неё до меня было около 60-ти рыл. Сама она родом была из Украины такая черноволосая кареглазая хохлушка вместе с мамашей приехали в мегагородище замученных тягло-работой (кстати, работа от слова раб) лимитчиков и продуманных стерильных папуасов, высматривающих со своих узкоквадратов стандартных башен, где бы срубить баблишка своим злым макакам на трусишки… Макаки на государственных квадратах расселись гроздьями и сосали мозги своим стерильным папуасам. Мамаша завела роман на курорте в Сочи, подцепила там москвича, он в неё въёбался капитально, «Галина, я тебя люблю выходи за меня замуж», а сам был типа инвалидом не знаю по какой части не уточнял; через три года инвалид – нахуй, то есть «поставил лыжи в угол» (они там до сих пор гниют), а Галина стала полноценной москвичкой в трёхкомнатной квартире. У Оксаны (так звали вторую жену, как у Вакулы, в натуре!) был старший брат, москвич ее мамашу с двумя детьми взял во как ловко она ему мозги припорошила перцем и огорошила дыней с бахчи. Так что её мамаша в столицу приехала уже с весомым «прицепом» и не на шару. В смысле лимитой в общагу – кочерыжить ляляку на железной кровати, а днём хуячить стены мастерком в новостройке, штукатуром, а сразу в трешку нашла своего «принца» в столичных декорациях он её в театр сводил, Галина ты моя дама сердца! Но, как я уже отметил в предыдущих томах в Москве жениться на шлюхах, прополоскавших в своих клоаках ни один десяток грязных болтов – дело обыденное… после миллениума в российских мегаполисах шлюхи стали называться « свободными дамами». (И считается нормой отношений: число обнулённых куколд-задротов, сделавшихся у современной городской дамы чем то вроде разменной монеты, растёт ни по дням, а по пилюлям.)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Новый 1987 Год я встретил как пидор-вспот на вафлизме – образно выражаясь. (Вафлизм, вафлист, вафлёр – хуесос, местное вульгарное арго.) Эмоционально повествуя, если перевести на нормальный язык – паршиво. Вдвоём с Бобсом в его занюханной грязноватой, пропахшей табаком комнатёнке. И это после того Нового Года в обществе двух аристократок и одной экзальтированной аборигенки на которой я ёбу давшись не разобравшись с наскока – безмозговый вариант – женился.

Выпили водки, сначала одну бутылку, зажрали, типа картофельным пюре с сосисками, колбасой, салатом из капусты с морковью, потом вторую, когда смотрели телевизор, как Михаил Сергеич поздравил советский народ с Новым Годом, потом этот ебучий Голубой Огонёк, минут 20 меня хватило его смотреть, да ну нахуй, я сорвался куда то ехать в новогоднюю ночь, в какой нибудь бар, торкнуло меня по пьяни, найти какую нибудь бабу: сидеть перед теледурбанатом уже не хватало терпения и я фраернулся искать на жопу приключений. Хотя Бобс, оставайся, говорит, куда сейчас пойдёшь, вон у меня матрас есть запасной, ему Пашка Геркулес оставил, после того как свалил из общаги, но я его не послушал и ушёл.

Вышел из подъезда на улицу. Пустынно. В окнах горят разноцветными гирляндами новогодние ёлки, играет цветомузыка, доносится пьяный смех и песни; народ отмечает на полную катушку.

Постоял, выкурил сигарету и вернулся обратно. Это был, как я потом проанализировал ситуацию, первый звоночек возрастного изменения. До этого, вот и хуй то я бы вернулся, если меня понесло на приключения по пьяной лавочке на свою попу искать. Вышел бы на дорогу, стал бы ловить тачку. Хотя в новогоднюю ночь это весьма проблематично. Застопорить точилу, но тем не менее…

"Давай, – говорю Бобсу, – доставай матрас."

Вместо матраса Бобс вытащил из загажника ещё бутылку водки.

"Давай сначала накатим."

"Давай."

Накатили. Курили, смотрели телевизор. Голубой огонёк. Когда начал петь академический хор русской песни меня пробило на слезу. Пиздец, молодость прошла! " Я московский озорной гуляка…" – как гениально написал Сергей Есенин. Такая конкретная мысля на алкашке открыла мне страшную истину. И как то незаметно хуёвски она у меня прошла! Даже обидно! Общага, стройка, тягло-работа на Карабаса Барабаса, полуголодное существование, ёбля по пьяни всяких полупьяных шкур, уже до меня пользованных, за исключением горьковского мини-романчика, женитьба на ёбнутой смешной выхинской папуаске – ни для души, ни для сердца.

Ещё накатили… и ещё…

Потом Бобс отрубился на шконке. Прямо в одежде.

Я достал из шкафа полосатый матрас, расстелил у импровизированного стола – полки из ДСП прибитой к стене напротив и бросил кони на матрас, тоже прямо не снимая рубашки и джинсов…

Вообщем, к этому моменту я начал прозревать, что Москва для меня это глубокая безнадёжная жопа! (Провинция тоже жопа. И даже более глубокая чем столица, но она хотя бы роднее по поговорке: где родился, там тебя и приложат головой об угол.) Проблески прозрения у меня случались, когда я жил в общежитиях, особенно когда переехал во взрослую общагу на улице Вильнюсская, в Ясенево. Голова моя забубённая начала включать аналитическую программу попав в экстремальные условия существования. Сама начала, на автомате, и не надо было черепушку вскрывать. Анализировать события проистекающие вокруг, но не совсем чтобы чётко… Бешеный ритм жизни мегаполиса засосал под завязку – ни вздохнуть, ни пёрднуть, когда начал впахивать на стройке, и контингент, с каким приходилось общаться, был далёк от таких высоких тем. Чтобы получить банальную прописку московскую надо отхуячить на стройке 4 года. И чего дальше, когда ты её подзалупил, т.е. получил, эту гнобень – прописку; надо ещё несколько лет пырять за своё жилье от организации на той же стройке! А то лимитчики едва получив свою комнатенку сразу стараются свалить в другую организацию, где больше платят. Это как крепостным крестьянам в царской России, в 1861 году дали свободу, а землицы то вам мужички – хуй на рыло! Опять надо идти к помещику наниматься! По части объеба населения у власти сосущие поднаторели в этом деле! Для безлошадника куда ни кинь – везде клин! Везде надо идти кланяться, офисов расплодилось с паразитами « требуется на работу программист-онанист, зарплата достойная, выше всех похвал, коллектив дружный, голодные дамы согласны на полшишки полувставшего… полностью у программистов не встает, запасайтесь парни, виагрой, а мы уж так и быть спустим трусишки, встанем в обед на коленочки, сосалкин блюз побалуем вас оральными ласками, может и Спиридон Яковлич природный стерил потрётся писюном выпишет премию на поездку в гренобль… Компьютер энергии до хрена качает- отсасывает!.. даже круче чем заядлая минетчица не выпускающая изо рта мужской половой орган, или его прорез-заменитель из секс-шопа, если нет оригинала поблизости. Оригиналов, кстати, после миллениума московским дамам перестало хватать… половина оригиналов в нерабочем состоянии… одна видимость, что там что-то болтается, как хвост у старого осла…

После Нового Года, встреченного мной более чем аскетично, началась череда тяжёлых для меня жизненных испытаний (она и не прекращалась после того как я приехал «покорять Москву») говоря высокопарным протокольным слоганом советской чиновничьей бюрократии. Ну, об этом я уже написал в конце второй книги.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Провернём киноплёнку на несколько месяцев вперед и остановимся на 28 июля – День Рождения автора – 1987 года, как я его встретил и познакомился с этой вдовой хохлушкой, которая зимой стала моей законной второй вайфой в этом страшном, неуютном, высасывающим мужскую энергию городище.

Если не считать нескольких эпизодов позорного характера, то за это время с Нового Года до Дня Рождения и вспомнить то особо нечего.

Один в мае вспомнил позорный случай о каком старался потом забыть, но уж напишу.

Импровиз-ремарка №1

Значит, в мае числа 25-го, понедельник, уже второй или третий день шёл дождь, такой майский холодный, с ветерком, то шёл, то переставал, но не в раком-сити, на улице было сыро и холодно, с тоски зачмонился в «Турист», там встретил знакомого, уже не помню как зовут, чувак лет 24-х, но пил безбожно, по нарративу, всё что горит, уже правда не ёб, всё что шевелиться (если дополнить это нарр, т.е. поговорку) он колбасился с какими то двумя чуваками, за столиком, кофе они не пили, а тусовались на мелководье, в надежде, что кто нибудь подойдёт из знакомых угостит. Чуваками оказались музыканты, как он их представил, из Уфы. (Ничего себе – занесло!) По их виду я бы не сказал, что они похожи на музыкантов. И были уже все хорошо накеросиненные (в состоянии опьянения).

«Чувак, прайса нет?»

«Нет.»

Какой, нах, у дворника прайс? Хотя у меня был прайс на маленькую чашку коше. Копеек 40. Хватило бы и на булочку. Ну их в кембридж в таком состоянии! Бутылка пива «Жигулёвского» на четыре рыла. Мне ни в голове, ни в жопе, да я и не хотел выпивать, а их только ещё больше раззадорило б.

Стоим, колбасимся. Он мне какого то полового органа начал рассказывать, как познакомился с малолеткой (до 18-ти пять лет осталось), а ему было 15. Как познакомились и сразу пошли в отрыв на лестничной площадке, роман, ебать конём, закрутился, шекспер (ударение на первом слоге) отдыхает! И так каждый день: то на лестничной площадке они любили друг друга, то на чердаке в компании голубей, то в подвале, то в блок-хаузе на задниках Курского вокзала. Потом малолетка его бросила через два месяца. Поковырялась в носу, оторвала кукле голову, подсыпала дихлофос в чай бабушке, прищемила дверью хвост пуделю соседке, и – на хуй! То есть в пизду! Гуляй, пацан, я уплываю на бригантине! Я нашла более перспективный проект! с машиной, большой квартирой в центре и кучей денег. Правда, папик чуть постарше меня, на полтос, но какая, в попу, разница! Он меня баблосиками балует! Выжала, говорит, меня всего как тряпку и досвидос, Гришаня! С горя я попилил веняки, но смелости не хватило, чтобы сразу – нахуй! "Нет истории, печальнее, чем эта…» И сел на стакан. И вот уже сижу 9 лет! Я ебать не хотел – какие крутые чуваки тут живут! Мне до вульвы была его подростковая love- story, но у меня самого на душе было паршиво, и, когда он выдвинул идею нааскать прайса на вайн (просить деньги у прохожих на вино, хипповский сленг) я согласился. И попёрся с ними к станции метро « Чистые пруды».

Вышли на аск в начале Чистопрудного бульвара. Сразу от памятника Островскому. Настроения на аск у меня вообще не было! Как и тусоваться в такой компании. Но словно какая то гипно-абстракция заставляла погружаться в этот беспонтовый транс: ещё шаг, и ещё…

Когда дошли до улицы Чернышевского, нааскали денег – кот наплакал. Я вообще на пустяке. Вынул свою мелочишку – жалкие монетки, дескать, дали. У них тоже шелуха.

Посчитали. На бутылку не хватало по любому.

Этот кекс зарулил в «Аптеку» и взял валерьянки. Четыре фанфурика.

Пока ходили опять начал моросить дождь. Мелкий, но густой, ледяной и очень противный. Одна нога у меня промокла. Я шёл и, несмотря на то, что временами проглядывало солнце, замёрз: зуб на зуб не попадал. Я стал проклинать, что повёл себя как тряпка. Но было реально хуёво: деструктивный гастроптоз. (Депрессия.)

«Ё-моё! А что, её можно пить?»

«А ты не знал?»

«Нет.»

«Догнаться хочется!»

Музыканты из Уфы за всё время нахождения меня в этой компании молчали.

Потом шли по какой то улочке, ответвляющейся от Чистопрудного бульвара в сторону Садового кольца, по пути попался паршивый котёнок, облезлый и жалкий, который жалобно маниакально мяукал: он его взял. Мне в падлу было до него дотрагиваться, по его виду тут и лишай можно быть подцепить.

С котёнком на руках зашли в кафе. Остановились как четверо задротов посреди почти пустого зала. Он попросил у барменши, высунувшей из закутка морду как тарелка, чего нибудь покушать для котёнка. Тот, как специально, размяукался; дама вынесла в целлофановом кульке сосисок.

Глядя на эти сосиски с прилипшими вермишелинами в томатном соусе, я жрать захотел. На улицы выяснилось, что сосиски слегка подтухли. Когда он раскрыл кулёк, и я нюхнул сей готовый к употреблению продукт, тухлятинкой сразу ударило в носопырку. Котёк хоть и мяукал, всё время что он его нёс, действовал на нервы, но, когда ему предложили сосиску, мяукать перестал, а есть их отказался. Животное хуй наебёшь в плане еды. Говно всякое животное есть не будет. Даже если и голодное. Инстинкт выживания не позволяет. Наебать можно, в смысле тезива, городского аборигена. Он всю хуйню сожрёт, особливо если таковая упакована в красивую обёртку. За примером далеко ходить не надо: сетевые магазины где толстые бабы наваливают целые тележки навоз-продукта говорит сам за себя. (В соседний колхоз привезли навоз. А нам? Хуй вам! Сами съедим, а вам не дадим! Крупное московское издательство выпустило очередной детективный роман известной раскрученной писательницы-детективистки.)

В каком то старом московском дворике очень похожем на уютный домашний сквер, с полукруглыми лавочками с витыми спинками, с плющом на беседке, начали пить эту хуйню, в смысле валерьянку. Как конченные алкаши. Он выпил первый свой фанфурик. "Главное, сразу запить!» Воды не было. Запил из лужи. Начал закусывать подтухшей сосиской. Еба-а-а-ть! Я посмотрел, мне чуть не стало дурно. « Ничего, говорит, есть можно!»

Эти двое музыкантов выпили свои фанфурики. Один тоже закусил тухлой сосиской, скривился, закашлялся, я думал блеванёт, но пронесло!

Второй, глядя на него, не стал закусывать.

Я набрался смелости и выпил свой фанфурик. Сразу запил водой из лужи.

Чуть не стошнило от специфического лекарственного запаха. Но закусывать тухлыми сосисками тоже отказался.

Кошмар! Кочумар!

Посидели, покурили.