Автобиография мага

Ведра не нашел и в доме. Зато нашел и набрал лейку. Минут двадцать мы играли в догонялки: я за Негой с лейкой. И всё же половина воды из лейки на собаку попала.

Мне было весело. Вам интересно, возможно, будет позже, когда я всё же решился сходить в гости к Лизе.

– Ламба, – представила мне свое чудовище женщина.

Черный лохматый комочек с глазами. При этом он не лаял, а рычал и скалил зубы.

– Это он еще спокойный сейчас.

Не будем наводить тень на плетень, тем более тема серьезная. Секса в тот день у меня не было. И, если подумать с высоты прожитых на данный момент лет, свое дело сделал страх.

Конечно, это не говорит о том, что сейчас я изгнал этот страх. Страх – реакция забавная и, хвала Извечным Степям, нужная. Кто бы что ни говорил, но именно страх – это то, что гонит нас вперед, когда позади ничего не осталось.

Страх и секс. Жизнь и смерть.

О, это тема вечная. Если нужно было бы другое название для «Автобиографии», я бы обязательно назвал «Страх и секс». Вся эта книга в общем-то про страх, и только периодически секс помогает ее реализовать – писать или читать.

Да. Вот вам и первые два ключа к пониманию жизни, магии, силы (всё это, конечно, возможно, но через понимание этой книги).

Я боялся змеиного взгляда этой женщины и каждый раз ждал, когда ее зрачки станут вертикальными, боялся ее зализанных волос, похожих на змеиную кожу, боялся увидеть у Лизы раздвоенный язык.

Пока я боялся, собственно, и пропустил предложение к сексу. Оно тоже было по-змеиному прямолинейно.

Много позже секс с Лизой у меня случился, а переживания и ощущения, что я потом получил, с лихвой компенсировали тот ужас, а еще двенадцать минут боли.

Как бы Лиза ни убеждала, что она не обиделась, и как бы я ни уговаривал ее не принимать мой отказ на свой счёт, она всё же обиделась. Но, во-первых, мой отказ был продиктован неосознаваемым мною страхом, а во-вторых, я не мог позволить себе сказать, что отказал из-за страха, в-третьих, я втирал Лизе – и это сейчас символично, – что я иду по пути мага и отказался на ближайшие десять лет от всех плотских удовольствий.

Возможно ли, что именно это определило мой последующий путь?

В какие-то моменты я думаю, что это так!

И вот вам первое правило мага: следи за тем, что делает твой язык… хотя и за остальным телом, конечно, тоже следи.

Те немногие, что доживут до понимания предмета «Сила» (обычно его проходят на последнем курсе), должны ради собственного выживания понять простейшую вещь. Я ее сейчас напишу, хоть это и противоречит убеждениям ректора. Я, в свою очередь, уверен, что именно открытость и доступность сего понимания наилучшим способом защищает от… да от всего.

И да, опять нельзя без подводки (вот без водки можно: можно заменить на коньяк, без подлодки можно: заменить на освоение водного дыхания). Те из вас, кто всё еще не прошел предмет «Реверсивная биопсихологическая эволюция существ», читаем очень внимательно. Собственно, РБПЭ – основа любой магической парадигмы.

Уф! Сам чуть запутался…

Надеюсь, что и вас запутал. Это, кстати, второе правило мага: всегда распутывать – или живи распутанно!

Если подытожить:

– первое правило мага: следи за собой

– второе правило мага: живи распутанно.

Спутанность жизни и сознания ведет к отсутствию контроля над собой, а значит, и над миром вокруг.

Именно умение контролировать себя позволяет управлять собой таким образом, что мир вокруг подстраивается под мага. Только так. Маг может производить изменения вовне только через внутреннюю работу.

Также – что важно! – если вы пишете или произносите слово «маг», то в этом предложении это слово запрещено произносить. Новое предложение – это слово запрещено быть не может! Маг – это как раз тот, кто может! Если честно, не понял, что написал, но важно здесь вот что: маг – тот, кто может.

Что бы ни было, что бы ни случилось: маг – может!

Вот пишу автобиографию, а заодно и курс получается (тут надо название… что-то о средней преемственности и качествах… пускай «менеджер») «Из менеджеров в маги за две недели». Да, этого времени достаточно, чтобы прочитать три раза.

Алгоритм и правила чтения. Первый раз необходимо читать для создания внутреннего интереса. Второй раз перечитывать с целью понимания предмета. Третий – самый важный и ответственный (для особо одарённых есть возможность объединить сразу второе прочтение, третье и четвертое). В третий раз прочтение должно завершиться словами (примерно): «Я не понимаю даже того, что не понимаю». То есть полное непонимание!

Достигнув именно этого состояния, вы можете стать магом (заметили в одном предложении «маг» – и можете).

Итак, РБПЭ – реверсивная биопсихологическая эволюция. Теория рэбеп (от слова «ребята». Похоже, правда) гласит: маг – это ветвь эволюции, одна из трёх.

Шаман – знает; жрец – следит; маг – создаёт.

Раз уж вы читаете эту книгу, значит, свой выбор уже сделали. Ежели (вдруг) нет, то вы находитесь в крайне опасном положении. Вам придётся прочитать сей труд также трижды (причём, именно придётся). Первый раз – прочитать и осознать, что не то что-то читаете. Второй раз – прочитать и осознать, что путь мага – не ваш путь. Третий раз (решающий) – прочитать с целью забыть все рекомендации, чтобы они не сбивали вас с другого выбранного вами пути.

Теория РБПЭ вкратце (школьный курс): потенциал – движение – молекула – одноклеточное – многоклеточное – обезьяна – люди – человек – маг (или шаман, жрец). Дальше тоже есть, но это тема закрытого диалога и понимания. Это самая охраняемая тайна. Одно то, что вы знаете о ней, делает вашу жизнь…

Хм, зря я это написал. Надо поставить напоминание: «удалить отсюда».

Какая получилась длинная подводка! Всё это сделано для следующего: эволюция людей в человечество, а из человека в мага невозможна без понимания одного-единственного – того, что нас ограничивает.

Обезьяна освоила фантазирование (оно же абстрактное мышление, оно же вранье, оно же ложь, оно же теория мироздания). Через фантазию обезьяна стала людьми. Это очень важно – уметь фантазировать. Но! Фантазировать – это билет на одну поездку: обезьяна – люди. Чтобы из людя в человека – отделять правду ото лжи, реальность от фантазии – надо реализовывать правду в реальность.

И от обратного: человек – это обезьяна, которая никогда не врёт, а маг – это человек, который всё может.

Ох, вот к чему может привести разговор о силе.

У меня и Лизы в тот день силы не было. Зато было двенадцать минут боли. Я до минуты знаю и даже догадываюсь о причинах. Лиза всё же разозлилась на меня и сумела мне отомстить. Предложила сделать мне оздоравливающий массаж спины. Дабы не усугублять и без того напряжённые отношения, я согласился.

С первой по третью минуту – разогревающая часть – почти не больно. С третьей по шестую – подготовительная… Есть такие точки на теле, в местах напряжения мышц. С шестой по девятую – подготовительная-два (что-то типа «щаз-щаз»). С девятой по двенадцатую – неожиданно завершающий. Если в звуках, то разогревающая часть – я дышал, подготовительная – громко дышал, подготовительная-два – шипел с повизгиванием, часть заключительная – рычание с оскалом, пытался покусать и всячески мешал проведению.

– Двенадцать минут, – удивительно удовлетворённо сказала Лиза, заглядывая под диван.

– Это типа я молодец? – сквозь гримасу боли уточнил я.

– Это типа у тебя мышцы сильно забиты. Ну, ничего, за пять-шесть сеансов разомнем.

Осознавая, насколько я попал, и, прикидывая, что нужно сделать, чтобы избежать реализации угроз, я пропустил момент в идущем, оказывается, диалоге и услышал только финал фразы: «… там карстовые пещеры и провалы».

В тот день до еды я не добрался и даже, можно сказать, не сильно расстроился. По крайней мере, мои слова об отказе от земных удовольствий сработали так, как я и заявил.

На следующий день я проснулся рано: то ли из-за шума, то ли из-за боли в спине. Увидел, как Лиза уезжает на небольшой красной машине. Да, Лиза гипертрофированно обожала красный цвет.

До рези в глазах: интерьер дома выдержан в красных тонах, ожерелье сделано из красных камней – рубинов. В волосах – красная лента. И красная одежда… я бы сказал, халат. Но такая женщина гостей в халате не встречает, как-то по-другому эта вещь называется. Да, и сегодня в красную машину Лиза садилась в красном брючном костюме. Посмотрела в окно, из которого я смотрел, и растянула ярко-красные губы в улыбку.

Видимо, под этим воздействием я решил приготовить горбушу и цветную капусту на пару́. Закинул всё в пароварку и пошел гулять с собакой.

Утренний лес особенно свеж. Запах хвои переплетается с какой-то особой ноткой – шумом деревьев.

Онемевшая спина стала чуть пластичней от ходьбы, кровь пошла по жилам и венам быстрее, я даже принялся делать упражнения на растягивание мышц ног и рук, шеи и спины. Больно, но приятно. Да, приятно. Я чуть не запнулся, предположив, что я мазохист, перебрал в уме факты, пришел к выводу, что нет. Что боль мне нравится, только если она приятная и, что главное, быстро проходит.

Успокоенный и разогретый, я устремился за собакой. Сегодня она была активнее. Видимо, сказалось отсутствие еды в миске, что позволило мне провести параллели и потеоретизировать о еде, отсутствии еды и влиянии на активность.

Думать и смотреть по сторонам оказалось моим слабым местом: мы забрели не пойми куда, и я шел на тревожно-поскуливающий лай Неги.

Собака провалилась в яму метра три глубиной. Края ее были достаточно неровными, чтобы Нега сумела вылезти, но я решил подстраховаться и накидать туда веток побольше, тем более что веток было в избытке.

– А-а-ах, – вырвалось у меня, когда я сам провалился в подобную яму.

Глава 6. Лист Предвечный

Апокриф. Путники Мёртвого Мира. Лист Предвечный

Ибо сказано: путник, павший в яму, обретёт небо под ногами, а небо над головой станет дном. Глаза будут лгать, уши – предавать, а руки – проходить сквозь угли, не обжигаясь.

Кто ищет воду – получит потоп. Кто жаждет света – узрит серое солнце. Кто вопрошает – услышит лишь эхо своих слов. Костер не спаситель и не проводник. Он последний вопрос перед тишиной. Речь – счёт времени, молчание – мера пути.

Степь Предвечная – не место, а состояние. Серый город – не цель, а тени путников – не живые. Они те, кто еще не сделал выбор, но уже потерял право на него. Колесо вращается. Каждый глоток – последний. Каждый напиток – единственный. Но путник, не знающий своего вопроса, не вкусит ни капли. Ибо мир Мертво Мира – это не путь к смерти, а дорога сквозь иллюзию жизни. Тот, кто поймёт это, обречён. Тот, кто не поймёт – уже исчез. Слово шестое – ключ без замка.

Читающий – уже заблудился.

Моя яма оказалась существенно глубже. Это я еще удачно упал. Выход надо мной синел небом и щерился неровными краями. Я оказался в пещере, в потолке которой зияла дыра – место моего падения.

Карстовая пещера и провал!

Лиза предупреждала не ходить на… сюда.

Я прислушался. Лая не было слышно. В принципе, я накидал достаточно веток, чтобы Нега выбралась, если голову включит. Вопрос сейчас во мне. Довольно большая пещера, сухая и освещённая той дырой в потолке.

Осмотрел себя. Без переломов, ссадин и прочего. Порадовался своему везению и огляделся.

Радость меркла вместе с днем. Синее небо темнело. Сотовый так и остался на зарядке в машине. Зато кнопочки – те, про которые я почти забыл, – зловеще налились светом. Но кнопка «Выбрать новый путь» так и не нажималась.

Ради прикола: на остальные кнопки я не нажал.

Радость возвращалась вместе с новым днем. Дыра в потолке светлела.

Я принялся рассуждать здраво – не получалось. Выходило, что искать меня особо некому, а в эти места гулять никто не ходит. И если без еды… ну, сколько-то дней – недель? – еще можно, но вот без воды – нет.

Таймер – воображаемый – радостно ускорился.

Вспомнив институтский ритуал, я пообещал, что исправлюсь: перестану пить и курить, если отсюда выберусь, – не сработало. Я и так не курил (и почти не пил).

То есть обещать взамен за спасение мне было особо нечего. Жениться? Кому я нужен… Начать жить праведной жизнью (жить по правде)? Это туда же – никому не нужен. В общем, уменьшил я желаемый результат до воды. Да, чтобы найти попить, – и повысил отметку до выполнения задачи (какой задачи? Любой).

Да, и это сработало – пошел дождь. Нет, не так. Пошел ДОЖДЬ, ливень. В дырку на потолке будто засунули пожарный шланг и включили воду.

Как я тогда сказал: «Я напился на всю оставшуюся жизнь», – а дождь не кончался, и пещеру начало затапливать. Я подумал, как удачно: попил, заодно и выберусь. Но вода нашла выход метрах в трёх над полом – в лаз, проход, дыру… короче, какой-то проём, в который я мог пролезть.

Выбор был невелик: или плавать и устать – или лезть и идти, чтобы найти новое место, а может, и выход.

Я не спелеолог, но пещера поражала. Я шел по руслу реки, и со всех сторон в нее впадали большие и маленькие ручейки.

Глаза мои привыкли, и чувствовал я себя вполне комфортно, по колено в воде бредя туда, куда текла вода.

Шел долго, промок, замерз. Надо понимать мою радость, когда я увидел силуэт и костер.

– Здравствуй, – выходя из воды, сказал я девочке, сидевшей у костра.

Она грустно улыбнулась и жестом предложила мне подойти обогреться.

Нормальная такая девочка. Лет восемь-девять, светло-русые волосы, заплетённые небрежно в две косички, на концах резинки с пластиковыми цветочками – ромашки. Светло-голубые джинсы и ярко-оранжевая футболка с изображением заходящего солнца.

Она сидела, скрестив ноги, уперев локти в колени и положив голову на сцепленные ладони, уставившись взглядом в огонь. Босиком! Зато на веточке жарилась и одурманивающе пахла небольшая рыбка.

– Я тут… это, – начал я рассказывать и понял, что…

Я понял, что нечего рассказывать, а я даже не уверен, что не умер, когда в яму упал, или перед тем, как надписи появились.

Надписи, к слову, исчезли!

От этого девочка смотрелась еще более живой, даже чем-то походила на Леру. Разрез или цвет глаз?

Я сел у костра, и его жар не грел. Одежда сохла, рыба жарилась, а мне было ни тепло, ни холодно. Сколько так продолжалось? Там не было времени. Единственная мера – слова. Оттого они становятся короче, резче и реже.

– Готово, – сказала девочка.

Ее голос, пронзительно-высокий, заставил меня вздрогнуть. Она сняла ветку с рыбой и протянула мне, а моя рука прошла насквозь.

Девочка смотрела, будто удивляясь моей неловкости, и продолжала держать рыбу на веточке передо мной.

Я сосредоточился и взял… точнее, рыба упала в костер и сгорела.

Девочка нахмурилась. Я попытался достать еду из огня, но получалось лишь доставать угольки. Чем жарче горел уголек, тем его легче было взять и держать.

Забыв о рыбе, я засунул обе руки в угли, выискивая самый горячий, и доставал из огня. Но стоило мне его оторвать от других, как он гас и проваливался сквозь ладони.

За этим занятием я и не заметил, что девочка уже стоит, протягивая мне руку. Наверное, долго стояла, я отвлекся только тогда, когда костер погас.

Мы пошли по каменной тропинке. Я держал теплую руку спутницы в своей. Девочка вела меня вперед.

– Степь Предвечная, – сказала она, когда мы вышли из пещеры.

Один раз мне доводилось бывать в степи после пожара. Серый пепел под ногами, серая взвесь в воздухе, серое от дыма небо. Всё то же самое, но не пепел. Короткая трава будто рассыпалась под ногой, но восстанавливалась, как настоящая. Девочка шла, не оставляя следов даже на миг, а за мной тянулся след метра на полтора.

Круг серого солнца взошел справа. Светлее не стало. Круг серого солнца зашел справа. Стало светлее. Слева появились огоньки, словно размытые туманом. Между нами и огоньками в тумане проступила черная гладь воды.

– Серый город, – мотнула головой девочка.

Подвела меня к медленно текущей реке:

– Сморда, – сказала она, зачерпывая ладонью воды. – Выпей!

По моим ощущениям, тогда я умер во второй раз. Мы шли по Предвечной Степи, и я не оставлял следов.

Мы шли вдоль реки, иногда не вдоль, иногда удалялись, иногда – иногда. Бывало, на пути нам встречались путники. Серыми тенями они шли туда же, куда и мы, по одному и группами. С застывшими на лицах весельем или грустью.

– Люди, – сказала девочка, когда мы впервые пересеклись.

Наш маршрут совпадал с их, но мы всегда расходились. Меня бросало в дрожь, когда я видел их неподвижные лица.

Один раз я заметил путника. Он был голый, покрытый серой пылью, шел и жевал траву, как это делают дети в осеннем парке с листвой. Увидев нас, он побежал к нам и пропал.

– Человеки, – заметила девочка грустно.

Солнце взошло справа. Солнце село справа. Огни Серого города мерцали в тумане.

Мы взошли на холм.

– Место встречи, – пояснила девочка, указывая на строение в виде колеса. Колеса, как у телеги.

«Десять слов, что произнесла девочка, как десять лет», – подумал я, когда мы входили внутрь. Тысячи и тысячи путников – вместе с нами, с разных сторон.

Внутри оказалось уютно. Мерный шум голосов, тихих, ненавязчивых. Десять столов, девять из которых были заняты. Девочка провела меня к свободному с двумя стульями.

Я сел и огляделся. За соседним столиком заметил моложавую пару. Одетые на манер купеческого сословия девятнадцатого века, они вели светскую беседу, попивая чай из фарфоровых чашек. С другой стороны что-то из большой кружки пил парень. Весь в татуировках. Джинсы и куртка на голое тело. Он смотрел на другой столик. Там сидели трое. Юноша и две девушки в каких-то белых защитных костюмах. Они были именно юноша и девушки – юны и невинны. К их столику подошла официантка и поставила перед ними графин и три фужера.

Дальше обнаружилась большая компания, я бы сказал, викингов. Восемь. Они шумно чокались кружками, пили и смеялись.

– Ну как тебе здесь? – спросила девочка.

И я вздрогнул, автоматически посчитав количество слов, произнесенных ею.

– Нет, это конечная, – улыбнулась девочка.

– И чего? Дальше всё? – с трудом произнес я, вспоминая, как это – говорить.

– Всё, всё, – заулыбалась девочка еще шире.

Я вздрагивал от каждого ее слова.

– Посмотри: когда они допьют свои напитки, сразу исчезнут.

Первым исчез парень с татуировками. Он поставил свою кружку на стол, что-то сказал и исчез вместе с кружкой. Спустя миг его столик занял мужчина с ребенком.

– Они как мы? – спросил я девочку.

– Нет, они как они, – помотала головой девочка.

К мужчине с ребенком тут же подошла официантка и поставила им два огромных бокала с молочным коктейлем. Мальчишка тут же отпил и принялся взахлёб что-то рассказывать мужчине. Мужчина слушал и то улыбался, то хмурился.

К нам официантка так и не подошла.

– Мы особенные?

– Нет, – ответила девочка, – я особенная, а тебе просто повезло.

В это время исчез мужчина, что сидел с дамой. Дама погрустнела. Исчезла и шумная компания викингов. Дама погладила стол перед собой, где стояла чашка мужчины, одним глотком допила – и исчезла.

На их место сели трое. Совершенно непонятного вида, одежды, рода деятельности, возраста. Напиток им принесли в котелке, из которого они стали пить по очереди.

А место викингов занял компактного вида старичок. Весь в белом. Белый костюм, белые ботиночки, белые от седины волосы и короткая борода.

Официант принес ему маленький фужер с ярко-красной жидкостью.

Я вспомнил Лизу и удивился. Потом вспомнил всё. Всю свою жизнь и не-жизнь. Посмотрел на девочку.

– Хорошо, – сказала она, – так даже проще.

Потом исчезли юноша, старик и мальчик. Девушка, сидевшая с юношей, будто не заметила пропажи. А мужчина задумался, медленно попивая коктейль из трубочки.

Яркая, как бабочка, пожилая дама села на место старика. Уверенная в себе, одетая в простую рубаху по колено. Официант принес ей самовар и маленькую чайную чашечку, дама кивнула, застегивая верхнюю пуговицу рубашки.

Ее кружечка была на один глоток. Она пила, сидя с прямой спиной, чинно, благородно. Наливала новую – пила. Она чувствовала каждый глоток напитка, но не тянула время. Наслаждалась, но не задерживалась. Самовар исчез раньше. С последней каплей в кружечку. Дама откинулась на спинку, на миг расслабилась и улыбнулась – как будто мне. Сделала глоток и растаяла, а ее столик еще секунд десять никто не занимал.

Менялись люди, одежды и напитки.

– Посмотри на барную стойку, – сказала девочка и словно открыла мне глаза.

Там настоящий конвейер. Подходит, садится, берет ёмкость, выпивает, исчезает. Садится следующий.

– Почему к нам не подходит официант? – спросил я и повернулся к девочке. За ее спиной оказалось еще три столика, а я только заметил.

В огромной широкополой шляпе сидит мужчина и пьёт прямо из бутылки. С ним рядом парень, похожий на него, но без шляпы, со стаканом. Тот, что в шляпе, останавливается, отливает из бутылки в стакан товарища, усмехается в усы и опять пьёт из горла. За его спиной девушка – сидит, облокотившись на столик, положив голову на руку, и пьёт что-то из чашки через соломинку. Она устала и хочет спать.

– У них у всех есть эмоции! – наконец, сделал я заключение.

– Да, – равнодушно согласилась со мной девочка.

Она сидела и что-то писала пальцем по столу, потом ладошкой стирала.

– Зачем мы здесь?

Уставшая девушка исчезла, ее место занял огромный мужчина. Голый по пояс и чрезвычайно волосатый. С ним рядом – красивая женщина, она влюбленно смотрела на великана и прикусывала нижнюю губу. Великан был чуть пьян, но я видел, как он расползается куполом, защищая женщину. Официант принес им ящик пива. Великан подмигнул женщине, открыв первую бутылку, и протянул ей.

Рядом столик – юноша с пылающим взором. Он долго смотрел на высокий стакан и на стол, замирая.

Четвертый столик – удивительно некрасивый, субтильный, при этом голый мужичок.

– Ты! – ответила мне девочка.

– Зачем я здесь?

– Это надо у тебя спросить!

Некрасивый мужичок получил пластиковый ковшик. Было видно, как заискрились глаза.

– Как мне ответить на этот вопрос, если я ничего не знаю? – спросил я, завороженно глядя, как мужичок, подергивая кадыком, пьёт, с шумом ставит ковш, вытирает пену с губ и исчезает.

– Тогда спроси!

– У кого?

– У кого ты хочешь спросить?

На место мужика села женщина с равнодушным взглядом и пустым лицом… нет, точно не у нее.

Я оглянулся. Две девушки, что сидели с юношей, всё еще были там. Я пересел за их столик.

– Привет!

– Привет, – ответили они в унисон и улыбнулись.

– Как вас зовут?

– Катя, – ответили они в унисон и улыбнулись.

– Как вы здесь оказались?

– Пришли, – ответили они в унисон и улыбнулись.

Девушки перестали пить, смотрели на меня и улыбались. Отвечали в унисон и отвечали не то, что я спрашивал.

– Зачем вы здесь?

– За столом.

– Как пришли?

– Ногами.

Я вернулся за наш столик, и официант облегчённо вздохнул, проходя мимо.

Я вновь огляделся. В зале остались только мы и великан с красавицей. Остальные поменялись.

– Я могу спросить у тебя?

– Можешь, – то ли спросила, то ли ответила девочка.

– А у официанта?

– Можешь, – та же непонятная интонация, зато я стал привыкать к голосу и вздрагивал почти незаметно.

– Зачем мы здесь?

– Ты!

– Зачем ты здесь?

– Я? – девочка отвлеклась от написания. – О нет. Зачем я здесь? Я здесь с тобой сижу. А зачем с тобой сижу? Да. Это пока секрет.

– Пока? Когда это перестанет быть секретом?

– Когда я расскажу тебе, или когда ты сам догадаешься.

– И когда это произойдёт?

Меняющиеся люди за столиками мешали. Я отвлекся на красивую обнажённую девушку. Красивую, потому что обнажённая, или обнажённая, потому что красивая. Официант принес ей коробочку томатного сока и стакан.

Вот никогда не мог понять томатный сок. И печень, и морскую капусту, и сельдерей. Хотя нет, у печени и морской капусты вкус сильно на любителя, к которым я не отношусь, а вот томатный сок и сельдерей точно вне моего понимания.

Блин, отвлекся и пропустил ответ девочки.

– Прости, когда?

– Когда что?

– Пф… когда секрет перестанет быть секретом?

– Может быть, тогда, когда ты перестанешь ходить вокруг да около, наводить тень на плетень… и еще есть множество выражений, описывающих твое поведение.

О, это была самая длинная фраза из уст девочки, под конец ее голос даже стал медленным. Под конец фразы она даже раздражённо стерла что-то со стола.

Я сознательно не вставил сюда свои размышления. Во-первых, их не было; во-вторых, когда я позже думал о том, что тогда произошло, – каждый раз мысли мои были иными.