Автобиография мага

Майор – уже полковник – встал из-за стола:

– Вас сюда пригласили…

Тут меня накрыли воспоминания. Больница, травма. Да, это многое объясняет. Вылетел в окно второго этажа. Операция. Наркоз. Сначала вылетел в окно, потом операция под наркозом…

Видимо, сейчас прихожу в себя. Но почему здесь?

– Я уже вызвала адвоката, – возвращая меня из воспоминаний, заявила Маша.

– Пока никто никого ни в чём не обвиняет, – как гвозди забивал, отчеканил майор… полковник.

Вообще, хороший он мужик. Я тогда только в войска попал пиджаком. Всё незнакомое, противоестественное, нелогичное. Он меня под свою опеку взял. Я тогда так думал. Тогда я столько бумаг подписал… что и стало мне уроком. Сейчас я трижды перечитываю перед подписанием, а тогда на пятнашку стал невыездным: как лицо, допущенное к гостайне. Вместо майора. Впрочем, мне никак это не аукнулось. Майор, кстати, манго из Таиланда привез. Один раз – одно манго.

– Поэтому он в наручниках? – прошептала Машка так, как только она умеет: добродушно, аж зубы сводит.

– Не имеет значения. Для его же безопасности, – начал говорить полковник.

– Да что же тут происходит? – я попробовал возмутиться, вставая со стула.

Машка попыталась меня удержать: то ли от падения, то ли от вставания. А в это время полковник резко подскочил и ударил меня доской.

– Ой!

Я проснулся – резко, без перехода. Раз – и дома. Надпись красиво загораживала обзор. Лицо горело, но боли я не чувствовал. Удар доской был хорош. В том смысле, что стало яснее, где сон, а где явь.

Этот сон и его смысл я не могу разгадать по сей день, но несомненно одно: что-то в нём было (раз уж я включил его в автобиографию).

Вроде ничего не изменилось, но я ощущал: где-то запустился таймер обратного отсчёта, и играет медленная… да, медленная и заунывная музыка: «Не для тебя цветёт весна, не для тебя».

– Эй, я же принял решение, – сообщил я в пустоту, – это у вас кнопки не работают.

Лучшая защита – это нападение. Это действует, когда иного нет.

Сейчас, видимо, другой выход имелся. Время отсчитывало бег на фоне заунывной песни.

А что, собственно, меня расстраивает в теме смерти?

Я же не опаздываю, народу вообще нет, покойника не вижу.

Красота.

И ведь, по сути, это правда. Дочь выросла, совсем выросла. Дела? Их нет. Планы? Там Байкал или Курилы. Как они были, так и остались бы строчкой «планы на ближайшую жизнь». Еще лучше назвать «планы на то, о чём можно строить планы».

Здорово! Еще туда Египет со Шри-Ланкой запишу. С парашютом?

Нет, уже не хочу.

Я лежал на сером диване и разглядывал белый потолок. На фоне белого потолка надпись выглядела тучкой. Я мечтал… нет, думал о том, о чём бы еще мечтал.

О чём вообще может мечтать такой, уже не очень средний человек?

Да уж. Выходит, я особенный. Вот.

Погордился – уже хорошо; а вот с мечтами плохо.

Я, вспоминая все свои желания, вспоминал и о чужих мечтах.

И… и нет!

Когда поднимаешься по лестнице на седьмой этаж и шагаешь с предпоследней ступени на последнюю – всё, тебе выше не надо.

Ты пришел!

Это как стоять на вершине, а потом прыгнуть. Страха нет, только ощущение ветра в лицо. И тут, как в старой книжке, главное – промахнуться мимо земли.

Принятие ведёт к облегчению.

Исчезло внешнее давление, что я чего-то не успел, что кому-то должен, ощущение границ.

Что еще?

Стало легче. Свободнее стало.

Да, ёшкино коромысло, надпись уменьшилась и уехала в угол обзора!

Потолок бы покрасить, что ли?

Знаете, никогда так хорошо себя не чувствовал.

Работа? Уволюсь. Деньги? Есть. Еда?

Из еды обнаружился чай. Моя последняя подруга (уф, как многофункционально звучит!)… Леночка – любительница здорового образа жизни и фитодиеты. В общем, чай из ферментированной полыни. Горький, как моя была жизнь; яркий, как мои сны; и до чего же терпкий! Бодрость хлынула в мозг – как кувалдой по апельсину: пш… и разноцветные брызги на солнце переливаются радугой!

Говорят, подобный эффект еще скипидар даёт, но это другая история.

Самое забавное, часа три дня. Я быстро отрубился после незабываемых секунд бодрости и непередаваемых минут отсутствия не только мысли, но и, возможно, вообще мозговой активности. Лег и уснул.

Закрыл глаза – три часа дня воскресенья. Открыл – утро понедельника. Телефон, не заряжавшийся в течение нескольких дней, символично сдох.

Что-то я засомневался, что это чай так на людей действовать должен. Может, с голодухи?

– Доброе утро, Андрей Викторович! – позвонил я шефу.

Хороший дядька – на год младше меня, зато родился удачно, в правильном месте, видимо.

– Добрый-добрый. Говори, чего хотел, или перезвони. С парковки выезжаю.

– Хорошо, я быстро. Увольняюсь.

– Ага. Принял. Значит, перезвони. Нет… э-э-э… чтобы через час на работе был!

– Я понял, перезвоню через час.

Дальше…

А что дальше?

Задумался. Вот мои ботинки-казаки. Конечно, демисезонные – и давят. Давят, оттого что купил три года назад и надевал два раза (давят же!), не разносил еще.

Зачем покупал?

Так классные же ботинки: красивые, мне нравятся.

Почему не носил? Шикарные же!

Ну и куда такую красоту надеть? Не на работу же! Нет, у меня в жизни не было поводов носить стильные ботинки, которые я купил, оттого что они мне понравились.

Печально…

А сейчас в продуктовый и строительный. Краску для потолка купить – оранжевую.

Зазвонил чуть подзарядившийся телефон. Что характерно, только в пятницу поставил песню на входящий: «Жизнь бывает разная». Хотел послушать песню, тем более номер неизвестный, но решил пообщаться.

– Да!

– Привет. Узнал? – жизнерадостно раздалось в трубке.

Как тут не узнать, не вспомнить! Хоть и надцать лет прошло.

– Конечно! Кирилл. Как такого не узнать?

– Уф, удивил. Думал, не вспомнишь. Я твой номер через десятые руки случайно получил. Сколько лет прошло! Нет, ну охренеть – узнал! Предлагаю встретиться, пообщаться. С женой познакомлю. Ты с женой тоже приходи.

– Не-а, я холостой.

– Ты? Да ладно! Хм, ну… тоже бывает. Расскажешь, что да как, и вообще.

– Кирюх! Я тебя знаю! Хорошо знаю… знал. Чего хочешь?

Патриот!

Почему «патриот»?

Вроде не замечен, разговариваю с Кириллом, а в голову лезет «патриот». А еще «карамель». Кстати, тоже через «а» пишется.

Патриот! Почему? И карамель.

– Ну да. Есть предположение… ну, почти. Встретимся – объясню!

– Давай сейчас у меня. Ну, сотку наберу.

– Да не, ты чего? Не надо денег. Я тебе работу хочу предложить. Всё разумно, в пределах. Эх, спасибо, что решил одолжить денег, спасибо.

– Я не понял. Надо или не надо?

– Нет, не надо. Есть предложение… ну, почти. Давай встретимся, объясню.

– Да? Ну хорошо. Хорошо, я могу.

– Сегодня в семь в «Тельме» на Волгоградской. Столик уже заказал. Я плачу.

– Ну еще бы, «Тельма»! Конечно, ты платишь!

– Вот и славно. В семь жду. Всё. До вечера.

Кирилл повесил трубку, завершая звонок.

Точно!

«Патриот» – так называется чай из полыни, оттого что полезный, – спародировал я Леночку. Чай, конечно…

Одно то, что я его пил, вызывало неподдельное восхищение как у самой Леночки, так и ее подруг тоже. Чтоб их, здоровых…

За ЗОЖ!

Глава 3. Вторник, день пятый

День тёк лениво. Дела щелкались семечками. Начальство, уже бывшее, вняло моим аргументам и желанию непререкаемой свободы и уволило тем же числом. Тут, кстати, сыграло то, что мне ставили в упрек: меня легко можно в любое время заменить. По мне, это достоинство – вести дела так, чтобы в них любой мог разобраться. Жаль, Мариночку больше не увижу: взрослая баба, а ресницами так удивлённо хлопает.

Впрочем, всё хорошо, что хорошо. И зарплату, и отпускные – на Камчатку даже хватит слетать, краба дальневосточного попробовать. Говорят, на вкус сильно отличается от крабовых палочек.

Лерка была занята. Отправил ей фото, где я такой весь красивый в «казаках» и с банкой карамельного цвета краски для потолка. Зачем-то же мне приходило на ум слово «карамель».

Ровно в семь тридцать, как того требовал регламент встречи с Кириллом (я был на месте в шесть тридцать), мы – я, Кирилл и его жена, догадайтесь кто…

– Привет, ты, как всегда, вовремя, – протянул руку Кирилл. – Знакомься…

– Виктория! – закончил я за него. – Не парься, мы с ней в одном классе учились, – видя его замешательство, пояснил я, хотя, если бы не сон, сроду бы ее не узнал.

Кирилл хмыкнул, оценив иронию судьбы, а Вика нахмурилась, видимо, вспоминая то ли меня, то ли школу.

Верный себе Кирилл не шиковал, если это допустимо сказать о самом шикарном в городе ресторане. Вкусные, хорошо поданные блюда. Всё, как обычно, достойно. Дорого, кое-что слишком дорого, при этом да – достойно. Хорошее и подходящее слово.

Есть люди-павлины. Тачка блестит, пальцы пианиста и бриллиант в каждом зубе, чтобы радуга сияла. А есть такие, как Кирилл, уверенные в себе.

Чем Кирилл меня удивил – не стал тянуть.

– Так, ну, знакомить вас не нужно, сразу к делу, – после первой стопки начал он. – Так получилось, что у нас группа на Камчатку едет. Вертолёт арендован, охотники-рыболовы ждут, вылет уже через пару часов.

Я внутренне улыбнулся, соображая, что, в принципе, и домой не поеду, на месте всё куплю.

– А дрессировщик, падла, – продолжил Кирилл, – зараза, пропал. А мы на две недели.

– Угу, – покивал я, пытаясь объединить слова.

Уф, видимо, водочка не в тот мозг попала: ничего не понял.

– Нам надо на две недели уехать, а у нас собака, Нега, немецкая овчарка, три года. Умница, спокойная. Ты же собачник. Спокойная собака, но оставить не с кем.

– А, – я удивился.

– В вольере. Жить там можно, но можно и через день приезжать. Там вода, природа, воздух. Вода в доме, все удобства. Час езды, полтора.

– А-а, – протянул я. – Понял, не тараторь. Что, совсем не с кем?

Кирилл робко вздохнул, поглядывая на Вику, потягивавшую ежевичный сок через трубочку и столь яростно ее сжимавшую, что почти перекрыла поток.

– Нет, не с улицы же. Надо надежного. Ты – надежный!

Я покрутил в воздухе обглоданным бараньим рёбрышком: мол, продолжай хвалить, конечно же.

– Продукты затарены, тебе и собаке тоже. Автобусы ходят каждые полчаса… Ты же вроде бы был категорически против вождения? И… это… деньги, конечно, за работу.

– Уже не так категорически, и машина есть. Да и деньги, знаешь, не особо нужны.

Кирилл посмурнел.

– Но я всегда… Ладно, не всегда – сейчас точно присмотрю, конечно. За краба… камчатского.

– Да? Уф-ф. Спасибо, прям огромное. Ты настоящий друг, а крабов прямо сейчас закажу.

– Вот и я тебе пригодился. Краба именно с Камчатки привези… ну или ракушку красивую.

– Ага. Да, точно. И… это… нам уже пора. Вот, – вытащил Кирилл из сумки конверт, – деньги.

– Не…

– На бензин, непредвиденные расходы всякие. И инструкции, и ключи. Зацени конверт: «Семьдесят лет Горному», а?

– Прикольно! – я согласился.

– Всё, Вика, пошли.

– В смысле, прямо сейчас? – опешил я.

– Так самолёт же.

– Блин, сказал бы раньше, по телефону. Что тянул-то?

– А встретиться, поговорить? – улыбнулся Кирилл.

– Ага, поговорили. Иди… уже. Лети… те. Доброго пути!

– Спасибо. Всё. Пока-пока!

Пожимая руку Кириллу, я притянул его к себе:

– Телефон мой где взял?

Кирилл стушевался, шепнул на ухо:

– Сосед по даче дал, там его, может, увидишь. Странная история.

Кирилл с Викой ушли, вернее, убежали. Но такие люди не бегают (только для здоровья). Вика хорошо выглядела… правда, промолчала весь вечер. Ага, все полчаса.

Мясо тут сочное…

А у нас, получается, осталось только Машку встретить. Такого майора-полковника и его истории в моей жизни не было, а вот сиреневый запах Марии-свет Владимировны – ух…

Ладно, всё здесь ясно. Если следить за развитием событий, то, вероятно, Машка – соседка.

– Чёрт, – я выплюнул остатки косточки…

Ан нет! Ёрш коромыслом! – это пломба.

Блин, насколько не вовремя! Я уже вроде как помирать собрался, и вкладывать деньги в зуб вовсе необязательно.

Так, ну, есть не мешает. Вкусняшка жидкая, закусь шашлычная. Музыка живая. Я откинулся на стуле. И столик у меня понтовый: на возвышении и в нише. Люди вон деловые, серьезные.

А я ищу приключений?

Не-ет, на фиг, наелся – и домой.

– Вам заказано такси, как будете готовы, – сообщил подошедший официант. – Оплачено всё, что заказано или закажете, с чаевыми. Желаете еще чего-нибудь?

– Да, Виктор! Такси не нужно, воды в бутылочке, пол-литра. С собой есть?

– Ну… сделаем. Когда?

– Да как принесешь, так и пойду.

– С газом, без газа, минеральная?

– Простая чистая вода.

С бутылочкой «Адыр-Су», мурлыкая: «Шел отряд по берегу, шел издалека», я твердой походкой шагал по одноимённой улице домой. Вот здесь раньше девицы стояли, а здесь шаурму вкусную делали. Из открытых летних веранд доносились голоса, смех и музыка. Город отдыхал.

Вымытый подъезд пах свежестью ночного бриза. Лампочки зажигались от датчиков. Седьмой этаж без лифта, который не работает. Город засыпал.

***

Бурум!

Или что-то похожее:

– Тра-туру, – или, – ёрш зе битте, – или, – тра-та-та… Ё!

В общем, когда просыпаешься (вторник, день пятый), потягиваешься, идешь в туалет, а в это время твоя правая нога, проходя в тысячный раз обычный маршрут, отклоняется на пару сантиметров и со всего размаха врезается в угол тумбочки мизинцем, остаётся только:

– Тра-та-та…Ё! – и непереводимая на культурно-литературный русский язык игра слов.

Все физиологические потребности временно забыты, и только вдох, и:

– Тра-та-та-ё! – выдох.

Вдох.

– Тра-та-та-ё! – выдох.

В такие моменты начинаешь особенно ценить ноги, особливо правую.

О! Как ты бренно, бытие. Как хрупка и тонка нить жизни. Как поистине волшебна та грань, когда боль, достигнув пика, вдруг чуть отпускает. Когда всё тело живёт одним ощущением, и оно вдруг меняется. Когда легкие впускают чуть больше воздуха, чем миг назад, и в кровь поступает чуть больше кислорода. Организм, еще свободный от застывшего на одной ноте мозга, похрамывает до турника и начинает несвойственные ему движения – подтягивается. Потом хромает до кухни и выпивает залпом позавчерашний полынный чай, лишь покрякивая от вспышки запускаемого сознания.

Жизнь! Ты прекрасна!

Потом тело всё же доходит до туалета и вновь испытывает блаженство, а баллон освежителя воздуха выскальзывает из рук и всей своей свежестью, конечно же, прилетает туда, где ярче ощущения. На мизинец правой ноги. И ведь даже уже не осталось слов, чтобы передать всю гамму чувств. Перебираешь по буковке и не находишь достойных сочетаний.

Не вставая и не передвигаясь, замереть!

Ретроградный Меркурий зашел в гости!

На самом деле такие моменты сильно сближают человека с размышлениями о мироздании. Причинно-следственные связи. Маршрут миграции леммингов и их влияние на добычу полезных ископаемых, в частности, жести, из которой делают разного рода баллоны.

На столь высокой ноте я вспомнил о главном. Сей труд – автобиография – учебник для магов. Итак, собственно, начнем.

Я, Такой-Такойтович, энного года рождения в славном своим прошлым уральском городе, что стоит у черты, отделяющей Азию от Европы.

Ага, интрига, конечно же. Свердловск.

Мои родители были технического склада ума – это когда практичность превалирует над эстетикой. Поэтому я рос не диким, но достаточно свободным, что мог выбирать, в какую… в какое приключение залезть – и как глубоко.

Любимым семейным мероприятиям были еженедельные путешествия. Три часа на электричке в пятницу и три в воскресенье. А там, после этих трёх волнительных часов в плотно набитом вагоне, час пешей прогулки от станции до нашего поместья, где мы и проявляли недюжинные способности и рвение к садово-огородническому подвижничеству. Я в то время не ценил всю великую идею, а потому пропадал с соседскими мальчишками в окрестных лесах и полях.

В целом всё как у всех: детский сад, одиннадцать классов. Школа не особо мне нравилась из-за некоторых черт моего характера: был ленив и добродушен, за что получал двойки от учителей и затрещины от одноклассников. Такое признание показывает всю пропасть между мной и правильным написанием букв и словосочетаний, не говоря уже о пунктуации.

Школу оканчивал я с легким чувством безнадеги и предвкушением чего-то особенного – взрослой жизни (был разочарован).

Институт!

О, институт я выбирал осознанно. Исследовал разные, ходил туда на дни открытых дверей. Победил, конечно, лучший и по счастливому стечению обстоятельств ближайший к дому институт. Студенческие годы запомнились бравадой, куражом и – что было для меня странно – хорошими и даже отличными оценками.

Как выяснилось, я умный.

Здесь же я открыл для себя мир дружеского мордобития и рукоприкладства – боевое самбо.

Я вырос не только умным, но и сильным, и гибким.

Часы разминок сменялись отработкой техник. Удушающие приёмы – боевыми. Спарринги в зале – соревнованиями: сначала внутри института, потом я дошел и до областных.

На одних таких соревнованиях я повредил позвоночник. Следующие три летних месяца провел в больнице. Так что моя травма никак не сказалась на учебе, чего не скажешь об увлечениях.

В студенчестве мы были бедные, но гордые. Поэтому покупали только водку без закуски.

Окончил я институт дипломированным специалистом – инженером со знанием и перспективами карьерного роста, которыми не преминул воспользоваться.

Военком, человек с исключительными экстрасенсорными способностями, сделал так, что мою травму не смог разглядеть даже томограф в центральном военном госпитале.

Армия!

Как много в этом слове… много всего, много. И если оглянуться назад, то армия сделала для меня больше, чем школа и институт, вместе взятые. Без преувеличения. Армия сумела в меня вбить ответственность и способность включать голову быстро и безальтернативно, то есть ультимативно.

В институте я проходил военную кафедру, а потому был призван офицером-пиджаком. Нас, пиджаков, тогда много пришло. Но не суть. Много чего было. Много службы, много работы, много нарядов сутки через сутки – это нормально. А между нарядами смотры, поля, стрельбы.

Если в институте это называлось «культурно отдыхать», то тут по ночам между нарядами была пьянка.

Наутро – как стёклышко; главное, не шевелиться и не дышать в сторону командиров. Потому как, если бы они дыхнули в нашу сторону, похмел, переходящий в запой, был бы обеспечен. И между тем мы – все мы – прошли через это. И выполнили, и сохранили. За что моя отдельная благодарность солдатам, офицерам и прапорщикам.

После армии всё было легко. Работа, знакомства, работа, алкоголь, новые знакомства, работа. Потом работа, алкоголь, свадьба, работа, алкоголь, работа.

Дочь. Валерия. Как путеводная звезда. Свет очей моих и личный вытрезвитель. Уровень потребления упал на порядок до пары раз в квартал.

Потом работа-другая, чуть спокойной жизни – и развод. Работа-работа и книги.

Стал читать. Книга в день – это нормально. Нормальная книга – это хорошо. Появление смартфона спасло библиотеки и мои книжные полки.

Потом случился слом мировоззрения, вызванный визуальным вмешательством в установившуюся картину мира.

Надпись перед глазами.

В который раз я был вынужден измениться под действием внутреннего убеждения в целесообразности этого процесса.

Благодаря этому я сейчас тот, кто есть. Спойлер: жив-здоров до сих пор. Маги вообще отличаются увеличенным жизненным циклом, хотя некоторые мои коллеги утверждают, что это результат вторичного восстановления сознания в объёме.

Якобы существуют технологии воскрешения, одной из которых я воспользовался и заставил себя забыть об этом. В качестве аргумента в этой теории выставляют мое величайшее чувство юмора, чувство меры и чувство жизни. Будто бы единожды живущие таким не обладают.

Что на этот аргумент можно сказать?

Это так и есть, и я из того счастливое исключение, доказывающее правило.

Вот, если вкратце. Ни о чём. Но в целом верно. Хоть и не раскрывает смыслов и внутренних предпосылок.

Конец.

Постскриптум

Будьте счастливы, живите богато. Всяческих вам благ и перспектив роста, как личного, так и профессионального.

Пишу слово «постскриптум» буквами, потому что не люблю латинскую букву «П»: она похожа на русскую «Р». Ну кто мог догадаться использовать русскую «Р», чтобы написать свою «П»?!

Плагиаторы!

Послесловие

Процесс становления магом невозможно расписать в формулах или уравнениях. Скорее это путь от ошибки к ошибке. Слово «ошибка» здесь не в алгебраическом смысле, а в логическом, как результат, который не должен был случиться, не был ожидаем.

Примечание

Комитет магов, изучив сей труд, пришел к выводу: мало. И рекомендовал мне углубиться, показать взаимосвязи и наполнения. По их словам, подход и стиль написания соответствует поставленным целям, и для мотивации мне выписали похвальную грамоту.

Грамота хранится в Музее истории Университета магии – в главном корпусе, на третьем этаже.

Для улучшения качества обслуживания все мысли фиксируются. Небольшая рекомендация: изучать книгу необходимо в бумажном виде. Только книга с печатью наложения силы в полной мере позволит вам изучить и воспользоваться всеми техниками, описанными и подразумевающимися.

Читайте с карандашом в руке, подчеркивая непонятные моменты и слова. Для непонятных слов есть словари разной направленности. Непонятные моменты советую перечитать, будучи в ином состоянии ума или гормонального баланса.

Для индивидуумов, несогласованно использующих текст (весь или отрывки), пожелание: копаться вам всю оставшуюся жизнь, пока действиями своими не восстановите причинно-следственные связи и не приведёте их к равновесию.

Пожелание мое заложено не только в текст, но и в эфирную составляющую любого труда.

Также этим заявлением я снимаю с себя все кармические долги и передаю их в полную отработку нарушающим баланс.

Ветер на вершине

Колышет травинку!

От начала мира

И до последней капли силы.

Ты, согласованный читатель, прочти и присоединись, отдай всё ненужное в безразмерный рюкзак долгов хапающих.

Уф, аж самого пробрало – очень-очень сильно. Не самая трудная конспирация, но заметно улучшающая жизнь!

Один раз после применения данной техники я получил в подарок топаз в виде свернувшейся змеи – мощный талисман от энергетических бумерангов.

Живи по совести, и пусть твой путь освещают мечты.

Глава 4. Лист Жажды

Апокриф. Путники Мёртвого Мира. Лист Жажды

Первый, не открывший. Ты! Серые тропы – направления бытия.

Жаждущий! Ты! Не камень у обочины, но зыбучий песок в глазу разума.

Искатель легкости – обрёл тяжесть, мечтатель власти – стал слугой собственных теней. Грядёт время, когда беспечные шаги путников отзовутся эхом в пустоте, но не звуком, а сомнением. Когда земля под ногами – тлен бытия, а кривое зеркало откроет пылающий бездной глаз. Там, где сила Мертво Мира становится путём.

Читающий, но не понявший. Ты!

Ошибёшься, ибо лично увидишь лишь тень смысла, потому что практический разум твой – петля, сжимающая горло истины. Здесь нет дорог, есть глубокие следы, оставленные теми, кто прошел до тебя и исчез. Нет карт – есть только ожоги, полученные прикосновением к невидимому. Огненный Иф коснётся страниц, но не сожжёт их. Чёрные тени прошепчут, но не откликнутся. Ты услышишь зов, но не поймёшь. Увидишь знак, но не прочтёшь. Ибо этот лист – не ключ, а замок. Не дверь, а стена. Не откровение, а молчание.

Помни: мир, каким кажется, – не мир. Мир, каким звучит, слеп. А тот, что внутри, уже мёртв.

Даже дописанное после слова «Конец» не смягчило требований. Что ж. Надо так надо.

Дабы развить сюжет и привнести момент движения, опишу вам свою первую охоту в Серых Пустошах.

Как вы знаете, Серые Пустоши – место пересечения физического мира и мира духов. Это нейтральная полоса, если так можно выразиться (сейчас я мог бы быть закидан шапками и другой какой-либо непонятной субстанцией за приравнивание Пустошей к нейтральной полосе).

Перефразирую. Серые Пустоши.

Ох, это же с самого начала, с азов излагать придётся! Дабы не растягивать повествование, поверьте мне на слово (пока).