Сезон цветения нарциссов

Слева прикреплены названия статей, публикаций, тема дипломной работы, магистерской диссертации и докторской.

– Доктор Цянь, ты отлично постаралась, – Сюй Линь трогает фото с научной конференции, где Яо стояла в удивительно открытом для нее черном платье.

Внизу выписки из медицинских карт:

Болела гриппом в 5, отец даже не отвез в больницу, скорую вызвали соседи.

В 12 была на приеме у психиатра, никаких выраженных отклонений, просто ребенок замкнут.

В 16 зашила подруге порез на коленке, врачи были не очень довольны таким вмешательством, однако шов был сделан безупречно.

В 17 упала в обморок прямо рядом с университетом после собеседования, не ела три дня.

А выше её старый рисунок, распечатанный со студенческого архива. График, выведенный тушью от руки. На первый взгляд просто линии, кривые. На второй – это симметричная модель мутации, выведенная вручную. Ни один студент не делал ничего подобного. Кто-то думает, что это просто абстрактная графика. Но он знает, что это расшифровка чего-то очень личного и опасного.

– Ты заговорила со мной. Ты даже… сказала, что сработаемся, – Сюй Линь наконец-то был рядом, глаза начало жечь, в носу защекотало, маленькая слезинка поползла по щеке, – я так рад.

Если он хотел завтра быть хотя бы похожим на человека, то ложиться нужно было уже сейчас, поэтому пришлось отвлечься от своего алтаря. Босые ноги прошлепали в сторону ванной, затем опять засеменили в спальню. И свет погас.

Многоуважаемая доктор Цянь такая сильная.

Цянь Яо пришла в лабораторию рано. Первым делом проверила состояние подопытных мышей: активность в клетках, реакции на стимулы, вес – всё в пределах нормы. Несколько строк в таблице, пара комментариев в базе, быстрый анализ графиков. Рядом тихо гудел инкубатор. Данные от ночного ассистента лежали на столе, сверху стикер “Третья группа ведет себя странно, но отклонений нет. Наблюдаем”. Гао Шань вел себя так, как будто умел общаться с мышами или чувствовал их на тонком уровне, потому что каждый раз оставлял маленькие пометки, которые невозможно внести в отчет, но они имеют значение. А затем растворялся в свете дня. Если кто-то из команды пересекался с ним хотя бы раз в две недели – это уже было событие.

К часу она успела допить второй кофе и скорректировать формулу раствора, который так и не показал ожидаемого результата. После обеда короткий звонок от отдела финансирования, банальная бюрократия: “Ваш запрос на расширение бюджета передан на согласование”.

В остальном день тянулся обыденно. Механика, рутина, шум кулера. Ничего из происходящего не предвещало, что к вечеру поступит системное уведомление.

Цянь Яо сидела за столом, не отрывая взгляда от экрана, когда письмо с пометкой "Официальное уведомление: прекращение финансирования проекта №3-47b" упало в её входящие.

Письмо было лаконичным:

Уважаемая доктор Цянь,

В связи с пересмотром бюджета и перераспределением грантов, финансирование по проекту "Биоактивные среды в контролируемых культурах" (№3-47b) прекращается с завтрашнего дня.

С уважением,

Отдел внешних связей и спонсорских коммуникаций

Подпись: Шэнь Чжуй

Яо секунду молчала. Это был её самый незначительный проект, почти декорация, но она терпела его ради имиджа, ради формы, ради баланса в отчетности. Это был "бумажный" проект, но он давал ей немного личных ресурсов: доступ к студентам-ассистентам, право использовать часть общей лаборатории и независимую сетевую структуру. Он был её полностью, в отличие от GENEX, который ей пришлось делить с Вэем.

А что теперь? Его просто вычеркнули. Без обсуждений. Без объяснений. В пользу "волшебной водички" Цзян Мина.

Этого оказалось достаточно. Словно кто-то последним движением выдернул чеку из гранаты.

Цянь Яо спускается на первый, влетает в кабинет директора по связям с общественностью. У нее он отдельный с персональной уборной, красивой дверью со стеклянной вставкой. А у нее с Мином один на двоих! Да еще и финансирование урезали?

– Выйди, я занята! Мне сейчас не до твоих научных игрищ и всякой твоей принципиальной фигни, – скрипит злая ведьма.

– О, я знаю, чем ты занята! Разделением бюджета согласно своим сексуальным предпочтениям, а не нуждам науки или талантам, – голос Яо как лезвие: чёткий, холодный, острый. Словно железная линейка бьёт по столу.

Она плавно обходит стол, наклоняясь прямо рядом с Шэнь Чжуй, заглядывая в ее лицо. Глаза заволакивает темным туманом, зрение сужается до одного единственного такого отвратительного лица.

– А, дак ты все видела, – Шэнь Чжуй некрасиво ухмыляется, самодовольно закатывая глаза, – извини Яо, для твоих культуральных сред не осталось спонсорских денег.

– А для “умной водички” Цзян Мина значит осталось? – Цянь Яо обходит стол, загоняя в угол злобную ведьму.

– Если ты думаешь, что мне страшно от твоих взглядов – ты ошибаешься! – голос Шэнь Чжуй немного срывается, но быстро возвращается к привычному тону, – отойди, я устала от тебя и твоих претензий! Все устали, даже доктор Вэй устал от твоих выходок, глупое дитя!

Злая ведьма отступает, обходит стол так, чтобы между ними была преграда, боится.

– А я не спрашивала, устала ли ты! – темный лес начинает шелестеть внутри, поднимается буря, Яо еле держит себя в руках, – я сказала, что не потерплю коррупции под видом грантов – это не поддержка науки, это ее вскрытие. А я увы не хирург, чтобы в этом участвовать!

Цянь Яо потянулась одной рукой за спину, освобождая пояс от своего нового халата, второй она вела по столу, преграждая путь к отступлению. В этом темном лесу она не потерявшееся дитя, она самый страшный хищник этого леса, и, к сожалению, зверь проснулся, и он голоден.

– Если ты хочешь продолжать тут работать и получать хоть какие-то деньги, тебе стоит держать свой язык за зубами, – лицо ведьмы бледнеет.

Однако Цянь Яо этого уже не видит, возможно, если бы она заметила страх или блеф, что-то можно было изменить, но Яо редко понимала людей, а сейчас тем более не могла увидеть небольшое изменение в мимике и тоне голоса. Зверь рычит, в лесу поднимается шум, набатом пульсируя в висках. Цянь Яо прыгает на стол, кидается на ошалело вскрикнувшую Шэнь Чжуй, обвивает шею поясом, сразу затягивает туго, не давая возможности вздохнуть, ведьма валится на нее, прижимая спиной к полу, но уже поздно. Яо фиксирует тело ногами, проворачивает руку, затягивая пояс сильнее. Ведьма сипит, брыкается, некрасивые полные ноги в уродливых туфлях скребут по кафельному полу. Пальцы Яо заныли от усилия, а ткань пояса тонко прорезала ладонь, но она не ослабляла хватки.

Лес внутри Яо становится темным, влажным, воздух густой и плотный, зверь выходит на опушку, огромная пасть с капающей кровью, тяжелое дыхание, когтистые лапы вытягиваются вперед, пока огромное волосатое существо не укладывается в невысокой траве. Лес доволен, зверь сыт. Его когти еще подрагивают в траве. Но он уже не голоден. Он спит, охраняя её тишину.

Лицо Шэнь Чжуй багровеет. Потом становится серым. Руки ее оседают на пол, как тряпки. Директор по связям с общественностью Шэнь Чжуй умерла. Все еще удерживая пояс одной рукой, доктор Цянь подносит руку проверяя дыхание. Нет. Еще минуту. Затем она ослабляет пояс, спихивает тело и аккуратно вставляет орудие убийства обратно в шлевки халата. Яо щелкает замком кабинета, придержав в руках салфетку. Зайдя в персональную уборную госпожи Шэнь, Яо тщательно отмывает руки. Не от вины, нет. От запаха старого тела, от этого прокуренного, затхлого ужаса, который даже не должен был называться человеком. Спустя три минуты Цянь Яо опускается на одно колено и проверяет пульс. Нет.

– Время смерти 19:43, – тихо хихикает Яо, поглядывая на часы, как реаниматолог в какой-нибудь врачебной драме.

Яо слегка постукивает пальцами по бедру.

– Бля, не сдержалась! – она трет переносицу, но эту улыбку за опущенным вниз лицом не скроешь.

Вообще-то она и правда не планировала никого убивать, но эта гниль слишком долго воняла на теле исследовательского центра “Вэйян”.

Яо спокойно берет ключ со стола, выходит в коридор, запирая дверь. Поднимается к себе, тело подрагивает, маленькие иголочки покалывают пальцы, все находится в приятном возбуждении. Собирая вещи, Цянь Яо мысленно составляет список:

Отбеливатель и много тканевых салфеток

Какая-нибудь известь подойдет для минимизации запаха

Мешки, да, если герметичные мешки или пленка есть на складе – это джекпот.

Она настукивает мерный ритм по бедру, спускаясь на склад. Очень удобно работать в таком месте. На выходе из лифта ее встречает Сюй Линь.

– Собираешься домой? – он смотрит в глаза, слегка покусывая нижнюю губу.

Черт бы его побрал, этого Сюй Линя, ее никто не видел, камер в коридорах университета нет, пропускная система не работает уже два дня, и только этот идиот сейчас цепляется к ней с вопросами.

– Мне нужно на склад, подготовить кое-что на завтра, так что я пойду, – Цянь Яо склоняет голову на бок и вопросительно приподнимает бровь.

– Хорошо-хорошо, вперед, – парень заходит в лифт, нажимает кнопку и как-то очень странно улыбается.

Цянь Яо отгоняет от себя эти мысли. Ничего не может омрачить сегодняшний день, лес внутри еще никогда не был таким спокойным, ну может лишь однажды.

На складе института “Вэйян” обнаружилось множество поразительно полезных вещей. Старая ржавая лопата, обмотанная изолентой, хрупкая, но держится. Куча полиэтиленовой пленки, свернутая в рулоны, прозрачная, плотная.

Перчатки, строительные, с прорезиненными ладонями, пачка из восьмидесяти штук. Огромная мешковина с известью. Отбеливатель с надписью “не трогать. проект E-745-1”. И даже резиновые сапоги, сорок пятого размера, болотно-зелёные. Видимо, остались от кого-то.

Яо склонила голову на бок и усмехнулась:

– Мы тут наукой занимаемся или людей убиваем?

Почти не скрываясь, она сгребает всё в хозяйственную тележку и катит по тёмному коридору, тихонько насвистывая. Никаких камер, никакой сигнализации. Только шелест колёс и шорох ее шагов.

Через задний коридор она проходит в кабинет Шэнь Чжуй. Все еще тихо. Она захлопывает за собой дверь и открывает окно. Вылезает из окна, чтобы подогнать машину ближе. Запрыгивает обратно. Яо подтягивает тело, обмотанное плёнкой, и, как приученная санитарка, выволакивает его на подоконник. Поднимает ноги ведьмы, чуть тяжеловатые, и аккуратно вытаскивает через окно.

Во дворе темно. Яо не особо разбиралась в машинах, но ее машина точно не предназначалась для перевозки таких вот вонючих грузов.

Заехать на автомойку, – мысленно ставит галочку в голове.

Тело падает внутрь с глухим звуком. Она накрывает его плёнкой, заворачивает края. Аккуратно раскладывает рядом перчатки, отбеливатель, запасные мешки. Сверху кладет лопату.

Захлопывает багажник.

Садится за руль, ставит телефон в держатель, запускает навигатор. Трасса до карьера – 38 минут. На экране мигает значок Bluetooth: Подключено. Воспроизводится.

“Nocturne No.2 in Е flat Major, Op. 9,2”

Белоснежная Audi A7 мягко вливается в ночной поток. Спасибо отцу: тридцать лет в автобизнесе и вот результат. Машина куплена со скидкой и до сих пор выглядит идеально. Парни с его сервиса регулярно проверяют её. Иногда без её ведома. Пальцы настукивают в такт музыке, на особо тревожных нотах брови доктора Цянь приподнимаются домиком, как будто пританцовывая в такт. Через сорок минут поворот к старому карьеру. Она сворачивает, останавливается у края лесополосы. Надевает болотные сапоги прямо поверх белоснежных лаборантских кед. Втыкает руки в карманы. Осматривается.

Минут пятнадцать ходит по кромке, проверяет, где можно спрятать машину. И где можно зарыть тело. Место должно быть немного выше общей линии, иначе соберется вода. Она находит и место для машины, и потенциальную могилу для директора по связям с общественностью Шэнь Чжуй. Возвращается, переставляет машину, открывает багажник.

– Что ж, госпожа Шэнь, – негромко, почти тепло, – надеюсь ты была буддисткой, потому что крестов я не захватила, но пару палочек благовоний и яблоко для подношений я найду.

Цянь Яо сгибается, приподнимает тело. Оно тяжёлое не в килограммах, а в структуре. Волочит его по мху, по сухим травинкам. Плёнка шуршит, цепляется за ветки. Фары давно выключены, глаза уже привыкли к полумраку.

Яо берется за лопату, копает долго, кажется целый час, ноги неприятно преют в двух парах обуви, рубашка липнет к спине и подмышкам, Цянь Яо начинает терять терпение, она не любит, когда тело грязное, потное и липкое. Хочется помыться.

Цянь Яо молчит. На лбу блестящая испарина. Она останавливается, присаживается на корточки, вглядываясь в яму. Ладонь на колене, вторая держит черенок лопаты. Яма уже достаточно глубокая. Она встаёт. Хрустит спина. Сгибается над телом. Перекатывает в яму, как будто переставляет большой мешок с удобрениями. Звук тупой и влажный. Пленка немного отгибается, открывая лицо.

Она такое уже видела. На рынке лет в одиннадцать. Мальчик, наверное, ровесник или младше, плакал, звал: “Бабушка, бабушка!”.

Хватался за прохожих, всматривался в лица, но этот хриплый звук изо рта женщины, трясущиеся руки. Яо его никогда не забудет, тот звук пробудил в ней что-то. Тайное, мрачное.

Зверь внутри тогда только заинтересованно дернул ухом, не ощущая насыщения. Но лес почти не шелестел, лес успокоился.

Яо мотает головой, сбрасывая наваждение. Берёт известь. Насыпает.

– Чтобы не воняло, госпожа Шэнь. Хоть в чём-то вы были правы.

Засыпает яму. Методично, без пафоса. Разравнивает землю. Притаптывает. Срывает с куста несколько сухих веток – раскидывает сверху. Оглядывается. Лес безмолвен.

Возвращается к машине. Снимает сапоги и перчатки, заворачивает в остатки пленки. Садится. Закрывает глаза на мгновение, опирается лбом о руль.

“я устала от тебя … все устали, даже доктор Вэй устал от твоих выходок, глупое дитя!”

Запускает двигатель. Плавно выкатывается на дорогу. Музыка вновь включается автоматически.

На подъезде к городу она заезжает на круглосуточную автомойку.

Выходит. Заказывает “глубокую мойку”. Пока знакомые парни в серой униформе орудуют шлангами, она собирает из багажника огромный комок пленки, запихивает его в черный мусорный пакет, никто не обращает на это внимания, дочка шефа, какие вопросы.

– Есть чистый комбинезон? – Цянь Яо говорит громко, но не кричит.

Парни оборачиваются, один из них кивает, скрывается в подсобке и выносит не просто чистый, а новый пакетик с серой формой.

– Я приму душ и вернусь за машиной, – бросает мимоходом.

Молодой человек кивает, показывая рукой в сторону душевых для персонала. Яо на ходу стаскивает рубашку, брюки сваливаются вниз. Носки, прилипшие к тонким щиколоткам, не хотят отцепляться. Уже совершенно голая, она встает под душ, вода смывает грязь, глину, пот. Горячая вода прожигает плечи, сбивая комки липкой земли и какой-то старческой жирности. Волосы плавно распутываются под струями воды. Чистый комбинезон немного прилипает ко все еще мокрому телу, но это в десять раз приятнее липкой грязной одежды. Босые ноги залезают в рабочие кеды. Девушка выплывает из помещения для персонала, скидывая одежду в пакет с другими уликами своей несдержанности.

– Отцу ни слова, – отрезает она.

– Есть, госпожа, – кричат сразу четверо парней, один из них передает ключи.

Машина сверкает, будто её и правда никогда не касалась пыль просёлочной дороги. Салон пахнет химией, свежестью, в которой прячется намёк на хлор. Цянь Яо едет медленно. Окно приоткрыто. В бардачке одноразовые перчатки, салфетки, жвачка с мятой. На заднем сиденье тёмный пакет. Плотный, двойной. Завязан тугим узлом.

Внутри: сапоги, обмотанные пленкой, рабочие перчатки с грязью, лопата с крошками глины. И одежда. Всё пропитано потом, землёй, эмоциями.

Она выезжает на старую объездную дорогу, ту самую, где весной обочины усыпаны бурьяном, а в кустах валяются шиномонтажные остатки и строительный хлам. Здесь регулярно вываливают мусор. Останавливается у бетонного колодца с полусгоревшими досками. Включает аварийку. Выходит. Молча. Сухо щелкает боковая дверь. Яо оглядывается. Трасса пуста. Только сверчки и ветер.

Она берёт пакет обеими руками, бросает. Слышится глухой удар, шелест, всё исчезает.

На обратном пути музыка уже не играет, только шум потока за окном и периодические щелчки поворотника.

– Вот бы пошел дождь, – думает Яо, сворачивая на паркинг у дома.

Как по заказу, через три часа, когда голова Яо уже лежала на подушке, грудь мерно вздымалась, а пальцы ног подрагивали, не прикрытые одеялом. Небо разразилось ливнем, смывая остатки любых воспоминаний о Шэнь Чжуй. Впервые злую ведьму победил страшный серый волк, а не добро или дружба.

Доктор Цянь, я буду думать об этом сотни раз.

Цянь Яо проснулась в прекрасном настроении.

Она, конечно, всегда чувствовала прилив сил после тренировки, но сегодня тело отзывалось особенно легко. На лице ни следа усталости, ни намека на отёк. Босые ступни мягко скользнули в серые пушистые тапки, и ноги автоматически направились в сторону ванной. Аккуратно щёлкнув краном, Яо запустила пальцы в волосы.

"Подумать только… Стоило всего лишь убить эту лягушку и жизнь заиграла новыми красками?"

Она с искренним удивлением разглядывала своё отражение в зеркале.

Пока ванна наполнялась водой, телефон подсоединился к колонке, и музыка разлилась по просторной гостиной.

Яо достала закуски, купленные еще три дня назад в кафе неподалёку, разложила их по тарелкам. Омлет шипит на сковороде, кофеварка пискнула, извещая о готовом напитке.

Идеальное утро. Почти святое.

Она неспешно нажимает на панель беговой дорожки. Двадцать минут – это стандарт. Дыхание ровное, но частое, в унисон с музыкой в колонке. Но ощущения после, даже близко не такие приятные, как вчера.

Сегодня Цянь Яо даже выбирает немного экстравагантную белую блузку с большими лацканами, широкие струящиеся черные брюки и лоферы. День сегодня такой чудесный, что даже захотелось приодеться.

***

Утро Сюй Линя стало испытанием.

Вчера, приехав домой, он чувствовал настолько сильное нервное возбуждение, что не мог найти себе места. Ходил по квартире, трогал доску длинными пальцами, надевал и снимал очки раз пятнадцать. Его холодная и идеальная Цянь Яо потеряла контроль? Действительно разозлилась? А если она разозлиться на него, то сделает то же самое?

В сознании мелькают картинки: вот она некрасиво злится, испепеляя Шэнь Чжуй взглядом, странно дергает халат сзади, а потом картинка становится четкой и выверенной. Лицо госпожи Цянь расслабляется, веки слегка прикрывают глаз, она прыгает через стол, секундная заминка, глаза осматривают лицо жертвы справа налево и обратно. А затем идеальный бросок и белая лента оказывается вокруг шеи Шэнь Чжуй. Показавшиеся чрезмерно сильными еще на спонсорском ужине, руки Яо Яо тянут на себя пояс, ноги смыкаются в захвате.

Сюй Линь восхищенно задерживает дыхание, боясь спугнуть. Зрачки расширяются, когда, возвращаясь к телу достопочтенная доктор Цянь оглашает:

“Время смерти 19:43…Бля, не сдержалась!”

И эта улыбка, впервые искренняя. Он видит, как Яо улыбается искренне, не натужно, и это прекрасно. Милые почти кроличьи зубки, покрасневшие уголки глаз, словно солнце осветило комнату. Приходится спрятаться в соседнем помещении, хотя он бы вечно оставался там, наблюдая за этой улыбкой.

Пока воспоминания заполняют всю его голову, тело реагирует весьма однозначно. То, что не должно было случиться, но случилось, он…возбужден? Возбужден от воспоминаний о том, как объект его обожания хладнокровно убивает коллегу? Рука рефлекторно тянется резинке домашних брюк. Нет, он не будет этого делать.

Поэтому всю ночь Сюй Линь провел за отчетами, регулярно возвращаясь мыслями туда, где лицо его Яо Яо озарилось такой красивой улыбкой.

***

Утро в офисе было размеренным и тихим, все шло своим чередом. Вряд ли отсутствие злой ведьмы кто-то заметит. Она часто работала из дома или уезжала в командировки, так что еще дня три никто и не подумает ее искать.

Доктор Цянь как будто в танце прогуливалась по коридору своего этажа в сторону лаборатории. Тяжелая металлическая дверь с электронным замком отворилась. Оттуда вышел улыбающийся доктор Вэй.

– Еще раз спасибо Цзян Мин, я зайду позже, – слегка наклонив голову, произнес мужчина.

– Вэй лаоши, что вы здесь делаете? – голос Яо прозвучал почти по-детски, настолько она была довольна.

– О, Яо Яо, кто-то сегодня в хорошем настроении? Я заходил к тебе, хотел отдать требования к оформлению результатов исследования. Все, даже на этапе публикации будет происходить in-vitro, проводить исследования на людях тебе никто не даст. Твой запрос отклонен.

Вэй Линь выжидающе протягивал бумаги, готовый столкнуться с чем угодно: истерикой, агрессией и даже ударом. Но он точно не ожидал услышать: “Хорошо, Вэй лаоши, in-vitro так in-vitro, без проблем”.

Придвинувшись ближе, Цянь Яо нежно огладила галстук, поправила его, и проникновенно заглянула в глаза: “Линь Линь, галстук сбился, будь аккуратнее”.

Доктор Вэй чуть не поперхнулся от такого обращения.

– В общем, Яо, я предупредил, никакого сбора фокус группы, – мужчина слегка отстранился и отвел взгляд, дыхание стало тяжелым. Прокашлявшись, он двинулся по коридору в сторону лифта.

– Еще увидимся, доктор Вэй, – и Яо плавно скользнула в лабораторию.

Настукивая по бедру какой-то только ей известный ритм, она прошла к столу, запустила компьютер, повесила огромный пиджак на плечики и забрала волосы заколкой. Единственный, кто явно заметил какую-то проблему – это Цзян Мин, он явно суетился и был бледнее моли. Видимо покровительница не отвечает на сообщения и звонки. Час прошел за проверкой мышей и взятием анализов, записями в ежедневный журнал. Тань Жуй жевала жвачку, сидя за микроскопом. Лао Хэ снова ковырялся в автоклаве, низкий, с седеющей щетиной, всегда в халате и с плоской отвёрткой. Еще два часа пролетели за заполнением документов и проверкой системных уведомлений. К середине дня Цзян Мин вскочил со стула, шумно выдохнул, походил из стороны в сторону и вылетел из кабинета, не придержав дверь, от чего та громко хлопнула. Но Яо даже не вздрогнула.

– Почему он постоянно такой шумный? – протянул Чэнь Дао и закликал мышкой усерднее.

– Ему просто вода в мозги попала, – бросила заглянувшая в общую лабораторию Тань Жуй.

Цянь Яо продолжила заполнять таблицу, машинально потягивая уже остывший кофе. Улыбка сама скользнула на лице от перешептывания коллег.

Графа за графой, слово за словом, до тех пор, пока курсор не завис где-то на середине строки. Зазвонил телефон. Экран высветил: “Отец”. Коротко и сухо. Просто – “Отец”.

Яо на миг затаила дыхание. Ответить? Или нет? Если не взять трубку, будет сообщение, потом звонок на рабочий, а потом – этот его тон, как будто она не человек, а ошибка, и отсутствие ответа – тоже ошибка.

Она нажала “принять” и удалилась из общего помещения в свой кабинет.

– Алло.

– Цянь Яо, ты на работе? – голос был резкий, без приветствия. Ни "как ты?", ни "доброе утро".

– Да, – она сжала пальцами ручку и прижала её к столу.

– Один из клиентов хочет вложиться в это твое “исследование”, спрашивает могу ли я рекомендовать такие инвестиции. Яо, я могу рекомендовать ему твой проект?

– Проект жив, всё идёт по графику, – бездушно ответила доктор Цянь.

– Надеюсь. – тишина на том конце, – не подведи. Мне и так стыдно смотреть людям в глаза.

Эти слова прозвучали почти буднично. Без злобы. Как будто он констатировал факт: “рождение девочки – позор для отца”.

Пальцы Яо легли на край стола, она медленно подвела их к себе, пока ногти не уперлись в ладонь. В голове гулко отозвались слова, сказанные много лет назад, когда пятилетняя девочка оказалась в больнице с тяжелой формой гриппа. Цянь Цзинхен стоял в дверях больничной палаты, выдавая свою тираду.

– Ты привлекла внимание соседей, заставила людей волноваться, сейчас ты пропускаешь подготовительные курсы в школу. Это неприемлемо. Ты должна быть полезной, а не доставлять неприятности. Иначе зачем ты вообще?

И никакого беспокойства. Ни слов “как ты?”, ни “извини, ты наверно испугалась, когда ехала сюда” – ничего. Холодное безразличие было бы лучше. В словах, в действиях и даже в глазах отца сквозила ненависть.

Конечно, его неприязнь была объяснима. Жена умерла в родах, оставив после себя причудливую зверушку. Ни наследника, ни сына, а странную девочку, приносящую проблемы своим существованием.

Но зверь в лесу не мог злиться, он не рычал, с его пасти не капала кровь. Тогда еще зверек пугливо поджимал ушки, скулил прижимаясь к земле, а лес бушевал, деревья гнулись, издавая треск, листва шумела, но это не защищало, лишь пугало волчонка внутри.