Невероятный Адам

Несколько секунд была тишина, после чего одно зеркало в туалете треснуло и дикий крик раздался эхом по всему этажу, от чего в закрытом помещении поднялся морозный ветер.

Юра подождал, пока все утихнет, прикрыв уставшие глаза, после чего заявил в пустоту.

– У тебя пять минут. Дуй давай.

Неизвестно как, но Адам будто бы чувствовал присутствие Дмитрия рядом с собой. Он старался не обращать внимание на эти ощущения, однако ему казалось, будто бы Дима, сгорбившись от усталости, прошел мимо него к двери. Священнику почти удалось отогнать эти мысли, но что-то невидимое рядом с ним ударилось о дверь и выругалось.

Адам аккуратно подошел к выходу, повернул ручку и открыл дверь. Невидимый Дима, кажется, вышел.

– Вы так духов выгоняете? – Спросил Адам, выглядывая в коридор.

– А как иначе? – Юрий засек время на наручных часах и передал Адаму траву для окуривания, – если появится призрак – ткни этим ему в морду. Диме не тыкай, иначе его душа в тело не вернется.

Священник подошел к двери и оглядел пустой коридор.

– И как это работает?

– Я сам до конца не понимаю. Знаю точно, что призраку по голове настучать может только другой призрак. Вот Дима и лезет на тот свет. Но только на пять минут, чтобы потом можно было реанимировать. А я слежу, чтобы за это время его тело никуда не сбежало.

– А были предпосылки? – Спросил Адам, рисуя дымом замысловатые узоры перед дверью.

– Полно.

Священник повернул голову, чтобы посмотреть, чем занимается Юра. Тот, безэмоционально наблюдал за медленно шевелящимися пальцами Диминого тела, которое, кажется, пыталось вновь обрести контроль над своими конечностями.

– Все равно не понимаю, – вздохнул Адам, – а ты лежи там, не дергайся.

Тело попыталось показать священнику средний палец, но не смогло сжать кулак и обмякло от перенапряжения.

– Это смерть, ее понимать не нужно. Нужно ее избегать всяческими способами.

Посреди коридора появился призрак. Не тот, который гнался за Адамом. Силуэт выше и тоньше, женщина с длинными волосами в больничном халате. Заметив Адама, она быстро направилась к нему, однако, стоило духу приблизиться к дыму, он тут же растворился в воздухе с ужасающим криком, от которого у священника заложило в ушах.

– И почему они все такие злые?

– Не все, – Юрий подошел к двери и прислонился плечом к косяку, – Непонятно, где Дима. Время кончается.

Оглядев коридор, Адам, конечно, не увидел призрака Димы, но мог поклясться, что он ходит где-то рядом.

– Меня терзают сомнения, – поделился своими мыслями священник, – Дмитрий справится с двумя духами в одиночку?

Юрий повернул голову так резко, что мог сломать позвоночник. В его лице не виднелось ни кровинки, кожа будто бы слилась с плиткой на стенах.

– Двумя? – Спросил он недоверчиво.

И, не дождавшись ответа, Юрий кинулся будить Диму.

– Крикни ему в коридор, чтоб возвращался! – Приказал он, подставляя дефибриллятор.

Адам высунулся в коридор.

– Дима! Их двое! Возвращайся!

Коридор эхом отразил его слова и растворил в пустоте. Сердце священника застучало быстрее от тишины, которая стала ему ответом. Впереди ничего, сзади треск электричества и ругательства Юрия.

Разряд вошел в тело Дмитрия с характерным звуком, однако присутствие его духа все еще не было ощутимо. Юрий выругался и ударил второй раз. Потом в третий. На четвертый раз таймер пропищал окончание пяти минут, и Дима резко сел.

Бледный, потный, с бешеными глазами толи убийцы, толи его жертвы. Юрий даже не успел расслабиться, когда его друг нанес ему точный удар в челюсть и подскочил на ноги, после чего, вероятно, от головокружения, свалился обратно. Юрий сплюнул кровь на пол.

Дима попытался рассмеяться, но получилось немного нервно и даже пугающе. Настолько, что Адам подошел к друзьям и провел благовониями поверх их голов. Ничего не произошло.

– Я живой, – голос Дмитрия был не похож на его собственный, – живой, вашу мать!

Адам аккуратно помог ему встать на ноги под пристальным и недоверчивым взглядом Юрия. Опираясь на священника, Дима потрогал свою грудь и живот, часто заморгал, и, кажется, заплакал. Улыбка не сходила с его лица.

– Живой, – повторил он облегченно и быстро направился к двери. Даже не обернулся.

Пока Адам смотрел в след одному охотнику за призраками, второй поочередно открыл всю горячую воду, в туалете и потушил сигарету.

– Дима, ты здесь? – Спросил в пустоту охотник.

На запотевшем зеркале сам собой начал вырисовываться контур мужского полового органа. Не отрывая взгляда, Юрий наблюдал, как призрак аккуратно и бережно рисует волосы на яйцах.

– Шутник, – проговорил он, отводя от себя руку с сигаретой. Призрак с удовольствием сделал затяжку. – Пойдем, Адам. Кто бы не был сейчас в теле этого придурка, его, по-хорошему, надо вытащить.

О священнике

Нехорошее чувство терзало Адама на протяжении всей следующей недели. Целыми днями он сидел дома, копался в своих бумагах, нагружая мозг разными мыслями, и подскакивал от каждого шороха в небольшой квартирке с тонкими стенами. Ветер бил в окно тонкую ветвь дерева, посаженного снаружи, стучался и о чем-то молил своим завыванием, так Адаму казалось. Нервозность в его теле от постоянного безделья вылилась в синдром нервной ноги. Он раскачивал коленом стол, постоянно шатал табурет с неровными ножками, на котором сидел, неосознанно скидывал тапок. Когда телефон вибрировал новым сообщением, Адам вскакивал и бежал проверять. Ни одного звонка из церкви, ни одной просьбы куда-то съездить или кого-то посетить, он был не нужен ни отцу Владимиру, ни жителям города. Редкие сообщения писал Юра, с которым они обменялись телефонными номерами на всякий случай, но и тот не искал с Адамом личной встречи. Переписываясь, они разговаривали о состоянии Димы, которого с множественными травмами положили в больницу после того, как его тело с чужим духом внутри, попало под машину. Дима быстро восстанавливался, и Адам боялся, что, как только он поправится, Юра перестанет писать ему.

Не одиночество пугало священника, ему нравилось проводить время наедине со своими мыслями. Но тишина, полное отсутствие любого напоминания о прошедших неделях заставляли Адама считать, что он сходит с ума. Призраки, трупы, останки, вся нечисть, бегающая по городу, исчезла, а с ней и уверенность Адама в том, что он видел.

В одно утро священник решил, что ему срочно нужно найти своего сменщика, человека, который вместо него ходил в морг, когда сам Адам был в заброшенной больнице.

Того парня с щербинкой между зубов он встречал всего два раза. В первый день приезда, когда кто-то должен был проводить его к отцу Владимиру, и на прошлой неделе, когда они оба ждали служебные машины у входа в церковь. Тем не менее за тот недолгий срок Алексей рассказал ему, где живет, чем любит заниматься, и даже приглашал в гости поиграть в настольные игры, которые он так любил. В тот же день Адам записал его адрес в телефонных заметках, и сегодня решил воспользоваться приглашением. Он не знал номера Алексея и, понадеявшись, что тот дома, заказал такси.

Водитель довез быстро. Оказалось, что Алексей снимал квартиру в нескольких кварталах, вполне можно добраться пешком, если знать город. Немного поплутав по дворам, таксист высадил Адама из машины и уехал на следующий заказ.

Дверь квартиры оказалась не заперта. Прежде, чем войти, Адам несколько раз позвал Алексея по имени и постучал ради простой вежливости. Когда ответа не последовало, Адам проверил наличие пистолета под пальто и нащупал пальцами замочный язычок, целый и не срезанный. Должно быть, Алексей просто забыл закрыть за собой дверь.

Сама квартира – маленькая однушка с огромным раскладным диваном, аккуратно заправленным. Алексей не сложил его перед уходом. Вещи на столе в легком беспорядке, пара бумаг упала из-за открытого на проветривание окна. Батареи жаркие, душные, будто бы отопление только включили. На кухне чашка остывшего чая, пара номеров на холодильнике и красный угол с тремя иконами. Адам долго рассматривал их, пытаясь понять, почему святые на него не смотрят в ответ.

Из-под стола вышел кот и громко что-то проговорил, потершись о ноги Адама. Тот уже наклонился, чтобы его погладить, но животное быстро вывернулось и направилось к пустой миске. Ни воды. Ни еды. Уже несколько дней.

Не сразу Адам осознал, что это значит. Взял рядом стоящий корм, открыл герметичную упаковку и высыпал в миску, налил воду из-под крана в пустую чашку. Ставя на пол, пролил немного от неожиданного и пугающего прозрения. Он так торопился выйти из пустой квартиры, что оставил кота наслаждаться долгожданным обедом.

Дальше закрутилось. Быстро в церковь, быстро через главный ход, быстро покивать, быстро к лестнице на второй этаж, быстро отметить скорбящие лица прихожан, быстро испугаться, быстро стучать в дверь кулаком, быстро задавать вопросы.

Отец Владимир. Медлительный и прискорбно спокойный. Не хотел тревожить. Не хотел говорить. Не хотел звонить. Черные тонкие брови – ветки за окном стучали. Сибирский говор Владимира – оканье – завыванье ветра.

У отца Владимира раскладушка в кабинете, плитка и чайник. Белье стирает в раковине туалета. Отец Владимир боится, живет за зашторенными окнами, со светом спит, двери на замки. В кабинете душно, но окна открывать нельзя.

Нет три дня. Искали? Искали. Родственники в церкви дежурят по очереди – стражи страха смерти за ближнего. Святые в сторону смотрят.

Уехал в морг. Утром не вернулся. Звонки, смс, попусту все. Дома нет. Кота кормить некому. Кота в церковь привезут, позаботятся.

Быстро крестится отец Владимир. Быстро крестится Адам. Машину дали, свою, без водителя. Быстро по трассе, быстро в морг, быстро голова вторит–молит.

Еще один пропал. Священник. Молодой. Был в морге. Вместо Адама. Адам ходит в морг почти каждый день и с ним ничего не приключалось. Мертвецы встают, трупы, останки. Опасно ли? Убить могло? Все при Адаме, все вместе с Адамом. Рука под руку, перед носом, ад в Адаме, в его голове, кричит и плавит глазные яблоки от не моргающего наблюдения за дорогой.

Быстро из машины, быстро по крыльцу, быстро в морг, быстро будить спящего над конспектами Макса. Он вообще в институт ходит? Не важно. Быстро говорить. Быстро задавать вопросы. Где? Кто? Жив? Был? Был. Приехал–уехал. Трупы не вставали, им нагоняй устроили, чтобы не поднимались при новеньких. Алексей новенький, молодой, только из монастыря вышедший, церковная свеча. Тает, тает, разрывается голова Адама.

Максим смотрит на него, как на сумасшедшего, и трет спящие глаза. Адам быстро в кабинет сто один. Пусто. Увезли.

Невероятный Адам: О болезнях

Несколько дней Адам не брал трубку, не отвечал на сообщения. Отец Владимир гневался сквозь зубы смсками, снисходил до автоответчиков, хватался за больное сердце и упрекал Адама в его непрофессионализме.

Профессионализм протекает сквозь половые доски к соседям, и они молятся громко по ночам вместе с воющей собакой.

Адам крестит пол с усмешкой на лице и заваривает себе лапшу в надежде, что ядовитые приправы сожгут его изнутри.

Москва не отвечает. Москва клянется в верности своим сотрудникам, врет про дела, кормит завтраками, боится соединять сумасшедшего Адама с начальством.

Самовольное заточение, недолгое сроком, сказалось худо на всем в квартире. Пол покрылся липким унынием, к которому прилипали ноги, у двери скопилась гора из мусорных пакетов, по ней шагали маленькие муравьи – скалолазы. Им хватило пары дней жизни с Адамом. Потом они от чего-то сдохли. Адам пил несладкий чай и косился на две кастрюли, выглядывающие из раковины с виноватым видом.

Некоторое время от всего дня, проводимого в квартире, Адам тратил на изучение бумаг на своем столе. Бумаги пожелтевшие, старые, давно не пополнявшиеся новыми записями напоминали Адаму о безнадежности его положения. С них смотрели черно–белые ксерокопии фотографий пропавших священников. Закончив перечитывать печатные тексты, Адам прятал бумаги обратно под половицу отодвинутого шкафа. Однажды он нашел там таракана. Таракан полазил по тайнику, почитал бумаги, издал предсмертный звук и отправился к тараканам–праотцам.

Ничто не выживало рядом с Адамом.

Одним днем Юра написал, что Диму выписали из больницы и вскоре у них по этому поводу небольшое застолье. Звал, уговаривал прийти. Адам чувствовал вину и отвечал, что сильно болеет и никуда из дома выйти не может. И на сутки Юра замолчал.

Следующим днем Адам проснулся от того, что в его квартиру кто-то долго и усердно стучал. Он повернулся на другой бок и зажмурил глаза. Дачница, сдававшая квартиру, регулярно пыталась пробраться к священнику сквозь щели и замочные скважины. Сама дверь не открывала от страха и, на самом деле, не хотела заходить в дом, словно предчувствовала неладное. Пугать приходила, стучала, кричала, а потом громко топала и возвращалась на свою дачу.

Стук – сердцебиение. Молодое резвое сердце колотилось в коридоре, гоняя эхо по венам–стенам. Дачница старая и едва живая, шаркающими ногами за жизнью бегущая. Не ее стук.

Адам открывает дверь и в квартиру, без предварительного приветствия заходит небольшой сугроб, по грудь самому Адаму. Сугроб ставит на пол два пакета с богатым внутренним миром и отряхивается. Ошарашенный священник делает несколько шагов назад, чтобы дать место снять пальто и шарф с головы, покрытые инеем.

Красная Лилия трет щеки. Тонкие пальцы кладут варежки на комод. Она мелко дрожит от холода, моргает чуть слипшимися ресницами, из-за чего под бровями отпечатывается тушь.

Она едва накрашена, растрепана, второпях собранная, стоит рядом с Адамом и дышит смертоносной вонью квартиры.

– Юра сказал, Вы болеете, – сказала Лилия, разуваясь.

Адам спешно подал ей руку, чтобы девушка не наступила белыми носками в лужу от ботинок. Она осторожно перешагивала грязь, он, якобы случайно, гладил ее пальцы.

– Юра? – рассеянно переспросил он.

– Юра, – глупо повторила Лилия.

Они посмотрели друг на друга в полном непонимании, после чего девушка рассмеялась и подняла пакеты.

– Где кухня?

Адам проводил ее по коридору на маленькую, заставленную контейнерами от еды быстрого приготовления, кухню.

– Юра мой брат. Он написал утром и попросил проведать.

Трудно было верить глазам. Лилия в белом свитере на черном платье, звенит браслетами на запястьях и хозяйничает в его квартире. Собирает мусор со стола, стаскивает тарелки в мойку. Адам был настолько ошеломлен, что просто на табурет опустился и стал за ней наблюдать.

– Вы должны были написать, – со смешной строгостью сказала Лилия, – Вас все обыскались. Я не знаю, что с Вами случилось, так что принесла всего понемногу.

Она поставила на стол пакеты и принялась доставать оттуда маленькие коробочки с невыговариваемыми надписями. Адам не мог ничего сделать, кроме как крутить их в руках. Происходящее казалось для него сном. Лилия, появившаяся из воздуха, ругалась, шумела там, где, казалось, не было места жизни. Она была бесподобна и Адам собрал все свои мысли, чтобы как-то сказать ей об этом.

– Вы пролезете даже там, где тараканы мрут…

Девушка замерла с градусником в руках и захлопала глазами.

Это был конец. Адам готов был убить себя за сказанную глупость, но Лилия, нахмурившись, приложила свою ладонь к его лбу.

– Вы холодный, как покойник, – удивленно сказала она и неуверенно положила градусник на стол, – я думала, у Вас жар.

Адам чувствовал, что сгорает от стыда. В кошмаре не могло привидеться такого исхода событий. Врать Лилии не хотелось, нужно было сказать правду, но ведь она уже пришла. Купила два пакета чего-то непонятного, может быть, ограбила аптеку, но пришла.

– Я сделаю вам суп, – мысли Лилии – бабочки, от цветка к цветку. Она не в силах их задержать. Или сама того не хочет.

Адам видел, как бегают ее глаза по кухне, как пальцы нервно потирают ключицы, как заправляются волосы за уши. Лилия нервничает в его доме, звенит тарелками и браслетами, заполняет тишину. Она тоже смущается, но по-своему, как Адам еще никогда не видел.

Квартира переворачивалась вверх дном, капли воды летали по комнате от раковины, шипела плита, бурлил бульон в радостной кастрюле. Лилия открыла форточку и входную дверь, гоняя туда-сюда воздух, бегала по коридору, проверяла, не заглядывает кто из подъезда. И постоянно вытирала руки полотенцем.

Адам в комнате пытался справиться с остатками своего затворничества, вымывая его между половиц, чтобы Лилия не увидела беспорядка. От страха воющая собака и набожные соседи замолкли, спрятались.

– А вы какую музыку слушаете? – донеслось с кухни. – Включите что-то?

Нахмурившись, Адам запихал ворох вещей в шкаф и оглядел комнату в поисках телефона. Пришлось перебрать стол, поднять блокнот с записями, пару книг, которые он привез с собой, поискать в одеяле. Когда лез смотреть под диван, понял, что оставил телефон на кухне, но не из-за хорошей памяти, а потому что оттуда раздался звонок и противное жужжание.

Звонил отец Владимир, Адам в этом не сомневался. Кроме Владимира ему никто не звонил, а столь долгий, к чему-то обязывающий вызов, медленно возвращал священника к мысли, что даже присутствие Лилии не могло избавить его от надоедливого дребезжания.

Когда Адам зашел на кухню, девушка уже держала его телефон в руках.

– Это отец Владимир, – сказала она, протягивая телефон.

– Я догадывался. Оставьте. Ему надоест.

Он уже протянул руку к телефону, но Лилия, быстро, словно дразня, спрятала его за спину.

– Вы не можете просто так его игнорировать.

– Могу. Он все равно никогда не выходит из церкви.

Адам сделал шаг к Лилии, намереваясь забрать телефон, но та быстро отбежала и уперлась спиной в подоконник.

– Я скажу ему, чтобы не звонил.

– Он вас не послушает, – он сделал резкий выпад, и Лилия запрыгнула на подоконник, вытянув телефон над своей головой, а ногой уперлась в грудь Адаму.

– Я могу быть очень убедительна, – ее хитрая улыбка озарила лицо и Адам на секунду забыл про Владимира. Забыл, что вообще он собирался делать.

– Я вас предупреждаю, – он взял Лилию за лодыжку, готовый убрать ногу, стоит ей только дернуться.

Та раздухарилась, приняла вызов и прижала телефон к уху. Адам быстро схватил Лилию за руки, но она уже успела зажать телефон плечом. Чтобы сдержать девушку, но уберечь ее от падения с высокого подоконника, Адам пересадил ее на бедро, оттуда на пол, и все это время пытался забрать второй рукой телефон. От щекотки, Лилия смеялась и не смогла удержаться на ногах, мягко упала на пол, но трубку не отпустила, прижала к уху и огородилась от Адама спиной.

– Лиля, нет!

Его выкрики вызвали только новую волну смеха.

– Не знала, что священники ругаются.

Адам обнял девушку сзади, сжал запястья и пытался раздвинуть их в стороны.

«Алло?» послышался голос Владимира в трубке.

Адам замер, Лилия тоже. Их лица вытянулись и оба сдавленно рассмеялись, шикая друг на друга.

– Алло, – произнесла девушка, сдерживая смех.

«Лиля?»

Священник поспешил закрыть ей рот рукой, а сам, освободив ей запястье, только дал возможность Лилии схватить его за ладонь и с силой укусить. Смеясь и шипя, Адам вновь перехватил ее руки.

Сначала он пытался прислушаться к тому, что говорит Лилии отец Владимир, но девушка не переставала вырываться и пытаться уползти под стол, где Адаму ее будет намного сложнее контролировать. Несколько раз за тщетные попытки священник следка давал ей по лбу ее же рукой, но это не мешало девушке продолжать какой-то диалог с отцом Владимиром.

Резко Лилия перестала сопротивляться. Ее лицо стало бледнее, губы скривились, и девушка поспешила их прикусить. Некоторое она. выслушивала что-то от отца Владимира и тряслась от недовольства.

Несколько раз Лилия открывала рот и поднимала кверху брови, будто бы отец Владимир говорил ей что-то нагло, неприличное, но, сдерживалась и продолжала слушать, мельком глядя на Адама. Телефонная проповедь продолжалась минут десять прежде, чем Владимир, желая услышать от Лилии какой-то ответ, сделал паузу.

– Во–первых, – девушка все еще пыталась сдержаться, – вам, как человеку, приближенному к Богу, нужно сменить тон. Во–вторых…иди ты нахрен, вот так!

Она бросила трубку и замерла с телефоном в руках. Ее руки стали холодеть, голова сама собой начала опускаться, а взгляд, затуманенный какими-то мыслями, спрятался за шторкой волос.

– Лилия… – Позвал осторожно Адам, все еще обнимая ее со спины.

Священник попытался заглянуть ей в лицо, но девушка резко вырвалась из его хватки и встала на ноги, больше не расположенная к играм.

– Он что-то сказал?

Поднявшись с пола, Адам попытался развернуть ее к себе, но Лилия быстро стряхнула его руки и принялась судорожно перемешивать суп.

– Таких священников, как ты, у нас еще не было, – произнесла она почти бесшумно. Кипящая кастрюля почти заглушила ее, и Адам не услышал бы, если бы не привык вслушиваться.

– Лиля, пожалуйста…

Но она быстро покачала головой.

Они оба не заметили, как перешли на «ты».

– Ты думал о том, чтобы уехать обратно в Москву? – спросила девушка.

Удивлению Адама не было предела, но он, казалось, стал догадываться, что сказал Владимир. Должно быть, он думает про увольнение Адама со службы.

– Нет.

Он обошел Лилию и чуть нагнулся, показывая ей свою улыбку. Пытался успокоить. Попусту. Она стояла статуей и даже не смотрела в его сторону. Ложка, опущенная в суп, не двигалась. Адаму было чуть боязно стоять вот так рядом с ней, будто бы готовой раствориться и смешаться с воздухом обратно, откуда и появилась. И он обнял Лилию.

– Я никуда не поеду. – Лгал.

– Зря. Нечего тебе здесь делать, – голос у нее был холодный, пугающий.

– Он про увольнение тебе что-то сказал? Сказал, что выгонит меня? Не получится, так просто не избавится.

Лилия кивнула и закрыла глаза.

– Знаю. Ты ему здесь нужен. Другой не подойдет. Только тебе-то зачем быть здесь?

Адам думал, что будет рад, если Лилия посмотрит на него, но, когда она повернула голову, священника с ног до головы обдала ледяная печаль.

– Может тебе и правда стоит уехать? – спросила девушка с некой долей надежды. – Поехал бы обратно в Москву. Или куда угодно. Ты ведь загнешься на этой работе.

– Тебе так хочется меня выпроводить?

Лилия не ответила. Некоторое время она осматривала Адама, будто бы пыталась запомнить его лицо. А потом как ни в чем ни бывало, пошла за тарелками, суп наливать.

Ее слова застряли у Адама в горле. Ел он плохо, медленно, больше за Лилией смотрел. Она хлеб нарезала, таблетки в ящик с приборами убрала, так как аптечки в доме не водилось, и села рядом. Священник наблюдал, как Лилия с готовностью взяла ложку и зачерпнула немного супа, но, подумав немного, вылила его обратно в тарелку. Аппетит пропал.

– Ты сказала, я не похож на священника. – Сказал Адам, пытаясь занять себя, чем угодно, кроме еды. – Почему?

Лилия удивленно подняла глаза.

– А сам ты этого не чувствуешь?

Нахмурившись, Адам подумал, что его выдало, после чего покачал головой. И слабая улыбка вновь появилась на ее лице.

– Двуликий ты. У всех душа нараспашку, что говорят, то и думают, а думают одинаково.

Адам многозначительно промычал, подняв брови.

– А я думал, потому что я рыжий.