Невероятный Адам

– У вас пистолет! – крикнула она, ткнув пальцем, – зачем священнику пистолет!

Адам был обескуражен не меньше. С него сбилась вся спесь, натянутое спокойствие исчезло, испугавшись голоса девушки, и он наконец смог оценить ситуацию, в которой находится.

– Усопший поднялся…– проговорил он тихо. – Почему усопший поднялся?

– Почему у вас пистолет?! И почему вы тыкаете им в меня!

Рассудив, что это действительно очень невежливо, священник опустил руку. Лилия чуть расслабилась и отошла от двери.

– И вы ударили его по голове папкой…

– Рефератом, – поправила девушка, – а церковь знает, что вы ходите с пистолетом?

– И часто у вас встают трупы?

– И как давно у вас пистолет?! Почему вы его вытащили?! Вы хотели в кого-то стрелять?!

– И вы здесь живете! – возмутился священник, вспомнив, что студентке не могут выдать комнату на протяжении третьего года.

Лилия недовольно поджала губы, выжидая, и он понял, что сейчас он не добьется от нее ответов. Адам убрал пистолет обратно в кобуру и поправил воротник сутаны.

– Позволите? – спросил он, указав на дверь.

Сначала девушка недоверчиво покосилась на священника, прижав свой реферат к груди, однако сделала несколько шагов от кабинета и молчаливым кивком пригласила Адама войти. Тот не стал долго медлить: собираться с мыслями – значит струсить, и Адам был уверен, что его инстинкт самосохранения, если дать ему хоть один шанс, быстро сгонит всю уверенность. Так что священник подошел к двери, приоткрыл ее, и сунул голову внутрь.

Дверь ударилась о чью-то подслушивающую голову. Адам смог увидеть лишь несколько блестящих глаз и местами серую кожу, полумрак не выдал ему полную картину. Кто-то что-то уронил, кто-то ударился об кого-то, застучали двери холодильников, и трупы, внимательно слушающие их с Лилией разговор, спрятались.

Адам кивнул и закрыл дверь. Некоторые вещи нужно было просто принять, не разбираясь в их природе.

– И часто? – спросил он Лилию.

– Каждую ночь.

Студентка оглядела морг, будто бы что-то задумала, с некой настороженностью и страхом попасться, а когда повернулась, Адам увидел блеск в ее глазах. Задумчиво стуча по реферату, студентка подошла чуть ближе. От нее веяло приятным, убаюкивающим холодом. Осторожный сквозняк, появившийся из ниоткуда, коснулся лица Адама, заставив его глаза слезиться. Он часто заморгал, пытаясь сохранить ясность зрения, но, почему-то веки стали непослушными. Лилия улыбалась, ее улыбка была размытой, не четкой, однако не менее прекрасной.

– Можно посмотреть пистолет? – спросила Лилия, протягивая почти прозрачную ладонь.

Адам чувствует, что не в силах поднять руку. Рука расслабленная, успокоенная, не слушающаяся. Он прикладывает усилия, чтобы вытащить пистолет. Оружие будто бы за кобуру зацепилось, не отпускает, вытащить себя не дает. Руки не слушают Адама, слабые руки, не способные сопротивляться. Лилия чуть расстегивает его пальто для собственного удобства и под ее нежностью пистолет, как игрушка, легким пером в ладонь опускается. Девушка ласково Адама по груди гладит, невзначай, когда из кобуры оружие вытаскивает. От ее прикосновений он слепнет. Черные круги перед глазами поглощают светлый коридор и саму Лилию, глаза ее исчезают во мраке и Адаму так приятно смотреть в эту промозглую, успокаивающую тьму. Холодная рука его ладони касается. Освежающий холод, приятный.

Адам не знает, что шагают его ноги. Он устал и хочет спать. Его пальцы мороз колет, приятный мороз по коже мурашками бегает от прикосновения Лилии. Она тянет его куда-то дальше, во тьму. Туда, где намного холоднее, и от ветра, дующего оттуда, у Адама ресницы слипаются.

Рука Лилии чуть дрожит, пальцы, как у мертвеца, сжались вокруг запястья священника браслетом. Адам это чувствует, чувствует, что дышать тяжело от холода, что горло сушит, что Лилии самой дышать таким воздухом больно. Острые иглы в горло впиваются и Адам тянется к своему пальто, пытаясь неуклюже снять его с плеч и передать девушке, чтобы она не мерзла…

Наваждение рассеивается, когда священник вырывает руку и уверенным шагом направляется к столу, на котором оставил пакет. Лилия все еще стоит у двери. Пистолет осторожно покоится в ее ладонях, она не смеет его рассматривать, неуверенная в надежности. И удивлено за Адамом наблюдает.

– Совершенно забыл, – священник взял пакет в руки, – я же пришел, чтобы отдать вам подарок.

Он оборачивается к Лилии, ожидая увидеть ее в конце коридора и резко вздрагивает, когда она оказывается возле другого конца стола. Студентка смотрит на Адама с нескрываемым непониманием в глазах, в одной руке пистолет. Священник старается улыбаться уверенно, хотя сильно нервничает.

– Я решил, что в морге достаточно холодно, – он протянул Лилии пакет, – так что…это вам.

Хлопая глазами, девушка взяла пакет в руки и вытащила плед. Для удобства пистолет положила на стол. Довольный собой Адам заметил, как осторожно она коснулась пальцами атласной ленты, после чего, завороженная положила ладонь на ткань, ощупывая ее. Священник забрал пистолет, вернул его в кобуру.

– В честь чего? – спросила Лилия, удивленная столь неожиданным подарком.

– Просто так.

С любопытством Лилия быстро развязала ленту и крепко укуталась в плед, с легкой улыбкой. От ее вида Адам покраснел, побелел, задрожал руками и, в конце концов, чтобы не выдать себя, спрятал ладони в пальто.

– Вы, должно быть, торопитесь на учебу, – только и проговорил он, стараясь не смотреть в глаза девушки.

Студентка кивнула и, подобрав плед, чтобы он не таскался по полу, побежала к выходу.

– Спасибо, – проговорила она, прячась за ресницами, – за подарок.

– Он все еще у вас на плечах, – напомнил Адам, – боюсь, в университете вас не поймут.

Лилия поджала обветренные губы и крепче вцепилась пальцами в плед.

– Может быть, – загадочно произнесла она, – в холодильнике бутылка из-под водки. Облейте их, если забуянят. До свиданья, и спасибо.

– Вам спасибо, – невпопад произнес Адам, наблюдая, как Лилия со смущенной улыбкой закрывает за собой дверь.

История о кладбище

Стоило Адаму зайти в церковь этого проклятого города, как его тут же развернули и направили к единственному кладбищу, где-то на отшибе. Таксист, старый усатый дядька, ловящий удачу возле площади, где стоял собор, узнав адрес тут же побледнел, но вести не отказался.

– Был бы кто другой – не поехал бы, – сказал водитель, заводя мотор, – днем не каждый поедет, а вечереет то теперь быстро, к темноте прибудем, батюшка. Но ничего, с вами, говорят, не страшно. Вас Господь бережет…

– Я не батюшка, – Адам понимающе улыбнулся, – суеверий у вас в городе много, да?

– Суеверий, не суеверий, а я как таксовать начал, так недели не прошло, ко мне ночью девушка садится в машину. Говорит, вези на кладбище, – они вывернули на дорогу, – тихая, скромная, сидит рядом, спереди, в такт музыке ногой качает. Только одета она грязно, некрасиво. Все рваное, как молодежь любит, пахнет еще так…странно. Не опрятно. И волосы растрепанные, на лицо сползают. Я отвез, конечно, что не отвезти. А она давай мне совать две коллекционные монеты. Говорит, такие можно в ломбард отдать. Старые – говорит. Я думал возмутиться, но что-то во мне запротивилось. Бог, наверно, отвел от беды. Вышла она из машины, назад волосы откинула и только в свете фар появилась, – таксист чуть замялся, – пол лица у нее…гнилое, разложившееся.

Содрогнувшись, Адам вспомнил мертвеца, напавшего на него в морге. Хотя, полноценным нападением это не было, мертвец даже пальцем его не тронул. Возможно, тот мужчина чувствовал себя униженным. Чужие люди без его согласия сняли с него одежду, помыли, положили в холодильник, после чего несколько раз беспокоили, чтобы забальзамировать. И естественные потребности, наверно, трудно контролировать, когда ты мертв…

– Может быть вас кто-то разыграл? – попытался успокоить таксиста Адам.

– А может и разыграл. Но запах…странный.

Подъезжать близко к кладбищу таксист все равно отказался и последнюю улицу Адам пересекал пешком. Священник не знал, чего ожидал увидеть, но тишина показалась ему обнадеживающей. По крайней мере здесь никто не ходил, противно порыкивая.

У калитки стояла девушка в бежевом плаще и толстовке с какими-то персонажами из японских мультиков. В руках она держала какую-то книгу. Чтобы убедиться в ее жизнеспособности, Адам посвятил на нее телефонным фонариком.

Девушка прищурилась.

– Вы, наверно, с церкви, такой недоверчивый, – проворчала она.

Священник убрал телефон.

– Извиняюсь за бестактность. Мне нужно было знать…

Девушка замахала на него рукой.

– Поняла я. Поняла. Меня Айгуль зовут, я сторож местный, даже ключи свои имею.

И она достала связку ключей, позвенев ей в воздухе, после чего открыла калитку. Адам двинулся за ней.

– От этого ключи, от того…– Айгуль навесила амбарный замок и засунула руки обратно в карманы. Потом тяжко вздохнула, –пройдемте?

Адам с облегчением заметил, что из ее рта шел пар.

Они шли по протоптанной, едва усыпанной песком тропинке, мимо крестов и надгробий. Из-за ветра, низкие деревья, посаженные на территории кладбища, чуть дрожали. Ему все казалось, что рядом кто-то есть.

– Так в чем у вас проблема? – осторожно спросил он.

– О, тут показывать надо. Вот, пришли уже.

Они встали возле одной из могил и Айгуль открыла свою книгу. Полистав ее немного, сторож наткнулась на закладку. Прокашлялась.

– Surge, miseram brat, loquor iens ut pedicabo ego vos super sepulchrum, et tu musca ex quasi cortex…

Ничего не произошло.

Недоумевающе посмотрев на могилу, Айгуль нахмурилась, затем ударила себя по ноге.

– Чертовы правила! – и она натянула капюшон, обернувшись к священнику, – всегда забываю про дресс–код! Surge, miseram brat, loquor, im ' iens ut pedicabo ego vos super sepulchrum, et tu musca ex quasi cortex.

Землю тут же начало подбрасывать вверх и вскоре высунулась полусгнившая голова.

– Чего надо? – спросил мертвец, – зачем перлися?

Адам отшатнулся от могилы.

– Господи, – перекрестился он, – говорящий!

– Хрен затнёшь! – заявила Айгуль, – главный рецидивист, всю статистику нам портит, поганец. На прошлой неделе два раза сбегал.

Она обернулась к голове.

– Господин священник пришел провести с тобой воспитательную беседу. И рассказать, куда отправляют мертвецов, если находят их за территорией кладбища.

Брови Адама тут же поднялись вверх.

– Я говорящих ни разу не видел. Только рычащих.

Айгуль развернулась на носочки и подошла ближе к священнику. Красивая темноволосая девушка, не очень высокого роста, задрала голову и чуть презрительно посмотрела на Адама.

– Ты, наверно, в морге мертвецов видел. Так это совсем другое дело! Понимать надо с вашей профессией. Давай, расскажи ему, как снаружи плохо.

Адам скосил глаза к голове, которая с интересом рассматривала территорию кладбища.

– Да навряд ли она меня послушает.

– Ты, если переживаешь, не переживай. Мы можем ему рот заклеить скотчем. Правда, только на время, но, я думаю, тебе хватит.

Из-под земли тем временем высунулись руки и начали медленно, тихонько, раскапывать землю.

– Чем трупы в морге отличаются от трупов на кладбище? – спросил Адам.

– У нас не трупы, – гаркнула Айгуль, – у нас останки. Понимать надо. Тебя, ничему не учили, получается, в твоей школе. Закапывают останки, полностью мертвых. А в морге лежат те, кто уже умер физически, но еще на пол пути к загробному царству. Что мне, лекцию читать? Я тут не для этого, для этого мне не доплачивают.

Тем временем останки раскопали себе хороших размеров ямку, вылезли из нее и, взяв с могилы цветы и несколько конфеток, направились в противоположную от сторожа сторону. Адам, увлеченный общением с Айгуль, не сразу это заметил, а когда заметил, останки были уже в трех – четырех метрах от живых.

– Надо же… убегает. – удивился он.

Айгуль тут же обернулась.

– Опять?!

Но стоило ей сделать несколько шагов в сторону останков, как мимо головы священника со свистом что-то полетело и врезалось в шею мертвеца. Голова тут же упала на землю, а тело подняло руки вверх, будто бы в него стреляли. Лопата, которой срезало голову, валялась не далеко от ног останков.

– Елена Игнатьевна! – обрадовалась Айгуль, – вы моя спасительница.

Адам обернулся.

К ним шла женщина где-то тридцати – тридцати пяти лет, ярко накрашенная, бледная как смерть, зеленая майка, явно не по размеру владелице, обтягивала большую грудь.

Елена Игнатьевна обошла живых и подняла с земли голову вместе со своей лопатой.

– Тебе повезло, что я до вечера задержалась, – пригрозила она Айгуль пальцем, – идемте в дом, холодно.

В каморке сторожа оказалось очень уютно. На окне сушились травы, подоконники были уставлены красивыми цветущими растениями, а с потолка свешивались гирлянды. Обувь пришлось оставить в прихожей, но ковер, теплый и мягкий, топил в своем длинном ворсе стопы. В теплом свету Адам смог разглядеть Айгуль и Елена Игнатьевну получше. Айгуль была невысокой щуплой татаркой с треугольным лицом и хитрым прищуром, у нее было асимметричное каре и красные от недосыпа глаза, а Елена Игнатьевна казалась полной ее противоположностью. Ростом она была с Адама, кожа ее была бледна, а черные длинные волосы спадали до бедер. Мешковатая одежда Айгуль оказалась рознью облегающим брюкам и майке Елена Игнатьевны. Как выяснилось во время их разговора, Елена была гробовщиком.

Непринужденную атмосферу разбавляло только тело, стыдливо сидевшее на стуле. Голова, обиженная и недовольная, была поставлена на тарелку, а тарелка встала на подоконник.

–Чай будет через минуту, – пообещала Елена Игнатьевна, кутаясь в пуховую шаль, –так значит, вы у нас недавно?

– Да, – кивнул Адам, – так и есть.

– Вам чай с медом или с сахаром? – Айгуль направилась к холодильнику, накрытому салфеточкой, –у меня еще есть сгущенка. Сгущенка с солью на вкус как соленая карамель.

– Я пью не сладкий, – вежливо отказался священник, – где у вас кружки?

– В тумбе, – махнула Айгуль куда-то в сторону, – только не вздумайте сами ничего доставать! Я женщина из деревни и, покуда жива, ни один мужчина в моем доме не будет к столу хозяйничать!

Кивнув, Адам сел на место.

– Если вы только приехали в город, то мы должны принести извинения, – Елена Игнатьевна выставила на стол сушки и несколько пирожных в пластиковом контейнере, – угощайтесь, я сама пекла. Право, так неловко вгонять вас в наши проблемы по приезду. Я обязательно напишу отцу Владимиру о его некомпетентности.

– Я думаю, он не прислушается, – ответил Адам, – меня, кажется, для того и позвали, чтобы я работал с тем, за что другие браться не хотят.

– Ко мне прислушается, – авторитетно кивнула Елена Игнатьевна.

Айгуль тем временем уже расставляла чайный сервиз на столе и, пока женщина не видит, подмигнула Адаму.

– Говорят, – сказала она шепотом, – Елена Игнатьевна была замужем за отцом Владимиром.

– Цыц там! – прикрикнула гробовщица, – я все еще молода!

Чайник засвистел, и Елена Игнатьевна принялась разливать кипяток.

– А мне чаю? – потребовала отрубленная голова с подоконника.

– А чай получает только тот, кто хорошо себя ведет! – заявила Айгуль.

– И часто у вас останки сбегают…спасибо, Елена Игнатьевна, – кивнул женщине Адам.

Обе в унисон вздохнули и даже как-то грустно переглянулись.

– Вольные они у нас, – Елена подошла к голове и погладила ее по волосам, – глупые, как дети или подростки, все им хочется бунта.

– Помрете, сами будете сбегать. Всех я вас в гробу видал, – начала дразниться голова, но сразу получила подзатыльник.

Адам улыбнулся.

– Нельзя таким тоном говорить с дамами, – заметил он.

– Я обращаюсь не к дамам! А к гражданам нашей великой страны, нашей бывшей империи, которую разворовали, разграбили, всех великих личностей убили! Или отослали! Вот Станиславский! Никогда не прощу того, что сделали со Станиславским…

Адам поднялся, взял со стола пирожное и засунул голове в рот. Голова сразу же выплюнула пирожное на свою тарелку и принялась слизывать шоколадную крошку.

– Ловко, – похвалила Айгуль, – вы не обращайте внимания, он у нас был студентом режиссуры. Крязанов, прекрати чавкать!

– Балуете вы его, – Елена Игнатьевна взяла священника под руку и подвела его к столу, – говоря о делах любовных…раз уж вы принялись обсуждать моих бывших, может быть, я могу поинтересоваться, есть ли у вас спутница жизни?

Адам лукаво улыбнулся.

– Ни девушки, ни супруги у меня нет. А что, неужели снова хотите замуж?

Елена Игнатьевна слегка смущенно засмеялась.

– Нет, конечно! А вот Айгуль…

Айгуль тем временем смешивала сахар, сгущенку, соль и мед в одной кружке с чаем и была так занята своим «зельем» что ответила, не поднимая глаз.

– У меня уже есть любовь, Елена Игнатьевна.

– Любовь у нее есть, – фыркнула гробовщица, после чего повернулась к Адаму, – ну, тогда я познакомлю вас с моей сестрой. Вы ей точно понравитесь. У нас такие мужчины как вы долго холостыми не ходят.

Адам, измученный незаданным вопросом, наклонился к Елене и Айгуль.

– А что с ними бывает? С теми, кого ловят снаружи?

– Сжигают, ясно дело, – говорит Айгуль, – а там уже не повеселишься. Сиди в темной вазе, да глазей в пустоту. Особо не погуляешь.

Сделав задумчивый глоток горячего чая, священник совсем расслабился в компании двух женщин и одного мертвеца.

– А почему тогда головы им всем не отрубать? Или у вас – это как…наказание. Ну, когда детей в угол ставят.

– Конечно, – добродушно улыбнулась Елена Игнатьевна, – а потом мы их в морг отвезем, им головы обратно пришьют. Если заслужат, конечно же. А ты ешь, ешь пирожное, а то Айгуль на них хищно смотрит.

Остаток ночи Адам провел в сторожке на кладбище.

О настоящих призраках

В тот вечер Адам снова был погружен в работу. За время пребывания в проклятом городе ему ни одну ночь не удалось провести в своей кровати.

Сегодня ему предстояло очистить старую больницу от так называемых призраков. Дело было в том, что какая-то бабка из соседнего дома, со второго этажа видит в окнах больницы силуэт, вызывающий приступ нервозности. Помимо этого, привидение ровно в четыре утра начинает жутко горланить, что сказывается на здоровье соседей. Жалоба попала в руки мэра, после чего отец Владимир получил огромный штраф, сильно ударивший по кошельку. А Адама срочно отправили исправлять проблему вместо плановой проверки морга на восставших мертвецов. Церковь все еще наивно полагала, что молитвами можно было упокоить их души, так что вместо Адама, в морг отправился другой священник.

А ему предстояло в одиночку освятить территорию больницы и выгнать призрака. Или кого-то, называющего себя духом.

Адам спокойно гулял между комнатами, не замечая ничего особенного в интерьере больницы. Пустые кресла-каталки и погрязшие в пыли капельницы, издалека напоминающие тонкие силуэты, конечно, могли бы напугать впечатлительного человека, но Адам по своей натуре был скептиком и верил только в то, что видел. Он видел останки и трупы, они были вполне реальны, но рассказы о призраках казались глупостью. Особой абсурдности ситуации предавал тот факт, что на призрака, как оказалось, можно было написать заявление.

Адам чувствовал себя очень спокойно. Кажется, начал привыкать к роли экзорциста. Прогуливался по коридору, под звук собственных шагов, открывал двери палаты, оглядывал вид из окон, и возвращался. Всю ночь проводить в больнице Адам не планировал, а потому решил сделать один круг по больнице и пойти домой.

Священник зашел в операционную. Темную и мрачную, как из страшных фильмов про лечебницы, где мучали пациентов. Большая лампа над синей кушеткой не работала, экраны приборов покрылись пылью, а врачебные принадлежности валялись на полу вместе с осколками стекла от разбитой двери шкафчика с препаратами. Адам похрустел стеклом, раздавил его подошвой и принялся изучать оставшиеся бутыльки, подсвечивая их телефоном. Странно, что, кто бы ни разбил стеклянные дверцы, он не забрал препараты с собой, оставил покрываться пылью, из чего Адам сделал вывод, что в старой больнице ходили только вандалы–подростки, которых, скорее всего, и испугалась соседка.

Закончив читать надписи на баночках, священник развернулся. И замер на месте.

Прямо напротив него, у стены находился кто-то небольшого роста, с зеленоватой, покрытой мурашками кожей.

Он не дышал. Не двигался. Не моргал. И не щурился от света фонарика. Адам боковым зрением проверил выход.

Кажется, это спровоцировало зеленокожий силуэт. С огромной скоростью дух пролетел сквозь кушетку, растопырив костлявые пальцы без ногтей. Священник еле успел отскочить вправо прежде, чем призрак врезался в операционный стол и чуть замелькал. Потом вновь побежал на Адама. Хотя у него и были ноги, которыми дух симулировал движения, пола они не касались.

Священник оббежал кушетку, призрак за ним. Адам опять сделал круг по комнате, призрак не отставал.

Вылетев из операционной, священник побежал по коридору к двери туалета. По дороге, чувствуя, что его догоняют, он вытащил пистолет и выпустил в духа несколько пуль, но все они хоть и попали в цель, пролетели сквозь призрака.

– Ну естественно! – крикнул Адам и забежал в туалет, захлопнув за собой дверь.

Несколько секунд он смотрел на белую поцарапанную краску, отделяющую его от призрака, готовый в любой момент рвануть в окно, которое, по предположению Адама, должно было быть за его спиной. Но дух не прошел сквозь дверь. Громкий крик существа и удар, от которого со стен посыпалась штукатурка, заставили Адама почувствовать себя в безопасности. Призрак побился в дверь и, судя по утихающему ною, ушел.

Выдохнув, Адам убрал пистолет обратно, после чего заметил, что краска на двери облезла в каком-то чудном рисунке. Кто-то выцарапал круг ножом и вырезал внутри него кривой странный символ.

За спиной Адама кто-то тихо прокашлялся, привлекая к себе внимание. Священник обернулся.

Там были живые. Двое живых мужчин.

Один, с осветленными до могильной белизны волосами в кожанке, замер с сигаретой в руках на подоконнике, удивленно уставившись на Адама. Второй – широкоплечий блондин с заплетенными в хвост волосами. Он сидел на одном колени на полу и придирчиво осматривал символ на полу, выцарапанный ножом на старом кафеле.

Символы были везде. На окнах, стенах, двери, подоконнике. Мужчина спрятал нож и поднялся с пола. Только тогда священник понял, насколько был высоким этот человек. Он пренебрежительно оглядел Адама, потом покачал головой и потянулся к большой сумке, лежащей под ногами.

– Ну и зачем ты пришел? – Спросил он Адама.

– Я из церкви, – священник осмотрел символы. – Пришел вам на помощь.

– Нам? На помощь? Ой, как приятно! – Курящий сделал затяжку и улыбнулся.

Мужчина на полу вытащил из огромной спортивной сумки дефибриллятор и поставил рядом с собой.

– Тогда помогай, – проворчал он. – Не хочу здесь до утра остаться.

Вокруг на полу были разложены пара шприцов, несколько баночек и какие–то травы для окуривания. Курящий слез с подоконника и сел в центр символа.

– Дима, – представился он, пожимая священнику руку, – раз ты пришел нам помогать, то сегодня я – твоя девушка в беде.

– Ложись, давай. Девушка в беде он, сидит, – второй коротко кивнул, – Юрий. А ты, наверно, Адам. Местный герой.

Последнюю фразу он протянул с явным недовольством.

– Герой? – Переспросил священник.

Тем временем Юрий уже набрал из ампулы в шприц какой-то жидкости и вколол в вену Диме. Тот улегся на пол, подложив под голову рюкзак и передал другу сигарету. Юрий засунул ее в рот, хмурясь, пока набирал в шприц еще мутной жидкости.

– А как ты хотел. Тех, кто побеждает мертвецов обычно называют героями, – проговорил он сквозь зубы и часть пепла упала в круг.

– Только нас так не называют, Юр, – пожаловался Дима.

– Это потому, что ты не святоша. Считай, – голос Юрия был строгим.

Дима пожал плечами и начал считать, пока в него вкалывали еще две дозы неизвестного препарата. Уже на цифре пять глаза мужчины стали закрываться, а голова безвольно повернулась на бок. Некоторое время Адам еще слышал слабое дыхание прежде, чем грудная клетка Димы перестала подниматься.

– Ты уверен, что с ним все будет хорошо? – Спросил священник, опустившись рядом и взяв запястье Димы в попытках прощупать пульс. Глаза Адама расширились, когда слабые толчки под кожей прекратились. – Ты убил его!

Священник тут же поднялся на ноги.

– Начинается. Герой, нашелся. Лучше бы в церкви сидел. – Проворчал Юра.

Он поднялся, педантично стряхнул пыль со штанин и перехватил сигарету поудобнее.

– Дима, слышишь меня?