Феноменология духа

Потребность представлять абсолютное как субъект выражалась в суждениях: «Бог есть вечное», или «моральный миропорядок», или «любовь» и т.д. В таких суждениях истинное положено лишь прямо как субъект, но не представлено как движение рефлексии в себя. В суждении такого рода начинают со слова «Бог». Само по себе это – бессмысленный звук, простое имя; лишь предикат говорит, что он есть, есть его наполнение и значение; пустое начало становится действительным знанием только в этом конце. Непонятно поэтому, почему не говорят прямо о вечном, моральном миропорядке и т.д., или, как древние, о чистых понятиях – бытии, едином и т.д., о том, что "есть" значение, без добавления бессмысленного звука. Но этим словом как раз обозначается, что положено не бытие, или сущность, или всеобщее вообще, а рефлектированное в себя, субъект. Однако это лишь предвосхищено. Субъект принят как неподвижная точка, к которой как к своей опоре прикреплены предикаты посредством движения, принадлежащего знающему его, а не самому субъекту; лишь через это движение содержание было бы представлено как субъект. По своему характеру это движение не может ему принадлежать; но в силу предпосылки о неподвижной точке оно не может быть иным, оно лишь внешне. Такое предвосхищение, что абсолютное есть субъект, не только не есть действительность этого понятия, но делает ее невозможной, ибо оно полагает его как покоящуюся точку, тогда как действительность есть самодвижение.

Из множества следствий вышесказанного можно выделить то, что знание действительно и может быть представлено лишь как наука или система. Далее, так называемый основной принцип философии, если он истинен, уже в силу этого ложен, ибо он – принцип. Его легко опровергнуть. Опровержение состоит в выявлении его недостатка; недостаток же в том, что он лишь всеобщее, или принцип, начало. Действительное опровержение берется и развивается из него самого – не извне, через противоположные утверждения и вымыслы. Оно было бы, собственно, его развитием и восполнением его недостаточности, если бы не заблуждалось, замечая лишь свою отрицательную сторону и не осознавая своего продвижения и результата также и в положительном аспекте. Действительное положительное осуществление начала есть в то же время столь же отрицательное отношение к нему, а именно к его односторонней форме быть лишь непосредственным или целью. Его можно поэтому столь же считать опровержением основания системы, но лучше – указанием на то, что основание или принцип системы есть на деле лишь ее начало.

Что истинное действительно лишь как система, или что субстанция по существу есть субъект, выражено в представлении, высказывающем абсолютное как дух, – высочайшее понятие, принадлежащее новому времени и его религии. Лишь духовное есть действительное; оно есть сущность, или бытие-в-себе, – определенное, или соотносящееся, инобытие и бытие-для-себя – и в этой определенности, или в своем вне-себя-бытии, пребывающее в себе; – или оно есть в-себе-и-для-себя. Но это в-себе-и-для-себя есть пока лишь для нас или в себе, или оно есть духовная субстанция. Оно должно быть таковым и для себя самого – должно быть знанием о духовном и знанием о себе как о духе; то есть оно должно быть для себя предметом, но столь же непосредственно как и опосредствованным, то есть снятым, рефлектированным в себя предметом. Оно для себя лишь для нас, поскольку его духовное содержание порождено им самим; но поскольку оно для себя есть для себя, то это самопорождение, чистое понятие, есть для него одновременно предметный элемент, в котором оно имеет свое наличное бытие; и таким образом в своем наличном бытии оно есть рефлектированный в себя предмет для себя самого. – Дух, знающий себя таким образом как дух, есть наука. Она есть его действительность и царство, которое он воздвиг себе в своей собственной стихии.

Чистое само-познание в абсолютном инобытии, этот эфир как таковой, есть основа и почва науки, или знание вообще. Начало философии предполагает или требует, чтобы сознание пребывало в этой стихии. Но эта стихия обретает свою завершенность и прозрачность лишь через движение своего становления. Она есть чистая духовность, или всеобщее, имеющее способ простой непосредственности. Поскольку она есть непосредственность духа, поскольку субстанция вообще есть дух, она есть просветленная сущность, рефлексия, которая сама есть простота, или непосредственность, бытие, которое есть рефлексия в себя. Со своей стороны, наука требует от самосознания, чтобы оно вознеслось в этот эфир, чтобы жить с нею и в ней. Обратно, индивид вправе требовать, чтобы наука дала ему хотя бы лестницу к этой точке зрения. Его право основано на его абсолютной самостоятельности, которую он знает за собой в любой форме своего знания, ибо в каждой, признается она наукой или нет, и какого бы ни было ее содержание, он одновременно есть абсолютная форма, или обладает непосредственной достоверностью себя самого; и, если предпочесть это выражение, – безусловным бытием. Если точка зрения сознания – знать о предметных вещах в противоположности к себе и о себе в противоположности к ним – считается наукой чем-то иным, а то, в чем оно у себя самого, скорее утратой духа, то для него, напротив, стихия науки есть запредельная даль, в которой оно не владеет больше самим собой. Каждая из этих сторон представляется другой извращением истины. Доверие естественного сознания к науке есть попытка, к которой оно, не зная чем влекомое, прибегает, чтобы идти и на голове; принуждение принять эту непривычную позу и двигаться в ней представляется ему насилием, столь же неподготовленным, сколь и излишним, которое он должен над собой совершить. – Какова бы ни была наука сама по себе, по отношению к непосредственному самосознанию она представляется ему извращением; или, поскольку непосредственное самосознание есть принцип действительности, она, будучи для него внешней, носит форму недействительности. Поэтому она должна соединить с собой ту стихию, или, вернее, показать, что и как та принадлежит ей самой. Лишенная действительности, она есть лишь в-себе, цель, которая пока лишь внутрення, не есть еще дух, а лишь духовная субстанция. Она должна выразить себя и стать для себя, что означает лишь одно: она должна положить самосознание единым с собой.

Становление науки вообще, или знания, составляет предмет представления в этой «Феноменологии духа» как первой части системы. Изначальное знание, или непосредственный дух, лишён духа; это – чувственное сознание. Чтобы стать подлинным знанием, породить стихию науки – её чистую понятийность, – дух должен проделать долгий путь.

Это становление, изложенное в его содержании и проявляющихся в нём формах, предстаёт не как введение ненаучного сознания в науку, и не как обоснование науки – не говоря уже о воодушевлении, которое начинает с абсолютного знания, «как из пистолета», и игнорирует иные точки зрения.

Задача вести индивида от неразвитой ступени к знанию должна быть понята всеобщим образом: следует рассмотреть всеобщего индивида – Мировой дух в его образовании. Во всеобщем индивиде каждый момент обретает конкретную форму и своеобразие. Отдельный же индивид – неполный дух, чьё целое бытие подчинено одной определённости, а иные присутствуют лишь смутно.

Для духа, стоящего выше, низшее конкретное бытие становится незначительным моментом; прежняя сущность – лишь след; его форма сокрыта и превратилась в бледную тень. Индивид, чья субстанция – высший дух, проходит это прошлое подобно тому, как изучающий высшую науку повторяет давно усвоенные основы: он припоминает их, не задерживаясь на них. Так индивид проходит ступени образования всеобщего духа, но как уже преодолённые формы, как утоптанные ступени пути.

Прошлое бытие – приобретённое достояние всеобщего духа, составляющее неорганическую природу индивида. Образование индивида состоит в усвоении этого наличного, в «переваривании» своей неорганической природы. Но это и есть не что иное, как самообретение самосознания всеобщим духом (субстанцией), его становление и рефлексия в себя.

Наука изображает это образовательное движение и в его полноте и необходимости, и как уже низведённое до момента и достояния духа. Цель – постижение духом знания. Нетерпение требует невозможного – цели без средств. Необходимо:

1) Вынести длину пути (каждый момент необходим);

2) Задерживаться на каждом моменте (каждый есть целостная индивидуальная форма, постигаемая лишь абсолютно в своей определённости).

Мировой дух прошёл эти формы в долгом времени, совершив титанический труд всемирной истории. Индивид не может постичь свою субстанцию меньшим трудом. Однако его задача легче, ибо содержание уже совершено, действительность снята в возможность, непосредственность – преодолена. Будучи уже осмысленным, оно – достояние индивидуальности; требуется лишь превратить «в-себе» в форму «для-себя».

Индивид избавлен от снятия бытия, но должен представлять и знакомиться с формами. Бытие, возвращённое в субстанцию, лишь перенесено в стихию самости, сохраняя характер неосмысленной непосредственности. Оно стало лишь представлением, знакомым, чем дух уже овладел и что его не интересует.

Знакомое, будучи знакомым, не познано. Распространённейшее заблуждение – при познании принимать нечто как известное. Знание, вращающееся между незыблемыми точками (Субъект, Объект, Бог, Природа и т.д.), не движется с места.

Анализ представления есть снятие формы знакомости. Разложение на исходные элементы даёт мысли – сами по себе знакомые, устойчивые определения. Но существен момент разделения, недействительности: лишь расщепляясь и становясь недействительным, конкретное движется. Деятельность разделения – сила рассудка, величайшая мощь.

Смерть (если назвать так недействительность) – ужасна, и удержать мёртвое требует величайшей силы. Бессильная красота ненавидит рассудок за это требование. Но жизнь духа – та, что выносит смерть и сохраняется в ней. Дух обретает истину лишь в абсолютной разорванности. Его мощь – в смотрении негативу в лицо и пребывании с ним. Это пребывание обращает негативное в бытие.

Обращение представленного в достояние чистого самосознания, возведение во всеобщность – лишь одна сторона, ещё не завершённое образование. Образование в древности было подлинной выработкой естественного сознания, испытывавшего каждую часть бытия и достигавшего действенной всеобщности. Современность находит готовую абстрактную форму; овладение ею – скорее непосредственное вытеснение внутренним, чем выработка из конкретности.

Ныне труд состоит не в очищении индивида от чувственности, а в превращении устойчивых мыслей во всеобщность через их снятие. Это труднее, ибо мысли имеют субстанцией «Я» – мощь негативного. Мысли становятся текучи, когда чистое мышление осознаёт себя как момент, или когда чистая достоверность себя отвлекается от себя – снимает свою застывшую самость.

Через это движение чистые мысли становятся понятиями, самодвижениями, кругами – духовными сущностями, каковыми они и являются поистине.

Движение чистых сущностей составляет природу научности как таковой. Рассматриваемое как связь своего содержания, оно представляет собой необходимость и развитие этого содержания в органическое целое. Путь достижения понятия знания становится благодаря этому движению необходимым и полным становлением, так что данная подготовка перестает быть случайным философствованием, примыкающим к тем или иным предметам, отношениям и мыслям несовершенного сознания – как того требует случайность, – или пытающимся обосновать истинное рассуждениями туда и обратно, умозаключениями и выводами из определенных мыслей; напротив, этот путь объемлет посредством движения понятия всю мировую действительность сознания в ее необходимости.

Такое изложение составляет первую часть науки потому, что наличное бытие духа как первое есть не что иное, как непосредственное, или начало, которое еще не есть его возвращение в себя. Стихия непосредственного наличного бытия есть поэтому определенность, отличающая эту часть науки от других. Указание этого различия ведет к рассмотрению некоторых твердых представлений, обычно возникающих в этом контексте.

Непосредственное наличное бытие духа, сознание, имеет два момента: знания и предметной реальности, отрицательной по отношению к знанию. Поскольку дух развивается в этой стихии и раскрывает свои моменты, им присуще это противоречие, и все они выступают как формы сознания. Наука этого пути есть наука опыта, который совершает сознание; субстанция рассматривается здесь так, как она и ее движение являются предметом для него. Сознание знает и постигает лишь то, что заключено в его опыте, ибо в нем присутствует только духовная субстанция, причем как предмет его самости. Дух становится предметом, ибо он есть само это движение – становиться иным, т.е. предметом своей самости, и снимать это инаковость. Опытом как раз и называется это движение, в котором непосредственное, неиспытанное, т.е. абстрактное (будь то чувственного бытия или лишь мыслимой простоты), отчуждается, а затем из этого отчуждения возвращается к себе, и лишь теперь оно предстает в своей действительности и истине, становясь также достоянием сознания.

Неравенство, существующее в сознании между "я" и субстанцией, которая есть его предмет, есть их различие, отрицательное вообще. Его можно считать недостатком обоих, но оно же есть их душа или движущее начало; потому некоторые древние мыслили пустоту как движущее, понимая движущее как отрицательное, но еще не постигая его как самость. Если это отрицательное сначала предстает как неравенство "я" предмету, то оно в равной мере есть неравенство субстанции самой с собой. То, что кажется происходящим вне ее, деятельностью против нее, есть ее собственное деяние, и она являет себя по сути как субъект. Когда она полностью это являет, дух сделал свое наличное бытие равным своей сущности; он стал для себя предметом таким, каков он есть, и абстрактная стихия непосредственности и разделения знания и истины преодолена. Бытие абсолютно опосредствовано; оно есть субстанциальное содержание, столь же непосредственно являющееся собственностью "я", самостным, или понятием. Этим завершается феноменология духа. Что он в ней подготовил для себя, так это стихию знания. В ней моменты духа раскрываются теперь в форме простоты, знающей свой предмет как самое себя. Они больше не распадаются на противоположность бытия и знания, но пребывают в простоте знания, суть истинное в форме истинного, и их различие есть лишь различие содержания. Их движение, организующееся в этой стихии в целое, есть логика, или спекулятивная философия.

Поскольку та система опыта духа имеет дело лишь с его явлением, переход от нее к науке об истинном, пребывающем в форме истинного, кажется лишь отрицательным, и можно было бы желать избавления от отрицательного как ложного, требуя непосредственного приведения к истине: зачем заниматься ложным? На вопрос, поднятый ранее – почему нельзя сразу начать с науки, – здесь следует ответить со стороны природы отрицательного как ложного вообще. Представления об этом главным образом препятствуют вступлению в истину. Это даст повод поговорить о математическом познании, которое нефилософское знание считает идеалом, к достижению коего должна стремиться философия, но до сих пор безуспешно.

Истинное и ложное принадлежат к определенным мыслям, принимаемым за неподвижные, самодовлеющие сущности, из коих одна стоит изолированно и твердо по ту сторону, другая – по эту, без общности друг с другом. Против этого следует утверждать: истина не есть отчеканенная монета, которую можно готовой выдать и забрать. Не существует и ложного, как не существует злого. Хотя злое и ложное не столь плохи, как дьявол (ибо он – особенное субъективное воплощение их), как ложное и злое они суть лишь всеобщие, но все же обладают собственной сущностью по отношению друг к другу. Ложное (ибо речь здесь только о нем) было бы иным, отрицанием субстанции, которая как содержание знания есть истинное. Но сама субстанция по сути есть отрицательное – отчасти как различение и определение содержания, отчасти как простое различение, т.е. как самость и знание вообще. Можно, конечно, знать ложно. Знать нечто ложно значит, что знание находится в неравенстве со своей субстанцией. Но именно это неравенство и есть различение вообще, являющееся существенным моментом. Из этого различия возникает их равенство, и это ставшее равенство есть истина. Но она истинна не так, будто неравенство отброшено, как шлак от чистого металла, и даже не так, как инструмент от готового сосуда; неравенство как отрицательное, как самость, присутствует в самой истине непосредственно. Однако из этого не следует, что ложное составляет момент или даже компонент истинного. Выражение "во всяком ложном есть нечто истинное" предполагает их сосуществование, подобно маслу и воде, не смешиваемым, а лишь внешне соединенным. Именно ради обозначения момента полного инаковости следует отказаться от этих терминов там, где их инаковость снята. Подобно тому, как выражение "единство субъекта и объекта", "конечного и бесконечного", "бытия и мышления" и т.д. неловко, ибо субъект, объект и т.д. означают то, чем они являются вне своего единства, а в единстве не подразумеваются в буквальном смысле этих слов, так и ложное, будучи снятым, перестает быть моментом истины как ложное.

Догматизм мышления в познании и изучении философии есть не что иное, как мнение, будто истина заключена в положении, представляющем собой твердый результат или нечто непосредственно познанное. На вопросы вроде: "Когда родился Цезарь?", "Сколько туазов в стадии и сколько их было?" и т.п. следует давать точный ответ, равно как и то, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов прямоугольного треугольника – определенно истинно. Но природа такой так называемой истины отлична от природы истин философских.

Что касается исторических истин (если рассматривать их чисто исторический аспект), то легко признать, что они касаются единичного наличного бытия, содержания со стороны его случайности и произвола, его не-необходимых определений. Но даже такие голые истины, как приведенные в пример, не существуют без движения самосознания. Чтобы знать одну из них, нужно многое сравнить, заглянуть в книги или как-то иначе исследовать; даже при непосредственном созерцании знание их с основаниями считается чем-то ценным, хотя собственно лишь голый результат должен бы быть целью.

Что касается математических истин, то геометром едва ли сочтут того, кто знает теоремы Евклида наизусть без доказательств, без внутреннего знания их (как можно было бы выразиться в противоположность внешнему). Равным образом знание, добытое кем-то путем измерения многих прямоугольных треугольников о том, что их стороны имеют известное соотношение, было бы признано неудовлетворительным. Однако существенность доказательства в математическом познании еще не имеет значения и природы быть моментом самого результата; в результате доказательство скорее пройдено и исчезло. Теорема как результат есть нечто удостоверенное как истинное. Но это обстоятельство касается не ее содержания, а лишь отношения к субъекту; движение математического доказательства не принадлежит к тому, что есть предмет, а есть внешнее по отношению к делу действие. Так, природа прямоугольного треугольника не разлагается сама собой так, как это представлено в построении, необходимом для доказательства теоремы, выражающей его соотношение; все порождение результата есть ход и средство познания. В философском познании становление наличного бытия как наличного бытия также отлично от становления сущности или внутренней природы вещи. Но философское познание, во-первых, содержит в себе оба [процесса], тогда как математическое представляет лишь становление наличного бытия, т.е. бытия природы вещи в познании как таковом. Во-вторых, философское познание объединяет эти два особых движения. Внутреннее возникновение, или становление субстанции, есть нераздельный переход во внешнее, или в наличное бытие, бытие-для-иного; и обратно, становление наличного бытия есть возвращение в сущность. Движение есть, таким образом, двойной процесс и становление целого, при котором каждое одновременно полагает другое, и каждое имеет поэтому в себе оба как два аспекта; вместе они составляют целое тем, что снимают самих себя и делают себя его моментами.

О математическом познании:

1. О природе математического познания:

– Понимание здесь – внешнее действие по отношению к предмету, изменяющее истинную суть.

– Средства (построения, доказательства) содержат истинные положения, но в равной мере их содержание ложно. (Пример: треугольник расчленяется, его части становятся другими фигурами; лишь в конце он восстанавливается, будучи утерянным в процессе).

– Здесь проявляется отрицательность содержания, которую можно назвать ложностью.

2. Главный недостаток:

a) В познании:

– Неочевидность необходимости построений. Они не вытекают из понятия теоремы, а предписываются. Мы слепо повинуемся, не зная, почему выбраны именно эти линии, а не бесконечное множество других, уповая лишь на их полезность для доказательства.

– Эта полезность – внешняя, ибо проявляется лишь задним числом, в доказательстве.

– Доказательство начинается неизвестно где и движется, выбирая определения и отношения произвольно, подчиняясь внешней цели. Непосредственной ясности в необходимости пути нет.

b) В предмете:

– Предмет математики – величина. Это несущественное, лишенное понятия отношение.

– Знание движется по поверхности, не затрагивая сущности или понятия вещи, потому не является постижением.

– Материал математики – пространство и единица ("Одно").

– Пространство – мертвая стихия, куда понятие вписывает различия, остающиеся в нем неподвижными и безжизненными. Реальное – не таково.

– Истины математики – нереальны (фиксированные, мертвые положения). Каждое из них завершено само по себе; последующее не вытекает с необходимостью из предыдущего по природе самой вещи. Нет имманентной связи.

– Очевидность математики: Основана на бедности ее цели (величина) и несовершенстве материала (мертвые пространство и единица). Философия должна ее презирать.

– Причина формальности доказательств: Математика оперирует величиной (несущественное различие) и принципом равенства. Мертвый материал не способен к саморазличию, существенной противоположности, качественному переходу, саморазвитию. Понятие (разделяющее пространство на измерения и определяющее их связи) ею игнорируется (пример: отношение линии к плоскости; иррациональность π как отношение понятия).

3. Время и прикладная математика:

– Чистая математика не противопоставляет время (как время) пространству. Прикладная математика берет синтетические положения о времени, движении и т.д. (определяемые их понятием) из опыта и применяет к ним свои формулы.

– "Доказательства" прикладной математики (рычаг, падение) – лишь свидетельство потребности в доказательстве вообще; часто это лишь видимость доказательства. Их критика показала бы границы математики и необходимость иного знания.

– Время – наличное бытие самого понятия. Принципы математики (величина, равенство) неспособны постичь чистую беспокойность жизни и абсолютное различение времени. Эта отрицательность парализуется ею в единицу ("Одно") – мертвый материал для внешнего действия.

О философском познании:

1. Предмет и метод:

– Философия рассматривает не несущественные определения, а существенные; не абстрактное и нереальное, а действительное, само себя полагающее и живущее в себе – наличное бытие в его понятии.

– Это процесс, сам порождающий и проходящий свои моменты. Вся его движущая целостность есть положительное и его истина.

– Ключевое отличие: Философская истина включает в себя отрицательность (то, что назвали бы ложным). Исчезающее (отрицаемое) существенно; его нельзя отбросить как нечто застывшее и отдельное от истины. Истина – не мертвое положительное.

– Явление: Возникновение и прехождение, которое само не возникает и не преходит, но "есть в себе" и составляет действительность и движение жизни истины.

– Истина: "Вакхическое исступление, где ни один член не трезв" (ибо каждый, обособляясь, тут же растворяется), и одновременно – прозрачное и простое спокойствие.

– Движение духа: Отдельные формы духа и мысли в этом движении не сохраняются как нечто фиксированное, но суть столь же необходимые положительные моменты, сколь и отрицательные, исчезающие. В "целостности" движения, понятой как покой, различающееся и получающее особенное бытие сохраняется как "воспоминание", чье бытие есть знание о себе (и это знание непосредственно есть бытие).

2. Метод философии (Науки):

– Ее понятие уже сказано; ее изложение есть сама Логика. Метод – строение целого в его чистой существенности.

Недостатки прежних представлений о методе:

– Система представлений о философском методе устарела.