
Полная версия
Круиз «Рай среди зимы»

София Куликова
Круиз "Рай среди зимы"
ЧАСТЬ 1. АЛЕКС

1.1. Прощание с «Дакаром»

Поднявшись на борт и разместившись в каютах, команда, вернее, та её часть, которая отправлялась в круиз, собралась на одной из открытых палуб океанского лайнера «Коста Виктория». Последним появился Сёма со своим неизменным фотоагрегатом.
– Так, быстренько стоим! Щас будем делать шедевральную фотосессию «Триумфальное отплытие из Дакара»! ― сходу развил бурную деятельность Папарацци, как называли в команде неугомонного фотографа.
Характерный акцент и непереводимые на простой человеческий язык обороты речи безошибочно выдавали в Сёме одессита.
Беспрерывно щёлкая затвором, Папарацци бесцеремонно покрикивал на своих пятерых товарищей, пытаясь заставить их принять нужные позы:
– Тима, ну, и шо ты стоишь, как памятник себе? Больше жизни в организме! Жека, я кому говорю?! Шо ж ты выгнулся буквой «зю»? Ну, вот, скажите, разве с этими людьми можно сделать шедевральный снимок?! Шкафик, родной мой, задвинь своё телосложение на задний план ― ты ж таки загородил всё, шо только можно было загородить! Алекс, дорогуша, или ты хочешь сказать, шо, глядя на это, извините за выражение, лицо, кто-то поверит, шо эти люди только шо взяли «бронзу» в «Дакаре»?!
«Фотомодели», будучи уже немного навеселе, кто со смехом, а кто с обречённым видом, позировали, заведомо зная, что с неугомонным Папарацци спорить бесполезно ― всё равно не успокоится, пока не сделает очередные десяток-два кадров.
Темпераментный и шумный, как и положено уроженцу легендарной столицы юмора, Сёма был истинным фанатом своего дела, профи, работы которого охотно приобретали спортивные (и не только) издания. Гибкий и юркий, словно ящерица, он умудрялся делать снимки в совершенно невероятных ракурсах, изгибаясь в немыслимых для обычного человека позах. А удивительная Сёмина способность находиться одновременно в нескольких местах позволяла ему увидеть и запечатлеть то, что оставалось сокрытым от глаз рядовых обывателей.
– Ну, всё! Хватит! ― первым взбунтовался обычно невозмутимый Тимофей. ― Из-за тебя отход пропустим.
– Вот так всегда ― чуть шо, всё из-за Сёмы…
При этом Сёма моментально развернул свой объектив в сторону причала.
Ещё несколько минут, и отдадут швартовы, и оборвётся последняя нить, связывающая их с «Дакаром»…
Российская команда на внедорожнике Toyota Land Cruiser-80 стала настоящей сенсацией только что завершившегося ралли-марафона «Париж-Дакар-1999». Фотографии русского экипажа, обошедшего многих фаворитов и взявшего бронзу в классе легковиков, не сходили со страниц спортивных газет и экранов телевизоров, ведущих репортажи с гонки.
Суматоха, сопровождающая любой отъезд ― сборы, погрузка, таможенные формальности ― всё позади. Гонка, к которой они готовились больше года, увы! уже история. Отгремели победные фанфары. Ещё несколько минут, и белоснежный океанский лайнер покинет гостеприимный Дакар, унося на борту опьянённых успехом триумфаторов.
Всего несколько дней прошло с той упоительной минуты, когда «Номер Первый» ― пилот Александр Суворов ― и его верный штурман Тимофей Брагин, стоя на капоте «Малыша» (как нежно называли они свой могучий Land Cruiser), смертельно уставшие, но бесконечно счастливые, поливали друг друга пенными струями шампанского! А в это время остальные члены команды, обнявшись, самозабвенно отплясывали что-то дикарское тут же, возле изрядно натерпевшегося в трёхнедельном марафоне внедорожника.
Как они тогда ликовали ― безудержно, взахлёб! Призовое место на самом престижном международном ралли ― невероятное, ошеломляющее достижение, неожиданное даже для них самих! Кто мог предположить, что команда новичков-любителей, впервые приняв участие в легендарной гонке на выживание, не только дойдёт до финиша, но и оставит позади самые титулованные «конюшни» мира?! Русские были здесь редкими гостями. Исключение: профессиональная команда «КАМАЗа» ― один из фаворитов в классе грузовиков.
Самая суровая и коварная из существующих трасс требовала особых навыков и стиля вождения. Особенно африканский участок трассы, который даже бывалые гонщики называли «адом»! В сравнении с его «сюрпризами», любой другой маршрут выглядел, как прогулка в детской колясочке под присмотром заботливой нянюшки. Из трёхсот стартовавших в этом году экипажей добраться до финиша на Розовом озере удалось меньше трети. «Подметальщики», с помощью вертолётов подбиравшие на трассе неудачливых гонщиков и разбитую технику, иногда попросту не успевали управиться за ночь. Что уж говорить о пьедестале почёта ― честь не для дилетантов! И хотя до «золота» и «серебра» они не дотянули, в их случае и «бронза» была истинным триумфом!
Но вот всё уже позади. В команде ещё не выветрилось послевкусие недавней эйфории, а главный триумфатор ― пилот, он же руководитель команды, Алекс Суворов чувствовал себя просто опустошённым. Что это ― накопившаяся усталость? Или горечь оттого, что всё так быстро закончилось: и 22-дневное ралли; и постфинишный марафон с бесчисленными поздравлениями, интервью и пресс-конференциями. И… очередной этап его страстного романа со скоростью…
– Ты в порядке? ― подошедший Тимофей облокотился на бортик рядом с другом.
– Вот и всё, Тимоха! Сбылась мечта адиёта, как сказал бы Папарацци…
Там, на берегу, оставалась часть их самих. Как знать, может, лучшее, что было в их жизни…
– Понимаю, дружище… ― карие глаза Тимофея лучились теплом. ― Зато посмотри, как ребята отрываются. Здорово ты это придумал с круизом. Когда ещё им… нам выпадет такая возможность?!
Сюрприз, который «Номер Первый» преподнёс своей команде: двухнедельный круиз по Средиземному морю на роскошном океанском лайнере, о котором эти простые парни, не избалованные «щедротами» «лихих девяностых», мечтать не могли!
Вот они ― его команда, все здесь, точнее, почти все: механики-самородки Олег и Жека, водитель грузовика технического сопровождения Паша, Сёма-Папарацци и, конечно же, его «правая рука» ― штурман, механик и ближайший друг в одном лице, Тимоха Брагин.
К сожалению, не было сейчас с ними ещё двоих: электрика Андрюхи и самого старшего их товарища ― моториста Васильича. Оба ещё позавчера улетели домой.
Андрюха спешил к первенцу, родившемуся, не дождавшись его возвращения. А Васильич, как оказалось, был абсолютно беззащитен перед морской болезнью.
Идея с круизом родилась, когда Алекс, семейный бизнес которого был связан с туризмом, узнал, что в столицу Сенегала на днях прибывает один из лайнеров их итальянского партнёра «Costa Cruises». Круизный маршрут под многообещающим названием «Рай среди зимы» идеально вписывался в их планы. Вместо того чтобы возвращаться вместе с другими экипажами на пароме в испанский Кадис, и дальше своим ходом через всю Европу, они отправятся по Средиземному морю до Афин, а уже оттуда ― домой в Москву. Три дня на грузовом пароме ― скукотища! А тут ― заслуженный комфортный отдых и главные средиземноморские порты, обещающие незабываемые впечатления. Плюс почти 2000 километров экономии ― мелочь, но приятно.
Алекс забронировал четыре двухместные каюты. Для всех, кроме Тимофея, его замысел оставался тайной. С его стороны это был жест признательности славным простым парням, одержимым общим делом, без которых не было бы их блестящего успеха.
Так уж повелось, что в профессиональных командах пилоты ― «белая кость», держат дистанцию между собой и техническим персоналом, чья смена начинается тогда, когда измученный дневным марафоном экипаж сваливает с ног всепоглощающая усталость. Порой вся ночь уходит на то, чтобы вычистить, подлечить, подготовить к новым испытаниям изрядно потрёпанного «железного коня». Потом ― дневной перегон на точку сбора, во время которого вымотанный за ночь техперсонал отсыпается на ходу. Если же, не дай бог! понадобится экстренный аварийный выезд к попавшему в беду экипажу, тут уж не до отдыха! Не им, бойцам невидимого фронта, стоять на пьедестале почёта, не их фото будут показывать в СМИ, не их имена впишут в анналы истории этого мужественного вида спорта.
В их случае «Номер Первый» являлся ещё и руководителем команды, и главным спонсором в одном лице. К счастью, «звёздной болезнью» Алекс Суворов не страдал, барина из себя не корчил. С товарищами по команде был прост и гайки, когда надо было, крутил наравне со всеми.
В наэлектризованной ожиданием толпе на причале началось какое-то движение. Вот оно, долгожданное мгновение, ради которого собрались здесь сотни людей: начали поднимать трап!
В бурлящей разноликой человеческой массе большую часть составляли местные зеваки, собравшиеся, чтобы прикоснуться к чужому празднику жизни. Яркие колоритные одеяния пестрили экзотическим разнообразием, причудливо сочетаясь с элементами европейской одежды: у кого-то из-под цветастого балахона выглядывали выгоревшие до белизны джинсы и изрядно потрёпанные кроссовки; у некоторых дам замысловато уложенные тюрбаны мирно уживались с футболками с эмблемой кока-колы.
Провожающие махали руками; кто-то кричал, в последний момент вспомнив, что не сказал что-то важное. Для тех, кто там, на причале, расставание всегда окрашено толикой грусти, в то время как для стоящих на палубе горечь разлуки растворяется в сладостном предвкушении чего-то особенного, неизведанного, что непременно ждёт впереди!
Охмелевшие, возбуждённые, товарищи Алекса принялись скандировать стоявшим внизу провожающим из организаторов ралли: «До-сви-да-нья!», не заморачиваясь тем, что русский здесь вряд ли кто-нибудь понимает.
Алекс со снисходительной улыбкой наблюдал за товарищами, дурачившимися, как дети. Вот чёрт, умеют же люди вот так безоглядно радоваться жизни! Он чувствовал, как ему передаётся возбуждение пассажиров, облепивших борт. Плюнуть бы сейчас на все условности и, по примеру своих спутников, целиком отдаться ликованию: поорать вместе со всеми или станцевать тут же на палубе что-нибудь зажигательное! Напиться, наконец!
Однако туго закрученная пружина внутри не желала отпускать.
Но… коль скоро он решился на эту авантюру с круизом, всё же стоит, пожалуй, расслабиться. Две недели полного, абсолютного безделья были им вполне заслужены!
– Я, Александр Суворов, торжественно клянусь всеми четырьмя колёсами «Малыша» и ещё одним запасным получить от этого путешествия удовольствие по полной программе! ― с самым что ни на есть серьёзным видом Алекс поднял руку в пионерском приветствии.
– Так-то лучше, дружище! ― Тимофей удовлетворённо улыбнулся. ― А мы, похоже, уже плывём.
И в самом деле, белоснежная громадина теплохода плавно отделилась от причала. Узенькая полоска воды между причалом и бортом постепенно вырастала в океан.
А океан уже распахнул свои объятия крошечному, в сравнении с его беспредельностью, плавучему островку, на котором со всем мыслимым комфортом будут наслаждаться в разгар зимы настоящим летним отдыхом две тысячи счастливчиков. Гонимые извечным стремлением человека к неизведанному, они оставили дела, незыблемый покой своих домов, чтобы с головой окунуться в заманчивое приключение. И этот плавучий мирок стал на время их обителью, их единственной реальностью, их вселенной…
Опытные путешественники знают: каждое путешествие это ― как любовь ― всегда тайна, всегда как будто впервые. А океан ― трижды тайна! И сколько её не разгадывай, он навечно обречён на непостижимость. Ступив на палубу корабля ― этой миниатюрной модели цивилизованного мира, путешественник вверяет себя во власть капризного титана1 со смешанным чувством робости пред его величием и упоительного восторга от слияния с неукротимой могучей стихией.
Вольно или невольно, но посреди океана человек становится другим. Он начинает как-то по-иному себя вести, по-новому ощущать окружающее: безудержно веселится либо растворяется в безмятежном покое; легко сходится с людьми (что не всегда удавалось ему в той, другой жизни на берегу) либо ищет иллюзорного уединения, практически недостижимого в тесном мирке плавучего стального острова. Пусть ненадолго и не всегда заметно для окружающих и даже для него самого, но то, что происходит что-то необычное, смутно ощущает каждый, кому волею судьбы даруется короткий, но такой насыщенный отрезок жизни, называемый морским путешествием…
Двигаясь вдоль берега, судно обогнуло Зелёный мыс и взяло курс в открытый океан.
Пассажиры разбрелись по судну.
Их товарищи решили перед ужином произвести инспекцию местных баров.
Алекс с Тимофеем остались на палубе вдвоём.
Облокотившись на перила, Тимофей провожал глазами удалявшийся африканский берег. Ему не было нужды донимать Алекса расспросами. Единственный по-настоящему близкий друг, он безошибочно угадывал настроение товарища по одному ему ведомым приметам.
Тимофей Брагин, как никто другой, умел молчать ― сосредоточенно, весомо, красноречиво. С советами не лез, пока об этом не попросят. Говорил мало, но уж, если открывал рот, то трудно было найти человека, который способен был, как он, вложить в несколько простых фраз максимум необходимой информации. Его скупые замечания и предложения практически всегда оказывались к месту, а шутки, хоть и редкие, были острыми и ёмкими. «Сожми свою мысль до смысла» ― можно ли представить лучший девиз для этого образчика сдержанности и немногословия?!
Ненавязчивое общество друга, с которым так уютно было помолчать, сейчас гораздо больше отвечало настроению Алекса, нежели бурное веселье остальных членов команды.
К остальным они присоединились уже за ужином в ресторане с романтическим названием «Симфония».
Владельцы «Коста Виктории», судя по всему, были большими поклонниками классической музыки. Всё на этом лайнере ― пассажирские палубы, бары, рестораны носили «музыкальные» названия. Нашим героям достались каюты на палубе «Тоска». А были ещё «Отелло», «Богема», «Риголетто», «Баттерфляй» ― прямо, репертуар оперного театра.
Товарищи, уже сидевшие за круглым столом, встретили вновь прибывших шумными приветствиями. Чувствовалось, что инспекция баров прошла продуктивно.
– Извиняюсь спросить: и где это вас носит?! ― Сёма встретил их привычным захлёбом. ― Мы тут с такими лялечками познакомились! Шедев…
– Шедевральными! ― в унисон подхватили Алекс с Тимофеем любимое Сёмино словечко.
– Так я вам скажу: таки да шедевральными! По 10-балльной шкале 12 баллов! Вас, халамидников, тоже могу с кем-нибудь познакомить.
Друзья понимающе переглянулись: Сёма таки в своём амплуа! Увлечения Папарацци слабым полом носили стремительный, бурный и, главное, скоротечный характер, и служили постоянной мишенью для подколок товарищей. Это нисколько его не обижало, скорее, подзадоривало. В долгу у шутников он не оставался, так как его язык по остроте своей не уступал зоркости его профессионального ока. Но, когда Сёма работал, для него переставало существовать всё, кроме объекта его внимания, будь то мчащийся автомобиль, бабочка, присевшая на цветок, или женская натура.
По правую руку от Сёмы восседал механик Олег. Высокий, грузный, не случайно прозванный «Шкафом», он являл собой гротескный контраст рядом с поджарым, подвижным, как ртуть, Папарацци. Круглая физиономия типичного флегматика лучилась добродушием, что делало его похожим на улыбающегося толстяка Хотэя ― японского божка, олицетворяющего счастье, веселье и благополучие. Тщательно продуманная Сёмина богемная расхристанность выглядела вопиюще кричащей на фоне неуклюжей элегантности Олега, облачившегося ради их первого ужина на борту в костюм и галстук.
Зато в работе этот увалень творил чудеса. Ему ничего не стоило с лёгкостью пёрышка в одиночку приподнять здоровенное 45-килограммовое колесо, чтобы насадить его на ступицу. При этом его неспешные движения были выверены до микрона. За считанные минуты он делал то, на что другим требовались часы. Работа кипела в его руках, хотя сам он при этом оставался всё тем же образцом покоя и неторопливости. Рядом с Олегом, добряком и по-детски немного наивным, всегда было уютно и надёжно, как в объятиях любимой бабушки.
Слева от Сёмы, о чём-то оживлённо спорили задиристые, как молодые петушки, второй механик Жека и водитель грузовика техподдержки Паша. Во многом схожие по характеру, взглядам, возрасту (обоим не было тридцати), эти двое были «не разлей вода». И при этом умудрялись в любой ситуации найти повод попрепираться. Но, надо отдать должное, в ответственные моменты во время тренировок или соревнований они проявляли поразительное единодушие и взаимопонимание. Так что их бурные пикировки никто в команде всерьёз не воспринимал.
Так как в Дакаре на судно взошло не так уж много пассажиров, большинство присутствующих в зале могли претендовать на статус «старожилов». Новички не остались здесь незамеченными. Возможно, судно уже облетела информация о том, что на борт поднялась одна из команд-призёров легендарного ралли. Романтический ореол мира автогонок неизменно притягивает к себе, как магнит, даже тех, кто абсолютно далёк от автоспорта. Во всяком случае, ещё во время отхода несколько пассажиров успели получить у них автографы и сфотографироваться с ними.
Особенно заметен был интерес женской половины: как же, целых шесть новых мужских лиц! А можно ли представить себе мужчину более привлекательного, нежели тот, кому удалось укротить стального зверя? И что может впечатлить женщину сильнее, чем присутствие мужчины, окутанного сладким запахом победы?
Не успели друзья освоиться за столом, как неутомимая пружина подбросила Сёму. Вскочив с рюмкой водки в руке, он провозгласил тост, невольно (а может, и намеренно) привлекая к себе внимание окружающих своими шумными манерами и русской речью:
– Ещё раз за наш таки да грандиозный успех! Хотя ты, «Номер Первый», неплохо порулил, но шоб ты без нас делал?
– Да, куда ж я без вас? За нашу общую победу!
Осушив рюмку, Алекс ощутил, как вместе с обжигающей жидкостью по телу разливается приятное тепло. Впереди почти две недели без забот, обещавшие немало приятных впечатлений. Пора начинать вживаться в непривычное ничегонеделание.
– Созрел новый тост, ― Сёму явно распирало. ― За красиво жить… ― не договорив, он застыл с рюмкой в руке.
– Прошу прощения! Мне придётся Вас побеспокоить.
Просьба, произнесённая по-английски, была обращена к Тимофею, сидевшему спиной к проходу. В проходе между столами метрдотель ресторана толкал перед собой инвалидное кресло с сидевшей в нём немолодой женщиной.
Тимофей с готовностью подвинул свой стул, чтобы освободить проход.
С вымученной улыбкой женщина извинилась за причинённое беспокойство, и каталка двинулась дальше. Хотя печать глубокого уныния на её лице резко контрастировала с всеобщим благостным настроением, не она привлекла внимание сидящих за столом, а появившаяся из-за спины метрдотеля действительно странная особа.
– Ух, ты! Тут, оказывается, привидения водятся! ― бесцеремонный Паша сделал «круглые глаза».
– Ой-вэй, где мой фотоаппарат?! ― приглушённо простонал Сёма, закатывая глаза, хотя его неразлучная камера лежала перед ним на столе.
Алексу неловко было поворачиваться, чтобы посмотреть, что вызвало столь экспрессивную реакцию товарищей. Только когда мини-процессия проследовала дальше, ему удалось оценить, правда, уже со спины, фигуру в бесформенном балахоне непонятного блекло-серого, будто вылинявшего, как старое тряпьё, цвета. Скрещённые на груди руки; зажатые, будто придавленные невидимым грузом плечи; скованные движения и понуренная голова, покрытая не то шарфом, не то капюшоном, ― и впрямь, что-то среднее между привидением из дешёвого фильма-страшилки и монахом-инквизитором, сопровождающим в мрачные застенки очередную замученную пытками жертву.
Кое-кто, из сидящих за соседними столиками, с таким же неприкрытым интересом провожал взглядом процессию, от которой веяло вязким унынием. Встреться с подобными экземплярами где-нибудь в другом месте, на них, скорее всего, никто не обратил бы внимания. Но здесь, в атмосфере праздности, на фоне наслаждающихся жизнью нарядных пассажиров, обе дамы выглядели чем-то абсолютно инородным.
Странная процессия, будто с усилием раздвигая перед собой воздух, который застывал по обе стороны от них глухой стеной отчуждения и отторжения, проследовала к двухместному столику возле окна.
– Фу ты, прям, холодом обдало! ― Паша театрально поёжился.
– Мальчик мой, ― назидательным тоном обратился Сёма к Паше, ― вообще-то, это ― не комильфо так непосредственно переживать лицом. Хотя сейчас я тебя таки понимаю!
– Вы это о чём? ― только простак Олег, всецело занятый содержимым тарелки, ничего не понял из происходящего.
– Ну, вот, Шкафик, ты таки всё проел! Я тут делаю тост за красивую жизнь, и вдруг этот «кошмар с улицы Вязов»! Мы шо-то пропустили ― сегодня на судне карнавал? Хотел бы я посмотреть, шоб кому-то пришло в голову прогуляться в таком виде по Дерибасовской! Я оскорблён в своих эстетических чувствах! Даже аппетит испортился!
Это, правда, не помешало Сёме отправить в рот очередной кусок балыка.
– Так я так и не понял, вы с нами в бар идёте? Или как? ― Сёма, как всегда, без всякого перехода переключился на волновавшую его тему, обращаясь к Алексу и Тимофею.
– Все идут? ― спросил Алекс.
– Я пас, ― отозвался Олег. ― Я человек солидный, женатый. Да и отдохну немного от нашего неугомонного Папарацци.
Сёма попробовал обидеться:
– Здрасьте вам! Я тут, можно сказать, из штанов выпрыгиваю, шоб сделать всем этим халамидникам хорошо жить, а шо мне в ответ? А мне в ответ ― чёрная неблагодарность! Раз так, можете обходиться без Сёмы!
– Да, ладно, как же мы без тебя? ― Шкаф приобнял друга своей могучей ручищей. ― Только я, и правда, умаялся с этими сборами, погрузками. А вы, ребятки, молодые, развлекайтесь. На меня внимания не обращайте. Кстати, а девочки ваши по-русски-то хоть разговаривают?
– Щас! Как раз тот случай! ― фыркнул Сёма.
– А как же вы с ними будете общаться? ― повернулся Олег к Паше и Жеке.
– Пашке мы с Папарацци будем переводить, ― ответил Жека. ― Я, между прочим, в английскую школу ходил.
– Серьёзно?
– Ну, да! Целых три класса! Потом мы в другой район переехали.
– Надо же, ― Паша сделал наивно-удивлённое лицо. ― А мне всегда казалось, что твои познания в английском ограничиваются тремя словами: «хеллоу», «о’кей» и «уиски».
– Четырьмя, ― как бы между прочим уточнил Тимофей, ― ещё «Мак-Дональдс».
Ребята хохотнули.
– Вообще-то с ними Папарацци щебетал, ― пояснил Паша, ― у него это ловко получается.
– Язык любви, между прочим, международный! ― буркнул фотограф, всё ещё изображая, что дуется. ― Или кто-то здесь сомневается, шо Сёма в этом деле ― таки лингвист от бога?! Короче, нас будут ждать в 9.30. Так шо решайте бекицер2 ― идёте или нет!
Алекс с Тимофеем переглянулись.
Тимофей кивнул.
– Ладно. Почему бы и нет? ― ответил за обоих Алекс. ― Должен же кто-то быть толмачом ― переводить Сёмин язык любви на нормальный английский.
1.2. Плечом к плечу

С Тимофеем Брагиным Александра Суворова связывала крепкая двадцатилетняя дружба.
Алексу не нравилось, когда Тимофея называли «Вторым Номером». Но тут уж ничего не поделаешь, ― в автоспорте штурману традиционно и закономерно отведена вторая роль. А, слыша, как друга называют его тенью, по-настоящему закипал. Хотя доля правды в этом всё же была. И не потому что в их спаянном дуэте пилот-штурман «Номером Первым» был всё-таки Алекс, а благодаря удивительному умению Тимофея в нужный момент находиться рядом с другом, чтобы подставить своё плечо, разделить с ним горести или радости, просто вместе помолчать…
На самом деле в их отношениях не было даже намёка на какую бы то ни было зависимость одного или превосходство другого. Но, кому, как не Тимофею, любившему Алекса, как брата, было знать, что тот ― прирождённый лидер, генератор идей, истинный «Номер Первый», и всегда будет на шаг впереди. Это не мешало Тимофею относиться к другу в чём-то даже по-отечески.
– Да брось, Сашка, мне очень даже уютно быть твоей тенью, ― снисходительно отшучивался Тимофей, ― меньше выставляешься ― реже бьют.
– Я тут, Тимоха, притчу интересную прочёл. Одного мудреца спросили: какие виды дружбы бывают? Так вот, он говорит: «Есть друзья ― как еда: каждый день в них нуждаешься; есть друзья ― как лекарство: когда тебе плохо, без них никак; а есть такие ― как воздух: их не видно, но они всегда с тобой». Только этот мудрец почему-то не сказал, что бывает, как ты у меня ― три в одном.