bannerbanner
Амнезия. Мой не бывший
Амнезия. Мой не бывший

Полная версия

Амнезия. Мой не бывший

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

Как тут успокоиться?

– Пока достаточно, сейчас попрошу медсестру добавить вам обезболивающее, – участливо говорит Глеб Илье, что вновь закрыл глаза и отвернулся от нас.

– Мхм.

Медсестра сама подходит, но перед тем как дать ей указание, Глеб тихонько шепчет мне:

– Иногда при пробуждении люди сконфужены и путаются во времени и пространстве, это может пройти через пару другую пробуждений, мы будем наблюдать…

– Илья! Он очнулся? – раздается голос, и мы все оборачиваемся. Я застываю каменным изваянием, потому что через палату к нам быстро идет высокая блондинка в накинутом на плечи развевающимся белом халате.

Я забываю, как дышать, во мне вдруг вырастает огромный неповоротливый камень.

Это она!

ОНА!

Та самая блондинка, что стояла тогда и целовалась с Ильей, притягивая его к себе по-собственнически за полотенце, обмотанное вокруг голых бедер.

Илья мгновенно реагирует на голос и открывает глаза, но не успевает что-то сказать, как блондинка налетает на него. Обнимает, целует лицо.

– Боже, как я рада! Ты очнулся! Я так боялась! Так боялась не успеть!

И я в немом ужасе смотрю на то, как он поднимает руку и дотягивается до ее плеча, обнимает его пальцами так, как, будто хорошо ее знает.

И смотрит!

Он ее узнает!

Знает очень хорошо!

– Свет… я… в порядке… – выдыхает в ее волосы, падающие ему на лицо.

– Все хорошо, я здесь. Теперь все будет хорошо.

И она целует его прямо в губы, долго, сладко, обнимая ладонью за щеку.

Так как целуют не брата, а любовника!

Любимого!

Руки холодеют. Мир стягивается в узкую точку. Я смотрю, но не вижу

А Илья отвечает на этот поцелуй.

Глава 13


Мгновение, их губы прижимаются, сливаясь, но Илья вдруг отстраняется, чуть поворачивает голову, морщится. Я часто моргаю, я не понимаю, что происходит, это как дурной сон или параллельная реальность.

Ее не должно было быть здесь. Этой блондинки!

И что с Ильёй? У него все спуталось в сознании или что-то более серьёзное?

– Ммм, – протяжно и болезненно стонет Воронов, поднимает руку к голове и отворачивается сильней.

Глеб тут же активизируется.

– Отойдите, – отодвигает эту наглую женщину, – выйдите в коридор. Это всех касается, – взгляд на меня, – ему нельзя так напрягаться, его мозг ещё не готов к нагрузкам после комы. Галина Владимировна! – зовёт кого-то и в палату спешит медсестра. – Обезболивающие прямо сейчас и полный покой пациенту. Сегодня больше никаких посещений.

Медсестра выпроваживает нас из палаты, а Глеб остается с Ильёй. Я иду и чувствую как вновь подкашиваются ноги, мне дурно от всего этого, а еще эта дылда стучит каблуками прямо в мозг.

Мало того, она уже куда-то несётся по коридору, халат как плащ развивается за ее спиной.

– Постойте! – окликаю ее, – минуту!

Я должна выяснить кто она Илье, ее статус. Если он и обманывал меня, сейчас ответить не сможет, у него даже время смешалось в сознании, может там смешались и женщины?

– Мне некогда, – притормаживает и оборачивается, скользит по мне взглядом сверху донизу, рассматривает слинг, а потом лицо. – Что тебе нужно? Ты была с Ильёй в машине? Мне сказали он в аварию попал.

Так, собраться и выдохнуть, а то мне эту Свету уже придушить хочется, это у меня к ней миллион вопросов, а не наоборот.

– Вы вообще кто? – звучит ни разу не вежливо, но мне все равно. – Илье, – все же добавляю для ясности.

– Так, понятно, – взгляд светло-голубых глаз становится ещё холодней. – Тебе отчитываться точно не буду, а вот ты мне кажешься знакомой.

– Мы не переходили на «ты»! – злюсь, амплитуда моих эмоций сейчас пугает даже меня, а уж скорость их смены…

– Я вспомнила! – поднимает указательный палец с длинным дорогим маникюром и надвигается на меня, – ты та истеричка, что облила нас кофе! Ты… – нависает надо мной и я жалею, что сама не на каблуках, потому что ей так легко смотреть на меня сверху вниз как на козявку. – Если узнаю, что это все произошло из-за тебя, живьем закопаю. Илья ведь за тобой рванул, да? Вот в эту… дыру на карте!

Взмахивает руками вокруг, будто не только про больницу, но и про мой маленький, но родной город.

– А если и за мной? – сжимаю губы тоже с вызовом, – что тогда?

– Тогда эта ошибка едва не стоила ему жизни! Он мог умереть! Чудом выкарабкался! Было бы ради чего ее терять, – презрительно морщится, и вся ее ухоженная премиальная красота вдруг кажется отвратительной, будто она жабью кожу примерила, – я тебя вспомнила! Ты его… – щелкает пальцами, – дизайнерша или как тебя там. Вечно названивала ему со всякой ерундой, то мрамор тебе не тот, то чертежи какие-то, Илья не знал, куда от тебя деться.

Кровь отливает от моего лица. Что она говорит? Как она это может знать? Я звонила Воронову, да, мы очень многие вещи обсуждали не в офисе, а личными звонками. Наша работа в принципе требует очень много личного взаимодействия, но когда мы были не на работе, мы чаще всего были вместе последние пару месяцев.

А значит…

Если он был не со мной, то он был с ней?!

Как иначе она может знать подобные детали?

– Кто ты?! – хватаю здоровой левой рукой ее за тонкое запястье, во мне проснулся мистер Хайд. – Почему ты у него в экстренных контактах?

Накрашенные розовым губы расплываются в самодовольной улыбке, приближается ко мне:

– Я. Его. Невеста. Вот почему. А ты очередная маленькая секретутка на закуску, пока я в командировке.

Задыхаюсь от этих слов, меня будто варят заживо в кипятке, пол уходит из-под ног… я ее сейчас…

– Дамы! – звучит строгий голос Глеба. Он выходит из палаты и оказывается за моей спиной, берет меня мягко за плечи, – все хорошо?

Стервозина распрямляется, а я отпускаю ее руку. Нас с Глебом окатывает красноречивым взглядом, но мне безумно приятно, что Горин на моей стороне и это видно невооруженным глазом.

– На сегодня прием окончен, прошу покинуть отделение.

А меня продолжает держать, слова ко мне не относятся, только к ней.

Но к моему удивлению, Света больше не шипит как змея, а натягивает озабоченное выражение лица.

– Доктор, что моим женихом? – поднимает брови домиком, а я чувствую, как Глеб сжимает мои плечи. – Ему снова стало плохо? Он ведь только очнулся.

– Он получил серьёзную травму и несколько дней был в коме, ему не может быть сразу хорошо. Организм еще слишком слаб, а стресс отнимает те немногие силы, что появились. Сейчас случился ярко выраженный болевой приступ. Поэтому во избежание повторения, я временно отменяю посещения, как его лечащий врач. Дайте ему восстановиться. Пойдёмте, я вас провожу на выход.

– Не надо, – отказывается, поправляет сумочку от Диор на локте, – мне нужен ваш главный врач, как к нему пройти?

– На посту вам объяснят, – Глеб кивает в сторону холла.

К моему счастью эта особа удаляется есть мозги главному, а Глеб бережно ведет меня в какой-то кабинет в отделении, здесь стоят шкафы и столы, большой диван для отдыха. Это комната для врачей.

– Присядь, я не могу на тебя смотреть, ты будто упадёшь сейчас. Так нельзя, Полин, я тебя снова госпитализирую и перестану выпускать, если не обеспечишь будущему ребёнку, а значит и себе, спокойствие.

– Легко тебе говорить! – меня начинает накрывать новыми оттенками неуправляемых эмоций, теперь я хочу рыдать.

От несправедливости всей этой жуткой ситуации, в которой я уже не понимаю, какую роль я играю!

Глеб что-то капает в кружку.

– Как это понимать, ты слышал? Илья думает, что он в Москве и сейчас октябрь! Меня назвал Волкова, а ее целует! А ведь он мне сделал предложение! – резко поднимаю руку и показываю обручальное кольцо. Плечо прошивает боль. – Ай!

– Тихо, тихо, – Горин ловит мою руку, мгновение смотрит на красивое колечко с несколькими некрупными бриллиантами, а потом возвращает на место в слинг, застегивает все фиксирующие ремешки. – Пока рано делать выводы, Илья только проснулся, он был очень растерян и в некотором шоке.

– Это пройдёт? Он меня вспомнит? Завтра можно к нему прийти? Я хочу поговорить, напомнить.

– Не могу обещать, – Горин протягивает мне кружку, – на завтра я записал его на повторное МРТ и приглашу на консультацию психиатра, проверим его когнитивные способности. Никогда нельзя точно знать, как подобные травмы скажутся на работе мозга. Пока это похоже на ретроградную амнезию.

– Он забыл часть прошлого?

– Да, судя по всему некоторый кусок его памяти стёрся, такое часто бывает при серьезных черепно мозговых.

– И что дальше? Он вспомнит?

– Увы, даже у врачей не таких гарантий. Я назначу обследования, терапию, ему нужно будет пройти реабилитацию. Но… быть может, он завтра проснётся и все вспомнит. Давай не будем торопиться, дадим Илье восстановиться.

Я сдуваюсь, будто из меня выпустили весь воздух, хочется растечься по дивану мягкой тряпочкой.

– Как он сейчас? – вспоминаю гримасу боли на лице Ильи.

– Спит. И он пока будет очень много спать, так мозг восстанавливается. Поэтому я и ограничиваю посещения, в короткие моменты его бодрости он будет занят врачами и обследованиями, это тоже стресс.

Я пью залпом какую-то горькую дрянь в кружке и устало откидываюсь на спинку дивана.

– Ты мне сообщишь, когда я смогу к нему приехать?

– Да, я обязательно позвоню, когда Илья будет готов к визиту.

– А ты можешь эту «родственницу», – морщусь от привкуса этого слова, – не пускать к Илье?

– Не могу, она вписана в его список посещений. Только он сам может запретить, если захочет.

И меня как будто льдом из ведра окатывает воспоминание их поцелуя. Уже здесь, в больнице.

Захочет?

«Волкова. Я тебя уволил».

Боже мой, да что же это такое со мной вечно?!

Я должна как-то вправить ему мозги. Так нельзя!

Это он меня любит больше жизни или ее?

Я уволена или должна выйти за него замуж?

Кто мне ответит?!

Хочется биться головой о стену, но с Гориным это не пройдёт, он уже напичкал меня успокоительным, а потом и вовсе звонит Руслану, чтобы тот забрал меня домой. И я даже не могу решить, чем это считать, предательством или спасением.

Я хочу заползти куда-нибудь в тихий уголок и спрятаться, чтобы меня никто не трогал.

Хорошо хоть брату хватает мудрости меня не трогать до следующего дня, а после стараться не касаться этой темы без моего желания. Я сама ему все рассказываю, как минимум, чтобы меня не разорвало от внутреннего давления эмоций.

Весь следующий день Глеб не позволяет мне приезжать, ссылаясь на то, что Илье не до посещений, ему и так нелегко.

Ладно.

Он прав. Нельзя давить на Воронова в таком состоянии.

А на следующее утро, Горин как назло куда-то уезжает по срочному вызову, на мои звонки отвечает коротким «Перезвоню».

Поэтому я опять беру все в свои руки. Эгоистично, эмоционально, и немножко беременно. Ребёнку нужен отец, а мне хоть какая-то ясность.

В отделении как всегда тихо и даже медсестра с поста куда-то отлучилась. Отлично, некому мне помешать аккуратно пообщаться с Ильей. Я не буду его мучить, просто узнаю, вспомнил он меня или нет, есть я в его жизни вместе с ребенком или он нас уволил?

Накидываю на плечи халат и спешу в палату, где тишину нарушает только шорох и гул приборов, поддерживающих жизни. Обдумывая каждое свое осторожное слово, поворачиваю за ширму…

И застываю.

Пусто.

Глава 14


Что происходит?!

Как?! Как он мог исчезнуть, пока меня не было? Это невозможно… он же только что пришел в сознание, выйдя из комы! А теперь… теперь его просто НЕТ. Словно вырвали из моей жизни. Вчера он был рядом, я держала его за руку, а теперь – пустота.

– Вы что здесь делаете? Вам больше нельзя сюда ходить, – начинает медсестра, вошедшая в палату, но я прерываю ее.

– Где Воронов, он лежал вот здесь? – не хочу верить в худшее, но не могу не спросить дрогнувшим голосом. – Он же в порядке? Жив?

– Жив, конечно. Выйдите из палаты, – еще настойчивее пытается меня выдавить.

– А где он? Перевели? Ему же еще было плохо, он же только очнулся!

– Тшш! Здесь еще другие пациенты, хватит шуметь, идите к Глебу Михайловичу, он вам все объяснит.

– Да что объяснит? Куда у вас пропал пациент?

– Перевели его, идите, не нарушайте покой! – почти выталкивает меня из палаты и задвигает стеклянную дверь.

Руки дрожат, я прикусываю губу до боли, но это не помогает – слёзы от обиды давят изнутри. Ну как это может все опять происходить?!

Так, ладно. Делаю очень глубокий медленный вдох.

Успокоиться, найти Глеба. Он где-то здесь.

Зря я ему не позвонила, конечно.

На посту облокачиваюсь на стойку, потому что у меня уже кружится голова от всего происходящего. Это слишком! Куда мог пропасть Илья?

– Как мне найти Глеба Михайловича? Он здесь?

Дежурная сестра поднимает на меня строгий взгляд.

– У себя в неврологии, основные его пациенты там.

Черт, я и забыла, что здесь Глеб как специалист и лечащий врач только для некоторых пациентов по его профилю, а так отделением заведуют реаниматологи.

Поднимаюсь на третий этаж в отделение к Горину, где лежала сама недавно, на меня уже даже персонал смотрит как на «своего» человека, и не гоняет, как других пациентов, шастающих по этажам.

Нахожу Глеба в коридоре, разговаривающим с пациенткой, он сразу меня замечает и сигнализирует подождать его немного.

Я жду, хожу в рекреации у окна, как львица по клетке, в груди тяжесть и ужасно неспокойно, у меня слишком богатая фантазия? Может, зря я? Воронова могли просто в другое отделение перевести, в травматологию, в интенсивную терапию, да куда угодно! Может он вообще тут у Глеба, а я бегаю, ловлю паническую атаку на ходу.

В животе колет, и я рефлекторно сгибаюсь.

– Эй, эй, Полина! – надо же именно сейчас появиться Горину и застукать меня с искаженным болью лицом. – Нет, ты точно напрашиваешься на возвращение в палату. Ну-ка идем.

Он отводит меня в свой кабинет, благо тут никого кроме него нет, усаживает на диванчик. Уютно, светло, чуть спокойней, чем в палатах и коридорах.

– Ты что здесь делаешь? Я же просил ждать моего звонка.

– Я не смогла ждать. Его перевели? В какое отделение? – меня мало волнует причина, почему не отвечал Горин, и не особенно сильно живот. Это все подождет.

– Ты таблетки сегодня пила, что тебе прописал гинеколог? – у него свои вопросы, – ты почему носишься по больнице, у тебя тоже постельный режим!

– Глеб! Где Илья?! – злюсь.

– Илью перевели, – берет меня за руки, мне это не нравится, – в другую больницу.

– Что? Это как? – кровь отливает от лица.

– В Москву. Спецтранспортом сегодня рано утром забрали.

– Это как вообще? Из реанимации?! – я не выдерживаю, вскакиваю с дивана. Глеб резко тянет меня назад.

– Сидеть! Я тебе сейчас успокоительное вколю, будешь спать часов шесть! Выдохни!

Падаю обратно на мягкие подушки, но уровень моего шока и возмущения все равно где-то там наверху и предельных границ.

– Как его могли забрать? Каким еще транспортом в таком состоянии?

– Вертолетом, наш главный лично все оформлял, экстренная транспортировка, по платной страховке. Медицинский спецвертолет и бригада врачей в комплекте. Твой Воронов полетел в Москву с полным комфортом и вообще во сне.

– Почему ты мне не позвонил сразу? – не могу не выразить обиду.

– Потому что, Поля, ты беременная женщина, которую лучше не будить в шесть утра такими новостями. Ты еще от прошлого раза не отошла! Плюс у меня была срочная работа, консилиум по сложному случаю, я позвонил бы тебе сразу после утреннего обхода. Нормально бы все рассказал, когда ты дома под присмотром Руса.

Я роняю лицо в ладони, ерошу распущенные волосы. Когда у меня уже все будет нормально?! Без сплошного потрясения нон-стоп.

– Это она его забрала? – поднимаю голову.

– Официально все оформила страховая, запрос и транспорт были из московской клиники, но да. Я уверен, что это та женщина. Больше некому, никто не звонил в больницу и не обращался в качестве родственника.

– А как такое возможно? Он был согласен? Или он сам захотел в Москву?

– Поль, Воронова никто не спрашивал, он со вчерашнего дня у нас был на седативных, спал после всех обследований. В момент транспортировки его даже не будили, просто погрузили и увезли.

– Да это похищение какое-то!

– Нет. Это медицинский трансфер. По документам – всё чисто. Илья официально выписан и переведён в другое лечебное учреждение.

– Боже… я даже не успела с ним поговорить.

– Я знаю. Но ты не смогла бы это предотвратить. Реаниматологи и главный все сами решили. Илью отправили в частную клинику на лечение и персональную реабилитацию. – Глеб проводит рукой по волосам, будто ему передо мной ужасно неловко. – Может, так будет даже лучше, ты же знаешь, что возможности платной медицины шире, чем государственной. С ним будут работать хорошие специалисты, значит, он быстрей восстановится и все вспомнит.

Мои плечи опускаются. С одной стороны, я понимаю, что в московской клинике он может действительно быстрей поправиться, но в то же время Илью будто бы украли у меня.

Как тут выбрать между тем, что лучше для него, и тем, что хочу я?

А я хочу, чтобы он меня вспомнил! Я хочу увидеть осознанный взгляд и услышать ответы на мои вопросы, потому что вариться в этом неведении – это самая страшная пытка!

– Ты вчера с ним разговаривал еще? Он начал вспоминать? Хоть что-то прояснилось?

Горин поджимает губы и коротко качает головой.

– Вчера он все так же был в октябре прошлого года, его сознание пока не может перестроиться. Мы после консультации с психиатром решили, что нельзя давить слишком резко, он плохо реагировал.

– Что значит плохо?

– Начинал волноваться, поднималось давление, появлялся острый болевой синдром. Ему сейчас все это вредно, давление вообще может вызвать кровоизлияние или инсульт.

– О господи.

– Не торопись, всего несколько дней прошло, – вновь моя рука в его, успокаивающе гладит. – Ему ты не поможешь, себе навредишь. Я тебя от тонуса и стресса так и буду лечить, пока ты, не дай бог, не потеряешь ребенка?

– Вот ты… нашел на что давить?

– Я врач, Поль, благополучием моего пациента для меня на первом месте. Ты себя замучишь этим стрессом, но ничего не добьешься, пока сам Воронов не поправится. Вспомни, что ты будущая мать.

Мне и так плохо, а теперь еще добавляется чувство вины за то, что опять не думаю о ребенке. Не привыкла я еще о нем думать круглосуточно, оно так быстро не работает.

– Ты дашь мне контакты той клиники, куда его увезли? Я знаю, что в бумагах это все должно быть указано, – ну не могу я иначе.

– Ты неугомонная, – качает головой разочарованно, – дам, но с условиями.

– Глеб, ну я не ребенок, вы с Русом меня так опекаете, будто я ваша мелкая, а мне уже двадцать шесть!

– Как только будешь вести себя как взрослая ответственная будущая мать, тогда и поговорим как взрослые. – Натягивает на себя строгий вид, – А пока условия: сейчас я тебя к гинекологу отведу и, если нет угрозы, идешь домой к Русу и сидишь там, пока я тебя не выпишу! Пьешь таблетки, витамины, лежишь, отдыхаешь, смотришь сериалы, пока не пройдет тонус, и угроза ребенку не минует. А вот после этого, я дам тебе контакты клиники.

– Ну, Глеб! Это шантаж.

– Ты поняла меня? – непреклонный, вредный, почти как Руслан.

– Поняла, – теряю весь оставшийся запал и падаю на спинку дивана.

Они все правы, но как запретить сердцу тянуться к тому, что занял там все свободное место. И я не могу понять, как же именно он теперь в нем живет, как человек, которого я люблю и не могу без него представить свою жизнь, или как предатель, который все то время, что мы были вместе, оказывается, встречался еще и с другой женщиной?

И никто не может ответить мне на эти вопросы.

Сейчас мне придется подчиниться.

А потом я что-нибудь придумаю.

Глеб прав, я теперь будущая мать, мой ребенок не должен страдать независимо от того, что будет с Вороновым.

Я подчиняюсь и после осмотра врача, уезжаю на такси домой в «Инферно». Руслан тоже не очень-то доволен моим очередным побегом и отчитывает меня как подростка, на мою сторону встает только Таня.

Она становится моим союзником на несколько следующих дней, мы общаемся очень много и успеваем хорошо подружиться. Теперь у меня с ней много общих тем, она тоже беременна, срок чуть меньше моего.

Я не могу не думать об Илье, он приходит ко мне в ночных кошмарах, и я переживаю вновь и вновь нашу аварию, с той лишь разницей, что Воронов больше никогда не открывает глаза.

Даже не знаю, как он там сейчас. Вся информация – это скупое от Глеба «с ним все хорошо». Но что он может знать, ему даже как врачу толком не отвечают в той клинике.

Но одним утром мне вдруг звонят:

– Полина Волкова? Добрый день, это Анфиса, секретарь Игоря Толкунова, он временно исполняющий обязанности генерального директора, – я замираю с волнением. Этот человек будет заменять Илью? Они узнали про аварию и что он в больнице?

Предчувствие прошивает грудную клетку болезненным уколом.

– Да, я слушаю. Что случилось?

– Вы не выходите на работу уже очень долгий срок и не представили объяснения, Игорь Валерьевич просил передать, что ставит вопрос о вашем увольнении, так как вы, являясь ведущим дизайнером, срываете работу основного проекта компании.

Глава 15


Этого еще не хватало, я прикрываю глаза и пытаюсь взять себя в руки. Мало того что на место Воронова внезапно сел Игорь Толкунов, исполнительный директор компании, так еще и секретарша Ильи теперь на него работает.

– Погоди, Анфиса, я же на больничном, все официально оформлено. Позвони в кадры, я туда сообщила, что не смогла выйти в срок, потому что лежала в больнице.

Пульс уже подскакивает, стуча в ушах вместе со звуком голоса.

– Это не мое дело, я передала сообщение от Игоря Валерьевича. С кадрами сами разбирайтесь. Директор и так рвет и мечет, на него навалилось очень много новых обязанностей из-за отсутствия Воронова.

– Переключите меня на Игоря Валерьевича, я объясню ему лично причину своего отсутствия.

Я сжимаю зубы, уже готовая отвечать перед исполнительным раз ему вожжа под хвост попала на мне отыграться.

– У него сейчас совещание, и весь день расписан, не думаю, что он найдет время для персональных бесед с рядовым сотрудником, – объясняет, мягко «втаптывая» меня в ковер в кабинете Толкунова.

Рядовым? Я аж воздухом давлюсь от этого слова, но мне нельзя забывать, что особенной я была только для Ильи. Но все равно должность-то моя не рядовая!

За последние месяцы у меня возникло стойкое ощущение, что Анфиса меня недолюбливает за то, что я проводила столько времени с ее начальником. Может, это была некая ревность.

Толкунов же всегда держался со мной очень холодно, лишь в самом начале моей карьеры в компании пытался оказывать знаки внимания, но они быстро сошли на нет. А когда я занялась проектом Воронова, вообще стал будто бы меня сторониться.

 Уж не знаю почему, учитывая, что с Ильей мы скрывали наши отношения. И очень тщательно.

Однажды Илья объяснил мне эту конспирацию тем, что служебный роман – это проявление слабости, а он не может себе позволить выглядеть слабым ни для подчиненных, ни для конкурентов.

Я тогда подумала, что это невероятно эгоистично, но он имеет на это право. А позже Илья добавил, что если про роман узнают, то это подорвет репутацию нас обоих. Про него начнут думать, что карьерный рост через постель это приемлемый путь внутри кампании. А про меня, что я добилась места ведущего дизайнера не потому, что мой проект победил на выставке и собственные профессиональные качества, а потому что я сплю с боссом.

Учитывая, что Воронову нужна была твердая власть, а мне дорога моя репутация, я была согласна на все.

Ведь он прав.

Страсть между нами не должна была превратить меня в «подстилку босса». Я бы этого не пережила профессионально, в наших кругах слухи ползут быстрей, чем плесень по необработанным стенам.

За это место я готова бороться зубами, потому что такой проект, как головной офисный центр Воронова – это путевка в жизнь для любого дизайнера. Главная звезда моего портфолио, которая откроет мне двери в высшую лигу.

Поэтому…

– Так запишите меня к нему на прием, не как рядового сотрудника, а как ведущего дизайнера приоритетного проекта! – повышаю голос, – если он так заботится о срыве работы, как он может уволить ключевого исполнителя?

– Полина, – снисходительно, – вы работали с Вороновым, у которого единственное оправдание невыполнения работы – смерть, а сами? Вы вообще в курсе, что Илья Андреевич попал в аварию и находится в больнице? Что сейчас за его жизнь борются врачи, а вы где-то там прохлаждаетесь на больничном?

На страницу:
5 из 6