Зубных дел мастер

«С такой бы познакомиться», – подумал Кир невольно. Мужчине женщина нужна – хотя бы чтоб унять гормоны. Неплохо бы решить проблему, желательно – с такой красавицей. Его предшественник в теле контактов с женщинами не имел – стеснительным был парень. К тому же глухонемой, а им с обычной девушкой свести знакомство трудно, если вообще возможно. Глухонемые есть и среди женщин, но их гораздо меньше, чем мужчин. В специальной группе медучилища, в которой обучался донор, девушки имелись, но всем их не хватало, и Константин Чернуха ни с одной из них не подружился.

Тем временем служба продолжалась. Прихожане поднялись с колен, но через небольшое время снова встали – к счастью, в последний раз. А вскорости месса («имша» по-местному) и закончилась. Ксендз обратился к прихожанам с проповедью. Он рассказал о женщине, которая возроптала на Всевышнего, после того как умерла ее маленькая дочь.

– Мне говорит, как это Бог позволил? – возмущался ксендз. – А может, его даже нет на небе. Пан Езус есть! – ксендз повысил голос. – Он знает о нас все – сейчас и в будущем. Быть может, эта девочка, вырастя большой, стала бы проституткой. Легко было бы матери знать это? Бог ей помог, забрав невинное дитя, которое теперь при ангелах на небе. Нельзя роптать на Бога, он лучше знает, что нам нужно…

«Ну, аргументы так себе», – подумал Кир, но возражать, естественно, не стал. Ксендз завершил свой спич, и прихожане потянулись к выходу. Пошли и Кир с хозяйкой. У двери многие из выходящих совали деньги в урну для пожертвований – как заметил Кир, рублевые бумажки. Он жертвовать не стал – достаточно им за свечу.

Они спустились вниз по длинной лестнице. Пока шла служба, солнце выбралось почти в зенит и жарило прилично. Кир был в одной рубашке, но взмок почти что сразу. Толпа из верующих растекалась по поселку, вот и старушки, что здоровались с хозяйкой, повернули влево. Внезапно та из них, что была в темно-сером платье, покачнулась и начала оседать, а после рухнула на землю навзничь.

Кир действовал на рефлексах, вбитых долгой службой в армии. Да, в небе дрон, с ним – медицинский робот в грузовом отсеке (дрон следовал за Киром всюду, куда бы тот ни направлялся), но засветить его среди толпы аборигенов… Кир все же врач, лечил людей, когда тех роботов в помине не было… Мгновенно подбежав к упавшей, он наклонился и поднял ей веко. Зрачка не видно – без сознания. Он положил на ладонь на шею женщины – пульс редкий, нитевидный. Скорей всего, тепловой удар или такой же от излучения звезды на небе. Не важно, что – они по клинике не слишком различаются. На Агорне с подобным он не раз встречался и знал, что делать. Он поднял голову – вокруг толпились люди.

– В-воды! С-скорей! – велел им Кир, не обратив внимания на то, что меньше заикается. Сам, расстегнув на женщине у горла платье, стал растирать ей щеки, шею, но это лишь для вида. На самом деле воздействовал на точки тела, стимулирующие приток крови к голове. Уверенности не было, что они такие же, как и у жителей в Обитаемых мирах, но что-то делать было нужно. Причиной обморока обычно служит недостаток питания мозга – кислородом, глюкозой и прочим, но все это доставляет кровь. Принесли воды. Немолодой мужчина налил ее из уличной колонки прямо в кепку. Кир зачерпнул ладонью влагу и смочил ей лицо, грудь, шею женщины. Она зашевелилась и подняла веки.

– Где я? – прошептала еле слышно. – Что со мной?

– Обморок, ж-жара, – ответил Кир и глянул на мужчину с кепкой, с которой капала вода. – П-помогите. Н-нам н-нужно отвести т-туда, – он указал на дерево, растущее на обочине. – Т-там т-тень.

Мужчина вылил воду на дорогу и, нахлобучив промокший головной убор на темя, склонился над сомлевшей. Вдвоем они подняли женщину с дороги и отвели под дерево, где усадили на траву, прислонив спиной к стволу. Кир наклонился к пациентке. Так, уже спокойно дышит, и кожа на лице уже не бледно-серая. Старушке явно лучше.

– Ее б-бы отвезти в-в б-больницу, – сказал мужчине, который все еще топтался рядом. – Или х-хотя бы д-домой, д-дать к-крепкого и с-сладкого ч-чая.

– Сейчас найду машину, – кивнул помощник и куда-то убежал. Тем временем хозяйка и подруги пострадавшей от удара подошли поближе. За ними потянулись и другие – возле упавшей собралась немалая толпа.

– Что там с Юзефой? – спросила Кира квартирная хозяйка.

– Ей л-лучше, – он пожал плечами. – Н-но н-нужно п-показать в-врачу.

– Отвезем, – заверила подруга пострадавшей и указала на дорогу. – Вон и машина подкатила.

Там, и вправду, стоял кургузый, небольшой автомобиль с зеленым кузовом. Похоже, «Запорожец» – так здесь звали подобные машинки. К Киру подошел давешний помощник, а с ним – водитель, мужчина лет пятидесяти. Вдвоем они подняли пострадавшую на ноги и под руки отвели к автомобилю, где усадили сзади. Кир следовал за ними, чтобы помочь, если старушка вновь грохнется в обморок. Но этого не случилось, и бабушку спокойно увезли. К Киру подошла хозяйка.

– Идемте, Константин, – сказала громко. – Наша электричка скоро. Вы только брюки отряхните – испачкались в пыли.

Он подчинился, сбив ладонью пыль с колен. Люция Мечиславовна взяла его под руку, и они отправились на станцию. Там, на платформе, уже толпились пассажиры. Подкатила электричка. Они с хозяйкой забрались в вагон, там сели у окна – мест хватало. Закрылись двери, и состав повез их прочь от станции Уша.

– Скажите, Константин, – спросила вдруг Люция Мечиславовна. – Юзефа чуть не умерла?

– Д-да, – согласился Кир, подумав. Могло случиться и такое. – Она н-немолода, а т-тут т-такое с-солнце…

«На Агорне мы не ходили с непокрытой головой, – добавил мысленно. – Еще у каждого была бутылочка с водой, неприкосновенный запас. Там запросто грозило обезвоживание. А если рухнешь в обморок, тебя польют этой водой, напоят ей – свою расходовать не станут».

Люция Мечиславовна в ответ вздохнула и больше спрашивать не стала. В молчании они приехали в столицу, там сели на троллейбус и добрались до улицы Васнецова. Шли тоже молча, рядом, но не под ручку, как к станции в Уше. И это было необычно – хозяйка поболтать любила. Лишь в квартире она спросила Кира:

– У вас там вроде сало было? Нарежьте нам немножко. И хлеба…

Кир молча подчинился. Сало с хлебом разместилось на тарелке. Люция Мечиславовна тем временем порылась в нижнем ящике буфета и извлекла бутылку водки – початую, как Кир заметил. Поставила два маленьких стаканчика – граненых, из прозрачного стекла, наполнила их до краев.

– Выпьем за Юзефу, – сказала, сев на табуретку. – Чтобы скорей поправилась.

Кир тоже сел и взял стаканчик. Чокнувшись, хозяйка лихо опрокинула свой в рот и закусила салом с хлебом. Кир последовал ее примеру и скривился: водка была теплой и отдавала спиртом. Нет, это не каньяс, который он выпил на орбите. С тех пор, как очутился в новом теле, спиртного он еще не пробовал.

– Закусывайте! – поощрила квартиранта Люция Мечиславовна. – Под сало водка – это то, что нужно.

Кир бросил ломтик в рот и зажевал кусочком хлеба. Хм, неплохо. Спирт оттенил вкус жирного соленого свиного мяса. Раньше Кир не понимал, зачем его так заготавливают, и неохотно ел в деревне. И брать в Минск не хотел – мать навязала. Сказала: сало – настоящая еда, после него проголодаешься не скоро.

Хозяйка вновь наполнила стаканчики, разлив остатки водки из бутылки.

– М-м-мне з-з-завтра н-н-на р-р-работу, – Кир попытался отказаться.

– К утру вы протрезвеете, – возразила Люция Мечиславовна. – Каких-то двести грамм для крепкого мужчины…

Они вновь выпили и закусили. Хозяйка вдруг промолвила:

– Юзефа – моя давняя подруга, в войну с ней познакомились. Они с отцом возили к нам продукты в лес. Нам, в партизанах, было голодно, они и помогали. Рисковали жизнью: узнали бы немцы – расстреляли. Бог миловал, – она перекрестилась всей ладонью, как принято у католиков.

– В-вы в-воевали? – удивился Кир.

– Какое там! – хозяйка отмахнулась. – Стирала партизанам, да еще еду варила. Партизанская жена – нас там таких хватало. А муж мой был врачом в отряде. После войны работал в клинике, а я там – секретаршей главного врача. Я образованная была – 10 классов закончила перед войной. У многих было всего семь. Со временем наш главный врач стал заместителем министра, и когда его назначили, забрал меня с собой. А там и до министра вырос…

Она немного помолчала, затем продолжила:

– Если бы Юзефа умерла, то попала бы в рай. Она сегодня исповедалась и причастилась. Возможно, это было бы правильно, но я безмерно рада тому, что вы ее спасли. Да еще так ловко и уверенно! Вас этому учили?

– Д-да, – ответил Кир, соврав. От донора он знал, что их учили всего лишь оказанию первичной медицинской помощи. Забинтовать, жгут наложить, конечность зафиксировать сломанную. А если кто-то потерял сознание, то дать понюхать нашатырный спирт.

– Учат многих, – не успокоилась хозяйка. – Вы действовали хладнокровно и уверенно. Вы прирожденный врач, вам надобно учиться дальше. Зачем вам эти зубы? Ваше призвание – спасать людей.

– П-подумаю, – ответил Кир. Старушка явно захмелела, и спорить с ней – себе дороже. На этом их разговор и завершился. Хозяйка пошла спать, а Кир сварил себе пельменей, поел и тоже лег. Сегодня встали рано, и он не выспался. К тому же водки выпил. А завтра на работу…

4

На работу Кир отправился пешком. От дома, где он жил, до поликлиники, куда его распределили после училища, всего лишь пара километров. Лезть в переполненный троллейбус не хотелось, а ходьба полезна для зубного техника – работа у него сидячая. Пройдя по улице Плеханова, он миновал большой пустырь с бегущим посреди него ручьем и выбрался к проспекту Рокоссовского. Пересек его по переходу, повернул налево и двинулся вдоль жилой застройки. По одной стороне проспекта стояли серые пятиэтажки, похожие на ту, в которой он снимал свой угол, на другой же возвышались девятиэтажные строения – куда длинней и с лоджиями, а не балконами, как у пятиэтажек. Дойдя до кинотеатра с названием «Салют», Кир повернул направо и по тротуару вдоль проезда дошагал до поликлиники, в которой и располагалось стоматологическое отделение. Ключ от раздевалки у него имелся. Достав из выделенного ему шкафчика белый халат, надел его поверх рубашки. Бросил взгляд на циферблат часов – до восьми осталось ровно пять минут. Он вовремя.

Покинув раздевалку, Кир прошагал по коридору и толкнул дверь с табличкой «Зуботехническая лаборатория „№ 1“». Встав за порогом, осмотрелся. Большая комната с десятком расставленных в несколько рядов столов. Столешницы пластмассовые со вставкой из нержавейки посредине, снизу – тумбы, у дальней стороны столешниц – полки. Есть выдвижные ящики и вытяжки для пыли и химических паров. Стул возле каждого стола. Его рабочее место посередине в том ряду, что справа.

Кир не остался незамеченным – с десяток любопытных глаз уставились на молодого техника. Кир им кивнул и двинулся к своему столу. Там, сев, стал открывать ключами ящики и тумбы. Их выдали ему еще до отпуска вместе с инструментами.

– Гляди, глухой явился, – послышалось за спиной. – Ну, будет тут теперь мычать.

Кир встал и оглянулся. Мужчина лет двадцати пяти смотрел на него и нагло ухмылялся. Другие техники прятали улыбки.

– Я с-с-слышу, – сообщил им Кир.

– Как? – удивился наглый техник.

– П-п-просто. Т-т-так ч-ч-что п-п-придержи я-я-язык.

– Так ты ж глухонемой! – обидчик явно растерялся.

– Излечился.

– Такого не бывает, – не поверил наглый техник.

Кир лишь пожал плечами. Тут в комнату вошла женщина лет сорока в таком же, как у всех, халате. В руке она держала конверты из серой, плотной, как картон, бумаги. «Старший техник Ковалева, – подсказала память донора. – Главная над всеми нами. Еще имеется заведующий производством, но он за оборудование отвечает и с техниками не работает». Ковалева занималась с донором до отпуска: выделила рабочий стол, снабдила инструментами.

– Всем здравствуйте, – сказала старший техник. – Ага! Явился наш молодой специалист. Я вам работу принесла, и в том числе ему. Как только объяснить ему, что делать?

– Людмила Станиславовна, он слышит, – наябедничал наглый техник.

– Не может быть! – воскликнула Ковалева. – Он же глухонемой.

– Мы тоже думали, – развел руками тот же техник. – Он сам сказал, что нет.

– Что, правда? – обратилась к Киру старший техник.

– С-с-слышу, – подтвердил он. – Н-н-но г-г-говорю п-п-пока ч-ч-что п-п-плохо.

– Не могу поверить, – сказала Ковалева. – Прекрасно помню, как ты пальцами перед лицом махал, а я сидела, ничего не понимая. Хорошо, что был с куратором, и та переводила. С чего стал слышать?

– П-п-попал п-п-под м-м-молнию в д-д-деревне.

– Не может быть! Не врешь?

Кир расстегнул халат, затем – рубашку и показал ей «дерево» на коже. Другие техники не удержались: вскочили с мест и подбежали посмотреть. Кир не препятствовал, охотно демонстрируя след от удара молнией. Пусть видят – меньше будет разговоров о том, что донор сильно изменился. Хотя они его не знали толком, но все же.

– Ох, ние фига себе! – заметил наглый техник. – Могло убить. С другой же стороны – стал слышать и заговорил. Тебя по телевидению надо показать: в программе «Очевидное – невероятное».[12]

– Успокойся, Коновалов! – одернула его старший техник. – Нам только телевидения не хватало. – Как ты, Чернуха? – повернулась к Киру. – Работать можешь?

– Д-д-да, – ответил он.

– Тогда держи, – Ковалева протянула два конверта. Кир взял их. – Здесь слепки пациентов – коронки нужно сделать. Сумеешь?

– Учили.

– Как сделаешь, принесешь их мне. С работой не затягивай. Примерка пациентам назначена на послезавтра. Вопросы?

– Г-г-гильзы?

– В конвертах. Там с запасом. Но в следующий раз за гильзами придешь ко мне. Понятно?

Кир вновь кивнул и отправился за свой рабочий стол. Там вытряхнул из конверта слепки челюстей и прочитал написанную на конверте формулу. Несложная работа, да что там говорить – простейшая. Две коронки на верхней челюсти у одного из пациентов, а у второго – столько же на нижней. Понятно, почему ему такую выделили. Он в поликлинике новичок и еще неизвестно, что умеет. Придется постараться, чтобы завоевать доверие начальства и стать здесь нужным. Кир был к этому готов. В противном случае ищи себе работу, а где, какую, он не представлял. Малознакомая планета и мир, в который он едва вступил одним шажком. Одно он твердо знал, что в СССР работать обязательно. Здесь даже лозунг есть: «Кто не работает – не ест». Причем не просто лозунг: тех, кто не хотел трудиться, как сообщил системник, могли и в тюрьму посадить.

Так, зубы. Зачем здесь надевают металлические колпачки на зубы, Кир знал от донора, а еще из книги по стоматологии. Так сохраняют пораженные болезнью зубы от окончательного разрушения. Взяв слепки, Кир отправился в гипсовочную, где и отлил по ним из гипса челюсти пациентов, сразу поместив их в окклюдатор.[13] Вернувшись за рабочий стол, проверил их смыкание, отмоделировал, затем взял молоток, сбил слепки с окклюдаторов и вырезал ножом зубы, предназначенные для коронок. Пометил их карандашом, сходил опять в гипсовочную, где на основе получившихся моделей изготовил формы для литья. Провозился долго: гипс смачивал и заливал слоями, как требовала технология. Закончив, наконец, пошел в паяльную, где залил в формы легкоплавкий сплав. Хотя плавится тот легко, но «штампики», как называли здесь готовые отливки, выходят твердые.

На каждый из зубов он изготовил по два «штампика» – так нужно для работы. Увлекшись, Кир не следил за временем и с удивлением заметил, как техники вдруг стали покидать лабораторию.

– Обедать будешь? – спросил его тот самый техник, который обозвал его вначале, а после предлагал показать по телевизору. – Здесь рядом есть хорошая столовая. Нормально кормят.

Подумав, Кир кивнул.

– П-п-пошли!

За дверью поликлиники спутник сообщил смущенно:

– Ты на меня не обижайся. На твоем месте должен был работать мой приятель, и я его почти устроил. Заведующий отделением согласился, а тут тебя прислали по разнарядке от Минздрава, поскольку инвалид. Вот я и рассердился. Потом смотрю – нормальный парень, работает старательно. И молнией тебя ударило, – добавил почему-то. – Меня Максим зовут, но можно просто Макс. А ты?

– К-к-константин, н-н-но м-м-можно К-к-костя.

– Мир? – Макс протянул ему ладонь.

Кивнув, Кир пожал ее.

– Смотри! – Макс указал рукой. – Вон, видишь две многоэтажки, что к нам стоят торцами. Заводское общежитие. Соединены между собой двухэтажным вспомогательным строением, на втором и расположена столовая. В нее пускают всех, а в жилые корпуса – по документам, и там вахтеры строгие.

Располагалось общежитие почти что рядом с поликлиникой. Через несколько минут два техника вошли в столовую, где взяли по подносу и встали в очередь к раздаче. Людей в ней оказалось мало, и очередь двигалась быстро. Вот и раздача блюд. Кир взял салат из огурцов, куриный суп, бифштекс с яйцом с картофельным пюре, компот и два кусочка хлеба. На кассе заплатил без двух копеек рубль. Макс выбрал борщ, стакан сметаны, говядину с картофельным пюре под кисло-сладким соусом и чай. При этом он отвесил комплимент румяной девушке на раздаче, назвав ту Валечкой и пообещав с ней встретиться на танцах. В результате, как заметил Кир, борща ему налили, не скупясь, сметану положили ложкой с верхом и выбрали кусок говядины побольше.

Сев за свободный столик, техники набросились на пищу – проголодались оба. Все блюда Киру показались вкусными, особенно бифштекс. На плоскую котлету положили жареное яйцо, причем желток его был мягким, и когда Кир тронул его вилкой, он растекся по котлете, придав ей вкус и аромат.

– Нормально здесь готовят, – сказал Максим, расправившись с куском говядины и вылив в рот сметану из стакана. – Девочки стараются. И их начальство проверяет. Чуть что не так – уволят, выгонят из общежития. Они же тут живут. А общежитие хорошее. По двое в комнате, есть лоджия и туалет. Душ, правда, лишь в подвале, зато большая кухня с электрическими плитами и гладильная, где есть утюг.

– Т-т-ты откуда з-з-знаешь? – Кир удивился.

– Так живу я здесь, – сказал Максим.

Кир поднял бровь.

– Какое отношение имею я к заводу? – Макс, поняв, засмеялся. – Да никакого. Но зубы всем нужны, и в том числе начальству заводскому. Причем по государственным расценкам и без очереди. Другие по два года ждут. Меня, как я сюда приехал, Ботвинник, заведующий отделением, вывел из поликлиники и, указав на общежитие, пообещал: «Жить будешь здесь». Не обманул. Григорьич – нормальный человек: если сказал, то сделает.

Кир возражать не стал, Ботвинника он все равно не знает – с ним не встречался, только со старшим техником.

– Хочешь, расскажу, как в Минск попал? – спросил Максим и, получив кивок, продолжил: – Сам я из Брянской области, училище окончил тоже в Брянске, распределение получил в Клинцы. Город небольшой, поменьше вашего Бобруйска. Работал там три года. А чтоб ты знал, еще недавно ортопедами в стоматологических поликлиниках трудились почти сплошь евреи – причем и врачи, и техники. Везде: и в Минске, и в Клинцах, и в прочих городах. Но им вдруг захотелось переехать на историческую родину, они и двинулись. Работать стало некому. С врачами еще так-сяк, поскольку среди терапевтов-стоматологов стать ортопедами желают многие. Но с техниками хуже: их быстро не научишь, да и набор на специальность ограниченный. Ведь техников хватало. Ты, кстати, как к евреям?

– Н-н-никак, – пожал плечами Кир.

– Вот это хорошо, а то тут, знаешь, есть антисемиты, – скривился Макс. – А я с евреями в Клинцах дружил – нормальные ребята, с чего их многие не любят? Один из них, врач-ортопед, воевал в Отечественную, вернулся с фронта без ноги. Он покровительствовал мне – подсказывал и помогал в работе. Однажды говорит: «Максим, хотите в Минске жить?» А кто бы отказался? Сравни Клинцы со столицей Белоруссии! Вот он и свел меня с Ботвинником. Они, как оказалось, давно друг друга знают. Так и оказался в Минске. Приехал, побеседовал с Ботвинником, он взял меня работать в отделение.

– Б-б-ботвинник – еврей? – поинтересовался Кир. О ситуации с миграцией евреев из СССР он знал – системник просветил. Кир не удивился: национализм имелся и в Республике, там некоторые группировки желали жить в своих общинах. Им не препятствовали: на власть не покушаются, налоги платят? Пускай спокойно молятся своим богам.

– Самый настоящий, – Макс улыбнулся. – Семен Григорьевич на самом деле Самуил. Он уезжать не хочет, зачем ему? Здесь уважаемый человек, всем нужный. Связи – о-го-го!

– А т-т-твой п-п-приятель? – спросил Кир.

– Он не еврей, – ответил Макс. – Минчанин, белорус. Служили вместе в армии, Витек меня и надоумил учиться на зубного техника. Я собирался поступать в политехнический. Дурак… Пять лет учиться, чтоб в результате зарабатывать копейки. Оклад у молодого инженера – 110. У техника значительно больше, а если посчитать с халтурой, то пару сотен заработать – не проблема. У некоторых триста получается.

– С-с-с х-х-халтурой? – удивился Кир.

– Вам что, в училище не говорили? – Макс засмеялся. – Смотри, у нас здесь очередь на протезирование на пару лет. Не все желают ждать. К тому же есть друзья, знакомые, родственники. Всем хочется без очереди, и чтобы сделали нормально. Поэтому и просят нас помочь. Да не проблема, сделаем, но ты заплатишь денежки не в кассу, которая в регистратуре, а лично нам в карман. По тем же государственным тарифам, к слову. Коронка, скажем, стоит пять рублей. Два из них достанутся врачу, три – технику, поскольку все материалы наши. Пластмасса, гильзы…

– Г-г-где их в-в-взять?

– Купить. Есть люди, у которых все имеется, понадобится – подскажу. Недорого – по государственным расценкам. У многих техников излишки, поскольку те же гильзы выдают с запасом – есть норма на бракованные, ну, вдруг протер коронку при шлифовке. Но у хороших техников бракованных не случается. За литье и напыление ты тоже платишь. Берешь спичечный коробок, кладешь туда модели и денежку в бумажке, а коробок – к другим работам, отправляемым в литейку. 20 копеек за единицу, ерунда.

– И к-к-кто х-х-халтурой з-з-занимается?

– Да все! – Макс снова засмеялся. – Врачи и техники, включая старшего. Спрос превышает предложение, как говорят по телевизору.

– А ч-ч-что Б-б-ботвинник? З-з-знает?

– Конечно! Но ему по барабану. Ты, главное, чтоб сделал план – 154 единицы в месяц. Сдал столько – нет проблем с халтурой. А если не сумел, прижмут. Но в нашем отделении такого не бывает – все планы выполняем и перевыполняем. Я почему хотел сюда Витька забрать – у них с халтуркой напряженно, особо не дают работать. Их главный врач больная на всю голову: может подойти, проверить, что ты делаешь – государственную работу или же левак.

– М-м-милиция в-в-вам н-н-не м-м-мешает?

– ОБХСС?[14] – Макс улыбнулся. – Зачем им? Левак – не преступление, ведь ты у государства не крадешь. Ну, могут приписать административку, но не станут. Мелочь. К тому ж им тоже нужно протезирование, а если не самим, то родственникам и знакомым. Желательно без очереди, с хорошим качеством. Так что не бойся, делай. Хотя тебе халтуру сразу не дадут – не знают, как и что умеешь. Халтуру нужно делать так, чтобы у пациента не было к тебе вопросов, чтобы доволен был как слон. Вот государственную можно переделать, когда есть жалобы на качество, хотя желательно, чтобы такого не случилось. Ботвинник будет недоволен. Ну, ладно, если пациент к нам в поликлинику пришел и предъявил претензию, так это не беда – поправим, переделаем, хотя и неприятно. А вдруг напишет в министерство или в горздрав? Они пришлют комиссию, а та здесь все перевернет, проверит, чем мы занимаемся. Найдут халтурку, впишут в акт. Хотя, конечно, вряд ли. Знакомых у Ботвинника полно – и в министерстве, и в горздраве. Предупредят заранее, но лучше, чтобы без комиссий, – Макс глянул на часы. – Пойдем, наверно, перерыв заканчивается.

Вернувшись в поликлинику, Кир взял четыре гильзы, отправился в паяльную, где и отжег их, чтобы металл стал мягким. Когда остыли, принес в лабораторию, и там, поочередно надевая их на «штампики», молоточком придал черновую форму. Затем опять отправился в гипсовочную, где изготовил «паровозики» – формы, предназначенные для заливки легкоплавкого металла, в котором окончательно придаст коронкам нужный вид и облик зуба. Он провозился с этим несколько часов. Да, технология примитивная, хотя для инженера трудности не составляет, но не хватало навыка, который вырабатывается практикой. Дай Киру медицинский робот, и он его бы разобрал и починил куда быстрее, чем изготовил эти металлические колпачки на зубы. Но медицинских роботов здесь нет, появятся не скоро, так что приходится заниматься тем, что есть. Зато, если Максим был прав, намечается перспектива стать достойным членом общества. Здесь медиков уважают, а зубные техники вдобавок и прилично зарабатывают. Хотя немного странно: если услуги дефицитные, то почему б не разрешить врачам и техникам оказывать их самостоятельно, не только в стенах поликлиник? Они бы платили за аренду помещений, налоги – и государству выгодно, и людям хорошо: им не пришлось бы ждать два года в очереди, искать знакомых среди протезистов. Но частный бизнес в СССР считается преступлением – так Кира просветил системник, хотя фактически бизнес процветает в той же поликлинике, пускай и в скрытой форме.