Зубных дел мастер

У сарая он увидел бочку, наполненную до краев водой. Сегодня мать обмолвилась, что в ней солила огурцы. Когда они закончились, налила воду, чтобы клепки не рассохлись. Кир опрокинул бочку, опорожнив ее от застоявшейся воды, взял ведра и сходил к колодцу. Принес воды и вымыл бочку изнутри. Затащив ее в сарай, чтобы не грелась на солнце, он пересыпал туда ягоды. Они заполнили бочку на четверть – пожалуй, даже меньше. Емкость бочки примерно сотня литров, как понял Кир. В большом ведре – 12, а в малом – два. Чтобы наполнить бочку до краев, придется потрудиться. И он отправился к болоту.

За день сходил туда три раза. Прервался на обед, немного отдохнул и вновь пошел. Когда вернулась с поля мать, показал ей наполненную до половины бочку.

– Што, столько сам набрав? – мать изумилась. – Руками? Дык што я спрашиваю, руки чорные. И рот… Ел там чарницы?

Кир подтвердил кивком.

– Не так их надо есть, – сказала женщина. – Забыл?

Мать набрала черники в миску, залила молоком и дала сыну ложку с ломтем хлеба.

– Ешь!

Кир зачерпнул и бросил ложку в рот. Прожевал – невероятно вкусно! Ягоды со свежим молоком буквально таяли во рту. Он не заметил, как миска опустела.

– Перекусил? – спросила мать. – Добра. А я пока што суп сварю…

Пока она возилась у плиты (та запитывалась от баллона с газом), Кир осмотрелся в доме – как-то раньше не собрался, все мельком, мельком. Три комнаты, большая печь, занимавшая примерно процентов двадцать площади. В зале – телевизор и диван, в столовой – холодильник. Не новые, заметно, а телевизор черно-белый. Не богато. Так откуда деньги? Мать – полевод в колхозе, зарплата небольшая. Пока был жив отец, еще неплохо жили, но после его смерти стало плохо. Нет, мать не бедствует: корова, куры и кабан, своя картошка, огурцы с капустой, но денег мало. Как и у сына, впрочем.

Перед получением диплома Чернухе выдали подъемные, как молодому специалисту. Одну стипендию – 35 рублей, но те почти закончились. Обучаясь в медучилище, Чернуха жил в студенческом общежитии, за которое платил копейки. Стипендия (инвалидам ее платили всем – не важно, как учились), мать присылала денег – на еду хватало. Но после получения диплома из общежития пришлось уйти. Снял угол у пенсионерки, причем в буквальном смысле угол. В однокомнатной квартире хозяйка выделила ему койку за ширмой. Хозяйка оказалась дальней родственницей: ее покойный муж – двоюродный дядя матери. Нет, одолжения она не делала – сдавала прежде этот угол и другим за 15 рублей в месяц, но прежний квартирант уехал поступать в Москву, освободив жилплощадь, и тут подвернулся Константин. Люция Мечиславовна сдавала угол исключительно парням, причем интеллигентным, то есть образованным или студентам вузов. Чернуха по этому критерию прошел и поселился в однокомнатной квартире, заплатив вперед за месяц. Кир знал, что донор собирался попросить у матери денег, но самому ему претило. Просить он не любил, а тут возможность заработать…

Назавтра он опять пошел к болоту, но, возвращаясь, встретил на дороге двух незнакомых молодых мужчин. Небритые, какие-то помятые, в расхристанной одежде, они, похоже, ждали именно его, поскольку сразу преградили путь.

– Вот что, глухи, – сказал один и сплюнул на дорогу. – Тут наши ягоды растуць, и брать их всяким там приблудам забаронено.[9] Здымай! – он указал на ношку. – Все гэта наше.

От неожиданности Кир опешил, но только на мгновение. Пожав плечами, он снял ношку и поставил на дорогу, затем спокойно отвязал ведерко с живота – там тоже были ягоды. Грабители заухмылялись, но ненадолго. Шагнув вперед, Кир засадил ногой ближайшему в промежность, второму – кулаком пониже мечевидного отростка. Когда второй согнулся, добавил кулаком по шее. Кир рос в детдоме, и драться научился рано. Потом военное училище и десять лет в десантниках. А там не важно, кто ты – штурмовик или медик, сражаться должен наравне со всеми. Понятно, что потом он стал пенсионером, а после заселился в молодое тело, но навык, как известно, не пропьешь – так говорили на Земле. Пусть он и трезвенник…

Грабители упали на дорогу, застонав. Кир пнул каждого по разу – с размаху, не жалея, затем принес ведерко с ягодами и высыпал немного перед каждым. Схватив за волосы ближайшего грабителя, стал тыкать его носом в ягоды. Сочтя достаточным, перешел к другому и повторил.

– Ч-ч-черники з-з-захотелось? – мычал при этом. – Ж-ж-жрите!

Мычание его было едва понятным, но грабители прониклись.

– Пацан, прости! – взмолился тот, который и затеял разговор. – Рамсы попутали, не будзем больше.

Кир сплюнул и, отвесив лежавшим на дороге по пинку, закинул ношку на плечо и подобрал ведерко, после чего отправился в деревню. Вечером он рассказал о стычке матери.

– Банцеи это, – возмутилась женщина. – Фамилия у них такая – Банцей, сюда недавно переехали. Эти двое братьев – тюремщики, зерно украли на току, за что и посадили. Недавно воротились. Нигде не робяцть, тольки исчуць, где бы выпить. Забрали б ягоды, сдали бы заготовителю, купили бы чернила и напились. Ну, я им! Участковому пожалуюсь. Совсем мозги пропили – своих же грабить! Но сначала мати их скажу…

Она ушла, но вскорости вернулась с незнакомой Киру женщиной – высокой и худой.

– Ивановна просит нас не жаловаться участковому, – сказала сыну. – Ведь посадят дурней! Взамен они попилят дровы нам. Як ты, согласен?

Подумав, Кир кивнул.

– Спасибо, – обрадовалась мать «тюремщиков». – Не сомневайтесь – отработают.

Кир сомневался, но ошибся. Спустя два дня им привезли дрова, сгрузив стволы деревьев возле дома. Явились сыновья Ивановны. Кир им вручил пилу, «тюремщики» за несколько часов все попилили и даже покололи чурки. Работали старательно, испуганно косясь на Кира. Когда они закончили, Кир дал им сала, хлеба и бутылку самогонки – так наказала мать. «Тюремщики» ушли довольные. Киру осталось только отнести поленья в сарай и сложить их там. Но перед этим к ним в деревню наведался заготовитель на машине и выкупил его чернику из бочки. Дал Киру семьдесят рублей с копейками. Кир предложил их матери, но та только руками замахала:

– Ты собирав, твои и гроши.

Заканчивался отпуск. Кир сделал все, о чем просила мать. Окучил ей картошку, починил забор и даже вычистил трубу от сажи, взобравшись на конек их дома по длинной лестнице. После чего он долго отмывался в бане. У семьи она имелась – отец успел поставить. За это время он постепенно свыкся, что у него есть мать по имени Анастасия и зовут его не Кир, а Константин. Ему все нравилось: и молодое тело, и то, что он не одинок, неторопливость местной жизни и окружавшие его простые люди. Прощаясь, мать протянула ему сто рублей:

– Возьми – там, в Минске, все за деньги.

– Н-н-нет, мама, – покачал он головой. Кир уже немного говорил – пусть сильно заикаясь и не совсем разборчиво, но все-таки понятно. Для этого он слушал радио и телевизор и повторял за диктором слова. Неважно получалось, но пока хоть так. – Т-т-тебе н-н-нужнее.

– Бери! – сказала мать. – Зачем мне гроши? Здесь все свое – есть молоко, картошка, яйца. Кабанчика забьем – и будет сало с мясом. Купи себе одежи, а то один костюм и две рубашки.

– С-с-спасибо, мама, – Кир решил не спорить и деньги взял. – Н-н-начну р-р-работать, б-б-буду п-п-помогать т-т-тебе.

– Яки сын у мяне! – заулыбалась мать. – Другие тольки грошы тянуть ад батьков. Иди уж, помогальщик!

Они обнялись. Кир подхватил нагруженную мамой сумку и пошел в соседнюю деревню. Автобус останавливался там. Сначала он доедет до райцентра, а оттуда – в Минск…

3

С Центрального вокзала до нужной остановки Кир доехал на троллейбусе. Вышел и зашагал по тротуару вдоль улицы Васнецова. По обеим сторонам ее тянулись невысокие дома в пять этажей, построенные из панелей. Возле них росли деревья – районы здесь озеленяли, а перед домами жильцы разбили цветники. Киру это нравилось. На Агорне, в районе, где он прежде жил, деревьев не высаживали – их нужно поливать, а вода дорогая. Поэтому там было голо, пыльно, жарко, но лучшего жилья для отставника республиканской армии у государства не нашлось.

…Хозяйка оказалась дома. Люция Мечиславовна, услышав звук открываемой двери, встретила его в прихожей.

– Приехал? – затрещала старушка, едва Кир переступил порог. – Ну, как там Настя? Здорова? Как жизнь в деревне? Ходил в грибы и ягоды?

Кир с удивлением смотрел на бойкую пенсионерку. Невысокая, худенькая, она, похоже, радовалась возвращению квартиранта. Ответа она не ожидала – что взять с глухого, а жестовый язык, похоже, не знала. Болтала просто так. Но Кир вдруг неожиданно ответил:

– Н-н-нормально д-д-дома.

– Вы говорите? – хозяйка изумилась.

– И с-с-слышу.

– Но как?

– М-м-молнией ударило. П-п-после ч-ч-чего с-с-стал с-с-слышать.

– Не может быть!

Кир расстегнул рубашку и показал рисунок на груди. Тот поблек и потерял багрово-красный цвет, став розовато-фиолетовым, но виделся отчетливо.

– Матка Боска! Да вас могло убить! – воскликнула Люция Мечиславовна, всплеснув руками.

Он лишь пожал плечами: дескать, пытались, но не вышло.

– Вам следует поставить свечку в храме и помолиться Пану Езусу, – заключила Люция Мечиславовна. – И Божьей Матери, конечно. Она спасла вас. Вот в воскресенье и поедем. Не возражаете?

Поколебавшись, Кир кивнул – с хозяйкой спорить не хотелось. И мать наказывала в храм сходить.

– Очень хорошо! – старушка искренне воодушевилась. – Еще вы представляете научный интерес, вас нужно показать специалистам. Я договорюсь. Вы помните, где я работала?

Кир молча закивал. Как подсказала память донора, Люция Мечиславовна до выхода на пенсию трудилась секретаршей у министра здравоохранения БССР. Не удивительно, что она договорится об обследовании. Вот только нужно ли это Киру? Пожалуй, да. Пусть зафиксируют его легенду в документах. Кир не боялся, что медики с Земли найдут его имплант. Даже если просветят голову рентгеном, то не заметят. Имплант не из металла, материал его нельзя увидеть в икс-лучах. Другие методы обнаружения на Земле пока что неизвестны.

Сняв обувь, Кир занес сумку в маленькую кухоньку, где стал выкладывать на стол гостинцы – мать наказала передать хозяйке. Отжатый в марле творог, сметана в поллитровой банке, завернутое в марлю масло.

– В-в-вам, – сообщил, придвинув угощение старушке. – От м-м-мамы.

– Какая прелесть! – восхитилась Люция Станиславовна. – Творожок, сметанка, маслице… Все свойское, конечно, от своей коровки?

Он подтвердил кивком.

– Ох, сырников наделаю! – воскликнула хозяйка. – Я сырники люблю. Особенно, когда на маслице да из свеженького творожка.

А Кир тем временем выкладывал на выделенную ему полку в холодильнике провизию, которую мать собрала для него – все то же масло, сало, яйца в картонной упаковке (мать где-то раздобыла – упаковку, а не яйца, разумеется).

– Яички тоже свойские, – прокомментировала наблюдавшая за ним старушка. – Не возражаете, если возьму у вас хотя бы парочку? От курочек в деревне яички вкусные – не то что магазинные. Желтки оранжевые, а не бледные, как в яйцах с птицефабрики.

– Б-б-берите, – согласился Кир.

Покончив с выкладкой продуктов, он взял матерчатую сумку с ручками из бельевой веревки и двинулся в ближайший продуктовый магазин. Тот назывался «Гастроном». Купил там хлеб, батон, вареной колбасы, кусочек сыра и пельмени в картонной пачке. Еще взял чай и сахар. Пока что хватит. Неподалеку есть отличная столовая на улице Народной, там дешево и вкусно кормят.[10] Кир не умел готовить и сомневался, что когда-нибудь научится. На Агорне он покупал готовую еду, которую разогревал и употреблял по назначению. Но в здешних магазинах нет такой, а есть сырое мясо, не считая колбасы и сала, и прочие продукты для варки с жаркой дома. Еще имеются полуфабрикаты, которые, опять-таки, нужно варить и жарить. Да ну их!

Придя в квартиру, Кир сварил себе пельменей по рецепту на коробке, заправил маслом и сметаной и съел их с удовольствием. Нет, вкусно, хотя еда довольно странная – кусочки фарша в тесте. И выглядят не аппетитно, но на вкус приятны.

Хозяйки дома не было – скорей всего, отправилась к подругам, с которыми поделится сенсационной новостью о квартиранте, в которого попала молния, после чего глухонемой стал слышать. Кир видел, как старушка впечатлилась его рассказом и понял, что молчать она не будет. Скорей, наоборот: хозяйку прямо распирало от желания кому-нибудь немедленно поведать о чрезвычайном происшествии. Помыв посуду, Кир решил сходить в библиотеку – она была неподалеку. Увы, но знаний от системника категорически не хватало – отсутствие сети в отсталом обществе сказывалось. Системник черпал информацию из радио и телепередач, которые он перехватывает на орбите. Но это крохи, основные знания хранятся в книгах – Кир знал это от донора. Да, неудобно постигать их так, но некуда деваться.

Но прежде, чем зайти в библиотеку, Кир наведался в парикмахерскую. Она располагалась напротив остановки, на которой вышел по пути с вокзала. Кир попросил постричь себя короче. Здесь почему-то все носили длинные прически, причем мужчины тоже. Нет, не до плеч, конечно, но на висках и на затылке растительность заметная. Была она у донора, а Кир такого не любил. Дай волю, так постригся бы наголо и голову побрил. Но в этом мире так не принято, он привлечет излишнее внимание.

– Под бокс хотите? – удивился парикмахер, когда он объяснил ему задачу.

– А это к-к-как? – поинтересовался Кир. Такой прически на развешенных на стенах фотографиях с образцами не было.

– С боков и на затылке под машинку, а сверху оставляем длинный волос, который можно зачесать назад. Если хотите, я могу вам сделать сверху «ежик», тем более что волос позволяет – он густой и жесткий.

– Д-д-давайте «ежик», – согласился Кир. На фото с образцами «ежик» был, хотя и с волосами на висках. Но он оставит только сверху.

Мастер зажужжал машинкой, а Кир тем временем рассматривал свое изображение в огромном зеркале напротив – в деревне как-то было не до этого. А что, неплохо. Лицо продолговатое, высокий лоб, каштановые волосы, большие серые глаза под темными бровями. Ресницы длинные, а нос прямой и тонкий, с как будто вырезанными ноздрями. Рот небольшой, а губы пухлые, квадратный подбородок с ямочкой. Уши прижаты к голове. Суровый юноша на вид. Похож на мать и на отца одновременно – Кир видел фотографии родителей в деревне. Так получилось, что донор стал единственным ребенком в семье Анастасии и Василия. Мать как-то рассказала, что его рожала тяжело – наверное, поэтому и не беременела больше. Кир понял, что она себя считает виноватой за то, что сын глухонемой, что рос он в интернате, куда его забрали маленьким, как всех глухих с рождения детей, и виделись они не часто. Поэтому мать так радовалась, что слух к нему вернулся, а Костя работящий парень – вон, сколько сделал дома в отпуске! И специальность получил хорошую – медик, а не работяга на заводе.

Отдав за стрижку 50 копеек, Кир двинулся в библиотеку. Предъявил там паспорт, заполнил карточку (у донора почерк был красивым и разборчивым), спросил, где полка с книгами по медицине. Библиотекарь отвела. Книг оказалось мало – хирургические справочники, пособия по анатомии, еще «Стоматология» Н.Н. Бажанова 1978 года выпуска.

– Ч-ч-что, это в-в-все? – спросил немало удивленный этим Кир.

– У нас обычная библиотека, а не специализированная медицинская, – услыхал в ответ. – Хотите больший выбор – ищите в Ленинской, но туда не всякого записывают. Лиц с высшим образованием или студентов старших курсов институтов. А вы студент?

– З-з-зубной т-т-техник, – ответил Кир.

– Тогда, возможно, вас запишут в библиотеку при мединституте, – посоветовала библиотекарь. – Попробуйте.

Кир удивился: в СССР, как сообщал системник, образование считалось приоритетом в государственной политике. Оно бесплатное, к тому же для студентов есть стипендии, а тем, кто обучался на заочном или вечернем отделении, оплачивают отпуск, предоставляемый для сдачи сессии. Но в тоже время ограничен допуск к некоторым библиотекам, а нужных книг в обычных мало. Странно…[11]

Кир взял «Стоматологию», отправился домой и остаток дня провел за чтением. Штудировал внимательно. Во-первых, в стоматологии он не слишком разбирался – его ей не учили. Специализированная область знаний, а он военный медик. Во-вторых, учебник позволял понять и оценить уровень здешней медицины хотя бы в этом направлении. Читал даже за чаем. Зашедшая на кухоньку хозяйка, прочитав название учебника, одобрила:

– Приятно видеть тягу к знаниям у молодого человека, – сообщила, сев на табуретку. – До вас здесь жил Сережа, так он от книг не отрывался – готовился к поступлению в МГИМО. Даст Бог, поступит, – Люция Мечиславовна перекрестилась. Упорный парень – в третий раз пытается. Заранее в Москву поехал, чтобы на месте уточнить, как там с экзаменами и поработать с репетитором. А вы, наверное, решили продолжать образование? Пойдете в медицинский институт? Теперь, когда вы слышите, препятствий не имеется – вам справку о здоровье выдадут.

– С-с-сначала п-п-поработаю, – ответил Кир. – Т-т-там б-б-будет в-в-видно.

– И это правильно, – одобрила старушка. – Для тех, кто с медицинским стажем, льготы есть.

На следующий день, в субботу, Кир отправился покупать себе одежду. Хозяйка посоветовала ГУМ и ЦУМ – большие магазины, где хороший выбор. Кир побывал в обоих и испытал разочарование. Да, одежды много, но она по большей части некрасивая и дорогая. Рубашка – 7 рублей (дешевая), а брюки – 32, опять-таки, недорогие. Деваться было некуда, купил он две рубашки – с длинным и коротким рукавом и брюки из вискозы с хлопком – как раз для лета, как сообщила продавец, еще сандалии из кожаных ремешков, а к ним – носки. Мужчины здесь носили большей частью черные, они и составляли основной ассортимент в специализированной секции. Кир выбрал синие, в тон к брюкам и рубашке. Расплачиваясь, он понял правоту слов матери о деньгах в Минске: оставил в кассе 70 рублей – все, что заработал на чернике.

Дома он надел обновки и полюбовался на себя в трюмо, которое имелось у хозяйки. А что, неплохо; он ожидал, что будет хуже.

– У вас хороший вкус, – одобрила хозяйка, присутствовавшая на демонстрации – ей было любопытно. – Все в тон, рубашка с брюками отлично смотрится – солидно и не пестрые, как молодежь сегодня носит. Вот завтра и наденете, когда пойдем в костел, только погладьте. Утюг вам дам.

– К-к-когда п-п-пойдем? – поинтересовался Кир.

– Вставать придется рано, – ответила хозяйка. – В Минске единственный действующий костел – на Кальварийском кладбище. Он маленький, внутрь не пробиться. Но мы поедем на электричке до станции Уша. Там, в Красном, есть костел Успения Божьей Матери. Большой, всем прихожанам места хватит. К тому же вам не следует ходить в костел в столице – здесь много разных наблюдателей от коммунистов, а вы ведь комсомолец?

– Н-н-нет, – покачал он головой.

– Ах, да! – старушка хлопнула себя по лбу. – Забыла, что совсем недавно вы были глухонемым. Таких, наверно, в комсомол не брали – у тех собрания, а что неслышащим там делать? Но все равно вам нужно сторожиться. В вуз соберетесь – понадобится характеристика от комсомола – с ней проще поступить. Для этого вам придется стать членом ВЛКСМ, а верующего не возьмут. Расскажу одну историю. У моей подруги внук верующий и захотел учиться на ксендза. Есть семинария в Литве, но чтобы поступить, нужна рекомендация от священника и справка от райкома комсомола, что ты не член ВЛКСМ. В райкоме такие справки выдавать не любят, поскольку это минус их работе – в районе верующая молодежь. Как парня отговаривали! Предлагали устроить в институт, помочь с экзаменами, с общежитием, но внук не согласился, и справку эту вырвал, пообещав пожаловаться в Москву. Такое дело…

Кир кивнул – да, странно здесь с религией. По конституции в стране свобода совести, но вера в Бога не приветствуется властью. И, спрашивается, почему? Ну, хочет человек молиться, пускай его, тем более что верующие здесь добропорядочные граждане и патриоты Родины. В прошедшую войну отважно воевали, собирали деньги на танки, самолеты. Нет, просто удивительно…

– Еще о чем я попрошу вас, Константин, – продолжила хозяйка. – Там мои подруги будут, и я скажу им, что вы мой внук. Согласны?

Кир пожал плечами и кивнул. Если старушке хочется… Он знал, что внуков у хозяйки нет. Есть внучка, да и та единственная, как мама говорила. Пускай ее…

Рано утром они отправились на вокзал, где купили билеты на электричку на Молодечно до станции Уша. В вагоне Кир наблюдал за проплывавшими в окне пейзажами. Поля, леса, деревни, дачные поселки… Дома в последних были небольшими и теснились плотно. Хозяйка объяснила, что землю под дачи выделяют скудно – четыре сотки на семью. Кир этого не понимал: почему так мало? Земли здесь просто завались. И что плохого в том, люди разбивают огороды, построят дом для отдыха? Тем более что государство декларирует: здесь все для человека? Нет, удивительная страна…

На станции Уша они с хозяйкой вышли и отправились к костелу. Тот находился почти рядом и хорошо был виден. Сложенный из желтого кирпича, храм стоял на возвышении, и от улицы к нему вела крутая лестница. Кир и хозяйка поднялись по ней и вошли в костел. Людей внутри собралось много, и тут Кир понял, что его подвел системник. Он сбросил Киру информацию о богослужениях в храмах распространенных на Земле конфессий. У католиков и протестантов прихожане сидели на скамьях со столиками для молитвенников, стояли лишь у православных. Скамьи в костеле тоже были, но оказались заняты верующими. Как объяснила Люция Мечиславовна, для того, чтоб слушать службу сидя, нужно приходить в костел заранее. Они же с квартирантом не могли поспеть, поскольку прибыли издалека. Скамеек в храме не хватает, а власть не разрешает больше ставить. Ссылаются на правила противопожарной безопасности – мол, будет затруднена эвакуация людей. На деле создают препятствия для прихожан, поскольку не желают, чтобы в костел ходило много граждан.

Ряд со скамьями находился в центре храма, по его обеим сторонам хватало места, где уже стояли люди. Пока же Кир занялся тем, зачем сюда приехал. Он приобрел в лавочке у входа короткую, но толстую свечу в жестяном стаканчике. Отдал за это рубль, мысленно скривившись от таких расценок. Перед большой иконой в храме зажег фитиль от уже горевшей здесь свечи (их было много на стоящем под иконой столике), поставил рядом с остальными. Неловко поклонившись, мысленно сказал: «Спасибо тебе, Богоматерь». На этом счел долг перед Всевышним выполненным, после чего пошел к хозяйке, стоявшей у бокового придела костела.

По пути разглядывал собравшихся на службу. Преобладали пожилые женщины, но молодые девушки тоже встречались. Мужчин же наблюдалось мало. Он подошел к Люции Мечиславовне, а та вдруг подвела его нескольким старушкам, стоявшим в стороне, с которыми и поздоровалась. Кир тоже им кивнул.

– А кто это с тобой, Люция? – полюбопытствовала полная старушка в застегнутом до горла темно-сером платье.

– Внук, Константин, – ответила хозяйка. Как показалось Киру – с гордостью. – Он стоматолог в поликлинике.

– Счастливая ты, Люция, – вздохнула вопрошавшая. – Внук до костела ходит. Моих же палкой не загнать.

Другие бабушки посмотрели на Кира с интересом и, похоже, намеревались тоже кое-что спросить, но тут из боковой двери у алтаря вышли служки в белых одеяниях во главе с ксендзом, одетым в ризу золотого цвета. Все в храме повернулись к алтарю и замерли – и Кир с хозяйкой тоже. Люция Мечиславовна внезапно покопалась в сумке и протянула «внуку» сложенную газету.

– З-з-зачем? – спросил он шепотом.

– Во время службы придется на колени встать, – тихонько объяснила «бабушка». – Подстелете под брюки на пол.

Кир мысленно выругался: ах, задница арахнида! Заранее нельзя было сказать? Да он бы коврик прикроватный взял. Пол в храме каменный, стоять на нем коленями…

Тем временем служба началась. Вел ее ксендз – мужчина средних лет, с лицом одутловатым и, вдобавок, нездорово красным. «Артериальное давление высокое, – поставил Кир диагноз. – Ест много жирного, а еще, возможно, пьет». В происходящем он ничего не понимал и слушал невнимательно. Ксендз говорил по-русски, но с акцентом, и Кир сообразил, что он не местный. Наверно, из Литвы. По словам хозяйки, там с храмами ситуация получше, вон даже семинария имеется.

Потом все стали опускаться на колени, Кир расстелил перед собой газету и тоже встал. Торчать, как дерево, среди коленопреклоненных выглядело бы вызовом. Если не хочешь быть как все, зачем сюда пришел? И это оказалось неприятно – стоять суставами на камне. Да что там – больно! Чтобы отвлечься, он стал разглядывать коленопреклоненных прихожан. Увидел чуть в сторонке девушку – красивую и молодую. Под ее коленями имелась продолговатая подушечка – как раз для этой цели предназначена. Готовилась красавица… В руках она держала маленькую книжечку; раскрыв ее, читала что-то, шевеля губами. Молилась, наверное.