Ветра мертвых дорог

– Да не жилец он, Ян Андреевич, – егерь в задумчивости почесал лоб под мохнатой шапкой.

– Ну не бросать же его.

– Это тоже верно… не по-христиански как-то.

Ян хотел запахнуть одежду на груди раненого, но пуговиц наверху не было, кроме одной, которая еле болталась на нитке. Хотел было ее оторвать, но передумал. Быстро скинул с себя копеняк – широкий добротный темный плащ с рукавами – и укрыл лежащего в снегу человека. Заметил торчащее из снега перо. Вынул, видимо упавшую в запале боя, меховую шапку. Отряхнул ее и водрузил на присыпанные снегом, словно сединой, волосы. Точно, не простой это человек. Дорогую бархатную магерку мог носить только шляхтич. И не бедный.

Тем временем егерь подошел поближе и взялся за ноги раненого. Вместе с Яном они поднесли его к коню егеря и положили тело через седло. Конь, почувствовав кровь, нервно заходил на месте. Егерь успокаивающе похлопал его по бокам, взял под уздечку и повел обратно, вверх по склону. Ян хотел было пойти за ним следом, но напоследок оглянулся. Рядом с местом, где они нашли тело раненого, заметил еще один бугорок. Вернулся к нему и смахнул рукой снег. И тут же отдернул ее: из-под снега торчала оскаленная пасть мертвого волка.

– Тьфу ты.

Ян быстро перекрестился. Оглянулся назад, словно желая убедиться, что егерь не видел его испуга. Хотел уже идти за ним, как в тусклых лучах утреннего солнца, под волчьей головой что-то блеснуло. Ян быстро разгреб снег и увидел рукоять сабли. Взялся за нее и с трудом вытащил из-под волчьего тела. Вытер о снег загнутое лезвие и, проваливаясь в снегу, вернулся к своему коню.

#

Ян и егерь отвезли Стася в дом Яна в Ковеле. Быстро доставили лекаря. Пожилой мужчина с седой бородой и скрипучим, чуть слышным голосом внимательно осмотрел раны. Выглядели они страшнее, чем были на самом деле: волчьи клыки разодрали кожу, но не вошли глубоко в плоть. А потерять много крови из-за мороза раненый не успел. Старик нагрел воды, промыл раны, сделал примочки из настоя сушеной ромашки и зверобоя, напоил его горячим отваром из можжевельника. Он не стал задавать лишних вопросов – сперва нужно было спасти жизнь. Потом плотно укутал Стася в одеяла, уложил на теплую печь. Лекарь велел перевязывать раны раз в день и не забывать наносить на них лечебную мазь. Но если с ранами все было более-менее ясно, то последствия долгого пребывания на морозе оказались куда серьезнее.

Стась лежал на низкой деревянной лавке, утонув под слоями одеял и шкур. Его поместили в небольшой комнате для прислуги, находившейся сразу за большой кухонной печью. Но, несмотря на это, раненый все равно дрожал от холода, словно до него все еще добирался колючий северный ветер. Прошло уже несколько дней с тех пор, как его нашли полуживым на трупе огромного волка. Он то засыпал, погружаясь в беспокойную дремоту, то просыпался, не понимая, где находится. Часто ему казалось, что он снова в снегу, среди бескрайней заснеженной пустоши, и дыхание застывает на губах белой коркой. Стась никак не мог согреться до конца. Его легкие болели при каждом вдохе, и казалось, что он навсегда останется пропитан морозом. Иногда к нему заходил Ян. Стась смотрел на него затуманенными глазами, будто сквозь ледяную линзу. Он слышал его голос, понимал вопросы, но долго не мог ответить: мысли и слова не могли пробиться через густой туман, клубившийся в воспаленном мозгу.

Пробыв неделю на грани жизни и смерти, Стась все-таки пошел на поправку. Руки у него еще дрожали, когда он пытался поднять кружку с горячим отваром. Служанка, которая ухаживала за ним все это время, помогала бедняге пить и есть. Временами в нем вспыхивали странные воспоминания: шум вьюги, хрипы измотанного тела, жгучий холод, пожирающий сознание. При каждой такой вспышке Стась вздрагивал и непроизвольно сжимался, отворачиваясь к стене. Он не мог сосредоточиться на чем-то одном: то ли мешала боль, то ли холодная пустота, оставшаяся внутри после долгих часов в снегу.

За окном дни менялись: солнце то вставало, то пряталось, но для Стася все казалось смазанным, лишенным четкости и смысла. Его мир теперь ограничивался теплой комнатой, горьковатым запахом лекарственных трав, тихими голосами спасителей и неутихающим холодом внутри, от которого не спасали никакие одеяла и шкуры.

#

Стась очнулся поздним вечером. Он не сразу понял, где находится. Вокруг пахло печеным хлебом, хвойным настоем и соломой. Возле лавки сидел молодой парень. Увидев, что раненый очнулся, он встал со стула и подошел к его ложу.

– Как ты?

Спросил по-русски и, тут же спохватившись, повторил вопрос по-польски. Стась промолчал, потом кивнул. Он не знал, кто этот человек, где он находится, поэтому решил не сообщать о себе лишней информации. Ответил по-польски:

– На меня напали разбойники. Потом волки. Я заблудился…

Он слышал, как хрипло и непривычно звучит его голос, словно эти слова произносил кто-то другой, а не он сам. Парень молча кивнул. Он видел, что человек измучен, и не стал расспрашивать дальше. Хотя странная сабля, лежащая сейчас в его оружейной, не давала Яну покоя. Но время поговорить об этом еще будет.

Дни шли, и Стась постепенно выздоравливал. Служанка регулярно носила ему еду. Чаще всего это была горячая похлебка из капусты и сушеных грибов или густая чорба из гороха и чечевицы. Иногда приносили дичь и, как лакомство, – печеные яблоки, кружку пива или медовой браги. Стась принимал все с искренней благодарностью, не уставая нахваливать девушку и ее кулинарные умения. Вера, так ее звали, краснела, смущалась и довольно улыбалась. Чем дольше они общались, тем отчетливее Стась замечал, что в душе девушки зреет любовь к своему подопечному. От простой симпатии и сочувствия она быстро прошла путь до настоящего глубокого чувства. Вида она старалась не подавать, но Стась прекрасно это читал. Возможно, при других обстоятельствах он бы не преминул этим воспользоваться. Но сейчас его больше интересовали иные, более серьезные материи и персоны. Курбский!

Не торопясь, словно между делом, Стась разговорил Веру. Через неделю он уже знал все местные интриги и события. Было ясно, что жизнь в Ковеле крутилась вокруг фигуры его властителя – князя Курбского. Что князь Чарторыйский не ладил с ним, Стась сам успел прочувствовать на своей шкуре. Остальная местная знать тоже сторонилась московского изгнанника. Беспокойства среди русинско-польской шляхты подогревали бесконечные слухи о московских посланцах, которые то ли приезжали к князю с востока, то ли, наоборот, были отправлены им в Московию. Не добавляли Курбскому симпатий и разговоры о его колдовстве. Открыто об этом не судачили, но по углам шепотом пересказывали байки. Вера тоже не пожелала распространяться на эту тему, но иногда молчание говорит лучше всяких слов. Поэтому Стась был совершенно уверен: оборотня в полях под Ковелем он встретил не просто так. Тот сторожил в корчме нежеланных для князя гостей.

По сути, единственное, чего Стась так и не выяснил, – находится ли Курбский сейчас в городе или вернулся в свои любимые Миляновичи. Зато он уже точно знал, что своим спасением обязан Яну, человеку, крепко связанному с опальным князем.

#

Однажды Ян пришел в сопровождении старого лекаря. Тот долго водил по телу Стася холодными, сухими пальцами и что-то бормотал себе под нос. Потом они ушли, и через неплотно закрытую дверь Стась видел, как они о чем-то долго говорили. Ян отдал лекарю несколько монет, тот расплылся в улыбке и довольный отправился восвояси. А Ян вернулся в комнату раненого.

– Ну что же… – Ян вошел и присел на низкую скамью напротив лавки, на которой лежал Стась. – Лекарь сказал, что ты почти здоров. Он очень удивился, что ты так быстро поправился.

Юноша замолчал. Было видно, что он не знает, как лучше начать разговор. Стась лежал, ожидая, когда тот все-таки продолжит.

– Меня зовут Ян Монтолт. Было не очень учтиво с моей стороны задавать этот вопрос, но кто ты и как тебя зовут?

Стась медленно повернул голову, стараясь выглядеть как можно спокойнее. Он все еще чувствовал слабость, но важнее было не выдать себя и объяснить свое появление.

– Меня зовут Станислав Козловский. Я шляхтич герба Ястжембец из Дятловичей, пан Ян. Пусть тебя не смущает мой акцент. Я… долго был в Москве. Не по своей воле. Попал в плен, – он сделал паузу, словно собираясь с мыслями. – Много лет я провел в неволе. После Ям-Запольского перемирия мой дядя, пан Ежи, выкупил меня. Он отправил людей с деньгами, и я вернулся домой.

– А как ты оказался здесь?

Ян старался говорить спокойно, но не мог сдержать эмоций. Рассказ раненого ставил его в тупик. Стась горько улыбнулся:

– Судьба сыграла со мной злую шутку. Дядя скончался, не успев меня обнять. Поскольку я был еще в Московии, наш род объявили вымороченным. Пока я разобрался, что к чему, князь Чарторыйский, узнав о смерти дяди, решил прибрать к рукам его владения, которые по праву должны были отойти мне. Вот я и направился сюда, на Волынь, чтобы разобраться в этом деле.

Ян нахмурился, слушая эти слова. Его взгляд стал жестче, но не враждебным, а скорее напряженным. Он давно знал о темных делах князя Чарторыйского.

– Значит, ты – законный наследник, а этот хищник из Чарторыйских пытается тебя лишить права? Как мне это знакомо!

Стась поморщился, будто вспоминая недавние события.

– Да, пан Ян. Я хотел поговорить с князем Александром, прежде чем подавать жалобу в королевский суд. Но по дороге на меня напали его люди. Я чудом вырвался. Если бы не ты, клянусь, остался бы лежать в снегу.

Стась умолк. Ян был явно тронут его словами и тоже молчал. Стась чувствовал удовлетворение: его легенда пришлась спасителю по вкусу. Хотя и гордиться тут было нечем – обмануть юношу большого труда не составило.

– Ну что ты…

Ян закашлялся. Потом, наконец, оправился от смущения и продолжил:

– Ты жив, а это главное. Чарторыйский не тот, кто разбрасывается своими врагами: обычно он доводит дело до конца. Раз он хотел убрать тебя – значит, ты ему опасен. Но я поговорю о твоем деле с… – юноша сделал паузу, – с князем Андреем. Может, он что посоветует.

Стась улыбнулся – на этот раз совершенно искренне. Так быстро добраться до врага он и не мечтал.

– Ты отдыхай. Я, пожалуй, пойду.

Ян встал и быстро направился к выходу.

– Спасибо! – Стась приподнялся на локте. – Я обязан тебе жизнью, пан Ян.

Тот смущенно улыбнулся и вышел, осторожно затворив за собой дверь. «И моя жена, и дети тоже должны тебя благодарить!» – подумал Стась, опуская голову на подушку. Одно только беспокоило его. Он прекрасно понимал, что если доберется до Курбского и приведет в исполнение вынесенный тому приговор, спасшему его юноше тоже не поздоровится. Сподвижники князя наверняка дознаются, где все это время скрывался убийца их господина. Лишь одно успокаивало Стася: до именитого изменника еще нужно было суметь добраться!

#

Стась чувствовал себя уже почти здоровым. Если бы не слабость, он давно бы поднялся на ноги. Но пока его «походы» ограничивались комнатой и «большим» путешествием на кухню или в гостиную. Именно там Стась увидел шахматную доску с затейливо вырезанными фигурами. Доска была большая – двенадцать клеток по горизонтали и восемь по вертикали. Фигур тоже оказалось на четыре больше, чем в простых шахматах. Настоящие курьерские! Стась играл в них с самого детства. Его мать, пани Тереза, была очень умелым игроком; когда она была совсем юной, то даже позировала за игрой одному известному голландскому художнику. Для Стася шахматы значили больше, чем просто игра. Он видел в них отражение собственной жизни. Курьер был его любимой фигурой: только он мог ходить через всю доску без ограничения, наносить удар издалека, менять направление атаки и уходить на другой фланг «в тень» – до нового удара. Совсем как Стась: он тоже появлялся из ниоткуда, сметал с доски жизни неудачно подставившуюся жертву и снова исчезал, словно его и не было вовсе. Курьер смерти.

При следующем визите Яна, в перерывах разговора о Московии (которой юноша жадно интересовался), Стась предложил ему сыграть партию. Ян с явной неохотой согласился. Стась быстро расставил фигуры первого ряда, заняв одиннадцать клеток из двенадцати: ладья, конь, слон, курьер, епископ, король, ферзь, снова курьер – и так далее. На второй линии разместились пешки, а прямо перед королем, вместо пешки, встал шут. Ян начал белыми: он выдвинул пешки двух своих ладей и королевскую пешку на четвертое поле, а ферзя – на третье, сделав таким образом сразу четыре хода. Стась, игравший за черных, по правилам тоже сделал четыре хода подряд. И тут уже началась настоящая игра.

Пройдя десяток ходов, Стась понял, почему Ян не хотел играть: игрок он был никудышный. Стасю даже не пришлось прибегать к своему Предвидению, чтобы раз за разом выгодно разменивать фигуры соперника и неуклонно завоевывать пространство для маневра. Очень скоро черные достигли очевидного перевеса. Их курьеры, ходящие по диагоналям наподобие дальнобойных слонов, заняли выгодные позиции, контролируя центральные поля и подходы к белому королю. Черные слоны и кони подошли совсем близко, а ферзь занял линию, с которой нацелился на слабые места в обороне белых. Видя досаду и раздражение Яна, Стась предложил прерваться и закончить партию позже. Тот с радостью согласился и с явным облегчением покинул комнату раненого.

Когда Ян ушел, Стась еще раз оценил позицию на доске. Шансов у белых не оставалось никаких: при умелой игре черные методично и последовательно вынуждали белых на невыгодные размены. Белый король еще не был в ловушке – после шаха он мог отступить на любое из белых полей, примыкающих к его собственному коню. Но погоня продолжалась бы еще несколько ходов, прежде чем превосходящие силы черных окончательно загоняли белого короля в угол и ставили мат. В конечном итоге черные выходили на диагональ, через которую курьер, поддерживаемый ферзем и прикрытый другими фигурами, наносил решающий удар: шах и мат! Стась взял в руку курьера и легонько стукнул им белого короля. Затем поставил фигуру на место и удовлетворенно откинулся на подушки, закрыв глаза. Он хотел было убрать фигуры, но заснул прежде, чем успел это сделать.

#

Проснулся Стась от легкого постукивания фигуры о доску. С трудом открыл глаза. Доска с расставленными фигурами так и стояла у его ложа. При ней, на принесенном из гостиной стула, сидел немолодой мужчина, одетый по-польски – богато, даже с роскошью. Аккуратно подстриженная седая борода, мохнатые ресницы, мешки под уставшими, выцветшими глазами. В руках он держал черную ладью, которой и постукивал по доске.

– Пан Станислав не против продолжить игру?

Стась, не до конца оправившись от удивления, кивнул головой.

– Хорошо.

Незнакомец убрал черную ладью с доски и поставил на ее место белого курьера. Стась выругался про себя. В отличие от пассивно обороняющегося Яна, незнакомец резко обострил игру. Он уже понял, что вместо легкого выигрыша его ждет тяжелая, изнуряющая партия. И все же преимущество в фигурах и расположении у Стася было велико. Курьеры, муж, дурак занимали атакующие позиции. Пешки проредили линию фронта, освобождая путь дальнобойным фигурам. А еще у него было Предвидение. Обдумывая ответный ход, Стась решил воспользоваться своим Даром – и тут же замер с пешкой в руке.

Он прекрасно знал, что может видеть на несколько шагов вперед: предугадывать ходы противника и выстраивать безупречную, практически беспроигрышную стратегию. Но сейчас, стоило ему сосредоточиться, все пошло наперекосяк. Вместо одной-двух возможных линий развития событий перед глазами Стася возник десяток размытых сценариев. Фигуры на доске, будто живая ртуть, растекались по клеткам в разных вариантах: в одном случае черный курьер проскальзывал на дальнюю диагональ, в другом – черный конь уже блокировал белую пешку, в третьем – ферзь противника вставал в самом центре, превращая позицию в хаос.

Стась двинул пешку и понял, что это лишь начало. Каждую ветвь перебивали десятки ответных ходов, и все они разом занимали его внутреннее зрение. Образ доски начал не то чтобы двоиться – он множился, дробился на ряды призрачных полей, мерцающих в глубинах сознания. Стась моргнул, стараясь удержать фокус хотя бы на одном четком сценарии, но не смог. Он ощутил нарастающий шум в голове, будто множество голосов зашептали разом, предлагая разные решения, изменения, угрозы. Вдруг он осознал, что видит не просто потенциальные ходы – он «слышит» их логику, скрытый замысел. Эта лавина вероятностей обрушивалась на него без передышки. Но если он «слышит» их, значит, кто-то произносит их. Стась поднял глаза на противника. Выражение того оставалось спокойным и уверенным, лишь уголки губ были приподняты в едва заметной улыбке под ровно подстриженными усами.

Руки у Стася дрогнули. Он умел применять свой дар в бою, где выбор примитивнее: ударить влево или вправо, сделать выпад или увернуться, шагнуть вперед или назад. Но в шахматах возможны бесчисленные решения! Каждый ход опутан десятками нитей, уходящих вглубь будущего. Сосредоточившись, он попытался отсечь лишнее, но тут увидел нечто настораживающее. В одном из грядущих вариантов противник, сидящий напротив, поднял бровь и совершил очень странный ход. Стась «посмотрел» еще дальше вперед, стараясь удержаться на этом сценарии и отбрасывая остальные, но не смог. Новый поток призрачных продолжений вновь хлынул в сознание, а ходы противника выглядели невероятно точными, словно он уже знал итог каждого размена и жертвы. Словно этот человек видел будущее, где Стась неизбежно проигрывал.

Стась сглотнул вязкую слюну. Собрав волю, он попробовал сосредоточиться на другом ответвлении. Не все потеряно! Он сделал удачный ход и… снова тот же выверенный ответ оппонента, предвосхищающий его действия. Внутри у Стася похолодело. Дар не приносил пользы: слишком много вариантов, слишком много параллельных вселенных партии, сливающихся в сплошной туман. А противник не просто владел таким же талантом – он делал это лучше. Он не только видел ближайшие ходы, но и умел задавать их направление, уводя Стася в лабиринт ложных надежд. Сражайся они оружием, Стась несколько раз уже бы пал.

Отчаяние и страх начали подступать. Если сидевший напротив может видеть будущее даже дальше, чем Стась, то все пути ведут в ловушку. Сколько бы он ни пытался распутать нити, оппонент оставался на шаг впереди. Из многоголосого хаоса вариантов выплыл один отчетливый образ: черный король, безнадежно зажатый в углу. Шах и мат!

Стась поднял взгляд. За доской сидел его противник – спокойный, собранный, будто и не напрягающийся. Все фигуры по-прежнему стояли так, как их оставил Ян. В глазах старика промелькнула едва заметная усмешка. Он видел будущее, и теперь Стась это знал. Но этот человек тоже понимал, что Стась способен на то же самое!

#

Стась не успел опомниться, как дверь распахнулась и в комнату вошел Ян. Он быстро окинул взглядом помещение, заметил шахматы на столе и улыбнулся.

– А вы еще не начали! Это я сказал отцу, что ты хорошо играешь в шахи… – и тут же спохватился, перейдя на русский: – в шахматы.

– Отец? – Стась не смог скрыть удивления.

– Да, приемный…

Но Ян не успел договорить: старик заговорил глухим, хриплым голосом:

– Андрей Михайлович Курбский, Ярославский и Ковельский…

Стась попытался встать перед князем, но ноги плохо слушались его.

– Пусть пан Станислав отдыхает, ему сейчас не до шахмат, – Курбский поднялся и похлопал его по плечу. – Продолжим после.

Когда Курбский положил руку на плечо Стася, того будто молнией пронзило. Он ощутил всем своим существом присутствие скорой смерти. Князь тут же выпрямился и одним взмахом руки смахнул все фигуры с шахматного стола. С грохотом они рассыпались по полу, и только один белый король остался стоять на месте. Стась смотрел, как черный курьер катится по полу и замирает у самой ноги старшего Курбского. Ян ошарашенно наблюдал за этим. Князь Андрей подошел к нему, подхватил за локоть, потом потянул за собой и быстро вывел из комнаты окончательно растерявшегося юношу.

Дверь с грохотом закрылась, и в замочной скважине повернулся ключ. Впервые с момента, когда он оказался в доме Яна, Стася теперь заперли в его собственной комнате!

ЭНДШПИЛЬ

Когда Ян и Курбский ушли, Стась даже не пытался уснуть. Предчувствие разоблачения было настолько ярким, что он не сомневался в нем ни на мгновение. Хотя вполне возможно, князь мог и не догадываться, по чью душу послан сюда Стась – мало ли наемных убийц ходит по земле. Одно успокаивало его: знакомство с Курбским оказалось столь неожиданным, что у него в голове не промелькнуло даже мысли об убийстве князя. Но проверять, понимает ли Курбский что-то или нет, Стась не хотел, учитывая, что ответ пришлось бы испытать на собственной шкуре. Он точно знал: когда рассветет, все может обернуться так, что пути назад уже не будет.

Стась достал украденный им из кухни узкий, словно стилет, ножик. Распахнул окно и быстро открыл простенький замок на ставнях. Снаружи царил мрак. Ночная тьма выглядела глубокой и вязкой, словно все укрыто черным траурным бархатом. «Да нет, рановато меня хоронить», – подумал он, выглядывая наружу. Дав глазам привыкнуть к темноте, он осторожно осмотрелся. Прямо под окном, саженях в десяти, поблескивала брусчатка мостовой. Слева виднелась глухая стена, а справа – несколько больших окон, к которым вел узкий карниз. Удовлетворенный увиденным, Стась прикрыл ставни и вернулся в комнату. Быстро стянул простыню с постели, добавил к ней одеяло, разрезал их на полосы и крепко связал между собой. Получилась длинная, но достаточно прочная веревка. Закрепив один ее конец на ножке кровати, Стась осторожно спустил другой вниз, чтобы не поднять шума и не привлечь лишнего внимания. Готово! Он собирался уже вылезать в окно, когда под босую ногу что-то попало. Пошарил по полу и поднял фигурку черного курьера. Оглянувшись, он заметил чуть заметно белеющую в темноте фигуру белого короля, все еще стоявшую на доске. Быстро вернулся, аккуратно положил короля и поставил на его место черного курьера. Усмехнувшись, он без промедления прыгнул к окну.

Стась прошмыгнул наружу. Холодный ночной воздух обжег ноздри. Весна еще не вступила в полные права, и ночи оставались морозными. Беглец ухватился за веревку, но, вместо того чтобы спускаться, встал на карниз и направился к дальним окнам. Некоторое время веревка помогала удерживать равновесие, затем он ее отпустил. Постоял, успокаивая дыхание: ноги мерзли от холодного кирпича, но Стась не обращал на это внимания. Размял пальцы и сделал первый осторожный шаг по карнизу. Двигался медленно, цепляясь пальцами за малейшие выступы, вжимаясь в стену всем телом. Остановился на узком уступе у первого окна, передохнул и двинулся к следующему. На месте! Ставни оказались открыты. Стась осторожно обогнул створку, прислоненную к стене, осмотрелся. Ножом чуть приподнял раму и надавил. Створка не поддавалась сразу; пот выступил у него на лбу. Нажал сильнее – и окно с приглушенным стуком отворилось. Если бы в этот момент кто-то был в гостиной, Стася бы застали. Но помещение было пустым. Он проворно пролез внутрь, аккуратно закрыл окно и юркнул за тяжелую пыльную портьеру, затаившись.

Внутри стояли тишина и темень. Осторожно выйдя из-за портьеры, Стась снова осмотрелся. Крадучись прошел по скрипучим доскам, стараясь не задеть в темноте ни столов, ни стульев, вышел к лестнице и немного постоял, вслушиваясь в тишину. Шлепая босыми ногами, он спустился ниже и быстро пробрался в кладовку. Дверь не была заперта, но открывалась со зловещим, пронзительным скрипом. «Пся кревь!» – выругался Стась про себя и застыл. Тишина. На ощупь он нащупал справа полку – там были постельное белье, скатерти, полотенца… вот он, мешок с его вещами. Значит, служанка не обманула. Внутри мешка лежали одежда и походная сумка. Стась на ощупь достал из нее огниво и огарок свечи, зажег свечу и тут же укрыл нижнюю часть двери скатертью, чтобы свет не пробивался в коридор. В темноватом свете быстро оделся: следы от зубов оборотня на одежде были аккуратно зашиты. Спохватившись, Стась нервно проверил пуговицы на жупане. Все от груди до ворота оказались новыми, кроме одной, самой верхней. «Слава Богу, на месте!» – подумал он, уже не надеявшись на удачу. На всякий случай раскрутил ее, убедившись, что содержимое цело.

Осмотрев кладовку в поисках оружия и подняв повыше свечу, Стась заметил в дальнем углу сверток с торчащей рукоятью. Развернув ткань, он увидел простую, без излишеств, рукоять сабли, но ее клинок оказался необычным – с дамаскированными узорами, с образом Богоматери и латинской надписью «Maters del Patrona Polonia surthum priesideum confugio». (Ян знал, что такие сабли называли «Мадонна»: Матерь Божья, покровительница Польши, спаси и сохрани.) На вид сабля напоминала его собственную, но была лишь качественной копией настоящей венгерской «Мадонны». Стась перевернул лезвие и тихо присвистнул: под обухом кириллицей выбита надпись: «И сим победим врагов наших!». Ну что ж, думал он, «тогда точно за дело!»