
Полная версия
Носорог
М-да. Дубль два. Покрутив головой и убедившись, что транспорта, желающего сбить зазевавшегося пешехода, в пределах видимости не наблюдается, я почти бегом пересёк мостовую и, отыскав взглядом вывеску с названием улицы, удовлетворённо кивнув, решительно потопал вперёд. Если судить по описанию истопника, топать до нужного адреса мне придётся довольно долго, но куда деваться? Нанять каб? Вот уж нафиг! За стандартный грот в нужный район меня никто не повезёт, как уверял всё тот же истопник-хобгоблин, с которым за последнюю неделю жизни в госпитале я неплохо сдружился. А платить больше не стану уже я сам. Денег мало, а мне ещё нужно жильё снять, да и о пропитании позаботиться. В общем, придётся добираться до Граунда ножками, ну да они у меня крепкие, выдержат.
Шагая по описанному старым хобгоблином маршруту, я вовсю крутил головой, с любопытством рассматривая улицы, дома и лавки, порой пытаясь определить, к какой из многочисленных рас этого мира относится тот или иной прохожий. А их тут много. Альвы и цверги, хафлинги и хобгоблины, кобольды и драу… на их фоне обычные люди должны были бы потеряться и давно вымереть. Ан нет. Человек и здесь оказался той ещё живучей скотиной. Не такие талантливые в магии, как альвы или драу, люди взяли своё универсальностью в искусстве, не столь сильные в обращении с металлами, как гномы или цверги, они обошли подземных мастеров в хитроумной механике и науках, не такие пронырливые, как хафлинги или те же хобгоблины, они обыграли конкурентов за счёт широкого охвата в торговых делах и полного отсутствия каких-либо ограничений в торговле с иными расами. Не такие сильные, как орки, люди противопоставили мощным степным бойцам хорошо отлаженную военную машину… и выгрызли себе место под солнцем.
Неудивительно, что в старой столице Закатной империи каждый четвёртый встреченный мною пешеход относится к этой шустрой расе. А вот своих нынешних соплеменников я по пути не встретил. Ни одного. Чего, собственно, и следовало ожидать. Доктор Дорвич, в ходе наших бесед просвещавший меня о реалиях этого мира, прямо утверждал, что встретить в Тувре турса или огра практически невозможно. Теперь я имел возможность убедиться в этом лично. Да и удивлённые взгляды прохожих, которые я ловил на себе, недвусмысленно давали понять, что представители моего племени для них в диковинку.
Искомый район встретил меня грохотом, доносящимся из-за высокой кирпичной ограды, отделяющей его, судя по всему, от территории порта, и странным сочетанием запахов. Пахло озоном, углём и… навозом. И никакого запаха моря. Впрочем, смесь уже имеющихся ароматов была настолько ядрёной, что это было совсем неудивительно.
По Граунду пришлось изрядно покружить. В отличие от вполне благопристойного Рестэнда и чуть менее добропорядочного Восточного района, через которые мне пришлось пройти, прежде чем я добрался до припортового Граунда, здесь ни о каких вывесках с названиями улиц речи не шло. Да что там, тут и на лавках названий днём с огнём не увидишь, одни грубые картинки с изображением предмета торговли, почему-то стойко ассоциирующиеся у меня с неким «средневековьем». Впрочем, старый Обби дал вполне ясное описание и приметы, по которым можно сориентироваться на местности, так что мне даже скорость не пришлось сбавлять. И уже через четверть часа я оказался на окраине Граунда, фактически на самой его границе с районом Дортмутских доков, обозначенной железнодорожными путями, по которым, то и дело оглашая окрестности свистом и гудками, изрыгая дым и пар, грохотали огромные паровозы, тянущие за собой вереницы грузовых вагонов.
Шум порта, гул в доках, паровозные гудки… шумное местечко этот самый Граунд. С другой стороны, а чего я хотел от самого дешёвого района Тувра?! Парки, променады и утопающие в зелени садов особняки, это не здесь. Это на Западной стороне, в Хиллэнде или Белтрайне. Но туда меня не пустят. Не по Сеньке шапка, как говорится… говорится где-то и кем-то.
Поморщившись от короткого укола боли, я тряхнул головой и, оглядевшись по сторонам, направился к невысокому трёхэтажному дому, идеально подходящему под описание хобгоблина Обби. Кажется, нашёл.
Или меня нашли?
Стоило только миновать приметную башенку, служившую мне ориентиром на местности, как из-за угла навстречу вывернула компания из трёх ребятишек. Морды зеленоватые, клыки выпирают, ростом повыше меня, но ненамного… Орки. Одеты так же непритязательно, можно сказать, шмотки у них из того же бутика, что и мои.
Вышли и остановились. Стоим, смотрим. Я молчу, они молчат. Подождав несколько секунд, но так и не дождавшись ни слова, ни жеста от моих визави, я пожал плечами и шагнул с тротуара на мостовую, намереваясь обойти эти три столба.
Зеленухи переглянулись, и один из них заступил мне дорогу. Двое других остались на месте, но явственно напружинились.
– Живучий, с-с… – сплюнул под ноги «центральный», под молчаливый кивок стоящего чуть в стороне третьего приятеля, лопоухого и, кажется, чуть косоглазого. О как. Интересное начало.
– Далеко собрался, убогий? – рыкнул преградивший мне путь молодой орк. Ну, я так думаю, что он молодой. Морщин нет, рожа гладкая… а так, кто его знает, сколько ему лет.
Смерив взглядом эту несвятую троицу, я вздохнул и, махнув рукой в сторону нужного мне здания, сделал ещё шаг в сторону.
– Вотще. – Говорливый оппонент повторил моё действие.
– А он всё такой же молчун, да, Абер? Может, добьём придурка, чтоб не мучился? – повернулся он к своему плюющемуся приятелю. Опа! Они меня знают?! Интересно. Но… не сейчас.
Разговаривать с ними? С моей-то дикцией? Да и ребятки настроены явно враждебно… К драхху!
Шустрый «шлагбаум» не успел отвернуться от «верблюда». Не размениваясь на болтовню, я сложил ладонь лодочкой и от души влепил говорливому по уху, отправляя его в нокдаун. Пригнулся, уходя от размашистого удара метнувшегося ко мне лопоухого. Поворот, рывок, и локоть влетает ему в грудь, заставляя противника с хрипом сложиться пополам. Шаг в сторону, и, улыбнувшись во все сорок зубов прямо в лицо опешившему «верблюду», с силой луплю его лбом в переносицу. Секунда, другая, и орк подрубленным деревом падает на брусчатку.
Тихое бурчание и металлический лязг отвлекли меня от созерцания этой картины. Повернувшись на звук, вижу поднимающегося с земли «говорливого», бормочущего что-то угрожающее в мой адрес. В руке у него внушительный свинорез… Не, ребята, так дело не пойдёт! Удар ногой в голову опрокинул не успевшего очухаться орка наземь. На этот раз точно вырубил. Поворот, и лопоухому прилетает такой же удар, как тот, что сбил с ног «говорливого» в первый раз. Только сейчас бью обеими руками по ушам. Вот теперь порядок. Все трое отдыхают…
Помявшись, огляделся по сторонам, но, не заметив ни одного прохожего поблизости, всё же решаюсь. Обыск и сбор трофеев много времени не занял, но и богатства особого не принёс. Так, пара гротов да пяток фартов… ну и ножичек. Нет, не свинокол говорливого, его я закрутил винтом, благо дрянное железо позволяло, да и воткнул меж камней брусчатки, аккурат между ног валяющегося в отрубе владельца. А вот у «верблюда» в кармане отыскался вполне приличный складничок аж с восемью различными приспособами – от кусачек до шила. Удобная штучка, и недешёвая, если я не ошибаюсь. По крайней мере, перламутровые накладки на это намекают.
Подняв с земли уроненный мною свёрток с вещами, я придирчиво его осмотрел и, не обнаружив повреждений, двинулся к своей цели, гостеприимно распахнувшей чугунные створки ворот, ведущих в арку, прорезанную точно по центру фасада здания.
Миновав гулкий арочный проход, я оказался во внутреннем дворе дома и, оглядевшись, шагнул к одному из трёх подъездов, левому. Обби говорил, именно там находится квартира управляющего.
Так оно и оказалось. Тяжёлая входная дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, и я очутился в довольно просторном и на удивление ухоженном холле. А вот и квартира номер один. Сюда.
Пошарив взглядом по косяку в поисках звонка и не обнаружив его, я фыркнул и, хлопнув себя ладонью по лбу, взялся за висящий по центру двери литой молоточек. Осторожно постучал им по латунной площадке и сделал шаг назад, чтобы не нависать над хозяином квартиры, когда тот откроет дверь.
И правильно сделал. Управляющий домом оказался таким же хобгоблином, как и Обби, а они не отличаются высоким ростом. Некоторые хафлинги и то выше. По крайней мере, так утверждал доктор Дорвич.
Управляющий хоть и был сед, как и его соплеменник, работающий истопником в госпитале, но куда как менее морщинист, а значит, значительно моложе. Зато сварлив не меньше Обби.
– Кто таков? Чего надо? – прокаркал хобгоблин.
Вздохнув, я сосредоточился и постарался как можно внятнее ответить на вопрос. Управляющий выслушал моё мычание почти спокойно. После чего смерил меня взглядом, чему-то задумчиво кивнул и махнул рукой.
– Понял. Ты – тот самый огр, за которого просил дядюшка Об, – проговорил он. – Условия известны?
Я кивнул.
– Оплата еженедельно. Просрочек быть не должно. Это понятно? – раздельно и чётко спросил управляющий. Словно с ребёнком говорит… или с идиотом.
– Понятно, – коротко кивнул ему в ответ.
– Ла-адно, – окинув меня недоверчивым взглядом, с явным сомнением в голосе протянул хобгоблин и, на миг скрывшись за дверью, протянул мне ключ с шаром-брелоком, на котором красовалось число шестнадцать. – Держи. Дальний подъезд, квартира на последнем этаже, справа от лестницы. Шестнадцатый номер… Так. Правила! Баб не водить, не шуметь, морды соседям не бить. Уголь можешь покупать у меня. Два пана за мешок. Стой!
– А? – уже протянув руку, чтобы взять ключ, я вопросительно уставился на управляющего.
– Деньги за первую неделю, – потребовал он.
Я кивнул и, нашарив в кармане монеты, выудил три скеллинга. Подумал, и, добавив к ним ещё три, протянул деньги собеседнику.
– За две недели, – проскрежетал я, справившись кое-как с непослушным языком. Хобгоблин приподнял бровь и, довольно хмыкнув, смахнул монеты с моей ладони, другой рукой вложив в неё ключ.
– Хм, может быть, я об этом и не пожалею, – пробурчал он, но уже через миг от довольной ухмылки на его лице не осталось и следа. Управляющий нахмурил кустистые брови, сморщил острый шнобель и, махнув рукой в сторону двери, проскрипел: – Ну, чего встал? Вали к себе. И чтоб две недели я о тебе не слышал! Да, громила… не дай боги, соседи нажалуются, вылетишь отсюда, как пробка из бутылки. И денег не верну. Это ясно?
– Так точно, – гаркнул я в ответ.
– Уй! Идиот… – схватившись руками за уши, проскрежетал хобгоблин и захлопнул дверь квартиры прямо перед моим носом. Вот и поговорили.
Квартира… ну да. Не дворец и не особняк. И даже не пентхаус, что бы ни называлось этим словом, моё новое жильё точно им не являлось. Уверен. Прихожей нет, войдя в квартиру, я сразу оказался в комнате. Небольшой и давно не видевшей ремонта, но сухой и без каких-либо признаков плесени или ещё какой гадости. Мебели негусто. Слева от двери обшарпанная вешалка, справа – не менее древний шкаф, по-моему, близнец того, что стоял в моей палате в госпитале. У высокого, но узкого окна в стене напротив входа старое кресло с изрядно подранной обивкой, под ногами скрипучий дощатый пол. Освещение… газовое. Ну, хоть не свечное, и то хлеб. У стены слева – просторный, но очень пожилой диван с высокой, обитой местами потрескавшейся кожей спинкой, в стене напротив – зев камина, в котором установлена чугунная печка. Батарей не вижу, значит, это замена центральному отоплению. Рядом дверь в соседнее помещение. Что ж, полюбопытствуем.
Вторая комната лишь чуть меньше первой. Но загромождена куда серьёзнее. Здесь нашлось место ещё одной печке с двумя кругами варочной плиты, старому рукомойнику с ржавыми потёками и выгороженному углу с массивным чугунным унитазом и… ванной. Правда, душа нет, но… Драхх! Вот чего я здесь совсем не ожидал увидеть, так это ванну. А ведь старый Обби предупреждал, что условия будут королевскими! Я думал, он преувеличивает, но вот поди ж ты! Настоящая ванна! Медная, да… а значит, сильно нагревающаяся, но после общих душевых в госпитале это такая мелочь, честное слово!
Обследовав кухню, представлявшую собой стол, буфет с разнокалиберной, явно оставленной прежними съёмщиками, потрёпанной посудой и вывешенный за окно «холодильный» шкаф, я вернулся к ванне. Включил воду и… чуть разочарованно вздохнул. Теперь стало понятно, почему вместо куда более дешёвого душа хозяева дома расщедрились на целую ванну. Вода из крана лилась только холодная. Хочешь горячую, грей вёдрами на печке, заливай в ванну и радуйся.
Что ж, и порадуюсь. Сегодня – точно. Подумать только… собственная ванна. Я в предвкушении.
Глава 5. Рынок? Базар!
Ещё утром третьего дня своего проживания в этом доме я понял, почему за вполне приличную по местным меркам квартиру здешний управляющий берёт всего три скеллинга в неделю, хотя такие же «апартаменты» в паре кварталов отсюда, в Граунде, обходятся квартиросъёмщикам вдвое дороже.
И сегодняшний день не стал исключением. Рёв паровозного гудка ворвался в уши, под дребезжание стёкол и треск ходящих ходуном ставен. А следом по полу прокатилась ощутимая вибрация от грохочущего под окнами моей квартиры тяжело гружённого товарного состава, влекомого совершенно монструозным паровозом высотой в добрых три десятка стоп. М-да, и так каждое утро. Раннее… Зар-раза!
А вечером, ближе к полуночи, если мне не изменяет моё чувство времени, такой же гигантский паровоз потащит череду опустевших вагонов в обратный путь. И вот тогда-то грохотать будет не в пример громче. Правда, дом будет трясти куда меньше.
Наученный горьким опытом, я не стал дожидаться, пока утихнет «будильник», и, поднявшись со скрипучего дивана, занялся гимнастикой. А что делать? Уснуть, пока мимо ползёт эта железная «колбаса», всё равно невозможно, а когда поезд отгрохочет и скроется за кирпичными лабазами, сон уйдёт окончательно. Так чего время зря терять?
Закончив упражнения, призванные привить моему новому телу хоть толику гибкости, я подхватил оставленный с вечера на горячей печке медный таз с ещё тёплой водой и потопал в ванную. На «умыться и почистить зубы» мне его с лихвой хватит, а душ… душ я и холодный принять могу. Особенности шкуры позволяют. Собственно, можно было бы и морду вымыть холодной водой, но тёплой всё же приятнее.
Покончив с гигиеническими процедурами, я отправился исполнять следующую часть уже ставшего почти привычным ежеутреннего ритуала. Раскочегарив кухонную плиту и впервые за неделю умудрившись не уделаться во время этого процесса угольной пылью, я довольно ухмыльнулся и, водрузив на плиту огромную старую сковороду, принялся готовить завтрак. «Холодный» ларь, висящий за окном и предусмотрительно запертый на тяжеленный и очень неудобный замок, защищающий его содержимое от жадных рук некоторых ухарей, не гнушающихся стянуть чужое имущество, даже если оно висит на высоте семи ме… то есть добрых восьми рядов[8] от земли, поделился со мной шматком сала и полудюжиной яиц. Поводив рогом над почти пустым хранилищем продуктов, я с печалью убедился в необходимости навестить рынок на Круглой площади и, тщательно заперев ларь, закрыл окно, одновременно составляя в уме список предстоящих покупок. А подумать было над чем. В первый же день своей самостоятельной жизни в Тувре я столкнулся с проблемой хранения продуктов. Так называемый «холодный» ларь вовсе не был холодильником, память о которых невольно всплыла в моей голове, когда я только-только увидел висящий за окном кухни массивный деревянный ящик. Хранить продукты сколько-нибудь долго в таком ларе нельзя. Пропадут. По крайней мере, сейчас, осенью – точно. А значит, еду придётся покупать понемногу и часто, чтобы успевать съесть её до того, как она испортится. Мелочь, а неприятно.
Пока яичница с салом шкворчала на сковороде, я успел не только прикинуть перечень необходимых продуктов, но и посчитать нужную для их закупки сумму. Примерную, правда, но тут уж никуда не денешься. Если цены на хлеб, пироги или эль, к примеру, здесь фиксированы даже на рынке, то почему-то за те же сыры, колбасы и сырые продукты, вроде мяса, рыбы или овощей, принято торговаться. А значит, есть шанс сэкономить.
Вообще, стоит признать, что первая неделя моей самостоятельной жизни в этом мире прошла не без пользы. Пусть мне не удалось найти работу, оплачивающуюся хоть немного дороже учёбы с доктором Дорвичем, но я ведь и цели такой пока не ставил. Зато узнал много интересного из жизни Тувра, точнее, бедной его части. И кое-какие моменты повергли меня в удивление. Магия? Если бы…
Виной тому удивлению – обрывки памяти о прежней жизни, всплывающие в моей голове и серьёзно конфликтующие с окружающей ныне реальностью. Ну, например, я просто не понимал, как обычная рубаха, сшитая из грубого, чуть ли не домотканого холста, может стоить столько же, сколько мясник в лавке просит за четверть свиной туши, то есть примерно за тридцать либр[9] мяса. А ботинки? Копия моих говнодавов, новая, разумеется, стоит два паунда, то есть как целая хрюкотуша! Без головы и ливера, правда. Но сам факт…
Вообще, цены здесь на готовые изделия, даже самого невысокого качества, просто немилосердные.
И я, честно говоря, боюсь себе представить, в какую сумму может обойтись заказ приличного костюма, вроде тех, в которых щеголяет доктор Дорвич, у портных в районах вроде Белтрайна или Рестэнда. Особенно если переводить их цены в «хрюкотуши». Но если бы это касалось только одежды, так ведь нет! Посуда, столовые приборы, мебель… да чуть ли не любой предмет, вышедший из-под косых грабок какого-нибудь криворукого подмастерья, здесь стоит, как крыло от самолёта, чем бы ни была эта штука!
Особенно меня взбесили ложки. Обычные стальные ложки. Вот кто бы мне когда сказал, что на стоимость сего столового прибора можно спокойно прожить пару дней – не поверил бы. Но так есть. А нож?! У меня же глаза на лоб полезли, когда в скобяной лавке я обнаружил точно такой же свинокол, каким меня пытался порезать давешний зеленорожий орк, с ценником в четыре грота! Скеллинг и четыре пана, иными словами. Мра-ак.
И я ещё думал прикупить себе часы. «Простенькие», ага. Наивный. Это в прошлой жизни существовало такое понятие, как дешёвые или «одноразовые» вещи. Здесь же такого и в помине нет. А цены на самые простые карманные «щёлкалки», как их здесь называют, стартуют от трёх паундов. Но у таких часов не то что стекла на циферблате – у них даже минутной стрелки нет. А завода хватает лишь на двенадцать часов. Да и точность хода грубого механизма, упрятанного в пухлый медный корпус, оставляет желать лучшего. И это за полторы-то хрюкотуши!
Неделю я мотался по Граунду и его окрестностям, избегая лишь Дортмутских доков. Помнил же, каким образом прежний носитель моего нынешнего тела оказался на госпитальной койке – вот и берёгся. А так, покружил я по Тувору-Тувру изрядно: и местность изучил, и на жителей посмотрел, к здешним нравам да обычаям пригляделся. И не сказать, что всё понял и во всём разобрался, но чуть пообтесался, пообвыкся даже как-то за время своих вылазок, перестал головой как пропеллером крутить, хотя порой и ловил себя на том, что нет-нет, да и скошу любопытный взгляд то на очередной изыск местной краснокирпичной архитектуры, то на колдовство какого-нибудь лавочника, то на представителя невиданной мною прежде расы-племени… А таких тут хватало. Одними людьми да орками с хобгоблинами разнообразие здешних жителей не ограничивалось. И если те же хафлинги, скажем, выделялись в толпе лишь своим невеликим ростом да непременными «трудовыми мозолями», нависающими над пряжками широких поясов, то альвы и драу… Нет, про мужчин ничего не скажу, не мой интерес. Да и смотреть на них я желанием не горел. Одного высокомерно-пренебрежительного взгляда, брошенного на меня каким-то смуглокожим драу, хватило, чтобы понять – второго такого я не выдержу, и отвечу. Кулаком в наглую тёмную морду. Умеют же твари оскорбить без слов. А вот женщины остроухих своим видом порой вызывали у меня натуральную оторопь. Красивые они, изящные, но… неживые какие-то. Лица, словно маски каменные. Безэмоциональные, неподвижные, а в глазах – пустота. Ни радости, ни печали, ни озабоченности… ничего. Говорю же – скульптуры бездушные. Но красивые – да, этого у них не отнимешь.
И вот что интересно, ни одного альва или драу в Граунде я не встретил. В Рестэнде, когда к доктору Дорвичу на занятия шёл или обратно до дому от него плёлся, встречал. В окрестностях Восточного района они мне навстречу попадались. А вот здесь, в ближайшей округе, ни одного не видел. Такое впечатление, что среди них бедняков попросту нет! Среди людей, орков, хафлингов и тифлингов бедные есть, а среди альвов и драу – нет. Загадка.
Впрочем, что мне до них? У меня своих проблем хватает. И первая из них… да-да, деньги. Чую, ещё неделя, максимум, и доктор Дорвич прекратит наши занятия, по крайней мере, на постоянной основе. А значит, приток серебра в мои карманы, и без того не очень-то щедрый, и вовсе прекратится. Меня же такая перспектива совсем не радует. Потому, в общем-то, я и бегал всю неделю по округе как укушенный. Искал какую-никакую подработку, заодно и местность изучал. Жаль только, что ничего не нашёл. Лавочники от меня шарахаются, в конторах, как видят, сразу верещат, добберов зовут. В порт и вовсе не пустили. Без объяснений.
Хотел уж было вышибалой в какой-нибудь кабак устроиться… дохлый номер. Там уже всё занято, и уступать своё место какому-то новичку никто не собирается.
Собственно, трое таких вышибал мне этот факт и объяснили… ну, попытались, точнее. Дубинки-то я у них сразу отобрал, головами об стену треснул и ушёл. Но наниматься в кабаки Граунда зарёкся. Ещё бы! Все трое доброхотов были из разных заведений, причём именно тех, в которых я о работе и спрашивал. И вот ни на секунду не сомневаюсь, что в остальных припортовых питейнях меня встретят таким же образом, сообща. В общем, подумал я, почесал тыковку, да и отказался от мысли нарываться на ещё одну драку. Ведь кто знает, сколько народу работает в этом профсоюзе вообще, и сколько «вразумителей» они выставят против меня в следующий раз? Ладно, если троих – выдюжу. И, возможно, даже без потерь. А если их пятеро будет? А десять? И нужна мне такая лотерея? Хлопот много, а выхлопа едва на пару бобов наберётся. По крайней мере, кроме двух скеллигов мелочью да трёх добротных дубинок, с поверженных вышибал я ничего не получил. Да и дубинки им оставил. Всё ж рабочий инструмент, куда они без него?
Чем дольше я бегал по Граунду, и чем больше получал отказов, тем чаще начинал косить взглядом в сторону пресловутых Дортмутских доков. И ведь помнил, чем закончился последний поход моего предшественника в ту сторону, но куда деваться-то?
В общем, в начале третьей недели своей жизни в новом теле и мире, я плюнул на все свои опасения и решительно пересёк железнодорожные пути, отделявшие Граунд от доков. И гром не грянул, и молнией меня не шарахнуло. Да, собственно, и ничего другого не произошло. Более того, мне пришлось изрядно поплутать по пустынным проездам меж высоких глухих кирпичных заборов, прежде чем я наткнулся на первого прохожего. Впрочем, разговаривать он со мной не пожелал. Торопившийся куда-то мастеровой – то ли кобольд, то ли просто очень худой цверг с редкой бородёнкой, лишь смерил меня недовольным взглядом и, сбежав на другую сторону улицы, почесал прежним маршрутом. Молча. Шустрый такой, я даже вопроса задать не успел! Только рот открыл, глядь, а мой несостоявшийся собеседник уже по противоположной стороне улицы пылит. Ну, не гоняться же мне за ним? Плюнул, да и двинулся дальше. В конце концов, это же не последний живой обитатель доков, верно?
Петлять по здешним закоулкам мне пришлось долго. Часа два потратил, но в конце концов добрался до более оживлённых мест. Плутал-петлял – и наконец выпетлял, причём весьма неожиданно для самого себя. Впрочем, удивляться тут нечему. Несмотря на пустынные улицы, шума от заводских цехов в доках хватало, так что услышать гам оживлённой площади издалека было невозможно. Всё перекрывал грохот механизмов и гул машин, прячущихся за высокими кирпичными заборами. Вот так и вышло, что, вывернув из-за угла очередного лабаза, я внезапно оказался у края огромной площади, заставленной какими-то палатками, навесами и прилавками, меж которых сновали толпы самого разного люда. Этакий стихийный рынок в окружении суровых индустриальных зданий, дымящих многочисленными сигарами труб и невозмутимо глядящих подслеповато-пыльными окнами на суету бурлящей площади.
Честно говоря, расположение этого базара поначалу меня весьма сильно удивило. Ну, в самом деле, кто будет разворачивать торговлю среди заводских цехов и складов? Но, внимательно осмотревшись, вынужден был признать свою неправоту. Судя по всему, в своих петляниях по району доков я умудрился пройти его насквозь. Потому как на противоположной стороне площади царил уж совсем не индустриальный пейзаж. Никаких тебе высоченных заборов, цехов и лабазов. Нет, там начинался явный лабиринт кривых улочек, застроенных вполне жилыми домами разной степени ветхости, но одинаково чумазых от угольной пыли и сажи. И образованный ими район, взбирающийся по холму куда-то вверх, явно был побольше Граунда. По крайней мере, так казалось отсюда, от самого его подножия. Что ж, и это неплохо. Шансы найти здесь хоть какую-то работу растут.