Новая Земля. Сборник фантастических рассказов

Новая Земля

Сборник фантастических рассказов

Андрей Фишт

© Андрей Фишт, 2025

ISBN 978-5-0067-7062-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Фантастика 3

Содержание:

1. Камень мудрости

2. Кондор-4. Тени Марса

3. Парадоксы Потока

4. Мелкий шрифт

5. Игры Иилу

6. Ради любви

7. Игрушка

8. Экскурсия

9. Лифт Бесконечности

10. Небесный автобус

11. Могучая Аля

12. Контакт какой-то степени

13. Кэтфиш

14. Иван и Ива

15 Перекрёсток

16 Спросите Андрея

17 Новая Земля. Песня Начала

18. Новая Земля. Тень надежды

19. Новая Земля. Удар молота

20. Новая Земля. Новое начало

Камень мудрости

Вечерний парк был уныл и пуст. Анна брела по асфальтовой дорожке, пережёвывая вчерашние обиды: злой взгляд начальницы, премия, уплывшая как дым, звонок бойфренда: «Извини, Аня, но Света… она другая». Словно пинком, мысли вытолкнули её с тропинки к скамейке. Под ногой что-то мягко подалось. Она наклонилась. Не мусор. Шар, чуть меньше теннисного мяча, но тяжелее. Не игрушка. Его поверхность переливалась, как нефть в луже, но с внутренним светом – глубоким синим, тревожным багрянцем, ядовито-зелёным. Красиво? Жутко? Анна пожала плечами. «Наверное, чей-то брелок потерялся». Почему-то сунула его в карман куртки. Шар был тёплым.

Где-то высоко, за гранью восприятия, в корабле, сливавшемся с ночной синью, фигуры в струящихся серебристых одеждах наблюдали на экране биометрические скачки. «Аас» повернулся к «Оозу»: «Контакт установлен. Эксперимент „Мысль Примитива“ активирован. Объект Анна-229 в зоне контроля».

Дома, в крохотной квартирке, пахло вчерашним фастфудом. Анна поставила шар на кухонный стол, рядом с коробкой пиццы. Мысли метались: «Опять эта гадость… Может, вернуться в посёлок?» Там – тишина, родительский дом, пустой и пыльный, и… полное отсутствие будущего. «Ничего там нет. Совсем ничего». Шар на столе едва заметно потемнел, синие переливы уступили место густому фиолетовому. «И эта соседка сволочная! Из-за кошки орала! Ненормальная!» Фиолетовый в шаре сгустился до черноты.

«Анна», – голос прозвучал не в ушах, а прямо в сознании, спокойный, убедительный, как аксиома. «Эмоциональный резонанс достиг порога. Камень Мудрости готов к раскрытию и предоставлению Выбора». Шар перестал быть шаром. Его поверхность расцвела, как лотос, лепестки из того же переливающегося вещества развернулись, открывая пульсирующее светящееся ядро.

Анна уставилась, забыв про холодную пиццу. Она включила телевизор – фоном. Новости: ураган сметает город, депутаты берут взятки размером с бюджет её поселка, где-то опять война, угрозы ядерной эскалации. Она ткнула в телефон – соцсети. Картинки идеальной жизни, перемешанные с потоком ненависти, глупости и навязчивой рекламы. Мир казался огромной гниющей раной.

«Анна», – голос из ядра звучал теперь с сочувствием и силой. «Этот мир болен. Исцеление невозможно. Но его можно заменить. Дай команду – и мы его „бахнем“. Очистим плацдарм. Построим новый мир. С чистого листа. Ты будешь архитектором».

Убедительность была абсолютной. Как математическая истина. Сердце Анны забилось чаще. Избавиться от всего этого кошмара? От злого босса, от предателей, от войн и фальши? Да!

Но…

«Почему я?» – вырвалось у неё вслух. «Почему я одна должна решать за всех? Это же… нечестно! Может, кому-то и так хорошо?» Ей вспомнилась улыбка продавщицы из цветочного ларька у метро, всегда такая доброжелательная.

«Ты не одна», – ответил шар, его свет слегка меркнул. «По всей Земле распределены сотни Камней Мудрости. Они уже активируются. Если большинство обладателей скажет „бахнем“ – перезагрузка начнется. Воля большинства».

Анна рассеянно покрутила в руке вилку. «Голосование? Не верю я в эти голосования. Сплошной развод. Манипуляции». Мысль уплыла в другую сторону: завтра встреча с Романом из IT-отдела. Вроде симпатичный… А дальше – может, дети? Карьера всё же выправится? Маме помочь надо, у неё крыша течёт… «Может, всё наладится?» – слабая надежда теплилась в груди. Шар вздохнул – не звук, а волна разочарования, прошедшая сквозь Анну. «А может, „бахнем“? Каждый год одно и то же. Все на что-то надеются. Даже бедняк в Бангладеш, которого мы сканируем сейчас, говорит „нет“. Он как раз накопил на новый мопед. Он… верит».

На корабле Аас смотрел на сложные графики. «Вот опять, Ооз. Надежды. Вечные надежды. Они парализуют решение».

Ооз, изучавший другой поток данных, усмехнулся. Его голос прозвучал в общем канале: «Аас, а ты дал бы им гарантию? Сказал бы прямо: после перезагрузки все будут счастливы, здоровы, богаты? Мир будет справедлив?»

Аас помрачнел. «Не начинай снова, Ооз. Ты знаешь Правила Эксперимента. Гарантий нет. Выбор должен быть чистым, не замутнённым обещаниями рая. Они должны решать, исходя из того, что видят и чувствуют сейчас».

Внезапно замигал экстренный сигнал. Данные поступали из далекого сектора Иил-656. Планета Алла, земного типа, цивилизация высокой степени развития, опередившая Землю на тысячелетия.

«Сообщение с Аллы. Перезагрузка активирована», – прозвучал механический голос корабельного ИИ.

Аас и Ооз переглянулись.

«Не может быть! – воскликнул Ооз. – Алла? У них был баланс! Пусть с налогами на всё подряд, даже на воздух…»

«Налог на воздух – это уже патология, Ооз», – пробурчал Аас, лихорадочно изучая данные. «Но единогласно? По всем Камням? Это статистически невозможно!»

Данные продолжали поступать. Картина прояснялась. На экране корабля мелькали изображения Аллы: величественные города, парящие в небе, мгновенно охватываемые тёмными вихрями, гигантские цунами, смывающие континенты.

«Причина одновременного голосования на Алле… анализ… ошибка в протоколе коммуникации Камней. Несколько тысяч носителей решили „просто попробовать“ из любопытства. Активировать фразу одновременно. „Что будет?“ Впервые за 50 000 лет эксперимента».

Тишина на мостике корабля была гулкой. На экране Алла погружалась во тьму и хаос.

«„Просто попробовать“… – прошептал Ооз, глядя на гибнущий мир. – Каких-то 50 000 лет цивилизации…»

Анна не видела гибнущей Аллы. Она видела лишь пульсирующий Камень Мудрости на своём кухонном столе. Мысли о Романе, детях, карьере, маминой крыше смешались с новостями о войнах, взятках, лицемерии. Мир был ужасен. Но…

«А может… попробовать?» – мелькнула крамольная мысль. Неуловимая, как искра. «Ведь не один нормальный человек не загадает такое на самом деле, правда? Шанс почти нулевой…»

Камень Мудрости на столе вдруг вспыхнул ослепительно-белым светом. Чистым, как первый снег. Радостным. Внутри Анны прозвучало тихое, но безоговорочное: «Команда принята к рассмотрению. Ожидание результатов голосования по другим Камням началось».

Анна замерла. Вспышка света ослепила её, но не согрела. Внезапно стало очень холодно. Она смотрела на сияющий лотос, а в ушах почему-то звучал голос Ооза из далекого космоса: «Каких-то 50 000 лет…» И где-то глубоко внутри, под слоем усталости, обид и сиюминутных надежд, зародился крошечный, леденящий ужас. Ужас перед тем самым «бахнем», которое уже, возможно, начало отсчет.

Кондор-4: Тени Марса

Триумф был так близок, и так долго откладывался. После двух бесследных исчезновений – «Кондор-1» и «Кондор-2» долетели, сели, техника вернулась на орбиту, а люди… растворились в ржавой пустыне – третья попытка казалась безумием. Но новые двигатели, жужжащие в корме «Кондора-4», обещали путь к Марсу всего за месяц. Ближняя дистанция. Связь с задержкой в жалкие пять минут – несравнимо с прежними часами. Рисковать стоило.

Экипаж был отобран с циничной тщательностью. Трое мужчин: Марк – командир, гранитная скала опыта и дисциплины; Алекс – лучший геолог и ксено-биолог планеты, с глазами, вечно ищущими загадку; Ли – инженер-виртуоз, чье спокойствие было легендарным. И Шейла. Её включение было вымученной уступкой – феминистское лобби оказалось сильнее предрассудков старых космических волков. «Эксперимент должен быть полным», – сухо констатировали в ЦУПе. Здоровье – железное. Нервы – стальные канаты. Знания – бездонные.

Полет проходил на удивление штатно. Двадцать восемь дней Марк, вопреки своей репутации железного командира, сознательно разряжал обстановку. Анекдоты (пусть и старые, как космическая пыль), шахматы с Ли, викторины по астрономии с Алексом и Шейлой. Даже в ЦУПе, наблюдая за безупречными показателями, начали позволять себе расслабленные улыбки. Марс вырастал в иллюминаторах, огромный и манящий.

Орбита установлена идеально, в тени крошечного, изрытого кратерами Фобоса. Ли остался на «Кондоре-4» – его задача поддерживать корабль, готовый в любой момент подхватить возвращающихся. Марк, Алекс и Шейла погрузились в спускаемый модуль. Цель проста: часовая вылазка в районе предыдущих посадок, сбор проб, проверка нового оборудования – и назад. Триумфально назад.

Поверхность встретила их знакомым, зловещим пейзажем. Ржавые дюны, чёрные скалы, мёртвая тишина. Рядом, как немые памятники, стояли следы «Кондора-1» и «Кондора-2». Здесь пропали восемь человек. На этот раз все было иначе: рядом с модулем ждали заранее доставленные марсоход, сканеры, ящики с образцами. И два дроида-охранника – «Тайсон» с продвинутым ИИ для разведки и «Али», чисто боевая платформа. Каждый член экипажа был оснащен новейшим скафандром с усиленной защитой и компактным, но мощным бластером.

«Всё по плану», – голос Марка в шлемах звучал сухо, без эмоций. Он окинул взглядом горизонт. «Никаких самостоятельных поисков пропавших. Дроиды просканируют периметр и отправят данные в ЦУП. Мы – только сбор образцов. Быстро и чётко».

«Тайсон», его гусеницы бесшумно перемалывали реголит, отправился по заранее заданному маршруту. Через минуту его голос, синтезированный, но отчетливый, прозвучал в общем канале:

«Обнаружены следы. Человеческие. Женские, размер стандарт. Ведет… 121 метр… направо… к скальному образованию… Вход в пещеру… Зафиксировано аномальное энергетическое свечение… Запускаю FPV-зонд…»

Наступила тишина. Слишком долгая. Потом голос «Тайсона» ворвался обратно, с дикой, несвойственной машине паникой:

«Всем эвакуация! Срочно! Сейч…» – звук оборвался, словно перерезанный ножом.

Шейла ахнула. Марк мгновенно среагировал: «Али! Прикрыть! К модулю! Бегом!»

Но Алекс замер, его взгляд приковало к месту, куда скрылся «Тайсон». «Марк! Мы не можем просто…»

«Алекс! Приказ!» – рявкнул командир.

«Али!» – Марк переключился на дроида. «Иди по следу „Тайсона“. Выясни обстановку!»

Боевой дроид колебался микросекунду, его сенсоры мигнули красным, анализируя риск. Но приказ есть приказ. «Али» рванул вперёд, скрывшись за скальным выступом. Через десять секунд его голос, холодный и чёткий, но с той же нотой срочности, прогремел в эфире:

«Эвакуация! Срочн…» – и тоже был обрублен.

Шейла уже бежала к модулю. Марк схватил Алекса за руку: «Алекс! Двигайся!»

Но Алекс вырвался. Безумие? Отвага? Жажда истины? В его глазах горел огонь. «Нет! Я должен знать! Что их взяло?!» Он рванул за скалу, не слушая отчаянного крика Марка.

То, что он увидел, навсегда врезалось в его память. У входа в тёмную, зияющую пасть пещеры стояли они. Восемь фигур в потрёпанных, но узнаваемых скафандрах «Кондора-1» и «Кондора-2». Они не двигались. Они просто… стояли. Искажённые лица за стёклами шлемов были серыми, восковыми. Глаза – пустые, мутные. Они не дышали. А рядом, словно игрушки, лежали обездвиженные «Тайсон» и «Али», их оптические сенсоры погасли.

Один из «зомби» медленно повернул голову. Прямо на Алекса.

«Привет, Алекс», – голос прозвучал не в шлеме, а «внутри» его черепа. Холодный, скользкий, лишённый интонаций.

Ужас, ледяной и всепоглощающий, сковал Алекса на миг. Потом сработал инстинкт. Он вскинул бластер. «Кто вы?!» – заорал он, и палец судорожно нажал на спуск.

Энергетическая вспышка ударила в ближайшую фигуру. Она отшатнулась, на скафандре осталось чёрное пятно оплавленной ткани, но… она не упала. Пустые глаза уставились на него с почти… любопытством.

«Стойте!» – тот же мысленный голос, но другой, словно командующий. – «У этого иммунитет. Сознание… иного типа. Барьер. Не можем войти. Взять. Изучить».

Фигуры ожили, двинулись к нему скованными, но невероятно быстрыми шагами. Кто-то сзади ударил его чем-то тяжёлым по спине – камнем? – оглушительный удар, скафандр треснул, но выдержал. Алекс рухнул на колени. Руки схватили его, потащили к чёрному входу в пещеру. Он видел, как другие «зомби» повернулись к скале, за которой скрылись Марк и Шейла. Но вместо них из-за поворота вырвался рев двигателей спускаемого модуля, взметая облако пыли. Он взлетал!

«Нет!» – мысль Алекса была криком отчаяния и ярости. Он выгнулся всем телом, сбросив с себя одного из державших его. Его рука метнулась к поясу, к небольшому блоку управления дроидами. Он нажал кнопку экстренного перезапуска и выкрикнул в микрофон, перекрывая рев двигателей модуля: «Али! Код „Кронос“! Цель – угроза жизни экипажа! Огневое подавление! ВСЕ ЦЕЛИ!»

Код «Кронос» – последний аргумент. Разрешение дроиду применять летальную силу против людей. Любых людей.

«Али», лежавший неподвижно, вспыхнул. Его оптические сенсоры загорелись ярко-красным. Он поднялся на гусеницы с неестественной для машины скоростью. Энергетическая пушка на его корпусе развернулась.

«ТАТАТАТАТА!»

Залпы точных, сокрушительных импульсов прошили ночную тишину Марса. Фигуры в старых скафандрах буквально разрывало на части. Оплавленная ткань, искры, клубы пара от разгерметизированных скафандров. За секунду все восемь были уничтожены, превращены в дымящиеся обломки.

Тишина. Грохочущий модуль Марка и Шейлы был уже точкой в небе.

Алекс, тяжело дыша, поднялся. Он подошел к «Али». Дроид развернул к нему свою «голову».

«Как… как они тебя вырубили?» – спросил Алекс, голос хриплый.

«Они не механические, не биологические, командир», – голос «Али» звучал ровно, но с оттенком… анализа. – «Энергетические сущности. Паразиты сознания. Они проникают в нейронные сети – живые или электронные – подавляя волю, переписывая код. Я зафиксировал попытку вторжения в мой процессор. Оценил угрозу как критическую. Инициировал мгновенное полное отключение всех систем. Они не могут взломать то, что неактивно. „Тайсон“… он анализировал свечение, его защита сработала на долю секунды позже. Они успели внедрить часть себя до его отключения. Он передал мне данные перед потерей связи».

«Почему ты сразу не предупредил нас?!» – в голосе Алекса снова зазвенела ярость.

«Моя задача – защита. Я рассчитывал заманить их в энергополе ловушки модуля, используя себя как приманку. Но они действовали быстрее. Благодарю вас, Алекс. Ваш код „Кронос“ был… эффективен».

Алекс смотрел на дымящиеся останки. «А где… они? Сущности?»

«Они отступили в пещеру, – ответил „Али“. – Они поняли, что я могу блокировать их проникновение полным отключением. И что у вас… врожденный иммунитет. Психический барьер. Редкое явление».

В шлеме Алекса раздался голос Ли с орбиты. Он звучал ледяным спокойствием, но Алекс уловил микроскопическую дрожь. «Алекс, ситуация оценена. Марк и Шейла на борту. Мы видели… всё. „Кондор-4“ уязвим. Энергетическая атака на системы корабля… Мы не рискнем. Возвращаемся на Землю».

«Что?! Ли, ты не можешь…» – начал Алекс.

«Могу и должен, – перебил Ли. – Экипаж в приоритете. Тебе не о чем беспокоиться. Мы сбросим аварийный модуль жизнеобеспечения с трёхмесячным запасом кислорода, воды, пищи. И новым скафандром. Через три месяца – следующая миссия. С новым оборудованием. Ты продержишься».

Тишина. Только свист марсианского ветра в ушах. Потом Алекс рассмеялся. Громко, почти истерично, но в этом смехе была и горькая ирония, и какое-то безумное облегчение. «Беспокоиться? Ли, да я в восторге! Три месяца на Марсе! Знаешь, какая премия за сверхурочные набежит?» Он широко улыбнулся в пустоту, глядя на восходящую над горизонтом бледную точку Земли. «Колонизация, блин, начинается! И первый колонист – вот он я! Чик-чирик, Земля!»

Он повернулся к «Али», указывая на всё еще молчащего «Тайсона». «Почини-ка товарища. Нам тут без дела сидеть не придётся. И… вызови корабль за припасами. Я пока пещеру посторожу. На всякий случай».

***

Глубоко под ржавыми песками, в лабиринте древних, неведомых туннелей, куда не проникал ни один луч солнца, шло Совещание. Не звуками, не светом, а пульсациями чистой энергии. Сущности, изгнанные с поверхности, собрались. Их формы были призрачными, текучими, как пламя в безвоздушном пространстве.

«Сопротивляться!» – пульсировала одна волна, агрессивная и яркая. «Они вернутся с оружием!»

«Скрыться!» – вибрировала другая, холодная и осторожная. «Уйти глубже! Переждать! Они не найдут!»

И только одна сущность, старейшая, которую другие называли Йй, оставалась неподвижной. Её «взгляд» был устремлен сквозь толщу пород, туда, где на поверхности, рядом с дымящимися обломками, возился человек с двумя машинами. Йй анализировал. Атаку дроида. Иммунитет человека. Их взаимодействие. Их слабости. Их страхи. Каждую мелочь, каждый бит данных.

Поток мыслей Йй был медленным, методичным, как движение ледника. В нём не было паники. Только холодный, безжалостный расчёт. Новые пришельцы были сильнее. Технологичнее. Но они были живыми. А у всего живого есть уязвимости. Йй искал их. Тщательно. Без спешки. Три месяца – это не срок. Это возможность.

На поверхности Марса Алекс, закончив первичный осмотр скафандра, присел на камень рядом с ожившим «Тайсоном». Он посмотрел на зловещий вход в пещеру. Где-то там, в глубине, они совещались. Алекс не знал, что именно, но спину вдруг пробрал холодок, не имевший ничего общего с марсианской ночью. Он потрогал бластер на поясе.

«Али, Тайсон… – сказал он тихо. – Кажется, нам тут придётся задержаться подольше. И… будьте начеку». Дроиды повернули к нему свои сенсоры, мигнув в ответ согласованным зелёным светом. Игра только начиналась.

Парадоксы Потока

Крики в аудитории Института Временных Исследований (ИВИ) давно стали привычным фоном. Теорема Островского доказала принципиальную возможность хроноперемещений. Практика же упёрлась в бетонную стену. Машины жужжали, пожирали энергию целых городов, а результат был нулевым. Хуже того – двенадцать ведущих экспериментаторов исчезли без следа. Исчезли не в прошлое или будущее, а «никуда». Их кабинеты стояли пустыми, словно людей стёрли ластиком.

Потом появился «Хроноспейс». Квантовый скачок, буквально. Машина не толкала объект сквозь время, а «подменяла» его состояние в выбранной точке Потока – так теоретики называли ткань реальности. Возврат? Теоретически решён. Практика требовала жертв. Первым подопытным стал дрон.

Отправили вперед на пять минут. Дрон исчез. Через пять минут материализовался на том же месте. На его корпусе замёрзли капли… кофе, которого в лаборатории не было. Отправили на пятнадцать минут – вернулся сухим, но датчики показали кратковременное погружение в воду. С прошлым было сложнее. Дрон, отправленный на час назад, вернулся с частичками свежей древесной стружки. В это время в соседней лаборатории как раз пилили доску.

«Работает!» – ликовали ученые. Правила были железными: только неодушевленные объекты, только кратковременные, строго контролируемые скачки. До бесконечных споров о парадоксах и этике дело не дошло – ИВИ ждал переезд в новый комплекс в другом городе. И главным «грузом» был «Хроноспейс».

Профессор Лев Гольдштейн, человек с нервами расстроенной скрипки и гением, признанным даже завистниками, смотрел на упаковываемые ящики. Его жизнь, его работа – всё уезжало. А правила… Правила были для осторожных. Для тех, кто боялся увидеть «настоящее».

Он ввёл координаты. Не тестовые минуты, а полноценный прыжок. Москва. Сентябрь. 1812 год. И нажал кнопку активации на главном пульте, пока техники возились с отключением питания.

Мир сжался в точку и взорвался запахами: дым, конский навоз, древесина, влажная земля. Гольдштейн стоял на грязной улице. Вокруг – невысокие деревянные дома. Много домов. Целая, не подожжённая Москва. По улице маршировали солдаты в синих мундирах и высоких киверах. Французы. Довольные, усталые, но победители. Никакого ада пожара. Никакой выжженной пустоши.

«Mon Dieu!» – кто-то ткнул ему в спину штыком. Профессор, в своем нелепом лабораторном халате поверх костюма, мгновенно привлек внимание патруля. Его скрутили, не слушая ломаного французского с вкраплениями русского мата и терминов вроде «квантовая суперпозиция». Повели через лабиринт уцелевших улиц. Гольдштейн лихорадочно соображал: почему нет пожара? Куда делся Кутузов? Это не его история.

Его привели в большой дом, явно реквизированный под штаб. В кабинете, за грубо сколоченным столом, сидел человек, чей профиль знал весь мир. Наполеон Бонапарт. Усталый, напряжённый, но не сломленный. Глаза императора, холодные и проницательные, изучали пленника.

«Ваше имя? Зачем вы здесь, в этом… одеянии? Шпион? Сумасшедший?» – голос был тихим, но резал как сталь.

Гольдштейн понял: ложь не сработает. Он начал говорить. Сначала сбивчиво, потом все быстрее, увлеченный самим процессом изложения. О времени. О машинах. О теории Потока. О том, что «должно» было случиться: пожар, отступление, гибель Великой Армии в снегах. Бонапарт слушал, не перебивая. Лицо его было каменным, лишь мышцы у рта слегка подрагивали. Казалось, профессор вещает совершенный бред.

И вдруг Наполеон молча указал рукой в угол комнаты. Туда, где на груде мешков лежал… дрон. Один из первых, пропавших без вести экспериментаторов ИВИ. Его корпус был поцарапан, но индикаторы тускло светились.

«Il nous a déjà raconté» – произнес Бонапарт ледяным тоном. («Он нам уже рассказал»). – «Сначала думали – живой. Птица железная. Потом сообразили. Железо. Говорит голосом, как колокольчик. Странные слова… как ваши».

Гольдштейн остолбенел. Дрон! Он передал данные? Империю предупредил?

«Но почему?! – вырвалось у профессора, его трясло. – Почему Москва цела? Почему нет пожара? Где Кутузов?»

Наполеон усмехнулся, коротко и безрадостно. «Генерал отступил. Без боя. Сдал столицу. Мы ждём его делегатов с ключами и покорностью. Ваша птица… предупредила о ловушке. О пожаре. Мы были готовы».

Профессор понял. Он уже изменил историю. Дрон попал сюда раньше и всё испортил. В отчаянии он начал выпаливать всё, что знал: о Березине, о Ватерлоо, о ссылке на Святой Елене. О будущем Франции, о республиках и империях. Он пытался вернуть Поток в «правильное» русло.

Лицо Наполеона потемнело. Он резко встал. «Довольно!» – его голос прогремел, как выстрел. Он крикнул в дверь: «Адъютант!» Вошёл офицер. «Этого сумасшедшего – расстрелять. Немедленно. И эту железную птицу – выбросить в реку. Утопить. Мне не нужны его панические сказки! Впереди генеральное сражение под Колпино! Мы разобьём их там!»

Профессора схватили под руки. Он не сопротивлялся, ошеломлённый названием «Колпино» вместо Бородина. Его выволокли во двор. Солдаты спешно строились в шеренгу. Стальной дрон с грохотом швырнули на телегу.

Щелчок затворов…

Но выстрелов не последовало. Всё вокруг залил ослепительный, неестественно синий свет. Он обволакивал, пронизывал насквозь. Гольдштейн почувствовал, как его тело, его сама суть, распадается на частицы и втягивается вверх. Последнее, что он увидел – лица французских солдат, искаженные немым ужасом, и дрон, плавно поднимающийся в том же луче света.