Тропа между тенями

Магистр кивнул мне, и я почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Плакат с моим лицом горел свежими чернилами на стене, будто насмехался. Я сунул руку под соломенную подстилку на своей лежанке, нащупал маленький кожаный мешочек с семенами матери и, крепко сжав его в кулаке, спрятал во внутренний карман плаща. Руны, вырезанные на мешочке, были единственным, что связывало меня с мамой, с болотами, с прошлым – и единственной вещью, которую я хотел сохранить любой ценой. Но Лорн ждал, и я шагнул к колодцу.

Перекладины колодца липли ржавчиной к пальцам, пачкая руки. Я лез вверх, чувствуя, как сырость оседает на выбритой голове. Во дворе гостиницы Дарина пахло гнилью и мокрой землей, но у люка стояла корзина с булками, еще теплыми, завернутыми в грубую тряпку. Дарин, как всегда, прикрывал гильдию, заказывая еду для «постояльцев». Лорн шел впереди, его шаги были быстрыми, уверенными, а я старался не отставать, хотя ноги казались свинцовыми. Улицы Велграда уже кипели жизнью: телеги двигались, торговцы орали, а запах тухлой рыбы, чего-то кислого и дыма очагов бил в ноздри. Я натянул капюшон, рука невольно прижимала к груди бесценный мешочек, боясь, что кто-то узнает мое лицо, но взгляды прохожих скользили сквозь меня, будто не замечая.

Мы свернули в узкий переулок, где дома стояли так близко, что почти касались крышами, скрывая небо. Стены, покрытые трещинами и пятнами копоти, выглядели очень старыми. Над головами висели веревки с бельем, что колыхалось, как флаги. Лорн остановился у лавки с потрепанной вывеской, на которой угадывались выцветшие мотки ниток, нарисованные когда-то яркой краской. «Лавка Миры». Он толкнул дверь, и колокольчик звякнул, как предупреждение.

Внутри было тесно, воздух пропитался запахом крашеной ткани, воска и чего-то кисловатого, будто старого вина. Полки ломились от рулонов: грубый лен соседствовал с лоснящимся шелком. В одном углу, на специальной подставке, переливался всеми оттенками заката отрез тяжелого бархата, расшитый золотыми драконами – явно заказ для очень богатого или знатного клиента. На прилавке лежали мотки ниток всех цветов – от угольно-черного до алого, как кровь, – рядом с иглами, кусками кружева и катушками, что блестели, как монеты. В углу громоздилась корзина с обрезками, а над ней висел старый гобелен, выцветший, но все еще хранивший узор с цветами. Мира, худая женщина с острыми скулами и седеющими волосами, заплетенными в тугую косу, подняла глаза от счета. Ее пальцы, сухие, как ветки, унизанные несколькими простыми серебряными кольцами, замерли над листом бумаги, где она писала цифры. Ее взгляд скользнул по мне, будто прикидывая, сколько я стою, и остановился на Лорне.

– Лорн, – она кивнула, голос был сух, как ее руки. – Опять мальчишек таскаешь? Этот хоть не сбежит, как прошлый?

Лорн положил руку мне на плечо, и я вздрогнул, чувствуя его крепкие пальцы.

– Это Тень, – сказал он, и его голос был ровным, но с легкой насмешкой. – Мальчик, который однажды сделает заказ. Присмотрись к нему, Мира.

Мира усмехнулась, ее глаза сузились, как у кошки, что видит мышь:

– Заказчик, значит? Хлипкий для твоих дел, Лорн. Кожа да кости, да еще этот плащ – будто с мертвеца. Надеюсь, он не споткнется о собственные ноги, если придется бежать.

Я стиснул зубы, щеки горели, но Лорн только фыркнул, скрестив руки:

– Он научится. Твои ткани все еще лучшие в Велграде, Мира? Скоро пришлю Ветку за партией – размеры как обычно. И еще один комплект сделай на мальчика.

Мира махнула рукой, возвращаясь к своим записям, но ее взгляд задержался на мне, будто проверяя, не тресну ли я под ним.

– Хорошо, только в долг ничего не дам, – буркнула она. – И без стражи за плечами. Ко мне сегодня приходили люди Гедрика. Расспрашивали, не знаю ли я чего о малолетнем убийце, а также слышала ли я что-то про шпионов Солверии в городе. Откуда мне, простой торговке, знать о таких вещах? Знай, что я больше не хочу видеть ни Гедрика, ни его людей у своей двери.

Я сглотнул, опять это имя… Его лицо – худое, с острыми скулами, с глазами, что резали, как лезвия, – вспыхнуло в памяти. Лорн кивнул, не меняясь в лице, и толкнул меня к выходу. Колокольчик звякнул снова, и мы оказались на улице, где гомон Велграда бил в уши.

Лорн повел меня дальше, через переулок, пахнущий кожей и маслом. Дома здесь были неприглядные, с покосившимися ставнями, а под ногами хлюпала грязь, смешанная с опилками. Над нами скрипела вывеска лавки, где торговали горшками, и старуха, сидя у порога, споро орудовала ножом, чистя рыбу. Лорн шел быстро, а я едва поспевал, чувствуя, как пот стекает под полами плаща. Улица ожила: на моих глазах солдат в сером толкнул облаченного в черное гвардейца с желтыми коронами на груди. Они ругались, перекрикивая скрип телег. Один гвардеец сплюнул и пнул бочку, которая покатилась, расплескивая мутную воду, что залила сапоги прохожих. Те шарахались, кто-то выругался. Лорн, не сбавляя шага, пробурчал:

– Боюсь, скоро дойдет до мечей. Не глазей, Тень.

Низкая мастерская Стэка была окружена закопченными стенами с выцветшей вывеской, хранящей еле угадывающийся меч, стертый дождями. Дверь скрипнула, выпуская жаркий воздух, пахнущий железом, маслом и углем. Внутри пол был усыпан хрустящей под ногами стружкой, цепляющейся за сапоги, а вдоль стен громоздились ящики, набитые болтами, ножами и наконечниками стрел. В одном из ящиков я заметил груду экзотического вида зазубренных метательных дисков, которые явно не пользовались спросом у городской стражи. Полки хранили блестящие клинки – от коротких кинжалов, так любимых Веткой, до длинных, с рукоятями, обмотанными потертой кожей. Горн в центре пылал, обжигая лицо жаром, а над ним висел черный от копоти молот. Стена держала ржавую, но крепкую, несмотря на годы, цепь, а в углу тлела дымящая куча угля, щиплющая глаза. У стены стояла массивная наковальня, вся в выбоинах и отметинах, а рядом – бочка с водой, от которой шел пар, когда Стэк остужал раскаленный металл. Широкоплечий Стэк правил короткий клинок, стоя у горна. Его лицо, покрытое сетью шрамов, напоминало старую карту. Искры сыпались на пол, пока мутные, как старое стекло, глаза на секунду остановились на мне.

– Это кто? – прогундосил он, не отрываясь от лезвия.

– Тень, – твердо сказал Лорн. – Будущий заказчик. Запомни его, Стэк.

Хохот Стэка заглушил шипящий горн, сапог его топнул, взметнув стружку:

– Заказчик? Да он едва на ногах стоит! Лорн, твои новички все мельче, скоро младенцев таскать будешь.

Мои кулаки сжались, кровь запульсировала в висках, и я сказал:

– Чем громче смех, тем беззащитнее горло…

Оба мужчины оставили мои слова без ответа, будто я и вовсе молчал.

Лорн пожал плечами, усмехаясь:

– Он вырастет. Скоро пришлю за клинками – по две пары коротких, как любит Ветка. И еще… – он кивнул на меня, – подбери ему нож. Попроще, для тренировки.

Стэк крякнул, отложив клинок. Его пальцы, черные от сажи, почесали подбородок:

– Для тренировки, значит? Тогда старье какое-нибудь сойдет, верно?

Лорн кивнул, скрестив руки:

– Сойдет. Лишь бы руку набивал.

Стэк прошаркал к столу, заваленному болтами и обрезками кожи, и выдвинул из-под него небольшой ящик. Дерево скрипнуло, обнажая невзрачную кучу: несколько ножей, затупленный меч с потрескавшейся рукоятью и одинокий наконечник копья, покрытый ржавыми пятнами. Стэк порылся, бурча под нос, и выхватил три ножа, швырнув их на стол передо мной. Они звякнули, подняв облачко пыли.

– Выбирай, малец, – прогундосил он, скалясь.

Первый – охотничий, с широким лезвием, потемневшим от времени, рукоять обмотана вытертой кожей. Второй – с гравировкой, цветы и листья, но лезвие покрыто царапинами, будто его точили о камни. Третий – самый маленький, полностью черный, от клинка до рукояти, будто вырезан из угля. На рукояти я заметил символ – каплю, высеченную так тонко, что едва угадывалась. Мой взгляд замер. Я мельком взглянул на свою руку – та же капля, спрятанная под рукавом, горела, как клеймо. Случайность? Нет, это не могло быть случайностью. Я протянул руку и взял черный нож. Он лег в ладонь, холодный, легкий, будто часть меня.

Стэк хмыкнул, его брови поползли вверх:

– Этот? Да он хлипкий, как ты сам. Ладно, бери, подарю. Все равно никому не нужен.

Лорн шагнул ближе, его взгляд скользнул по ножу, губы сжались в тонкую линию. Видно, он не разделял мой выбор. Лорн выхватил нож из моих пальцев.

– Позже, – сказал он. – Я сам принесу его домой. Не нужно тебе пока что с ним по улицам шататься.

Я открыл рот, чтобы возразить, но его глаза пригвоздили меня к месту. Стэк пожал плечами, возвращаясь к горну, и пробурчал:

– Как знаешь, Лорн. Только не потеряй, а то малец будет ныть.

Мгновение – и нож пропал в складках плаща Лорна. Магистр кивнул Стэку:

– Говорят, соседей твоих размолотили в щепки, ищут шпионов.

Стэк крякнул, махнув рукой:

– Слышал. Пусть ищут, мне плевать, лишь бы ко мне не лезли.

Мы вышли, дверь скрипнула за нашими спинами. Людская толпа текла, многоголосая и шумная. Солдаты и гвардейцы куда-то пропали. Лорн остановился, взгляд пробежал по переулкам, будто выискивая тени.

– Жди здесь, Тень, – сказал он твердо. – Если долго не вернусь, иди в гостиницу. Сам дорогу найдешь? Если что-то покажется опасным, то тоже не стой столбом, а сматывайся.

Он исчез в толпе, плащ мелькнул и пропал. Я прижался к стене, сжимая кулаки и стараясь выровнять дыхание. Гомон рынка, звон наковальни и скрип телег давили на виски. Я был никем – тенью, но плакат с моим лицом также висел в пещере. Теперь еще этот нож с символом богини… Каждый взгляд проходящих мимо заставлял меня сжиматься, чтобы казаться как можно меньше. Я стиснул зубы, стараясь дышать ровно.

– Эй, ты чего тут как столб? – раздался звонкий голос.

Я вздрогнул. Передо мной стоял мальчишка, худой, с растрепанными темными волосами и глазами, блестящими, с огоньками веселья. Его лицо, покрытое веснушками, светилось озорной улыбкой, а лохмотья, что служили одеждой, были залатаны десятком заплат. За ним толпились и шумели еще пятеро – трое мальчиков и две девочки, все в потрепанных рубахах, но с улыбками, будто им нечего терять. Я вспомнил их. Именно этих детей я видел в свой первый день на рынке, когда попался в лапы купца. Мальчишка, что заговорил, ткнул меня в плечо:

– Я Тай. А ты кто? Родня Дарина?

Я сглотнул, не зная, что ответить. Их лица были открыты, без насмешки, без угрозы. Впервые за месяцы кто-то смотрел на меня не как на добычу, не как на плакат. Их смех и беззаботное веселье – это было как глоток воды знойным днем.

– Тен… – начал я и осекся. «Тень» звучало слишком мрачно, слишком чуждо для обычных людей. – Тэн. Меня зовут Тэн.

Тай ухмыльнулся, показав щербатый зуб, и хлопнул меня по плечу:

– Странный, но вроде свой. Пойдем, Тэн, с нами! Ты умеешь играть в «камни»?

Сироты засмеялись, и я, сам не зная почему, улыбнулся. Они потащили меня за собой через переулки, где пахло кожей и гнилью, мимо телег и орущих торговцев. Тай шел впереди, его шаги были легкими, будто он танцевал, а за ним бежала Лиска – девочка лет двенадцати, с темными косичками и глазами, что сверкали, как у кошки. Она двигалась ловко, ее пальцы мелькали, и я заметил, как она незаметно смахнула яблоко с телеги, спрятав его в карман. Клек, высокий мальчишка с длинными руками, хохотал, его голос был хриплым, как у ворона. Рядом семенил Птах, маленький, с лицом, покрытым грязью, но с улыбкой, что не сходила, даже когда он споткнулся. Последними шли Сойка, девочка с тихим голосом и серыми глазами, что смотрели так, будто замечали больше, чем другие, и Шепот – худой, с бледной кожей и взглядом, что бегал, как мышь в поисках щели.

Мы выбежали к парку. Он выглядел иначе, чем другие места в городе – это было тихое место, где Велград будто затаил дыхание. Старые колонны, поросшие мхом, стояли вдоль дорожек, их тени падали на траву, усыпанную желтыми листьями. Деревья, высокие, с ветвями, что качались на ветру, окружали поляну, где журчал фонтан. Его вода, чистая, как стекло, плескалась в каменной чаше, вырезанной с узорами, что стерлись от времени. Солнце пробивалось сквозь листву, бросая пятна света на землю, а воздух пах травой, сыростью и чем-то сладким. Здесь прохаживались лишь редкие прохожие: женщины с корзинами, переговаривающиеся шепотом, старики, опирающиеся на палки, их шаги шуршали по гравию. Ни стражи, ни гвардейцев – только покой, какого я не знал с болот. Трава, мягкая, чуть влажная, скрипела под ногами, а у фонтана росли мелкие белые цветы, их лепестки дрожали на ветру.

Тай кинул камень в фонтан, и брызги разлетелись, поймав свет.

– Попади лучше, Тэн! – крикнул он, толкнув меня в плечо.

Я взял камень, шершавый, теплый от солнца, и бросил. Он плюхнулся в воду, подняв волну. Лиска захохотала, ее косички подпрыгнули:

– Тэн, ты бросаешь, как младенец! Смотри, как надо!

Она швырнула камень, и он чиркнул по воде, оставив за собой круги. Клек присвистнул, Птах захлопал в ладоши, а Сойка, сидя на траве, тихо улыбнулась. Шепот стоял в стороне, его глаза бегали по парку, будто он ждал беды. Я кинул еще камень, и на этот раз попал ближе к центру.

Тай хлопнул меня по спине:

– Уже лучше! Тэн, ты быстро учишься. Может, и вором станешь!

Я замер, пальцы сжали камень, шершавый и теплый. Вор? Откуда они знают про воров? Лиска, Клек, Птах – их смех, их лохмотья – все казалось простым, как у обычных детей. Но слово «вор» резануло, будто нож, и я уставился на Тая, пытаясь поймать его взгляд. Мои брови поползли вверх, дыхание сбилось – как они могли знать, что я связан с гильдией? Или это просто шутка, брошенная наугад?

Лиска заметила, как я застыл, ее косички дрогнули, когда она ткнула меня в бок:

– Эй, Тэн, чего глаза как у рыбы? – она захохотала, но Тай поднял руку, останавливая ее. Его веснушки будто потемнели, улыбка стала хитрой, как у кота, что поймал мышь.

– Ох, мы ж забыли представиться, – сказал он, шагнув ближе. Его голос понизился, будто он делился секретом. – Мы не просто дети. Знаем, как брать, что плохо лежит. Хочешь с нами? Мы, считай, что гильдия воров Велграда. Ну, не такая, как в столице, но свои дела мы знаем. – Он подмигнул, а Клек, стоя за ним, фыркнул, скрестив длинные руки.

Я сглотнул, горло пересохло. Гильдия? Эти дети – с их грязными лицами, с их играми у фонтана – гильдия воров? Птах, сидя на траве, захихикал, будто это была лучшая шутка, а Сойка, теребя травинку, тихо кивнула, ее серые глаза скользнули по мне, будто проверяя, не выдам ли я их.

– Гильдия? – выдавил я, голос хрипел, как у Крота после долгой ночи. – Вы… воруете? Вместе? У вас что, свой магистр есть?

Тай рассмеялся, его щербатый зуб блеснул:

– А ты думал, мы просто камни кидаем? Лиска, покажи ему!

Лиска, ловкая, как белка, взобралась на колонну и крикнула:

– Смотрите, я королева Велграда!

Клек фыркнул, поддев ее камешком:

– Королева лохмотьев! Спускайся, пока не свалилась!

Но Лиска уже вытащила яблоко из кармана – то самое, что смахнула с телеги, – и ловко подбросила его, поймав на лету. Она спрыгнула, косички взлетели, и ткнула меня в грудь:

– Мы не просто так шныряем по рынку, Тэн. Каждый знает свою роль. Я – пальцы, Клек – глаза, Тай – мозги. Птах… ну, он пока учится, но сердце у него золотое.

Птах, сидя у фонтана, плескал воду ладонями и бормотал:

– Я бы хотел корабль. Большой, с парусами. Плыл бы далеко, где нет стражи.

Сойка, теребя травинку, шепнула:

– А я бы хотела дом. Маленький, с садом. Чтобы никто не кричал.

Я стоял, будто врос в землю, их слова кружились в голове, как листья на ветру. Гильдия. Они были как я, но смех, тепло делали их другими. Я вспомнил подколки Моли и содрогнулся. Они не прятались в туннелях, не боялись Гедрика… или боялись, но не показывали? Тай, заметив мой взгляд, хлопнул меня по плечу:

– Не тушуйся, Тэн. Мы держимся вместе. И ты… ты нам нравишься. Будешь с нами?

Я сглотнул, сердце колотилось. С ними? С их играми, с их свободой? Это казалось мне прекрасным, но плакаты с моим лицом все еще висели повсюду, а Лорн… Лорн не простит, если я сбегу. Я заставил себя улыбнуться, хотя внутри все дрожало:

– Может, и буду. Если научите кидать камни получше. Хотя Дарин, наверное, будет беспокоиться…

Сироты засмеялись, и Лиска ткнула меня в бок:

– Эй, Тэн, хочешь фокус? Смотри!

Она вытащила камень из моего кармана – я даже не заметил, как ее пальцы скользнули по мне. Сироты захохотали, а я покраснел – щеки горели. Лиска подмигнула:

– Это проще, чем их кидать. Хочешь, покажу?

Я кивнул, и она встала рядом, голос стал шепотом, как у заговорщика:

– Смотри на руку. Пальцы мягкие, будто перья. Видишь кошелек? – она кивнула на воображаемую цель. – Не дергай, а гладь. И раз – он твой.

Она показала движение, рука мелькнула, и достала камень из кармана Клека. Тот фыркнул, хлопнув себя по карману:

– Лиска, ты опять!

Лиска захохотала. Я попробовал, но пальцы были деревянными, и Тай расхохотался:

– Тэн, ты как медведь! Лиска, он безнадежен!

Я улыбнулся – их смех грел, как весеннее солнце после зимы. Птах вдруг вскочил, глаза блестели:

– Тэн, смотри! Лягушка!

У края фонтана, в траве, сидела зеленая лягушка, бока блестели от влаги. Птах пополз к ней, но она прыгнула, и он шлепнулся в грязь. Сироты засмеялись, а я, не думая, присел рядом:

– Давай вместе. Тихо, не спугни.

Я протянул руку и накрыл ее ладонями – она билась внутри – и показал Птаху. Он захлопал в ладоши:

– Тэн, ты герой! Отпусти ее, пусть живет!

Я открыл ладони, и лягушка прыгнула в фонтан, разбрызгивая капли воды. Сироты захохотали, а Птах обнял меня, грязное лицо светилось:

– Ты как настоящий охотник!

Я через силу улыбнулся. Охотник? Я был беглецом, лжецом, тенью. Их гильдия, их радость – это было как дом, которого у меня больше не было. Но я не мог остаться с ними, не раскрыв себя.

Тай предложил сыграть в прятки, и парк ожил весельем. Он закрыл глаза, считая, а мы разбежались. Лиска юркнула за колонну. Клек залез на дерево, ветки заскрипели под весом. Птах спрятался в траве у фонтана, хихикая так громко, что выдал себя. Сойка прижалась к стволу, серая рубаха сливалась с корой. Шепот исчез в кустах, тихо шагая. Я нырнул за камень, сердце колотилось. Я стал снова ребенком на болотах, прячущимся от отца в игре. Тай нашел Птаха первым, тот взвизгнул, и игра пошла быстрее. Лиска, оказавшаяся рядом, прошептала мне:

– Тэн, ты дышишь как кузнец! Замри, будто тень.

Я захихикал, и она ткнула меня в бок. Мы играли, пока не устали, и сели у фонтана, тяжело дыша. Птах, ковыряя траву, сказал:

– Тэн, а у тебя есть родные? Ну, знаешь… мама, папа?

Я замер, мучительно решая, говорить ли им правду. Их глаза – Тая, Лиски, даже Шепота – ждали. Сказать правду? Про реку, маму, что пела песни, отца, что учил ставить капканы? Про плакат, что называл меня убийцей? Я сглотнул, горло сжало, и соврал:

– Были. Давно. Жили в деревне, у реки. Мама пекла хлеб, отец… чинил сети. Обычная жизнь.

Лиска вздохнула, глаза заблестели:

– Хлеб? С корочкой? Я бы все отдала, чтобы еще раз попробовать мамин хлеб. Моя мама… она умерла, когда я была маленькой. Я только помню, как она пахла цветами.

Клек фыркнул, голос тише:

– А мой отец был пьяницей. Бил меня, пока я не сбежал. Лучше тут, чем с ним.

Сойка, теребя травинку, шепнула:

– У меня была сестра. Ее забрали стражники. Не знаю, жива ли она.

Шепот молчал, сжимая в карманах кулаки, и я понял, что он не хочет говорить. Тай посмотрел на меня, веснушки будто светились:

– А ты? Как это – жить с родными? Расскажи еще.

Я сглотнул – ложь жгла мне горло. Я не мог сказать, что сбежал с болот, что люди лорда гнались за мной. Я выдумал:

– Ну… мы ловили рыбу. Отец учил плести сети. Мама рассказывала истории про звезды. Ночью мы сидели у костра, и все было… спокойно.

Тай лишь кивнул:

– Звучит как мечта. Я бы хотел такое. Может, когда-нибудь найду место, где никто не станет за мной гнаться.

Я опустил глаза – вина давила. Они делились правдой, а я лгал, боясь, что они узнают о «мальчишке-убийце». Их улыбки, их смех были настоящими, и я хотел быть с ними, даже если это значило врать. Ложь была ножом, вонзенным в их доверие, и каждый их взгляд резал глубже. Я был Тенью, но хотел быть Тэном – их Тэном, что кидает камни и ловит лягушек.

Лиска, жуя травинку, рассказала, как стащила пирог у пекаря:

– Я пряталась под бочками, а пекарь топал сверху. Думала, сердце выскочит! Но пирог был того стоит – с яблоками, очень сладкий.

Клек хвастался, как обманул стражника, притворившись хромым:

– Он дал мне медяк, представляете? А я купил лепешку и ел ее на крыше.

Шепот молчал, но Тай шепнул:

– Он срезал кошель у купца. Он неразговорчивый, но я видел – он быстрее Лиски, когда захочет.

Я слушал истории, которые связывали их, как нити. Лиска предложила сыграть в «теней» – игру, где один стражник, а другие крадут «сокровище» – камень. Тай был стражником, закрыв глаза, а мы ползли по траве, стараясь не хрустеть листьями. Тай по звуку пытался понять, где мы, и время от времени тыкал палкой. Лиска стащила камень первой. Я попробовал, но Тай поймал меня за руку, и сироты захохотали:

– Тэн, ты как слон! – крикнула Лиска. – Учись у меня, я же королева воров!

Я засмеялся – их веселье было заразным. Про слонов мне рассказывали родители. Где-то там, на юге, эти великаны топтали землю своими ногами…

Шепот вдруг дернул Тая за рукав, и они о чем-то быстро и тихо переговорили. Тай кивнул, и Шепот, не прощаясь, скользнул в переулок и исчез. Остальные, казалось, даже не заметили его ухода.

Мы играли, пока солнце не скользнуло к западу, и тени колонн удлинились, накрывая поляну. Тай вытащил сладкую булку, завернутую в тряпку, и разломил ее на всех. Тесто было мягким, с привкусом меда, и я жевал, слыша, как их слова, их смех обволакивают меня.

Тай хлопнул меня по плечу:

– Тэн, приходи завтра. Мы тут часто. Придешь?

Я замер на мгновение. В голове пронеслось предостережение Лорна, плакат с моим лицом, страх, что жил во мне с самого побега. Эти дети… они были слишком открытыми, слишком беззаботными. Дружба с ними – это риск. Любое неосторожное слово, любой косой взгляд стражника на нашу компанию мог привести к катастрофе. Я невольно мог отправить всех их в тюрьму или на плаху. Но потом я вспомнил смех, тепло, с которым они делили булку, простую радость от игры в прятки. Это было похоже на глоток свежего воздуха после затхлых туннелей гильдии. Горечь одиночества, постоянный страх – все это на миг отступило тут, в парке. Может, этот риск стоил того, чтобы хотя бы на время снова почувствовать себя ребенком, а не тенью.

Я кивнул, и улыбка, на этот раз искренняя, тронула мои губы. Они побежали в переулок, смеясь, голоса эхом отдавались от стен. Я повернул к гостинице Дарина, гулко шагая по гравию. Улицы пустели, запах тухлой рыбы и дыма бил в нос, но я шел легче – радость сирот осталась со мной, пусть и смешанная с горечью лжи. Переулки Велграда давили: дома нависали, в тенях мелькали фигуры, что могли оказаться кем угодно.

С тяжелым сердцем я вошел в гостиницу. У стойки Дарина стоял Шепот. Парень показывал трактирщику горсть каких-то мелких побрякушек: потускневшее кольцо, обрывок цепочки, пару медных сережек. Бледное лицо Шепота блестело от пота, голос дрожал от заискивания:

– Это хорошее, Дарин. Может, хоть что-то приглянется? Хоть пару медяков за все…

Дарин хмуро разглядывал добычу, теребя связку ключей на поясе. Наконец он покачал головой:

– Ничего для меня интересного, парень. Но… – он протянул руку за стойку и достал небольшую, но свежую буханку хлеба. – Держи, угости друзей. За старания.

Дарин скользнул по мне взглядом, чуть нахмурившись, будто заметив мое удивленное лицо, но ничего не сказал.

Шепот просиял, благодарно схватил хлеб и, увидев меня, заговорщически подмигнул.

– Как дела? – спросил я его, когда он проходил мимо, стараясь, чтобы голос звучал обычно, хотя внутри все кипело от тревоги.

– О, Тэн, лучше не бывает! – зашептал он, оглядываясь на Дарина. – Представляешь, сегодня такой куш сорвал! Тай один амулет… ну, такой блестящий, со знаком лорда у одного… кхм… прохожего увел. Так вот, я его сегодня Пинеру сбыл! Торговцу с Рыночной площади. За пять медных монет! – Шепот просто сиял от гордости. – Пинер сказал, что такие вещицы в цене, вдруг кому из знати приглянется, или как оберег…

Кровь отхлынула от моего лица. Амулет… Так это все-таки Тай? Тот самый амулет, что пропал у меня в тот злополучный день на рыночной площади! Значит, Тай. И теперь этот амулет у Пинера! Если этот Пинер связан с Гедриком или городской стражей… если они начнут расспрашивать, откуда у мальчишки-вора такой амулет… Цепочка может привести к сиротам, а потом и ко мне. Плакат с моим лицом все еще висел в пещере, напоминая о том, кто я. Я сглотнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Голова шла кругом от одной этой мысли.