Отель и все святые грешники

Дверь отворила китаянка. Но чуть-чуть, на цепочку. Покивала, мол, да-да, вас слушаю, что беспокоит?

Кое-как сквозь расщелину я разглядела горелку, установленную на нашем полу. Поверх – кастрюлю. Они варили что-то прямо в номере, и это что-то воняло.

– Вы можете не готовить в комнате? – уточнила по-английски я. Китаянка подняла брови. Английский она не знала.

– Запах? – поморщила я нос, – Запах по всему этажу. За-пах.

Китаянка с улыбкой покивала и захлопнула дверь прямо перед моим лицом. Я постучалась снова. Безрезультатно.

Тут уже делать что-либо даже не имело смысла. Напрыгивать на китайцев, скандалить, выставлять на улицу сразу девятерых человек? Маловероятная перспектива. Объяснить что-то, когда они в порыве дружно английский «забывают», а заодно теряют слух, зрение и память – это как с ветряными мельницами бороться. Утешала мысль, что уже последние дни работы хостела. Кроме китайцев на этаже был занят всего один номер, мама с дочкой, и они где-то гуляли. Травиться вонью предстояло лишь мне.

И китайцы, и семья выезжали одновременно в один день, тридцатого сентября. И это был последний день работы хостела. Гости об этом даже и не знали. Удивительное совпадение. И это была тоже моя смена (и мои именины, если уж на то пошло). В двенадцать дня я проводила последних гостей, помахала, осенила улыбками, – затем закрыла дверь, ностальгически вздохнула, выдохнула и вернулась за ресепшен. В пять вечера началась работа.

Отключить все компьютеры, телефоны, кассы, отсоединить провода, протереть от пыли, убрать. Выбросить весь мусор. Разобрать ресепшен буквально на запчасти. За это мне никто не приплачивал. Это делал бы любой, оказавшийся на смене. Колесо фортуны развернулось так, что это делала я.

Я включила дебютный альбом Бёрнса5 и работала. Периодически мимо проходила Света, она округляла глаза на музыку (да, легкие ретро-вайбы, знаю), но не комментировала. К семи вечера от ресепшена остался только стол, идеально блестящий после антибактериальных салфеток. Меня поблагодарили за работу. Я вышла из гостиницы 2, чтобы больше в нее не возвращаться.

Это увольнение оплатили в двойном окладе. Родители настаивали, чтобы я шла разбираться, почему не в тройном, но сама отельная сеть существование не прекращала, лишь ее филиал. В гостиницу 1 уже не брали – там был полный набор администраторов.

Снова без работы. Отели не особо верили в историю с закрытием, тем более накладывающуюся на перипетии перемещения с одного объекта на другой. Три недели я провела в безработице, панике и стрессе. Уже немного распробовала вкус hospitality, но не знала, куда двигаться дальше. Может, пойти в крупные сети, попытаться построить карьеру? Но в планах была Корея и понимание того, что спустя время я все брошу и исчезну, уехав в другую страну – возможно, навсегда.

Я все же сделала попытку, в два гиганта. Один – всемирно известная сеть с филиалом в далеком и тихом месте – за площадью Тургенева. Как в XIX веке район Коломны считался у черта на куличиках, так и сейчас не то, чтобы что-то сильно изменилось: до ближайшего метро далеко, что пешком, что на наземном транспорте. Но выглядело как неплохая площадка, чтобы начинать. Любопытство взяло свое.

Собеседование проходило в холле у ресепшена. Светлом, просторном пространстве, залитом солнечным светом – и совершенно пустом. Девушки за стойками выглядели отличницами. Я, как могла, пыталась держать спину ровно на малиновом плюшевом кресле, пока менеджер по персоналу хмурила брови на мое резюме.

– Вы же понимаете, что у вас мало опыта? И вы никогда не работали в четырехзвездочных отелях?

– Я готова учиться, – твердила я, – Я очень старательная.

Менеджер склонила голову. Накидала примеры проблемных ситуаций – я ответила. Осведомилась про компьютерную программу – я ее не знала, но готова была грызть зубами компьютер, если оно поможет в изучении. Я видела, что меня хотят завалить.

– Вы в резюме указали, что знаете языки, – поджала губы менеджер.

– Английский.

– Тогда дальше перейдем на английский. Вам же придется общаться с гостями.

Я пожала плечами – английский так английский. Он у меня на хорошем уровне, хоть отдельные слова и забываются, если какое-то время не разговариваю.

Мой лайфхак в собеседованиях на английском – рассказывать про свои путешествия вместо рассказа об увлечениях. Начинаешь перечислять города и страны – это несложно, – а минуту спустя просят остановиться: экзамен по языку окончен.

– А отельные термины на английском вы знаете? – внезапно перебивает меня менеджер.

– Ну… – замялась я, – Да, наверное.

– Как будет по-английски «шведский стол»?

Ха. Понятия не имею.

– Swedish… table? – робко предлагаю вариант.

Менеджер расхохоталась ведьминским смехом. Я, подражая, вслед за нею.

– Это можно подучить, – добавляю я, – Если есть какие-то слова, которые нужно знать, я их выучу.

– Да, да, – покивала менеджер, поднимаясь с дивана, – Мы вам перезвоним.

Вам тоже теперь интересно, как будет «шведский стол» по-английски? Изуверское «Smörgåsbord», и это слово каждый раз вылетает из моей головы сразу после прочтения. Впрочем, можно и проще – «buffet». «Буфет» смотрится неплохо.

Через несколько дней из отеля позвонили – и объявили, что готовы дать мне работу.

– …Вот только на ресепшен мы вас поставить не можем.

– Не можете? – переспросила я.

– Не можем. Вам ведь еще столькому нужно научиться.

– И что вы предлагаете?

– Вы можете сканировать паспорта.

– Просто сканировать паспорта?

– Да, у вас будет отдельная комната с принтером. А через год, если будете хорошо работать, переведем на ресепшен. Но, знаете, я думаю, вам не нужна эта работа.

– Вот как?

– Да, зарплата маленькая, двадцать тысяч, и целый день сидеть в запертой комнате с документами. Подумайте, надо ли оно вам. Взвесьте все хорошенько.

– Значит, маленькая комната с паспортами, отдельно от стойки, двадцать тысяч, а через год – должность администратора?

– Если будете хорошо работать. Подумайте. Уверена, вы можете найти место получше, вы такая способная девушка.

Я мерила комнату шагами под впечатлением от этого восхитительного диалога. Прямо язык чесался сказать: «Знаете? А я согласна!». Вот просто в пику, из вредности.

Но – Корея. Я помнила про Корею.

А еще двадцать тысяч. В мировой знаменитой сети. Позор какой. Им самим не стыдно?

– Да, вы правы, – медленно произнесла я, – Найду место получше. До свидания. Ах – и спасибо за такой шанс!

Второй гигант принадлежал к итальянской сети, и в 2016-м в России имел два отеля: в Петербурге и Новосибирске. Вот тут оформление – сюрреализм и китч – выкрутили на десять Дали из пяти. Просто скажу, что в рекламной кампании использовались мотивы из Льюиса Кэролла, а стойка ресепшена оформлялась как рама от картины. В холле этого отеля под Новый год всегда стояли самые восхитительные елки.

Собеседование проходило в баре. Я сидела на рыжем табурете и смотрела на колонну в виде человеческой головы, зажатую между потолком и барной стойкой.

– Расскажите про самую напряженную ситуацию за ваш опыт работы администратором, и как вы ее разрешили, – спросила девушка напротив.

– О, несколько недель назад на меня напал пьяный байкер и попытался изнасиловать, – с готовностью откликнулась я, – Я на него накричала, он испугался и ушел.

Воздух между нами замер. Девушка застыла, не шевелясь; ее губы, брови, взгляд – все словно подернулось ледяной корочкой. Запоздало в мою голову пришло, что в отелях такого ранга раскрывать рот на гостя разрешается, только чтобы подсказать, как тебя скрутить получше. Чтобы гостю было удобнее.

Из итальянской сети перезванивать не стали.

По иронии судьбы, мой следующий отель – номер 3 – окна в окна находился напротив царства сюрреализма. И я имела все шансы туда не попасть.

Гостиница 3

Звонок раздался, когда я вынимала письма из почтового ящика. Уже три недели без работы. На том конце провода – мужской голос, немолодой. Как-то не привыкла я связывать отели с мужчинами, оно настораживало. Но я была без работы и согласилась подъехать.

Это оказался угловой особняк недалеко от Исаакиевского собора. Дверь вела в помещение в заделанной арке – с арочным полукруглым потолком. Всюду сквозило темное дерево и белые стены. Изящные панели, изогнутые углы. По бокам прохода – антикварные кресла и застекленные этажерки с сувенирами. Тяжелая люстра. Картины. Атланты, поддерживающие потолок при повороте на лестницу.

Романтический старинный Петербург. Чуть напоказ напыщенно-богатый.

За ресепшеном, изгибающимся плавной волной, сидел паренек в темной майке, со смуглой кожей, черными волосами и бровями.

– Добрый день! Я на собеседование.

– Валид Нахсараевич на третьем этаже в столовой.

Валид Нахсараевич. Если я собиралась здесь задерживаться, такое имя лучше было записать. Я поднялась по широкой лестнице. На каждом этаже стояли статуи или висели картины – настоящий музей. Третий этаж начинался двумя дверями. Налево – конференц-зал. Направо – столовая.

Тут сделаю паузу, чтобы акцентировать торжественность момента. Увидев на фотографиях эту столовую, гости принимали решение ехать именно в этот отель. Когда я увидела столовую, то только из-за нее твердо решила здесь работать.

Окна с матовыми стеклами располагались высоко вверху, под потолком. Сверху донизу стены были отделаны темным деревом, причудливо обструганным, ошкуренным, ограненным во всевозможных формах деревьев, виноградных лоз, скалящихся медведей. Шкафы с резьбой, зеленые библиотечные торшеры, полумрак. И – картины. Сказки. Похожие сказки на братьев Гримм, только не все сюжеты угадывались. Но над одним из столов точно висела иллюстрация к «Гансу и Гретель» – ведьма перед двумя детьми затачивала удивительно широкий и острый нож.

Я поняла, что влюбилась.

Мужчину за круглым столом в отдалении я даже не сразу заметила.

Перед ним стоял чайник. Он пил чай из чайной пары.

Я подошла, не переставая вертеть головой по сторонам, не в силах оправиться.

Валид Нахсараевич оказался невысоким иракцем, смуглым, седым, с усами щеточкой и смеющимися восточными глазами. В его речи скользил мягкий акцент, который я уловила еще по телефону. Собеседование шло своим ходом. Наконец мы перешли к условиям работы. Тут в разговоре промелькнуло:

– Работа у нас сутки через двое…

– Стойте-стойте, как? – перебила я, – В условиях же было указано, что два через два?

На вакансии с другим графиком я и не пробовалась. Мне казалось, что при суточной работе с тебя будут требовать все эти сутки не спать. Представьте, я описывала двенадцатичасовую смену, и как она изматывает, а тут помножьте на два, да еще и под пыткой держать глаза открытыми! Все отели, близко это напоминающие, я обходила стороной.

– Мы все хотим перейти на два через два, но пока не получается, – объяснил Валид Нахсараевич, – Но мы обязательно перейдем. Попозже. Пока так.

– Боюсь, тогда эта вакансия мне не подойдет, – расстроенно сказала я, – Я не представляю, как можно сутки не спать.

– Почему не спать? – удивился директор, – В подсобке кровать, после двенадцати спите.

– Правда?

– Конечно. Только гостям двери открывайте, если они ночью приходят, а так спите на здоровье.

– Ну… это… тогда другое дело.

– Ормон вам все покажет, – добавил Валид Нахсараевич, имея ввиду парнишку с черными волосами, – Приступим завтра же. Мне очень нужны сотрудники, а Ормон, между нами, совсем не способен сидеть на ресепшене.

Так, сама того не ожидая, я попала в круговерть суточных отельных смен – и все потому, что отель неправильно указал условия работы.

Первое, что я узнала от Ормона, так это как он оказался на ресепшене. А так, что трех предыдущих администраторов Валид Нахсараевич уволил одновременно полным составом – в ответ на их общие протестные заявления на увольнение. О чем протест, и в чем суть дела, от меня держали в тайне. Иногда Ормон умел быть молчуном.

Кроме отеля на пятнадцать номеров у Валида Нахсараевича были раскинуты по Питеру кальянные, и дела шли не очень хорошо: они то и дело закрывались. В отель директор заезжал редко, пару раз на неделе, и проводил время в кабинете на третьем этаже, с не менее роскошными интерьерами XIX века, чем в столовой. Отделка там была светлой, в угловом эркере стояла статуя в чаше, некогда бывшей фонтаном. Что удивительно – фотографии этих интерьеров были на сайтах бронирования, среди прочих фото отеля, и гости, как ни пытались, не могли определить, где же это. В ту комнату не водили.

В отеле была приходящая повар, Рано, плюс одна горничная, плюс техник Даниил и два таджика, Ормон и Рахим. Ормон и Рахим из отеля не выходили. Вообще. Жили они в бывшей каморке, там же, на третьем этаже, а на улице оказывались либо чтобы выполнить поручения директора в одной из кальянных, либо в свой единственный выходной на неделе (их выходные, разумеется, друг с другом не совпадали). В выходной они выбирались на свежий воздух из четырех стен, и обычно доходили до Сенного рынка, локации мигрантов – перекидывались новостями и закупали для себя продукты. Рахим почти не говорил по-русски и осваивал язык прямо у меня на глазах, а Ормон, помоложе и шустрее, знал таджикский, узбекский, русский, и даже немного английского с турецким. За коммуникацию отвечал именно он.

Ребята по утрам проверяли за горничной уборку, а в остальное время служили вместо охранников. Могли заменить техника, если ночью что-то ломалось, могли поднять в комнату багаж. Обычно же они сидели, развалившись, на диванчиках по двум сторонам от ресепшена и не делали… ничего. Смотрели телевизор – все время футбол – а Рахим переписывался или созванивался со своей женой. В какой-то момент кто-то из них поднимался на кухню, готовить еду на двоих. Они не ели мясо животных, убитых электрическим током – только зарубленных топором – потому готовили себе сами из своих продуктов с Сенного рынка.

Номеров в отеле было пятнадцать, и все с отделкой чуть современнее, чем исторические апартаменты наверху. Маленькие, но достаточно изящные. Главных проблемы было три. Первая: на фото номера казались больше (а записанное на сайте количество квадратов никто не читал). Вторая: потолки были историческими – а, значит, никакие стенки, отгораживающие туалет и ванную, в них упираться не могли. Пришлось создавать эдакую коробочку, потолок под потолком, и на этом пространстве копилась пыль. Одна гостья – аллергик – однажды устроила настоящий выговор: «Как часто вы протираете все, что там, под потолком, копится?» – и стояла, глядя на меня, в ожидании ответа. А я сдерживалась из последних сил, чтобы не ответить: «Вы спрашиваете, как часто горничные достают приставные лестницы, забираются на высоту четырех метров, протискиваются в эти щели, и пытаются выгрести что-то на верхотуре, там, куда физически не дотянуться? Ммм… ответ «Никогда» вас устроит? Потому что это никогда».

Да.

И третьей проблемой было (и сталкивалась я с ней чаще всего), что под одинаковыми категориями номеров были записаны номера совершенно разные. Это касалось Улучшенного номера. У нас их было два: один роскошный, с широкой красной стеной и большим свободным пространством, другой – не настолько красный, и с пространством поменьше. Но он тоже был Улучшенным: там стояли столик и два кресла. Гости залипали на сайте на яркий красный номер, бронировали, приезжали – и вдруг их селили не в то. Тогда они приходили на ресепшен, вне себя от гнева.

– Мы бронировали красный номер!

– У нас в категории таких два, – принималась объяснять я, – Красный сейчас занят. Мы вас поселили в другой Улучшенный.

– Но мы хотели красный!

– Вы можете забронировать категорию, но номер из нее предоставляется в зависимости от занятости. Красный сейчас занят.

Разумеется, фотографии присутствовали обоих номеров, всегда и везде, но на второй почти не смотрели. Иногда гости были посмекалистее, и писали заранее, мол, мы хотим красный. Но ресепшен все равно может поселить только по ситуации. Кто-то приехал на двое суток раньше и тоже по этот номер. Естественно, тут действует порядок очередности. Чистое везение.

Первый сезон сериала «Белый лотос» строился вокруг ситуации, когда богатые туристы забронировали один номер, а их поселили в другой, хуже категорией. У меня волосы дыбом стояли при виде менеджера отеля, пытавшегося убедить гостей, что они забронировали совсем не то, что забронировали (что легко проверяется). Абсолютно неправдоподобно в отеле любого класса. Решается проблема так: если отель не может предоставить номер, который бронировали, дается номер категорией выше, в своем отеле или другом отеле сети. Если сети нет – то администраторы уже ведут переговоры с отелями в округе, которые подходят под условия: расстояние до четырех-пяти километров, отель такой же звездности или выше, класс номера такой же или выше. Затраты на разницу в стоимости покрываются за счет руководства.

Иногда, если расписать гостю все этапы переселения, он сам откажется в это ввязываться.

 Кстати, в крупных отелях по всему миру подобные ситуации происходят чаще. Руководство изначально исходит из того, что часть бронирований отменится, и сознательно допускает овербукинг. И если подходит время заселения, а претендентов на номер несколько, их уведомляют о переселении в другой отель, выделяют хороший номер и задабривают каким-нибудь шампанским и фруктовой тарелкой.

Возвращаясь к гостинице 3, у нас разные номера были в одной категории. Технически – не вина администратора. Все условия на сайте. И много, много периодически возникающих недовольных гостей.

Надо отдать должное Валиду Нахсараевичу: за свои деньги он сделал из здания конфетку. На рабочем компьютере хранилась папка с фотографиями «до» – и выглядело оно прискорбно. Темно-зеленая грязная парадная с тусклым освещением оголенной лампочки – ныне парадная лестница со статуями, – обветшалая штукатурка, череда захламленных коридоров и ободранных комнат. Только третий этаж подвергся меньшему разрушению. В здании ранее находились посольства, а позднее – офисы. А потом туда пришел Валид Нахсараевич и собрал из этого монструозного хлама отель.

***

– Ты боишься привидений? – спросил меня Ормон.

– Привидений? – переспросила я.

– Привидений, – мы сидели в подвале за ресепшеном. Никакому гостю нельзя было спонтанно зайти за ресепшен, и я моментально отнесла это к плюсам. Ресепшен шел от стены до стены. Чтобы попасть к нему, нужно было юркнуть в небольшую дверку у лестницы, пройти по коридору – две полки сбоку для хранения багажа, – завернуть в подвальное помещение с деревянным настилом, и по ступенькам подняться к рабочему месту. В подвале стояла раскладушка для администратора, стол, пара стульев – и холодильник с лимонадами, днем и ночью бьющий через стекло ярким светом тебе по глазам. За углом были свой туалет, раковина и даже душевая.

– У нас одна администратор до жути боялась привидений, – поведал Ормон, – Ночью вызвала меня по рации и утверждала, что призрак схватил ее за ногу. Я пришел, но никого не обнаружил. А она почти сразу уволилась.

– А вы с Рахимом? – поинтересовалась я, – Когда-нибудь сталкивались с привидениями?

Но Ормон серьезно ответил:

– Мы чувствуем чье-то присутствие на третьем этаже. Как будто кто-то наблюдает за нами.

 Гости никогда на призраков не жаловались. А вот мне ночами было не по себе.

И дело не в том, что я впечатлительная от чужих рассказов.

Как я упоминала, холл и ресепшен находились в бывшей застроенной арке. Когда-то в ней был вход, который вел к лестнице – нынешней главной лестнице – а оттуда люди поднимались, куда они шли. То есть все номера были чуть выше моего ресепшена. На уровне со мной не было коридоров, других комнат, мой подвал упирался в глухую стену, и я была абсолютно одна. И тем страшнее было, когда ночью дверь ко мне начинала скрипеть и слегка отворяться.

– Да это сквозняк, – отмахивались мои родители, когда я об этом рассказывала.

Не было там сквозняков.

Однажды ночью я лежала на раскладушке и уже засыпала, когда в комнате зашуршал пакет. Не слегка поколыхался, а шуршал и шуршал, будто кто-то перебирает в нем вещи. Я никогда не встречала в отеле мышей, не слышала топота лапок или писка – да и санинспекция бы подобного не допустила. Ночью, в темноте, в комнате со мною, зашуршал мой пакет – и шуршал какое-то время, пока я лежала спиной к нему, крепко зажмурив веки.

Перевернуться и посмотреть в ту сторону мне не хватило смелости.

Я всегда исходила из того, что если потустороннее существует, то у меня нет ни малейшего шанса на самооборону. И если я жива, и мои коллеги живы, и это состояние стабильно изо дня в день (из ночи в ночь), то значит: а) нам не желают зла; б) нам не способны причинить зло; или в) оба пункта вместе. В принципе, любой вариант меня устраивал. Скрипы и шорохи происходили не каждую ночь, а изредка, я пугалась до полусмерти и повторяла про себя пункты а, б, в как мантру. Иногда, если душа совсем уходила в пятки, не выдерживала и проговаривала вслух:

– Пожалуйста, не пугайте меня. Мне страшно. Я пытаюсь спать. Я с миром. Прошу, не пугайте, – это помогало.

Иногда мне становилось не по себе от мысли, а вдруг у меня какой-нибудь вид слуховых галлюцинаций. Ведь пока я одна, никто не может подтвердить или опровергнуть. Мне может казаться, что я слышу что-то, а вокруг в это время самая обычная тишина.

 Но коллективные галлюцинации у нескольких служащих отеля? Вот уж действительно редкий случай.

К ночевкам в отеле я приспособилась быстро: гораздо удобнее сменного графика между днями и ночами. К тому же, когда ты работаешь с девяти утра до девяти вечера и возвращаешься домой в десять – ты все равно выпадаешь из этого дня. Не проще ли выпасть из него полностью, да еще нормально поспать, а после иметь два полноценных выходных?

Единственное, что нарушало мою прекрасную отельную идиллию – это гости. Которые приезжали в Питер не за тем, чтобы спать ночами.

Я подскакивала от их звонков. Входная дверь на ночь запиралась, и нужно было звонить с улицы. Администратор у себя в подсобке подпрыгивает на пару метров от неожиданности, затем по ступенькам несется наверх – к ресепшену, к самой дальней стенке, где кнопка открытия двери. Улыбается гостям, желает спокойной ночи, ждет, когда они уйдут, выходит в холл (ступеньки – подвал – коридор – скрипящая дверь сбоку) и проверяет дверь на улицу, потому что иногда она не закрывалась. А вокруг все заставлено дорогущим антиквариатом.

Идет спать обратно (скрипучая дверь – коридор – подвал). Подскакивает снова, со следующими гостями, проделывает все манипуляции выше.

Не все администраторы делали это быстро. Среди нас была шестидесятитрехлетняя Ида. Она выглядела максимум на пятьдесят. Лет тридцать работала в отелях. Очень степенная, очень важная, несущая себя с достоинством – и неторопливая. Она не спеша вставала, спокойно шла наверх, не обращая внимания на завывающие трели гостей, медленно открывала. Так же не спеша она выполняла и всю остальную работу, чем иногда выводила из себя постояльцев.

Я так не умела. Мое тело на звонок сначала подпрыгивало и выносило меня наружу, затем я приходила в себя и разбиралась, а что происходит. По неопытности я еще и раздевалась ко сну. До белья. Поэтому с каждым звонком вскакивала и бросалась одеваться – как в армии, «пока горит спичка». Однажды спросонья выбежала на ресеп без юбки – в свитере и колготках. Открыла дверь и плюхнулась на кресло, до предела вжавшись в столешницу. Со стороны было не видно моего пикантного образа, на камеры я мысленно плюнула. Я сидела, наклеив дежурную улыбку, кивала приближающимся гостям и просто молилась, чтобы они не подняли меня с сиденья какой-нибудь просьбой.

«А подайте нам те документы».

Или: «Можете сделать копию моего паспорта?»

«Дайте нам ключ с того дальнего крючка, пожалуйста».

Они могли попросить меня о чем угодно ночью. Никого никогда это не останавливало.

Гости подошли, улыбнулись… и свернули на лестницу.

Я выдохнула. Подождала, пока где-то там, этажом выше, хлопнет дверь. Встала, добежала до подвала, надела юбку и пошла проверять, что все заперто.

***

В августе мы с родителями получили ключи от новой квартиры. Для меня. Мы шли к этому долго, два года, сроки то и дело переносили. Родители (преимущественно мама) настаивали ездить смотреть, как возводится здание. Мы толпой стояли, уперев взгляды в голый серый бетон не оформившихся еще стен. Родители ждали от меня восторгов, потоков слез и бурных излияний. А я была чертовски благодарна, но не выражала этого так, как, по их мнению, подобало.

Однажды мама разрыдалась в машине по пути домой:

– Я знаю, что ты превратишь эту квартиру в помойку! У тебя вечно бардак! Засоришь ее и убирать не будешь! – и она начала прямо в машине отчитывать за бардак в еще не существующей квартире.