Королевская кровь-13. Часть 1

Мастер спал – а, значит, он, Вей, по-прежнему отвечал за безопасность его жены и сына. Поэтому он, верный слову, вызвался поучаствовать – и с удивлением увидел на спине Владыки и простолюдина Матвея, взявшего второй клинок Мастера.

Вернулись во дворец они поздней ночью. Отец уже ждал его во сне. И по результатам разговора Вею все же предстояло вернуться в Пьентан раньше, чем удастся поговорить с Мастером. Вернуться и надеть одежды наследника.

* * *

Снег укрывал и Иоаннесбург, который силой королевы Рудлога избежал разломов, но пострадал от прошедших по нему богу-стрекозе и стихийного духа Бермонта. Цепочка из двух десятков гигантских следов, сотни разрушенных домов, речная заводь в виде медвежьего следа вместо части дворцового парка – и тысячи обездоленных людей.

Еще не успели выбить всех иномирян из города, еще по окраинам носились оставшиеся без всадников сотни инсектоидов, а спасательные службы уже разворачивали убежища в школах и детских садах. Сила анхель перенесла тех, кто оказался в подвалах под завалами на поверхность, и ныне храмовые подворья трещали от количества прихожан, жаждущих принести молитву и Хозяину Лесов, силой своей не позволившего раздавить тех, кто прятался под землей, и всем богам, и Триединому, чистая благодать которого спасла такое количество людей.

Мариан Байдек спал. Работали государственные службы. Королева Василина, собрав координационное совещание и согласовав со всеми министерствами задачи, посмотрела за окно, на теплый и яркий закат. Отправила с огнедухом Алине письмо, что сестру вернут во дворец завтра утром, когда придет в себя придворный маг, истощенный восстановлением дворцового щита. И пошла к детям, которых успела забрать из укрытия после возвращения из часовни.

После напряжения, страха и ярости последних дней ей до слез хотелось глотнуть обыденности.

Она отпустила отдохнуть няню с помощниками и в окружении охраны вышла гулять с детьми, щенками и Ясницей по парку там, где не видно было гари от сожжённых ею деревьев. Королева катила коляску с Мартиной, вытаскивая дочку, когда та хотела на ручки или шагать – и тогда коляску брал на себя кто-то из охранников. И Василь, и Андрюшка были необычайно серьезны – а она показала им черную луну и как могла спокойно рассказывала, что на столицу напали враги, что щит лопался из-за того, что на него наступил огромный стихийный дух, и что мама с папой всех победили, а папа теперь спит, потому что очень устал.

– Ты же тоже устала, мама, – серьезно заметил Василь.

– Устала, но я умею подпитываться от огня, и это же сможете делать и вы, – объяснила Василина. – Папа другой крови, и он не спал почти двое суток.

Эта долгая тихая прогулка с детьми действительно помогла ей прийти в себя – они останавливались на берегу новой заводи, которую Василина уже окрестила Медвежьей лапой, они ходили к конюшням, посмотреть, не испугались ли лошадки, они смеялись над тем, как носятся туда-сюда за Ясницей псы уже ростом по пояс Василине, они ходили под погодный купол к пруду, который подарили Василине Мариан и Святослав Федорович, и даже на старое семейное кладбище, дойдя до самых курганов, от которых веяло теплом.

Василине было чем заняться – но дела государства делали сейчас министерства и службы, а детям следовало помочь пережить страх, показать, что плохое кончилось и все теперь будет хорошо.

На обратном пути стало холодать. Василина накрыла и себя, и детей, и охранников теплым щитом, над которым стали таять первые снежные хлопья, и под все усиливающимся снежком они добрели до семейного крыла, такие расслабленно-утомленные, что на страх сил уже не осталось.

После ужина в семейных покоях она самолично искупала всех троих – и они забрались к пахнущему гарью Мариану на огромную кровать и тут же уснули, согревшись друг о друга. В изножии кровати лежал искрящийся меч Вечного воина в украшенных шиповником ножнах, от которого тоже шло тепло.

Они спали – а в городе и вокруг него без перерыва продолжали работать люди. Бодрствовали в министерстве обороны – потому что нужно было доочищать Иоаннесбург и его окрестности от врагов и инсектоидов, распределять попавших в плен иномирян. Там, где сохранилось электричество или смогли подключить генераторы, заработали телепорты, которые вместе с радио стали единственным средством связи, и через телепорт-почту стала передаваться информация в регионы, а из регионов – в столицу.

Там, где территория была очищена от иномирян, работали спасатели – размещали людей, обеспечивали их питанием. В Рудлоге, как и по всему миру, люди выходили на помощь коммунальным службам – где-то начинали восстанавливать дороги, разрушенные разломами, линии электропередач и телефонной связи, где-то срочно ремонтировали разорванные газовые и водопроводные трубы, подвозили воду, продукты.

И все это засыпал мягкий белый снег. Но никто не роптал – все понимали, что это знак новой жизни.

* * *

Алина Рудлог, одетая в великоватые ей розовые домашние штаны и кофту с капюшоном, ждала открытия Зеркала.

Мягкая ткань приятно касалась кожи, так, что принцесса иногда застывала, прислушиваясь к забытому ощущению комфорта. Ей все казалось сейчас странным и непривычным, и это несоответствие немного отвлекало от чувства разбитости, которое она испытывала.

Ей не хотелось ничего делать. Ей хотелось снова закрыть глаза и заснуть, только бы не вспоминать снова и снова Макса, рассыпавшегося темной золотой пылью. Но она вспоминала – и это, и их последний рывок к порталу, и путь от ее появления на Лортахе, потому что там, в ее воспоминаниях, он был еще жив. Жив и любил ее.

Сердце ныло, и она сама никак не могла собраться – расколотая, оглушенная всем произошедшим. Да и тело было слабеньким, мышцы – атрофировавшимися, несмотря на то что во время сна ей ежедневно проводили массажи и физиопроцедуры. Ходила она сейчас медленно, едва-едва, качаясь и расхаживаясь. После Лортаха, где многонедельный марафон на выживание сделал ее тело сильным и ловким, оно казалось чужим.

Ее одежда ждала пробуждения, чинно сложенная в шкафчике больничной палаты: Василина позаботилась, передала сюда любимые вещи, белье, обувь. На соседних полках лежали мужские вещи – Алина разглядела их, когда медсестра доставала одежду для нее и попросила себе рубашку.

Она сейчас была надета на голое тело, под кофтой, и это была та степень близости с Максом, которая принцессе осталась. Да, рубашку постирали, от нее пахло стиральным порошком, но Алине все равно казалось, что от нее исходит едва заметный запах той самой туалетной воды, которую она когда-то почувствовала в ванной Тротта.

Ему бы понравилась его рубашка на ней. Алина была в этом уверена.

После пробуждения и первых часов в слезах, шоке, переписке с родными и тревоге, она постепенно приходила в себя. Матушка Ксения и отец Олег, врачи и медсестры окружили ее такой заботой, что ее оказалось слишком много – она отвыкла от людей, от помещений и техники, и мозг перестраивался обратно с неохотой, словно запаздывая.

После всех обследований и процедур, после питательной капельницы и первых глотков родной, такой вкусной туринской воды, Алине помогли перейти на минус второй этаж, в королевский отсек. Он был такой большой, что в нем могла при необходимости поместиться вся их семья.

Бункер ее-прошлую очень бы впечатлил. Сейчас она даже не обратила внимание на то, мимо чего они проходили, разве что отметила, что вокруг были люди в военной форме.

В отсеке был и душ – и Алина, отказавшись от помощи, долго стояла, подняв лицо, под теплой водой, намыливалась и нюхала клубничные и морские гели для душа и пахнущие травами шампуни, гладила стенки кабины и затуманенные от пара краны. Волосы были так спутаны, что пришлось промывать несколько раз – их, пока она спала, расчесывали как могли, но на затылке все равно образовался колтун.

Мысли ее были такими же спутанными, как волосы – и несмотря на то, что она до этого сумела написать сестрам ответы на их письма, а также четко отвечала на вопросы врачей, Алина ощущала себя как под толщей воды, как будто она еще не до конца вернулась. Мир становился настоящим, когда она трогала его, нюхала, пробовала – словно мозг снова привыкал жить в нем.

Выйдя из душа, такая слабая, будто день бежала по лесу, принцесса попросила выделенную ей в помощь медсестру удалиться, убедив ее, что она не упадет прямо сейчас. А затем сняла перед зеркалом полотенца с тела и мокрых волос и долго вглядывалась в отражение.

Она ведь на Лортахе почти не видела себя. Один раз удалось посмотреться в трогше – обсидиановое зеркале в ванране в поселении дар-тени. А помимо этого были лишь смутные образы в реках и родниках.

Алина смотрела на себя и казалось ей, что видит совершенно другого человека, незнакомого и взрослого. Чуть выше, чем она себе запомнилась на Лортахе, с длинной шеей, тоненькими руками и ногами со следами катетеров, впалым животом и обтянутыми кожей скулами, зелеными глазами и пухлой верхней губой. Бледная, болезненная, со спутанными волосами, потемневшими от воды до цвета мокрой соломы.

Она пошатнулась и прижалась ладонью к зеркалу. И вдруг узнала свою руку – пусть худую и с выступившими венами, пусть с аккуратно обстриженными кем-то ногтями – но это была ее рука, Алины с Лортаха, рука с черным брачным браслетом, которую какие-то недели назад она рассматривала у озера на сопке-вулкане. И эта деталь словно склеила ее, словно позволила слиться той, сильной и упорной Алине, которая шла до конца сквозь боль и страх, и нынешней, слабой и почти раздавленной потерей.

Она все та же. Такая, какой ее сделал Лортах и лорд Макс… просто Макс.

– Мой Макс, – прошептала она, глядя на свои губы.

А той, какой она была до Лортаха, она уже себя почти не помнила.

Принцесса вновь потрогала волосы, думая, не стоит ли прямо сейчас их обрезать к привычной длине, поискала ножницы… и остановила себя. Надела снова рубашку, нашла расческу, и не меньше часа расчесывала волосы, распутывая по волоску колтун, терпеливо, спокойно. Уставая держать руки поднятыми, ложилась отдохнуть на несколько минут, а затем снова расчесывала. И распутала-таки все так, что они волнами легли ей ниже талии. Высушила и заплела в две косы, как носила в университете.

И это поставило на место еще один осколок души, сшив ее с собой-до-Лортаха.

Время клонилось к вечеру, пришли результаты анализов на состояние поджелудочной и печени, и ей принесли обед. Суп-пюре из кабачка на курином бульоне. Компот из сухофруктов.

– Ваша пищеварительная система почти три месяца была на энтеральном жидком питании, – объяснил врач, – и поэтому первые недели питание будет очень щадящим, и вам придется ежедневно проходить процедуры у виталиста, который будет стимулировать перистальтику. Иначе могут быть неприятные последствия. Поэтому никаких излишеств, ваше высочество.

Алина не расстроилась. Чуть солоноватое, мягенькое, теплое и жиденькое кабачковое пюре казалось ей безумно вкусным, лучшей пищей на свете, и она даже расстроилась, что смогла съесть только три столовых ложки – больше не захотелось. Врач и об этом предупреждал.

– А можно мне еще хлеба? – попросила она у медсестры. Та засомневалась, пошла советоваться с доктором – и все же принесла кусочек, посыпанный солью.

Алина чуть не заплакала, взяв его – она нюхала его, слизывала соль, откусывала по крошке, рассасывая во рту, и, сгрызя один уголок, аккуратно отложила его в сторону.

После пары перекусов она ожила настолько, что начала соображать, что не одна с врачами и священниками в бункере. Ближе к вечеру к ней зашел майор Вершинин, который представился командиром местного гарнизона, с должным почтением поинтересовался, как она себя чувствует, и спросил, не хочет ли она пообщаться со Стрелковским Игорем Ивановичем, который тоже находится тут.

– Конечно, – обрадовалась она. И, когда через несколько минут Стрелковский вошел, с радостью обняла его, как родного. Хотя они никогда близко не общались, он был частью ее прошлого и ее жизни.

– Я еще когда вас принесли во дворец из университета, заметил, что вы стали очень похожи на вашу мать, ваше высочество, – сказал он, недоверчиво качая головой и рассматривая ее. – Она, конечно, была повыше и пополнее, но, если бы не ваши губы и разрез глаз, я бы сказал, что вы ее копия.

– Я и сама вижу, – призналась Алина. – Игорь Иванович, я сейчас буду вас пытать вопросами. Макс рассказывал мне о том, что нас с ним оставили под защитой монастыря Триединого на побережье. Как мы оказались здесь? И что творится в мире?

Со Стрелковским они, сев в креслах у фальшивого окна-экрана, изображающего то море, то лес, провели не меньше часа – он говорил и о том, что случилось в разных странах, о том, где в мире удалось победить иномирян, а где они еще, скорее всего, остаются на данный момент, о жизни столицы, о том, что монастырь Триединого у моря оказался под угрозой удара и поэтому принцессу с Троттом перевезли сюда, обустроив здесь часовенку, о том, что было ему известно о сестрах и королеве – и Алина слушала, понимая, что и людям здесь приходилось несладко. Сказал он вскользь о том, что вчера на хуторе был бой, в бункер пытались прорваться враги, но все закончилось хорошо.

Принцесса все это время крутила в руках кусочек хлеба, откусывая потихоньку, и все равно съела меньше половины. Все это, и вкус, и запах, и рассказ Стрелковского тоже возвращали ее в этот мир.

Игорь Иванович не спрашивал ее о Лортахе, но по нему видно было, что он понимает, что ее пребывание там не было легкой прогулкой. Рассказал он о том, что знал от Тандаджи – что маги во главе с Свидерским и Алмазом Григорьевичем пытались дозваться до Алины, используя ее связь с Матвеем.

– И им это удалось, – улыбнулась принцесса. И тут же обрадовалась и испугалась одновременно. – Игорь Иванович, а Матвей же должен быть здесь? Почему он не зашел ко мне? Он ранен? Но ведь вы сказали, что анхель всех вылечили…

– Он сейчас в Песках, – пояснил Игорь Иванович. – Свидерский связывался с Тандаджи через переговорное окно и сказал, что и он, и Ситников целы. Видимо, тоже ждут окончательной стабилизации стихий, ну или там еще какие-то задачи остались. Зато здесь его друг, Дмитро Поляна, он тоже принимал участие в передаче вам информации. Может, вы хотите с ним поговорить?

– Конечно, – обрадовалась Алина. – Но еще, Игорь Иванович… я очень хочу наружу. Посмотреть на землю и небо, потрогать траву, подышать воздухом. Я так по ним соскучилась. Можно? Это безопасно?

Он поколебался.

– Округа зачищена, но там все выгорело, ваше высочество. И есть останки инсектоидов.

– Поверьте, – ответила она, усмехаясь, – останки инсектоидов меня не могут испугать. Только порадовать.

– И там есть гражданские, – добавил он, – а ваше пребывание тут – секретно. Гражданских пока никуда не деть, около столицы еще дожимают остатки вражеской армии и инсектоидов, а в деревне просто нет на них всех места.

Она тяжело вздохнула и умоляюще посмотрела на него. И Игорь Иванович сдался.

– У Дорофеи Ивановны на складе были амулеты отвода глаз, – сказал он. – Подождите, я добуду для вас, ваше высочество.

Алину, придерживая под руки, проводили наверх, в малиновый, раскинувшийся на полнеба закат, от которого у нее заслезились глаза. Охрана провела ее по выгоревшему холму далеко вниз, к нетронутой зоне, мимо прогуливающихся, сидящих на траве, что-то обсуждающих гражданских – Алина с удивлением заметила среди них подругу Марины Катерину с похожими на нее девочками и пообещала себе узнать, что тут делает она.

Катерина словно почуяла ее – посмотрела, почти принюхавшись, и с пониманием на лице отвернулась, повела девочек вокруг холма. А принцессу провели еще дальше, на сладко пахнущий луг, постелили ей одеяло, принесли сладкий чай и булочек. Два охранника встали в нескольких шагах от нее, деликатно отвернувшись.

И Алина, слабенькая, смотрела на родное голубое небо – и по щекам ее катились слезы, – на черную луну, висящую сбоку на горизонте, на едва заметную, словно прозрачную голубоватую луну над головой, ждущую ухода солнца, чтобы засиять. Принцесса подставляла лицо лучам и теплу, гладила себя по рукам и щекам, ощущая, как разливается это тепло по телу. Пила самый вкусный в мире чай, кусала сладкие булочки с маслом и повидлом – наелась с двух укусов, но периодически все равно нюхала их и пробовала языком, потому что не оторваться было.

А еще она обернулась, чтобы посмотреть со стороны на черный холм с обуглившимися остовами строений и тушами охонгов и тха-охонгов вокруг. От него несло гарью, и Алина передернула плечами, представив, как она лежала там, внутри, беспомощная и бесчувственная, пока защитники сражались снаружи. Ведь если бы не они – она бы не вернулась на Туру, потому что, вполне возможно, не было бы тела, в которое можно было бы вернуться.

Алина чувствовала себя такой же выжженой, как земля вокруг. Душа ее тлела, стреляя болью. И пусть принцесса остро и ярко – куда ярче, чем раньше, – ощущала огоньки своих сестер со всех сторон Туры, ей было невыносимо одиноко. И не было рядом того, кто подставил бы за спину крыло, к кому можно было бы прижаться во сне и кто, как она знала, всегда ее защитит и подхватит.

Она перебирала пальцами, словно гладя воздух, вытягивала вперед руки и прикрывала глаза, пытаясь ощутить ток стихии смерти. И если бы кто-то прислушался к ней, то услышал бы, как она шепчет:

– Если ты растворен в темной стихии, значит ты везде. Значит и сейчас слышишь меня, Макс. И можешь вспомнить. Только услышь меня!

Сзади раздались шаги – она обернулась. По холму быстро спускался Димка, и она даже не сразу его узнала – он тоже был похудевшим, резко повзрослевшим будто лет на десять. Он шел вниз, не видя ее, и только подойдя к охранникам, как-то двинул рукой, словно снимая вуаль – и тут же замер.

– Это ты? – спросил он неуверенно. – Точнее, это вы, ваше высочество?

– Прекрати, Дим, – Алина с трудом, с помощью охранника, который тут же вернулся на место, встала, потянула к другу руки, и он, отчего-то смущаясь, обнял ее, отступил на пару шагов.

– Ты совсем другая, – сказал он, словно извиняясь. Глаза у него были уставшие. – Будто и не ты. Нет, я видел тебя во время ритуала, но сложно привыкнуть.

– Это я, – ответила она просто. – Садись… ой, – она огляделась, увидев одеяло, заставленное чашкой, блюдцами с булочками, чайником, и смущенно развела руками.

– Да я на краешек сяду, – отчего-то повеселел Димка и правда уселся. И она, подумав, села рядом. Они некоторое время помолчали. Алина посмотрела на охранников, и Поляна понятливо кивнул, сделал движение ладонью.

– Поставил полог тишины, – объяснил он. – Но все равно не знаю, о чем говорить, – признался Дмитро.

– Угу, – Алина погладила его по плечу. – Ты меня не смущайся, Дим, я выгляжу иначе, но это же я, Алина. Ты со мной же пиво в бане пил, забыл?

Он усмехнулся.

– Это ты тогда сон тот странный увидела. Выходит, он был реальным? Туда ты попала? Мне дали доступ к тайне, если что, – предупредил он, – но всего я, конечно, не знаю. Тяжело было?

– Очень, Дим. Благо, лорд Тротт меня нашел и спас.

Он бросил короткий взгляд на ее браслет, но ничего не сказал. И не спросил о Тротте. Видимо, его уже проинструктировали не упоминать о нем.

– Расскажи, что тут было, – попросила она, когда молчание снова затянулось.

Димка подумал, вздохнул.

– Я ведь долго не знал, что происходит. Матюха сюда приехал, весь загадочный ходил, не говорил, что тебя охраняет. Потом-то мне рассказали все, когда надо было передать информацию в Нижний мир, – он поежился: небо потихоньку затягивало облаками, становилось холоднее, и один из охранников подал Алине накидку на плечи.

Она слушала, а Димка все говорил – и как они вместе с самыми крутыми магами и одним темным старались ментально пробиться к Алине, и поняли, что удалось, и как потом он решил вызволить родителей из Менска, а получилось, как получилось, и на какие хитрости приходилось идти им с Матвеем, чтобы не оставлять людей, и что он до сих пор не знает, как правильно поступать в таких случаях, потому что, выходит, именно он дал возможность напасть на Иоаннесбург, хотя иномиряне собирали войска с манками и так, а Димка ускорил процесс, но все же.

На нос Алине упало что-то холодное, она подняла глаза – и увидела, как голубые небеса затянуло тонкими, словно призрачными тучами, откуда мягко пошел снег. Но было еще светло, закат еще догорал.

– Пойдем внутрь? – предложил Дмитро.

Алина помотала головой и плотнее укуталась в накидку.

– Я еще не надышалась, Дим.

Дмитро кивнул и поставил над ними щит, по которому снежными дорожками стали соскальзывать снежинки.

Дима рассказал о вчерашнем бое, о том, как отчаянно здесь сражались и как погибла Дорофея Ивановна, и множество защитников тоже погибло, и как они с Матвеем и другими магами старались держать купол, и как Димку ранило – а очнулся он днем от света анхель, который – он это четко ощущал – восстановил ему выжженые магические каналы.

– Я сам не видел, но отец Олег сказал, что боги бились с чужими богами прямо на Туре и наши победили, – проговорил Дмитро. – Хотел бы я на это посмотреть.

– И я, Дим. Но я видела богов Лортаха там, внизу. Они очень страшные. Правда.

– Матюха наверняка видел бой. Он же не был в бункере, – предположил Поляна. – Вершинин сказал, он ушел к сестре и родным в Пески.

Снег уже засыпал все вокруг. Гражданские ушли, и снаружи остались только Алина с Димой и охранниками. Метель скрыла гарь холма, сделала остовы инсектоидов белыми, не страшными. Под куполом было тепло – Дмитро без лишних слов сохранял им под ним кусочек мая.

– А я же видела сон про вас, – сказала Алина, вспомнив. – Получается, я смотрела глазами Матвея? Ты был ранен в ногу, да?

– Да, – глаза Дмитро загорелись. – У вас двухсторонняя связь, выходит?

– Видимо, да. А ты не можешь с ним сейчас связаться? – оживилась Алина. – Правда, – она нахмурилась, что-то подсчитывая, – в Песках сейчас уже почти ночь. И если бы он был свободен, он бы сам наверняка уже к нам пришел, правда? Или связался бы… я точно знаю, он бы узнал, как я.

– Я ждал, пока ты попросишь, – честно признался Дмитро. – У нас майор Вершинин очень строгий, запретил внутри бункера открывать переходы. Да и тяжело это очень под землей, хотя стихии и выровнялись. А так скажу, что ты приказала. Ты же принцесса, он тебя ругать не будет. Ладно?

– Давай, – рассмеялась Алина. И Дмитро, тихонько двигая руками, открыл небольшое переговорное зеркало размером с две ладони.

– Матюха, – тихо позвал он. – Матюха, ты не спишь там?

Зеркало словно обрело громкость, раздались отдаленные крики, щелканье, грохот.

– Дим, я в окрестностях Тафии, помогаю ловить разбежавшихся инсектоидов и иномирян, чтобы людям не навредили, – раздался в ответ запыхавшийся голос. – Алина проснулась?

– Я тут, Матвей, – тревожно откликнулась принцесса.

– Прости, что сразу не смог с тобой связаться, малявочка. Я очень рад, что ты вышла. Закончу тут дела, обниму тебя.

– Я скучала, Матвей, – сквозь слезы проговорила она.

– Я тоже, – раздались ругательства, почему-то на йеллоувиньском, драконий рев. – Алина, что с лордом Троттом?

Она выдохнула.

– Долго рассказывать. Развеялся в стихии Жреца. Прости, что отвлекли. Мы тебя ждем.

– Мне очень жаль. Он крутой, да?

Зеркало тренькнуло и рассыпалось на тающие осколки.

– Да, – печально отозвалась Алина, снова чувствуя, как слабость и горечь затапливают тело. – Он крутой.

– Я постарался держать Зеркало рядом, но Сита бежал, куда-то прыгал, и я в результате не потянул, – преувеличенно бодро объяснил Димка и поднял глаза на совсем потемневшее небо. – Ну что, пойдем обратно?

– Пойдем, – согласилась Алина. Тоже посмотрела в небо. – Хотя нет, подожди, пожалуйста… я хочу еще кое-что проверить. Только не пугайся, ладно?

Она, поднявшись на дрожавших ногах, распахнула призрачные крылья, которые проявились сквозь одежду и вмиг стали видимыми, налились силой, а затем поднялась в небо под изумленные возгласы охраны и Димки. Сделала в темноте под снегопадом под голубоватой луной несколько кругов и спустилась обратно.

Алина извинилась перед охранниками и пообещала больше не подвергать себя опасности. И даже позволила проводить себя под руки обратно в бункер. Но внутри еще трепетали остатки того ликования, которое она испытала в воздухе.

Пусть она была слаба. Но крылья вновь дали ей ощущение силы. Ощущение того, что она контролирует свою жизнь.

А тело она восстановит. Есть ради чего постараться.

Глава 3

Марина

Наутро, проснувшись в теплом коконе из одеял в обнимку с горячим, сонным, помятым и голубоглазым Люком, я понежилась рядом сколько позволил организм, а затем, едва отцепившись, пошла в уборную. Люк тоже поднялся и раздвинул шторы – там продолжал медленно идти снег. Муж распахнул окно и, полуголый, с наслаждением высунулся в него, вдыхая свежий воздух. Затем развернулся и замер.