Королевская кровь-13. Часть 1

– Где держава? – поинтересовался Люк, оглядываясь. Я махнула рукой вверх, на выемку под крышей башни, но Люк уже сам увидел серебристое свечение, которое оттуда исходило. Он не стал вставать на ящик с оружием – поднялся в воздух под крышу так спокойно, будто сто раз это делал, и забрал раскрытый щитом артефакт. Я видела, как змеещит в его руке зашевелился, сплетаясь обратно в серебристый шар. Люк, спустившись, зашипел ругательство – одна из змей, вынырнув из державы, вцепилась зубами в его запястье, глотнула кровь. Артефакт полыхнул серебром, остальные гады вновь зашевелились и окутали руку моего мужа от запястья до локтя чем-то вроде нарукавника. А затем вновь соткались в шар.

Люк смотрел на это с изумлением, замешанным на недоверии. Поднял глаза на меня.

– Надеюсь, Тамми придется им больше по вкусу, – с нервным смешком проговорила я. – Может, пожертвовать ему еще пару литров моей крови для надежности? Хотя у нас же есть еще трон Блакори, поэтому, возможно, вам с ним обоим отвертеться не получится.

Люк молчал, словно его обычное остроумие его покинуло.

– Я рассчитываю, что, раз Жрец вернулся, то у Блакории восстановится трон темной крови, – наконец ответил он. И пообещал: – Я не пойду на коронацию, Марина.

Змеи в его руке недовольно зашевелились, и ветер вокруг взвыл как-то очень уж угрожающе.

– Думаешь, сработает? – вздохнула я, с намеком прислушавшись к вою стихии. – Да, я не хочу быть королевой, Люк. Я ведь все это время бежала от рамок и правил. Но при этом я понимаю, что от судьбы не уйдешь. Я же не слепая и не хочу закрывать глаза на очевидное. Я люблю тебя, – я обхватила его лицо руками и прошептала в губы, – я пойду с тобой куда угодно… но как же не хочется, Люк…

– Я знаю, Марина, – ответил он, прикрывая глаза и потираясь губами о мою щеку. – Ради тебя я очень постараюсь этого не допустить. Не зря же я взрастил Тамми. Он куда лучше, чище и ответственней меня.

Я прижалась лбом к его лбу. Держава в его руке холодила мою спину, но это был приятный холод.

– Хватит ругать моего мужа, – прошептала я строго. – Он самый лучший, понял?

– Даже не знаю, какой ты мне нравишься больше, – ответил он со смешком, – когда кусаешь меня или когда так нежна, как сейчас.

– Тебе все во мне нравится, – проворчала я.

– Я все в тебе люблю, – согласился мой послушный муж. – А теперь давай вниз и спать? Завтра Леймин, конечно, увидит все это на камерах и выскажет нам, но мы с тобой уже привычные, да?

Он заснул почти сразу – счастливое свойство мужчин отключаться мгновенно – а я лежала на его плече, смотрела на его лицо, целовала едва заметно, чтобы не разбудить, а мысли мои текли лениво, размеренно, как снег за окном.

Уже к вечеру вчерашнего дня, не успело еще успокоиться и встать в свои берега море, заработали телепорты. Но, кажется, это первый раз, когда мы с сестрами не побежали друг к другу, как только появилась такая возможность, потому что у всех оставались свои задачи. У Василины продолжалась зачистка столицы и ей было не до меня, Алину до завтра оставили в бункере – пока не восстановился Зигфрид, который мог бы ее перенести во дворец. Ани отдыхала после пережитого, Поля замещала Демьяна, который находился в виталистическом сне после ранения и истощения. К Каро мы могли ходить в любое время без согласования с Ши, но у нее уже была ночь.

Да и не могла я оставить Люка, который вернулся ко мне.

Мне было так спокойно еще и потому, что я откуда-то была преисполнена знанием, что ничего плохого уже не произойдет. А что произойдет, мы переживем.

Расслабленная этой уверенностью, ощущением безопасности и счастья, я начала засыпать. Сквозь дрему мне думалось о том, что война еще не успела закончиться, еще впереди полное очищение Инляндии от иномирян и помощь людям, потерявшим все, а мое внимание уже перестроилось на будущее, словно организм поверил, что этому будущему быть. Мне предстояло носить детей еще месяца три – предварительный день родов стоял на начало октября, но двойням свойственно появляться на свет на месяцок раньше, так что они могли и конец августа застать. Я грезила, вспоминая маму с младшими на руках, и на сердце становилось тоскливо и тепло одновременно, я представляла Люка с детьми, и он отчего-то казался мне растерянно-изумленным. Думала о том, что мечта учиться на врача-хирурга отдаляется на время взросления детей. Я засыпала и уже на грани сна и яви ощутила, как живот под тонкой ночной рубашкой холодит ветерок.

На миг удалось разлепить глаза – чтобы увидеть, как две мои недавние знакомые, тетушки-змеи, с умилением перетекают через спину Люка, укладывают большие призрачные головы на мой живот, и шипят что-то едва слышное, убаюкивающее. Дети внутри зашевелились, но лениво, тоже сонно, и я положила руку туда, куда упиралась чья-то пятка.

– Т-ш-ш-шшшш, – зашипели змеицы, и я снова сомкнула веки, успев на уходе в сон ощутить, как идут по телу мятные прохладные волны и от браслета, и от двух змей, прижавшихся ко мне как коты, напитывая меня искрящейся, как пузырьки шампанского, энергией.

Глава 2

Над Пьентаном тоже кружил снег. В столице Йеллоувиня уже рассветало, и коротко остриженная Каролина Рудлог, одетая в теплую пижаму и огромную красную кофту, унты и красную же шапку с ушками, вынесла на лужайку перед увитым цветами павильоном мольберт и краски. Она рисовала сомкнутые чуть фиолетовые лотосы на тронутой снежинками черной воде пруда с водопадиком и мельничным колесом, рисовала поседевшую зеленую траву вокруг, пожелтевшие в знак траура по Хань Ши огромные деревья, что своими ветвями защищали дворец от боя богов и праздничное голубое небо с тонкой паутиной облаков, из которых и сыпал снег.

Она понимала, что больше никогда в жизни такого не увидит. В эти дни много чего происходило того, что никто больше не увидит. И она торопилась, пока память о видениях была свежа – сейчас рисовала гармонию цветов в садах Ши, а до этого, вечером и ночью делала зарисовки на серию полотен про битву богов, рисовала Четери, рисовала Вея таким, каким она его не видела никогда, и сама не заметила, как ее сморил сон.

Сейчас ей было очень легко и радостно оттого, что она ощущала в мире – он словно излечивался от тяжелой болезни, креп, улыбался солнцу прямо как она сама. И лишь немного грусти укрывало ее сердце как белый снег траву – потому что она хотела быть сейчас в Рудлоге, дождаться Алину, встретиться со всеми сестрами, послушать их, пообнимать, – но не было возможности это сделать.

Из окна глядел на дочку Святослав Федорович – и понимал, насколько ярким диссонирующим пятном выглядит она на фоне окружающего торжественного покоя, изящной архитектуры дворцовых павильонов, стройной красоты парка. Шесть лет предстояло ей провести здесь – и как ни мудры Ши, а тысячелетняя традиция дворца будет прогибать и обтесывать ее под себя. И хватит ли ей сил, чтобы выстоять? Увидят ли, что на фоне ее инаковости традиция кажется еще величественней и драгоценнее?

Он тоже хотел побывать в Рудлоге, обнять детей, Алину. Но девочки там будут впятером, они будут друг у друга. А здесь, у Каролины, есть только он сам – и поэтому он останется с ней.

* * *

Над Бермонтом снегопад разразился нешуточный, и королева Полина, так уставшая за тревожный день, легла спать куда раньше шести утра, когда она оборачивалась медведицей. Сон не шел – сказались волнения последних дней и переживания за Демьяна, и она крутилась в том мерзком состоянии, когда одновременно хочешь спать и не можешь уснуть.

А может, играла свою роль почти полная луна – день-два оставались до полнолуния. За событиями последних дней Поля и не обратила внимание на обострившиеся нюх и чувствительность, а теперь вот они проявляли себя во всей красе. Она, вертясь, не сопротивлялась мыслям, которые текли и текли, и вспоминала прошедший день.

Страну битва богов почти не задела, но разрушений из-за потрескавшейся и вновь сросшейся земли было достаточно. Нужно было срочно организовывать помощь бермонтцам. Организовали бы и без нее – Демьян хорошо подбирал кадры, но она должна была учиться и потому присутствовала на совещаниях, слушала доклады о положении дел в столице и линдах, дабы понимать, что происходит и как с этим справиться.

Чтобы поднять дух народа, пришлось записывать обращение, которое транслировали по громкоговорителям с военных машин на улицах, а в линды послали письменно через телепорт-почту. Полина превзошла себя в красноречии, поблагодарив бермонтцев за силу духа и рассказав о том, что король проявил чудеса мужества, помогая вернуться в мир Черному жрецу, сейчас восстанавливается после ранения, но завтра уже вернется в Бермонт.

Большая часть армии оставалась в Блакории и Дармоншире, и потому к размещению потерявших кров людей, восстановлению коммуникаций, регулировке движения, тушению кое-где вспыхнувших пожаров привлекали женщин, которые по указу Полины несколько недель назад стали поступать на службу.

Чтобы не чувствовать себя совсем бесполезной и занять руки, к вечеру она взяла свой женский гвардейский отряд и отправилась в ближайшую школу, где организовали пункт временного размещения – там нужны были руки для выдачи пайков, белья и предметов тем, кто остался без крова. К ней присоединилась вся женская часть двора во главе с леди Редьялой, пока мужчины-гвардейцы ушли на помощь в расчистке завалов там, где нужно было освободить дороги.

В школе, среди деловитых, занятых общим делом женщин, в неверном свете работающих от гудящих генераторов ламп, говоря слова утешения и поддержки людям, пришедшим сюда, улыбаясь детям, обнимая стариков, Полина вдруг поняла, что то, что она когда-то сказала Ольрену Ровенту, просящему ее о милости, действительно правда. Потому что она любила не только короля Бермонта, она полюбила людей Бермонта, она поняла их со всей их суровостью и где-то дикостью, и приняла всем сердцем. И они полюбили ее в ответ.

Полина смотрела то на шапку снега снаружи на подоконнике, то на резной комод с другой стороны, то на балдахин сверху – и, не выдержав, накинула домашнее платье и пошла вниз, во двор, жестом показав фрейлине, дежурившей в гостиной их с Демьяном покоев, что ее не надо сопровождать.

Гвардейцы, когда она проходила мимо, отдавали честь, каменные медведи, вросшие в стены замка, вспыхивали зелеными глазами, и она ласково гладила то одного, то другого по носу, слыша утробное ворчание из толщи стен. По полам замка в полумраке притушенных светильников шли зеленоватые волны – она видела их едва-едва, как размытое северное сияние.

В теплом дворе она побродила меж сосен, посмотрела на пруд, в котором отражался снег, текущий по погодному куполу, на почти полную луну, просвечивающую сквозь снегопад. Было очень тихо, и она зевнула раз, другой – и, решившись, представила себя медведицей.

«Как вы оборачиваетесь?» – спрашивала она у Демьяна.

«Это происходит спонтанно еще когда мы маленькие, – ответил тогда муж, – а потом ты просто представляешь себя медведем. Не визуально, а вспоминаешь свои ощущения в медвежьем теле, будто мгновенно погружаешься в то состояние сознания, и тело сразу реагирует оборотом».

Никогда до этого она не обращалась по своей воле и не думала, что после месяцев вынужденных оборотов и вынужденного сна в медвежьем облике решится это сделать. Но вот надо же – привыкла, и теперь при засыпании в человеческом теле как будто чего-то не хватает.

Тело откликнулось так быстро, будто ждало этого, и она опустилась на траву уже медведицей. Мысли в голове ворочались тяжело и сонно, но она все же, укладывая голову на лапы, пожелала изо всех сил, чтобы она завтра проснулась, а Демьян уже был рядом.

* * *

Снег к середине ночи пришел и в Пески. Он падал на теплую землю и тут же таял, превращаясь в ручейки, и только на крышах домов и на мраморных террасах дворцов затаивался пушистыми пятнами.

В Тафию весь вечер и ночь возвращались те, кто только утром бежал из нее. От человека к человеку передавались слова о том, что война закончена, что наши боги победили, что всех крылатых инсектоидов в окрестностях уже выловили драконы, а остатки наземных иномирянских отрядов добивают сейчас в лесах вокруг города.

Река Неру, растекшаяся в трещины, при их зарастании вышла из берегов, подступив прямо к стенам Города-на-реке – но лишнюю воду впитал в себя поредевший терновник.

А когда начался снегопад, терновник, почти весь уже ушедший под землю, удивился, высунулся побольше и начал радостно ловить цветами снежинки и впитывать побегами ручейки. Он пережил за этот день больше, чем за тысячи лет, с тех пор как первый дракон по благословению матери-Воды привязал духа подземных вод к алтарю и заключил с ним договор. И теперь ему очень не хотелось обратно в одиночество.

Вечером к нему, росшему во дворце Тафии в парке у мраморной беседки, пришли Владыка Нории и Владычица Ангелина, так больно обжегшая его когда-то своей кровью и так щедро сегодня подпитавшая. И принесли ему много-много ароматного масла аира и розы, оставив в кувшинах и плошках, и хвалили его, и благодарили, и кланялись, и гладили по длинным ветвям с острыми шипами, не боясь уколоться.

– Скажи мне, почему все великие духи говорят, а наш Терновник нет? – услышал он вопрос Владычицы Ангелины к мужу. – Василина рассказывала, что ментально общалась с нашим огнедухом, и Колодец умеет говорить, и великие ветра. А наш нет.

– Он просто долго был один, – ответил ей дракон, чья кровь была так вкусна, но его почтительность – еще вкуснее. – Вы общаетесь с вашим духом хотя бы раз в семь лет. А наш Терновник сотни лет был один, и, к стыду моему, мы его опасались, хоть и почитали, и не думали, что договор можно изменить. Но теперь, когда вокруг него будут люди и драконы, он быстро повзрослеет. И, думаю, мы еще сможем с ним пообщаться.

Терновник запомнил это. Ему понравилось наблюдать за людьми, понимать, почему они действуют так или иначе, отчего боятся и радуются, – ему словно со всех сторон показывали представление, и он не мог от него оторваться.

После правителей к терновнику пошли и простые драконы, а в городе, там, где еще оставались его побеги – и жители из тех, кто прятался от врагов в своих домах или уже успел вернуться. Столько добрых слов было сказано ему, столько масла пожертвовано, что терновник подумал-подумал и оставил по побегу не только в садах Владык, но и в городах у храмов богини – теперь ему никогда не будет скучно, да и лишние жертвенные масла никому еще не помешали.

А если кто-то будет докучать ему глупыми или злыми просьбами – он всегда сможет усыпить непочтительного.

Ангелина и Нории спать легли поздно. Владыке, прежде чем возвращаться в Истаил, нужно было убедиться, что все инсектоиды в окрестностях уничтожены, а иномиряне – либо пленены, либо убиты. В леса, туда, где были с воздуха замечены крупные группы врагов, выдвигались наземные отряды из тех бойцов: мужчин из отрядов самообороны, магов, драконов, – у кого еще оставались силы. Полетел туда и Нории. Не хватало еще, чтобы иномиряне разбойничьими группами растеклись по Пескам, нападая на поселения и наводя ужас на людей.

Тюрьмы города переполнились сотнями пленников. Кто-то сдавался сам, кто-то собрался в группы и отчаянно попытался прорваться к порталу – но магистр Нефиди восстановил вокруг него щит, завязав на накопители, и лорташцам ничего не оставалось кроме как биться или сдаваться.

Что делать с ними, предстояло еще решать.

Оживал и дворец. Здесь горели в парке костры, здесь раздавался смех и песни. Ангелина, ожидавшая мужа, чувствовала усталую деловитость, с которой большой дом возвращался к хозяйственной рутине, и радовалась ей, глядя из окна в ночь, пахнущую цветами и снегом, кострами и ванилью.

По переговорным чашам было передано в девять белых городов, что атака на Тафию отбита и враг не прошел, и что Владыка и Владычица вернутся в столичный Истаил через несколько дней.

Город-на-реке вновь наполнялся жизнью: кто-то из жизнестойких торговцев даже вышел на Базар, кто-то праздновал, переживая свой страх, кто-то искал новый дом, благо в Тафии пустых было еще много, кто-то оплакивал погибших. По всем храмам звучали молебны, и много их произносили сегодня за Владыку Четерии, ставшего вровень с богом и победившем его. Жители Тафии и раньше гордились тем, что у них Владыкой легендарный Мастер клинков, а сейчас их восторг и благоговение были так велики, что стань они пламенем – костер над Тафией был бы виден и из Йеллоувиня.

Четери еще спал, и Ани, думая о нем, тоже испытывала неведомое доселе благоговение. Впрочем, все его испытывали – словно в покоях Владыки восстанавливался после самого важного боя в жизни не шутливый, легкий Мастер, а существо высшего порядка.

Ангелина после отлета Нории, уносящего на своей спине бойцов, успела навестить Светлану – и поздравить ее, и полюбоваться крошечным, с две ладошки, мальчишкой, который спал на груди у матери. Долго задерживаться не стала – у Светы было множество помощников, и всем требовался отдых.

Она зашла и к старым магам, решившим остаться во дворце до завтра, и уже бойко попивающим вино из запасов Владыки, и поблагодарила их, и предложила обращаться, если нужна будет любая помощь. Ли Сой, Гуго Въертолакхнет, Галина Лакторева, Таис Инидис – они сидели тесным кружком, общаясь, как очень близкие люди, и Ани вдруг представила, как через много-много лет будет так же сидеть с седовласыми сестрами, посмеиваясь и что-то обсуждая, и на сердце ее потеплело.

Навестила она и Викторию с Мартином фон Съедентентом. И если в прошлых покоях она увидела дружбу и близость сквозь времена, то здесь на нее глазами сильно постаревшей волшебницы, державшей в руках руку мужа, глянула вековая любовь. Глянула и улыбнулась – вот так будет и у тебя через пятьдесят лет, потому что и ты так же искренне любишь, как она.

Не только людям она должна была отдать дань уважения. Обойдя всех, с кем разделена была прошедшая страшная битва, Ангелина вернулась в покои, которые Чет выделил им с Нории и высыпала в чашу из пропахшего гарью и кровью мешочка драгоценные камни с огнедухами. А затем полила их ароматическим маслом, зажгла его – и щедро окропила самоцветы кровью, потому что без духов бы тоже все не справились, а они требовали подпитки.

Заснуть без Нории она так и не смогла, хотя очень устала за этот день. И потому, когда похолодало и пошел снег, удивилась, а затем и обеспокоилась за жителей Песков. Но им она помочь не могла, зато могла согреть тех, кто находился во дворце.

Ангелина приказала служанке разбудить управляющего Эри, чтобы узнать, есть ли во дворце согревающие артефакты – а когда оказалось, что их нет, потому что необходимости никогда не возникало, велела собрать все жаровни дворца, залить в них масла, уложила в каждую по самоцвету и договорилась с огнедухами, что они согреют покои, пока идет снег.

Нории вернулся после двух ночи. Ангелина, услышав шум больших крыльев, с успокоившимся сердцем наблюдала из окна в голубоватом свете почти полной луны, как ссаживает он во внутреннем дворике с фонтаном – в который ее когда-то перенес Колодец – тех, кто помогал добить иномирян. Был среди них и брат Светланы, и принц Ши с десятком гвардейцев, и Александр Свидерский.

Бойцы расходились, и Нории, заметив Ани в окне, улыбнулся и пошел к ней.

Зайдя в спальню, супруг бросил взгляд на жаровню с расставившей лапы саламандрой, протянул к жене руки. Ани поцеловала его в холодные губы, заглянула в зеленые глаза, и он осторожно, не прижимая, приобнял ее.

– Не хочу тебя испачкать, – тихо пророкотал он и тоже коснулся губами ее губ, прежде чем отстраниться. Он тоже был уставший, грязный, пахнущий чужой кровью, древесной щепой и грязью, муравьиной кислотой – и очень удовлетворенный.

– Справились, – сказал он, снимая грязную одежду, – если и остался кто в лесах, то единицы. Выловим. Там и сопротивлялись больше из страха, чем из желания, но повозиться пришлось.

– Замерз? – спросила она, наблюдая за ним с какой-то непривычной, щемящей грудь, совсем расклеившей ее нежностью.

– Нет, – он улыбнулся. Посмотрел за окно, у которого трепетали занавески. – Матушка празднует возвращение мужа, в мире сейчас много силы. С ней не замерзнешь. А с тобой рядом тем более.

Он направился в купальню – и Ани пошла за ним. И там, опустившись на низкую софу, смотрела, как моется он, как ныряет в чаше-бассейне, как смотрит на нее, мягко улыбаясь. И она не выдержала, подошла, сев за его спиной на теплый мрамор.

– Дай я вымою тебе волосы, – попросила она. И действительно вымыла, перебирая красные и седую пряди, массируя голову, с нежностью гладя по плечам. Нории расслабленно лежал в чаше, положив голову на бортик, прикрыв глаза, и улыбался, и принимая ее заботу, и понимая, почему она ей нужна – потому что полдня назад они спиной к спине стояли в другом мире, не зная, выживут ли, удастся ли вернуться, а затем переживали атаку бога, и бой богов, и день этот мог быть последним и для них, и для всей Туры – а обыденность помогала пережить все это, прикрыть щитом повседневности, приглушить.

На теле его и на лице оставались едва заметные ромбовидные шрамы.

– Как хорошо, что у тебя снова появился Ключ, – проговорила она едва слышно. – Я привыкла к нему в твоих волосах.

– Спасибо богине, – отозвался Нории. – Прилетим в Истаил, сходим на ночь в храм ее, поблагодарим ее, порадуем.

Ани усмехнулась и не стала спрашивать, как порадовать богиню. Все было и так понятно.

* * *

Вей Ши после похорон старика Амфата и боя Мастера с богом-войной пошел во дворец – как и сказал ему Четери, – туда, где разместились йеллоувиньские гвардейцы. Во дворце и в парке пахло сладкими лепешками, ванилью от цветков терновника, чем-то мясным и вкусным: слуги, вернувшиеся во дворец, старались изо всех сил, чтобы накормить всех, кто бился и отстоял Тафию.

Вей узнал, как устроились его бойцы, а затем встал в тени во дворе у увитой терновником стенки, чтобы дождаться возвращения Владыки Нории. С облегчением увидел на спине опустившегося во двор дракона спящего Мастера и Светлану с малышом и родными. Кивнул жене Мастера издалека – все в порядке и с ней, и с ребенком, который едва заметно светился родной стихией. Значит, помог его подарок, значит, все правильно он сделал.

Светлана, уставшая и со слегка безумным взглядом, спускалась с крыла Владыки осторожно, ей помогали, приняли ребенка. Встречал ее и брат, Матвей, прибывший почти одновременно, и она крепко обняла его, а он что-то добродушно проговорил. Вея она, кажется, и не заметила – но он был не в обиде, ей сейчас точно было не до него.

Спустились и Владычица Ангелина, и родные Светы. Затем драконы сняли Четери, и весь двор сбежался посмотреть на него: люди и драконы выглядывали из окон, бежали к Владыке в драконьем обличье, окружая толпой, чтобы только посмотреть на того, кто победил бога.

– Мастер! Мастер! – раздавалось повсюду благоговейное.

Вей поймал себя на совершенно детском желании тоже побежать к людям, попробовать коснуться героя, словно можно было одним касанием взять частицу славы и мощи, которую Пески увидели в Четери. Мастер клинков спал расслабленно и безмятежно, но волосы его из красных стали чуть серебристыми, словно седой паутинкой накрылись. И показалось Вею издалека – хотя что там можно было разглядеть? – что лицо его стало старше. Или то заострились черты от близости к смерти и невыносимой нагрузки, что он пережил?

Четери подняли на руки и понесли во дворец, остальные драконы осторожно взяли Светлану с родными в кольцо, чтобы не дай боги не пострадали в давке.

Владыка Нории тоже обернулся человеком и обнялся с очень похожим на него молодым драконом – Вей уже знал, что это его брат, Энтери, который коснулся его лица и что-то проговорил, не стесняясь слез.

– Я все тебе расскажу, дай только перевести дух, – услышал Вей ответ, уже когда направлялся к своим.

День длился и длился – всех гостей и соратников накормили, отвели в купальни, предоставили покои для отдыха. Вей не думал пока, как гвардия будет возвращаться в Йеллоувинь – если не заработают телепорты, отец пришлет за ними машины. Его же место здесь, в учениках и послушниках. По крайней мере пока не очнется Мастер и Вей не сможет попросить у него несколько дней, чтобы наведаться в Пьентан.

Наследник, тоже искупавшись в теплом источнике в парке, по которому он столько прогуливался в разговорах с Четери и где занимался до изгнания в обитель, забрался в дальнюю беседку и закрыл глаза. Он хотел еще дойти до разрушенной обители и спросить у настоятеля Оджи, нужна ли какая-то помощь, но сейчас тело требовало немного побыть в тишине, помедитировать.

Пока он восстанавливал гармоничное течение энергий в организме, его сознания мягко коснулся отец и отступил – убедился, что с сыном все в порядке, а обстоятельно поговорить, так, чтобы Вей мог показать все, чему стал свидетелем, они смогут ночью.

Но до наступления ночи Вей Ши узнал, что Владыка Нории собирает отряд на зачистку лесов вокруг Тафии.