Королевская кровь-13. Часть 1

Сумка с ее и Макса вещами стояла у кровати, а принцесса ждала, когда ей скажут, что Зигфрид уже наверху, и проводят к нему. Ждала, стараясь привыкнуть, продышать тоску в сердце, и думала над тем, что ответил ей Стрелковский вчера – уже когда принес ей амулет отвода глаз.

– Игорь Иванович, – спросила она тогда у него, старательно подбирая слова, – Василина говорила, что в-вы после переворота ушли в обитель Триединого монахом. И п-потом вернулись, чтобы найти Полину.

– Верно, – осторожно ответил он.

– В-вы не могли бы меня проконсультировать по одному вопросу? Религиозные обычаи не входят в сферу моих знаний.

Лицо его чуть расслабилось.

– Конечно, ваше высочество. О чем вы хотели узнать?

– Что означает серая лента на капюшоне у монаха?

Стрелковский удивленно приподнял брови.

– Это знак аскезы, ваше высочество. Нерушимого обета, который дается во имя чего-то. Но вам об этом лучше поговорить с Его Священством, он благоволит семье Рудлог и не откажет вам. Он однажды очень подробно объяснил мне и правила, и последствия аскезы.

Тоска в груди вновь притухла, сменившись надеждой.

– Может, вы мне пока расскажете своими словами? – попросила она тихо. – Чего можно добиться этим обетом?

– Говорят, чего угодно, – улыбнулся он сдержанно и на мгновение прикрыл глаза, – но, конечно, это не так. Все зависит от важности того, от чего отказываешься, и о силе желаемого, – он потер переносицу, и Алина вспомнила, что Поля в минуты раздумья делала так же. – Все же Его Священство объяснил бы лучше, принцесса, но я скажу то, как понял я. Боги не всесильны и подчиняются правилам, установленными ими самими для равновесия планеты и Триединым для того, чтобы они не теряли берегов и всегда знали, что ответственны за свои поступки. Поэтому не все, далеко не все наши молитвы, помогают. Некоторые остаются без ответа потому, что у человека у самого есть все, чтобы решить ситуацию, какие-то – потому что человек недостоин помощи и творящееся с ним – это наказание. А какие-то потому, что у богов, даже вместе взятых, нет на это сил или есть правило, ограничивающее их. Но человек, взявший на себя аскезу, идя против своей природы и потребностей, словно придает большую силу своей молитве, заставляет богов обратить на нее внимание, вливает силу в бога, позволяющую ему преступить правило. Аскезу принимают как ради исполнения какой-то просьбы, так и во имя получения прощения за прошлые грехи или накопления сил… но она тоже ничего не гарантирует, ваше высочество.

– В-вам не помогла, да? – сказала она печально.

Он покачал головой.

– Я не просил воскресить ту, кого любил, ваше высочество. И не пытался загладить вину за то, что без суда лишил виновников в ее смерти жизни. Мне просто… было невыносимо говорить хоть с кем-то, когда у нее уже не было такой возможности.

Она понимала, что он говорит о маме, но не стала это озвучивать.

– Пообщайтесь с Его Священством, – в третий раз повторил Стрелковский. – Но, простите меня за личную рекомендацию, моя госпожа. Прежде чем бороться с судьбой, ради чего бы вы не интересовались этими практиками, вам нужно самой набраться сил.

«Я наберусь», – пообещала себе Алина.

В кармашке сумки лежала новая записная книжка – какой-то военный блокнот, найденный для нее на складах бункера. В нем на первом листе был составлен большой список дел, который начинался с пункта:

1) Проверить в храме, действителен ли еще наш брак.

За прошедшие с возвращения с поверхности часы, разделенные сном без сновидений, она много раз чувствовала подступающую истерику – и каждый раз доставала блокнот, читала то, что написала там, и, если что-то приходило в голову – добавляла пункты. В этом всегда была ее сила. В упорядоченности и систематизации.

– Потом порыдаете, Богуславская, – сказала она себе Максовым голосом, потому что слезы опять подступили к глазам. – Сначала дело. Сначала испробуйте все варианты, потом рыдайте.

Она улыбнулась, закрыла лицо руками и все-таки расплакалась.

За дверью раздались тяжелые шаги, и Алина, не успел гость постучаться, поднялась так быстро, как могла, оттолкнулась от кровати и поспешно доковыляла до двери. И распахнула ее.

– Матвей, – прошептала она, продолжая всхлипывать, улыбаясь и часто моргая, рассматривая его: он не похудел, но как-то словно высох, заматерел, и взгляд стал жестче, и линия губ, а глаза были тревожными, растерянными. Принцесса, шагнув вперед, крепко-крепко обняла его. И не смогла сдержать слез, когда большие ладони бережно и крепко приобняли ее со спины.

– Как ты? – спросил он так тихо и сочувственно, что она разрыдалась еще сильнее.

– Плохо, – ответила она ему в грудь, вытирая слезы. – Мне так плохо без него, Матвей! Он спас меня, и мир, выходит, спас, а сам не спасся!

Он погладил ее по спине.

– Лорд Тротт ушел как герой, – проговорил он с неловкостью. – Что ты будешь делать дальше?

– Я не знаю, – прошептала она ему в военную рубашку. – Но я точно не сдамся, Матвей. Разве могу я сдаться после всего, что мы с ним прошли?

Ситников тяжело переступил с ноги на ногу.

– Мне так тяжело, что я ничем не мог помочь, малявочка. И сейчас не могу. Я многое видел, но понимаю, сколько всего я не знаю. Ты расскажешь мне?

– Потом, – она всхлипнула. – Не успею, меня вот-вот заберут во дворец. У нас с тобой максимум минут пятнадцать.

– Прости, – пробасил он виновато, – я так хотел прийти пораньше, но очень устал и только восстановился. Открыли с Александром Даниловичем Зеркало сюда на пару.

– Он тоже здесь? – изумилась Алинка, вытирая слезы.

– Ага. Они с Катериной Степановной… ну… встречаются, – сообщил Матвей. – Видела ее тут?

– Видела, – подтвердила Алина. Они так и стояли на пороге, с распахнутой дверью, за которой несли дежурство два охранника. – Мне ведь надо поговорить с ним, Матвей, но это потом, попозже. Скажи мне, помнишь, ты рассказывал, что Четери смог дозваться Свету с помощью шаманского ритуала? А откуда были те шаманы?

– Из Йеллоувиня, насколько я помню, – ответил он с пониманием. – Вроде бы Четери просил о них самого Хань Ши. А ты… ты думаешь?

– Думаю, – тяжело ответила Алина. – Пока мне остается только думать, Матвей, пока я делать ничего не могу.

Матвей отодвинулся от нее, еще раз осмотрел с ног до головы.

– Да, мне хочется прямо сейчас сварить тебе борща, такая ты тощая, – признался он и неловко улыбнулся. – Ты как ходишь-то, Алина?

– С трудом, – вздохнула она. – А борщ мне пока нельзя, хотя ты сказал, и мне ужасно захотелось именно твоего. Ты ведь придешь ко мне во дворец, Матвей, правда? Я буду тебя ждать. Только нам надо будет как-то связаться, чтобы назначить встречу. Телефоны-то не работают. О, ты же можешь это сделать через начальство!

– Я придумаю что-нибудь, – пообещал Ситников. Он все смотрел на нее и улыбался виновато и с сочувствием, и с облегчением, и с кучей нечитаемых чувств. – Прямо завтра или послезавтра. Иначе потом можем долго не встретиться.

– Ты куда-то собираешься? – встревожилась Алина.

Ситников кивнул.

– Мы с утра сегодня говорили с Александром Даниловичем, Алин. У нас на Юге еще часть городов занята иномирянами. Он будет там, будет помогать их освобождать со своими магами. А это огромный боевой опыт. Ты знаешь, я столько опыта, сколько за последние дни, за все обучение не получал. Вот и попросился с ним, а он не отказал. Димка тоже с нами пойдет. Вот, – он усмехнулся, – надо поторопиться. До зимы очистим Юг и вернемся на учебу. Полгода-то мы все отучились и сдали экзамены.

Алина смотрела на него во все глаза. Не только она изменилась, Матвей тоже очень поменялся за это время.

– Матвей, – вспомнила она важное и заговорила торопливо: – Четери сказал мне, что у тебя ко мне кровная привязка. Что это благодаря ей ты видел все внизу моими глазами. И, представляешь, я накануне видела сон, и уже после рассказа Димки поняла, что это был бой тут, у бункера, твоими глазами! Я обещаю, что как только все уляжется, как только Василина станет посвободнее, мы найдем с ней как ее снять.

– Да она мне не сильно мешает, – признался Ситников.

– Дело не в этом, – серьезно ответила Алина. – Я думаю, что мы будем дружить с тобой еще очень долго. Будет правильно, если эта дружба будет без зависимости одного от другого, правда?

– Правда, Алина. А ты знаешь… я взял клинок Четери. Он оставил клинки в стене и написал, что кто их возьмет – станет его учеником. И вот…

– Ничего себе, – изумилась Алина, даже на секунду вынырнув из своей тяжелой горечи. – А ты видел Чета? Он же так помог нам! И я даже не знаю, успел он выйти в наш портал или остался там внизу.

– Видел. Его все Пески видели. Он сразил бога-паука, представляешь? Стал гигантом и сразил. Мы думали, он погибнет, но его спасли анхель…

– Я хочу это услышать! – Алина слабыми руками затащила Матвея в комнату, закрыла дверь. – Давай сколько успеешь… про все с самого начала… про бункер и что ты ушел к родным я знаю от Димки.

И следующие десять минут она, ахая и кусая губы слушала быстрый рассказ про роды Светы, смеялась над прыжками на водяной змее, сжимала слабые кулаки на обороне дворца и битве на Лортахе, а затем слушала про Чета, который, как оказалось, не успел выйти – и никто из их помощников не успел! – и глаза ее были раскрыты широко-широко, и слезы катились, но уже от восхищения. Матвей начал рассказывать про ночной бой в лесах, но тут в дверь постучали. Вошел Вершинин.

Ситников тут же поднялся, вытянулся по стойке смирно.

– Вольно, – тут же сказал майор. – Ваше высочество, придворный маг уже ожидает вас. Вы готовы?

Алина кивнула. Повернулась к Матвею, сжала его руку.

– Пожалуйста, найди способ встретиться со мной до того, как уйдешь на Юг, – попросила она. И обняла крепко-крепко, насколько позволяли руки. Матвей тоже обнял ее. И попросил:

– Можно, я поставлю тебе сигналку? Ты всегда сможешь позвать меня, если понадоблюсь.

– Конечно, – горячо согласилась Алина. И протянула руку, которую обвила невидимая прохладная нить.

Алина, сумку у которой забрал Зигфрид, ступила с заснеженного холма прямо в свою гостиную. Ошеломленно оглянулась, впитывая, вкипая в знакомую обстановку и охватывая взглядом сестер. Всех почти одинаково коротко стриженых, застывших на мгновение: Василину в светлом брючном костюме, прижавшую руки к груди и прижавшуюся к Мариану, их детей, которые сначала опешили, но потом закричали «Тетя Алинка, тетя Алинка!», Ани в сдержанном белом восточном наряде, привставшую в кресле, очень беременную Марину в голубом платье за столом со стаканом воды, которая тут же начала плакать, и Полю, живую и веселую Полю в ярко-красных брюках и зеленой кофте под горло, которая подпрыгнула, завизжала и бросилась к ней. А ведь Алина помнила ее совсем слабой после обряда, проведенного шаманом Тайкахе!

Сзади захлопнулось Зеркало, Зигфрид, снесенный сестринской любовью, оставил сумку и поспешно удалился из гостиной – а Алинка плакала и смеялась, обнимаемая, целуемая, рассматриваемая, сжимаемая и поглаживаемая со всех сторон. Обнимали ее племянники – как выросли за время отсутствия Василь и Андрюшка! – а Мартинку, заревевшую от общего ликования, Алина чмокнула в нос. Обнял ее и Мариан, сжал крепко, как старший любящий брат, сказал: «Как хорошо, что ты дома!», – и через несколько минут тоже удалился, уведя племянников, словно понимая, насколько сестрам важно побыть наедине.

– Что вы сделали с волосами? – наконец, спросила она, когда стало возможно не только плакать и радоваться, но и слегка отдышаться. Сестры стояли вокруг, раскрасневшиеся, прижавшиеся друг к другу и к ней. Поля обнимала ее с одной стороны, Василина – с другой. – И где Каролина?

– Она теперь живет во дворце Ши и не может прийти сюда, – ответила Ангелина, которая заметно разволновалась – скулы ее были напряжены, глаза покраснели. Заметила недоуменный взгляд Алины и пояснила: – Это долгая история.

– Полагаю, – заметила Марина, нос которой распух от слез, – что у нас у всех есть долгая история для тебя, Алиш. А у тебя – для нас, – она осмотрела Алину и покачала головой. – Как же ты повзрослела, Алина. Ты совсем другая, да? У меня язык не поворачивается теперь назвать тебя «ребенок».

Пятая Рудлог сжала губы, чтобы снова не расплакаться.

– Но ты все-таки н-называй, – попросила она, и Марина снова начала вытирать слезы.

– Я стала совсем размазней, видишь? И дети чувствуют, что я реву, и пинаются, – она положила руку на живот.

– Дети? – ошарашенно спросила Алина.

– У нас у всех есть время, правда же? – почти угрожающе обвела всех взглядом Пол. – У меня Демьян сегодня, между прочим, вернулся, и я уже сбежала к вам! Возможно, после этого он со мной разведется, но когда мы еще соберемся так?

– Полагаю, что совсем скоро, – улыбнулась Василина. – На коронации Цэй Ши.

– Я ее еще просплю, – буркнула Пол.

– Хань Ши умер? – уточнила Алина очевидное, чтобы зацепиться хоть за какую-то мысль.

– И не только он, – сказала Ани тяжело. – Нам действительно очень много тебе нужно рассказать, милая.

– И мы можем это сделать у Каролины, – продолжила Василина. – Я на сегодня отменила все дела. Я хочу побыть с тобой, Алина. У нас уговор с домом Ши, что мы в любое время дня и ночи можем пройти к ним Зеркалом или через их стационарный телепорт в парке, что недалеко от павильона Каролины, и нас к ней проводит охрана. Там сейчас, – она посмотрела на часы, которые показывали около часа дня, – около восьми вечера. Если ты в силах, Алина. Как ты?

В комнате стало тихо и сестры внимательно посмотрели на пятую принцессу. И ей захотелось сказать, что все в порядке, чтобы не волновать их. Но сил не было и на это.

– Мне т-тяжело, – сказала она честно. – Я с трудом хожу. И еще не п-пришла в себя и то и дело плачу. И мне хочется забиться в нору и побыть одной, несмотря на то что я до слез счастлива в-вас видеть, – она всхлипнула. – Но если вы мне поможете д-дойти, то я бы очень хотела увидеть Каролину и узнать, как вы здесь были без меня.

Они все смотрели на нее, будто не узнавали. И Алина подумала о том, что они-то запомнили ее совсем маленькой. А она ощущала себя старше себя-прошлой на тысячу лет.

– Мы можем взять в хранилище паланкин и слуги отнесут тебя, – предложила Василина.

Пятая Рудлог благодарно улыбнулась.

– Нет, Васюш, не надо. М-мне нужно ходить. Нужно укреплять мышцы. Я дойду сама.

– И ты нам расскажешь, что было там, внизу? – спросила в тишине Марина.

– Конечно, – ответила Алина. – Мне н-нужно с кем-то разделить это, девочки. Иначе, мне кажется, я сойду с ума.

Золотое великолепие садов дворца Ши, присыпанное все еще идущим снегом, ошеломило их, пухом спокойствия легло на плечи. Встречали сестер Святослав Федорович и Каролина – одетая в яркую шапочку и пуховик-безрукавку.

Над телепортом и дорожками переливались невидимые, запитанные на амулеты, щиты, припорошенные снегом.

– А я знала, что вы придете, – крикнула младшая Рудлог радостно и побежала к ним на виду у невозмутимых гвардейцев в шерстяных восточных шинелях поверх традиционных одежд. – Я днем задремала и увидела, что из этого телепорта вылетают пять красных соколиц. Ну и кто это мог быть кроме вас?

Она изо всех сил обняла Алину, так сильно, что она пошатнулась.

– Ты мне снилась. Я еще нарисовала кое-что для тебя, – шепнула Каро ей на ухо, и пошла к другим сестрам. Святослав Федорович после объятий, смахнув слезы с покрасневших глаз, просто взял Алину за руку и пошел с ней к красивому, сказочному павильону, стоящему недалеко от пруда с крутящимся на втекающей в него речке мельничным колесом. И пусть Алина теперь знала, что папа – не кровный, она вцепилась в него, почувствовав себя маленькой девочкой, которая всегда может прийти за помощью и поддержкой к нему. И которая точно знает, что папа ее любит и для папы она предмет гордости, красавица и умница.

– Я помнил, что твоя внешность изменилась, но даже не представлял, как ты будешь похожа на Ирину, – повторил он слова Стрелковского. – Я постоянно думал о тебе, дочка, мы с Каро ходили в храм и молились богам за тебя. – Они шагали по вычищенной дорожке к павильону, любуясь на красногрудых снегирей, прыгающих по кустам жасмина, плотно закрывшего цветки. Их чириканье заставляло улыбаться, а закатное солнце, сверкающее в сыпящемся снегу, – смаргивать слезы. – Теперь, когда вы все тут, когда все закончилось, мы все переживем, правда?

Она не ответила, но сжала его пальцы. Сестры шли впереди и позади – Поля шушукалась с Мариной, Василина и Ани разговаривали с Каро, и все оглядывались на Алинку, и все приноравливались к ее медленному шагу.

– Пап, – сказала она тихо. – Пап, ты же знаешь, что я – не твоя? Вероятно, это через какое-то время станет известно всем…

Он лишь сжал руку.

– Ты – моя, – мягко проговорил он. – Как Поля, как все вы. Я был с тобой с твоего рождения, ты засыпала у меня на руках. Как ты можешь быть не моей?

Сестры замолчали. Они все слышали.

– Я тоже люблю тебя, папа, – выдохнула Алина и, остановившись, обняла его крепко-крепко и поцеловала в щеку. От отца пахло чуть-чуть мятой, чуть-чуть одеколоном, растворителем и красками, и этот запах, знакомый с детства, тоже встроился в реальность, уравновесил ее.

Слуги, неизвестно откуда взявшиеся, уже накрыли им стол с чаем, сладостями, бульоном и горячими блюдами на маленьких жаровнях, поставили лавки с мягкой обивкой и подушками, и сестры расселись, разлеглись на них. Марина и вовсе заняла целую лавку напротив Алины, напихав вокруг себя подушек и положив голову на ладонь, как серенитка, – и все смотрели на нее и на ее живот так, что она подняла глаза к небу и попросила:

– Давайте поменьше умиления, а? А то я нос себе проколю в противовес. Сегодня мы умиляемся Алинке, вы забыли уже?

Алина не выдержала и засмеялась – все стремительно вставало на свои места. Пол села с одной стороны от нее, отец – с другой, Василина и Ани – с двух концов стола, и к Ангелине под бочок примостилась Каро.

Теплым был этот вечер, несмотря на снежную завесь снаружи. В парке темнело, один за другим зажигались над дорожками огоньки – и не стояли на месте, текли под щитами вдоль покрытых снегом деревьев.

– Это волшебные фонарики, они сами летают, когда так темно, – объяснила Каро сестрам так гордо, будто она сама их придумала.

Алина видела, как посматривает на нее и на Каро Ангелина – и на лице ее появляется очень умиротворенная и счастливая улыбка, какая бывает у всех матерей, когда их дети после долгого отсутствия возвращаются домой. А когда Ани поглядывала в парк, что-то мечтательно-задумчивое проявлялось в ее глазах.

Пятая Рудлог, осторожно пробуя то одно, то другое блюдо – ей приготовили сразу с десяток легких и пресных, – рассказывала о том, что случилось с ней в Нижнем мире. Прямо с момента, как она обнаружила себя под дождем среди луга, по которому неслось стадо тха-охонгов. Большие, сочувственные глаза сестер, внимательные – отца, были ей поддержкой. Долгим оказался рассказ, и то одна, то другая сестра вставала, прохаживалась по столовой, смотрела в окно, обнимала Алину сзади за плечи, снова садилась. Марина, словно задремав с открытыми глазами на скамье напротив, поглаживала живот, и Алина думала о том, насколько мягкой она казалась по сравнению с тем, какой была раньше.

Все они поменялись, не поменялась только их сестринская связь – кажется, еще крепче стала, еще надежнее.

И пусть на одних моментах голос ее дрожал, на других – катились по щекам слезы, а на третьих на губах появлялась улыбка, – она не скрывала ничего, кроме самых уж интимных деталей.

– Макс рассказал мне, кто мой биологический отец, – сказала она, передохнув и отпив сладкого чая. – Это тоже тяжелая история.

Никто из девочек не удивился и слова ни сказал. Да и странно было бы, если бы кто-то об этом уже не догадался. Но все осторожно посмотрели на Каролину.

– Что? – спросила она с вызовом. – Я знаю, что я папина дочка. Откуда еще у меня умения потомков Желтого?

Сестры слушали Алину – и она, ощущая, как спокоен отец, благодарная ему за это, рассказала про Михея Севастьянова и про то, что теперь обязана узнать про него побольше – чтобы узнать и про себя. Рассказывала и дальше, про долину Источника, и свадьбу, и долгое-долгое путешествие на пределе сил, про людей, которые ей встречались, про ее потери и жестокость мира Лортах. И про Макса, конечно же.

Но все равно – разве можно было пересказать все случившееся шаг за шагом, все их с Троттом разговоры, и касания, и опасности, и то, как менялся он к ней от резкости к пронзительной нежности, но всегда, всегда заботился? Защищал ее, не щадя себя, рвал жилы, вырывая из рук смерти. Как ей было страшно, но она готова была идти, куда он скажет, потому что верила больше, чем кому бы то ни было. Каждый шаг рядом с ней был он, Макс, и она словно заново переживала все – и заново влюблялась в него, заново открывала его для себя.

– Он на руках вынес меня сюда, когда я уже умирала, – закончила она свой рассказ. Боль в сердце заставила голос треснуть, засипеть. – И развеялся в силе Жреца, – она потерла гладкий черный браслет с золотыми искрами внутри. Подняла голову, обвела сестер и отца взглядом. – Я хочу, чтобы вы знали. Я люблю его так, что готова бы была вернуться на Лортах, если бы только Макс там был жив. И я сделаю все, чтобы его вернуть. Пожалуйста, не мешайте мне.

Она замолчала. Наступила тишина. Поля, сидевшая рядом, сжала ее руку. Она-то знала, о чем Алина говорит.

– Да, – грустно проговорила в этой тишине Марина, – тяжело, когда дети вырастают, правда?

– Мы всегда тебя поддержим, Алина, – твердо сказала Василина. – Да, Ани?

Первая Рудлог качнула головой.

– Конечно, я поддержу тебя, милая. Я знаю, что такое – терять того, кто тебе дорог. Да и мы все в долгу перед лордом Троттом, он вернул нам тебя. И если бы я могла помочь тебе… в нас так много силы, помни об этом. Я спрошу у Нории совета, вдруг он сможет помочь.

– Спасибо, – прошептала Алина. – И… мне нужно будет попросить Цэй Ши об аудиенции. Теперь уже после коронации, да?

– Я договорюсь, – пообещала Василина.

– Поля, и еще… – но пятая Рудлог даже не успела закончить.

– Тайкахе еще шесть дней точно будет гостить у нас, – жизнерадостно подхватила Пол, – приходи ко мне в гости. Только после полудня, хорошо?

Алина улыбнулась. Так хорошо ей было, когда вместе с ней против мира вставали старшие.

– Я бы очень хотела попросить тебя не делать ничего во вред себе, – продолжила Ангелина, – но я вспоминаю себя и понимаю, что это будет невыполнимая просьба. Поэтому, прошу, для начала приложи все усилия, чтобы восстановиться.

– Конечно, – ответила пятая Рудлог. – А насчет вреда себе… не знаю, Ани. Не знаю. Мне кажется, что я все готова отдать, лишь бы он жив.

И четыре из пяти ее сестер ее в этот момент поняли.

– Как мне больно, что тебе пришлось взрослеть вот так, – глухо сказала Ангелина. – Как жаль, что я не могла пройти это вместо тебя.

Алина покачала головой.

– Это был мой путь, Ани. И ты знаешь… в нем я обрела себя. И того, кого я люблю.

– А если не получится его вернуть? – спросила старшая сестра тяжело. – Ты ведь понимаешь, что может быть и так?

Марина судорожно вздохнула, словно вспоминая что-то. И Поля сжала Алине руку.

– Я буду жить дальше. Учиться. Работать, – сказала Алина и посмотрела Ангелине в глаза. И она поняла, кивнула едва заметно. Здесь они были похожи.

Они сидели до поздней ночи, рассказывая свои истории по кругу – и перед Алиной одна за другой пролетали жизни сестер во время войны, их радости и горести, победы и поражения. Она узнала, как началась война и как покушались на королей, о гибели Луциуса Инландера и Гюнтера Блакори, о том, как последний день войны забрал царицу Иппоталию и Алмаза Григорьевича.

– А Черныш сейчас в антимагической камере Зеленого крыла, мы готовим его выдачу в Бермонт, – добавила Василина.

Поля говорила о том, что делает она для страны в отсутствие Демьяна, как интересно ей учиться – и про погоню за раньяром, чуть не закончившуюся трагедией. Марина – про свой госпиталь, и про то, как чуть не потеряла мужа, но потом нашла, а потом снова чуть не потеряла, и как летала птицей в ночи. Василина – про огромного огнедуха и свое путешествие к нему, и о том, что она обязана сестер с ним познакомить, о ходе войны. Ангелина рассказала про то, что случилось с ней и Нории в Нижнем мире и про бой богов, и про бой Чета с богом, и ее слушали, затаив дыхание.

– А как же сейчас Четери? – выдохнула Алина. – Он невероятный, правда?

– Он все еще спит, – ответила Ани. – Нории говорит, он полностью здоров, но истощен душевно, он не просто побывал за гранью смерти, он совершил невозможное. Говорит, у него аура как у очень уставшего человека. И когда он проснется, не сказать. Но его жена с малышом все время рядом, и если что и может дать сил, так это новая жизнь. Мы останемся в Тафии, пока он не очнется.