Мой бывший пациент

– В пятидесяти километрах от Москвы в резервации умирает подросток, за которого я взял ответственность, – вдруг просипел он. – Я не смог дозвониться кому-то, кто бы оказал помощь. Ночь он может не пережить.

Я нахмурилась, покусала губы…

– Скажи, откуда забирать. Я съезжу за ним.

Стас перевел на меня взгляд и тяжело сглотнул…

Через полчаса мы уже летели с Горьким и бригадой скорой помощи по МКАДу. Сидя рядом, мы с Давидом изучали документы, которые мне скинул Стас.

– Я только сегодня узнал, что у Стаса есть приемные, – качал головой Давид, глядя в экран мобильника.

– Да, неожиданно. – Я листала ту же самую папку документов со своего аппарата.

Оказалось, что у Князева-младшего подтвержденный статус опекуна, и за ним числятся два десятка подростков-оборотней. Да еще и таких, на которых бы другие приюты поставили крест. Все – с зависимостями в прошлом. «Трудные подростки». Парень, который нуждался в помощи, поступил к нему самым последним и все еще был на реабилитации. Мы связались с ответственным, которым оказался самый старший из группы. Семён сказал, что Карен периодически теряет сознание, а когда приходит в себя – кричит и бредит. По всем признакам у парня вырисовывался либо острый аппендицит, либо что-то с почками. Что бы там ни было, оно совершенно точно угрожало его жизни. Но трагичней всего было то, что полевые врачи обслуживать такой приют не особо рвались. Один вызов, и местный фельдшер уехал в другом направлении, не оставив себе замены. И такая ситуация возникала сплошь и рядом. Если бы Стас не был в больнице, он бы сам отвез Карена в хирургию. Но он не мог. И это роковое стечение обстоятельств теперь может стоить парню жизни.

Когда вспышки огней скорой залили пропускной пункт поселка красным, было уже темно.

– Мы поедем обратно через некоторое время, – сообщил водитель охраннику, и машина помчалась дальше по гравийной дороге, подпрыгивая на колдобинах. – Держитесь!

– Горький, вот я все понимаю, – клацала я зубами, держась за ручки. – Но не понимаю, зачем ты едешь со мной…

– Хочу сам посмотреть на все, – отозвался Давид. – Я долго думал о Стасе очень плохо и не могу поверить, что настолько ошибался.

А посмотреть было на что. Я готовилась увидеть все, что угодно. Но взгляду предстала небольшая парковочная площадка перед высоким каменным забором. За ним – обширный ухоженный участок. Повсюду остатки леса – деревья, кустарники – и каменные дорожки. Вдоль дорожки горят фонари. Во дворе витает запах еды, а перед двухэтажным кирпичным домом мальчишки гоняют мяч по площадке.

На крыльце нас уже ждали.

– Скорее, – кивнул высокий парень на двери и махнул мобильным. – Я разговаривал с вами. Семен. Карену совсем плохо…

Мы с Горьким проследовали за ним в сопровождении двоих медиков с носилками и чемоданами. Одного взгляда на Карена оказалось достаточно, чтобы понять – дело совсем плохо и много времени упущено. Мы его даже разогнуть не смогли – так сжался кренделем, пытаясь ослабить боль.

– Карен, – пыталась дозваться я парня, делая инъекции. Но он только мотал головой, не открывая глаз, и что-то невнятно мычал. – Мы здесь, чтобы помочь тебе.

Осмотреть его толком не удалось, пришлось отнести в машину как есть. Весь путь до больницы мы с докторами были заняты тем, чтобы парень дотянул и хоть немного пришел в себя. Я слышала, как Горький отвечает по мобильному, но никак не могла понять, с каким именно из Князевых он говорил. Как выяснилось потом – с обоими.

Игорь приехал на осмотр брата и потерял меня. А Стас переживал за своего подопечного и пытался выяснить обстановку у Давида.

У Карена оказался перитонит, и мы его едва не потеряли, но операцию он пережил, и теперь нас всех ждали его первые критические сутки. Мне казалось, что ночь он должен пережить. Такие, как этот Карен, вцепляются в жизнь зубами намертво. И почему-то это стало для меня особенно важно.

Оказалось, что я отдала сердце не безнадежному подлецу.

Из операционной я выползла на ватных ногах и едва ли не по стеночке. И сразу же попалась Князеву-старшему под горячую лапу.

– А ну в смотровую! – рявкнул он, подхватывая меня под руку.

– Узнаю, кто тебе донес, уволю, – устало повисла я на его крепкой руке.

– Стас, – удивил меня Игорь. – Ива, ну чего ты ждешь? Почему не сделала капельницу? А выходной свой после бессонной ночи и обморока проскакала на ногах, да еще и в операционной оторвалась!

– Ой, чья бы собака рычала, – закатила я глаза, растекаясь по кушетке. – Что ты от меня хочешь?

– Я не хочу узнавать в тебе себя, – вдруг обреченно выдал он. – Руку давай.

– Тебе, значит, можно, – зачем-то препиралась я, устало глядя на него из-под ресниц.

– Мне можно, – сосредоточенно возразил он, вводя иглу мне в вену. – Не шевели рукой.

– Я помню.

– Меня не оставляет чувство… – Игорь поймал мой взгляд. – …что моя история тебя подкосила.

– Нет, – отвела я взгляд.

– … стала последней каплей. И трагедия со Стасом добила окончательно.

– Ты по привычке берешь на себя не просто много, Князев, а все и сразу. И за всех. – Я прикрыла глаза, наслаждаясь отдыхом. – Перестань. Как Яна?

– Нормально. На работе, – отстраненно ответил он.

– Что по ее сердцу думаешь?.. – Игорь нехотя отвечал, но я видела – все его мысли заняты братом. И немного мной. – Думаю, Яна сможет и сама родить…

– Не хочу рисковать, – нахмурился он. – Кесарево будет безопаснее.

– Ты прав. А оперируешь сейчас где?

– Пока у Розмуха в основном. Не хочу выпускать Яну от себя.

– И тут ты прав. – Я улыбнулась. – Яне повезло с тобой.

Игорь не спешил отвечать на мою улыбку, вглядевшись в меня слишком пристально.

– Я в порядке, – проворчала я, игнорируя его внимание.

– Я хотел попросить тебя не тратить силы на Стаса. Он это не оценит. Побереги себя, пожалуйста.

– Я – тоже его хирург, Игорь. Штатный, в отличие от тебя. – Возможность выстроить между нами стенку внезапно понравилась, и я схватилась за нее с энтузиазмом. – И давай я сама буду решать, на кого мне тратить время.

Он усмехнулся с какой-то незнакомой прежде горечью, а мне вдруг подумалось – что если он когда-то думал обо мне иначе, но я не дала нам шанса? Слишком амбициозная ведьма со своим мнением по любому поводу вряд ли способна стать хранительницей семейного очага? Я ведь живу в операционной, и никогда бы не променяла ее на тихий домик за городом. И Игорь это понял? И не подхожу я ему не как ведьма, а как женщина? Эти мысли застали врасплох. Так захотелось вдруг спросить Игоря, но я только прикусила щеки до боли.

– Ладно, – поднялся он. – Отдыхай, если что – звони.

– А что тебе Стас сказал?

– Что вы одновременно упали в его палате, когда он собирался уехать, а ты пыталась ему не позволить. – Он напряженно вздохнул. – С ним и дальше будет много проблем. Я не хочу, чтобы ты дергалась из-за этого.

– Ладно. Я постараюсь.

Игорь кивнул, не веря не единому моему слову. Когда он ушел, я затихла под капельницей, проливая тихие слезы по вискам. От чего? От усталости, наверное. И от несовпадений. Так хочется, чтобы в жизни хоть что-то стало на место, как сустав. Но у меня ничего не вставало. Я чувствовала себя паззлом, который втиснулся не на свое место, сгибая собственные края, лишь бы соприкоснуться с общей картинкой хоть какой-то своей частью…

Может, мое место было в домике за городом? Может, там бы я подошла всеми сторонами? Или снова бы согнулась, лишь бы хоть как-то вписаться? В чем моя проблема? В том, что стороны у меня не подходят туда, куда бы мне хотелось? А, может, я нафантазировала себе вообще того, чего не было, и Игорь никогда не смотрел на меня, как на единственную?

Когда капельница кончилась, я сползла с кушетки, запахнула плотнее халат и поплелась в свою комнату.

Глава 3

Ночью в стенах больницы было тихо, и от этого каждый звук нервировал. Я слышал, как переговаривается охрана за дверью, как шаркает тапками медсестра и как скрипит ее тележка. Я лежал в этой какофонии и думал о сегодняшнем дне. Семен доложил мне, что Карена сразу увезли, а Горький ответил, что парень в тяжелом состоянии. И уже когда пришел Игорь, я узнал, что Карена прооперировали и что он уже в реанимации. Я заполнил на него документы как опекун и ответил на вопросы, главный из которых был о его зависимости.

– Я не хочу, чтобы к нему относились предвзято, – сказал я Игорю, протягивая бумаги. – Они – дети и не виноваты в том, что ими манипулируют.

– Никакой предвзятости не будет, – заверил меня брат и неожиданно добавил: – Я тебя совсем не знал…

А у меня вдруг не нашлось желания привычно излить ему на это порцию желчи. Игорь молча кивнул, так и не дождавшись моей реакции, и ушел.

И вот теперь я валялся в одиночестве в палате и думал, почему я так и не поговорил с ним. Ведь это была главная цель моего приезда. Я покачал головой, неприязненно морщась. Вел же себя весь тот день как полный идиот. Зачем я приехал в больницу, а не позвонил Игорю и не назначил встречу? Я не знал, смогу ли выполнить просьбу отца и покончить с враждой. Мне нужно было найти повод не встретиться с братом. Вот и результат. И, даже находясь тут между тем светом и этим, я так и не решился на то, чтобы что-то поменять в наших с Игорем отношениях.

Часы на стене показывали полночь, когда вдруг двери в палату бесшумно открылись, и внутрь просочилась Ива. В безразмерном спортивном костюме, белых кроссовках и с кофе.

– Ты чего не спишь? – остолбенела она под моим вопросительным взглядом.

Только морду мою вдруг перекосило от улыбки, а в груди потеплело. Ведьма выглядела чертовски уютно. Может, карты принесла?

– Тебя жду, – проследил я за ней взглядом. – Где только тебя черти носили?

– Не помню, чтобы мы собирались встретиться, – заявила она, привычно ершась, и прошла к креслу.

– А мой кофе где?

Ведьма оглянулась на меня недоуменно:

– Тебе спать положено!

– Тебе – тоже. Ты спишь вообще когда-нибудь?

– У меня бессонница.

– У меня, видимо, тоже. Принеси, пожалуйста, кофе.

– Выглядит так, будто ты меня дрессируешь носить тебе кофе. Прямо как собаку – тапочки в зубах.

– Будет шанс закрыть долги друг другу взаимозачетом, разве плохо? Я буду капучино. Молоко на ночь расслабляет. Правда, есть кое-что получше молока…

– Когда уже на тебя покусятся? – проворчала Ива и вышла из палаты.

И я даже соскучился, когда она, наконец, вернулась.

– Я уже почти раскаялся, что отправил тебя на другой конец Москвы за кофе. – Ива едва отреагировала, погруженная в мысли, и я обеспокоился: – Что-то случилось?

– Десять разных событий. – Она протянула мне стаканчик. – Тебе все перечислить?

– Не шипи, – поморщился я, улыбаясь. – Мне все равно нечего делать. Расскажи.

Она устало потерла шею, усаживаясь в кресло. И не просто усаживаясь, а поджимая под себя ноги и едва не сворачиваясь клубком. Я улыбнулся.

– Я что-то смешное сказала? – глянула она на меня исподлобья, рывком вытаскивая край длинной толстовки из-под себя.

– Я своим мыслям.

– Начинаю завидовать им.

– У Карена как дела? – поинтересовался я серьезно.

– Выкарабкается, – вздохнула она. – Пришел в себя. Последние показатели удовлетворительные. Сейчас спит.

– Ты у него была? – восхищенно усмехнулся я.

– Да. Твой кофе остынет, пока ты будешь болтать… – И она так уютно зевнула, что мне захотелось оказаться рядом и подставить плечо, чтобы она уложила на него голову.

– Я тебе очень благодарен. И прости, что обозвал «придурочной»…

– Я не буду извиняться, хоть и не помню, обзывала ли я тебя…

– И я не помню.

– Ты вел себя как идиот. Кому бы стало лучше, если бы ты умер?

– Я чувствовал себя нормально. Не в первый раз приходится подниматься с койки и куда-то нестись…

– Сердце – не игрушка, Стас. Не думаю, что тебе его собирают каждое полнолуние.

– Тонко, – усмехнулся. – Спасибо, Ива.

– Это мой долг, – отмахнулась она.

Кофе оказался отличным. С горчинкой. Но, стоило поймать на себе беглый взгляд ведьмы, я разочарованно скрипнул зубами и смял стаканчик:

– Ну и сколько мне осталось?

– Что? – невинно захлопала сучка глазами.

Не знаю, что сильней ударило по самолюбию. То, что ей со мной скучно, или то, что она меня провела.

– Ты мне снотворного подсыпала?

– Да.

– И кто скрасит тебе бессонную ночь? – нагло усмехнулся я.

– Ты себе льстишь, – фыркнула она.

– Ну зачем ты решила от меня сегодня избавиться? – разочаровано покачал я головой. – Может, это был наш последний шанс понравиться друг другу.

– Этот приют за городом впечатлил, – задумчиво призналась она. – Я хоть и не успела полноценно осмотреться, но… то, что ты делаешь для этих детей, вызывает уважение.

Услышать такое оказалось непривычно. Я не говорил о подростках кому-либо, кто мог бы за это меня похвалить. Ну, кроме отца. Он помогал мне с ними.

– Я это делаю не для того, чтобы кому-то нравиться, – ощерился я.

– Как хочешь, – пожала она плечами.

– Бесишь, – глупо злился я, сужая на ней глаза.

Только рот вдруг наполнился слюной, а ведьма озадаченно разомкнула губы. Определенно для какого-то ехидства, но ей шло. Губы у нее что надо… До чертиков захотелось обломать ее с этим коварным планом и не поддаться снотворному.

– А ты знала мою мать? – поинтересовался я.

Ива серьезно посмотрела на меня, покусала свои притягательные губы, будто пытаясь понять, зачем я спрашиваю и в чем подвох.

– Да, – ответила, наконец, настороженно.

– Расскажи о ней.

Она растерялась.

– Что… что мне тебе рассказать? – поежилась, будто ей вдруг стало холодно, и обхватила стаканчик с кофе тонкими пальцами.

– Все. Я же не видел ее почти…

Она озадачено вздохнула, поглядывая на меня.

– Твоя мать была мне учителем. И другом. Она меня очень поддерживала. А я ее… уважала.

– То есть, ты хотела сказать, что она была тебе как мать. И ты ее любила.

Ведьма закатила глаза, напряженно сопя:

– С тобой невозможно разговаривать.

– Именно поэтому мы разговариваем без остановки, – покачал я головой. – Ива, я не буду тебя преследовать за то, что моя мать тебя любила.

– Но Игоря ты преследуешь, – остыл ее голос.

Разозлило. Как у Игоря выходит вставать между мной и Ивой, даже не будучи рядом?

– Я не преследую Игоря, – процедил я.

– А зачем тогда пришел сюда?

– Это мое личное дело.

– Твое личное? – презрительно усмехнулась она. – А, может, тебе не давало покоя, что Игорь с Яной все преодолели, и ты решил его добить?

– Ну, ты все знаешь лучше, – оскалился я. – Ты, Горький, Игорь…

– К сожалению.

– Слушай, свали отсюда, а? – угрожающе процедил. – Что ты сидишь тут как медом намазано?

– Жду, пока ты уснешь, – спокойно пожала плечами ведьма.

– Хрен тебе.

Она вздохнула, недовольно посмотрев на меня, и отвернулась, устраиваясь удобнее в кресле.

– Нет, ну какого хрена ты тут торчишь?! – бесился я. – Выслуживаешься перед Игорем? Думаешь, он заметит тебя, если будешь за мной тут слюни подтирать? Или ты ему привыкла тапки в зубах таскать?

Она даже не посмотрела на меня, и от этого стало вдруг нестерпимо больно. Ну я и мразь… Я зажмурился и отвернулся, прикрыв глаза. И даже не понял, когда отключился.

* * *

Когда Стас задышал тише, я, вместо того, чтобы заняться делом, съежилась в кресле и прикрыла глаза.

А если он и правда шел к Игорю не затем, чтобы убить или что-то еще подстроить? Даже Горький в замешательстве. А ведь он знал Стаса лично. А я, получается, взялась за пистолет на эмоциях. У меня не было ни тени сомнения, что Стас со своей ненавистью готов на все. Он мешал Давиду вытащить Игоря из тюрьмы. И он же приперся к Яне в больницу, чем довел Игоря до срыва и психиатрического отделения. Стас должен быть последней сволочью и не давать мне повода сомневаться в том, что я сотворила.

Но неожиданно оказался тем, кто завел себе целую стаю подростков. И не просто завел, а посвятил им большую часть жизни. Он на самом деле на изнанку выворачивается для них – все одеты, накормлены, под присмотром и прошли реабилитацию после зависимостей. Я успела бегло осмотреться в доме, но и там все обстояло более, чем отлично – везде чистота, комнаты полностью обставлены мебелью из дерева и мягкими креслами и диванами. В спальне у Карена было все необходимое – шкаф, кровать, тумбочка. И из кухни слышалась возня и стоял запах вкусной еды. Они там не предоставлены сами себе и похоже, что ни в чем не нуждаются. А я знала, чего может стоить содержание приюта. Это всегда куча проблем, а для частных – вдвойне. Приюты постоянно испытывают нехватку квалифицированной врачебной помощи. Дети по большому счету предоставлены организаторам – образование, медицинское обеспечение, адаптация. Никаких пособий, никакой помощи Стас на детей не получает. Удивительно, как он вообще время нашел, чтобы заявиться в клинику к Яне. Хотя, визит его был коротким и просчитанным, как пулевой выстрел брату в голову. Даром Стас времени действительно не привык терять.

Посидев еще немного в тишине, я тихо поднялась и направилась к кушетке. В планы входило попробовать «развязать» заклинание. Или «пошатать» его узлы. Так можно было получить хоть какое-то представление о последствиях. Но я медлила, нерешительно кусая губы. А если это убьет Стаса? А от него зависит столько жизней…

Я опустила плечи, запрокинула голову… и поплелась обратно к креслу, обозвав себя идиоткой. Надо было и себе подсыпать снотворного в кофе! Выключив свет, я устроилась удобнее и прикрыла глаза.

И показалось, что всего на секунду отключилась, а тут же подкинулась на кресле… и упала в чьи-то крепкие руки.

– Тише…

Заботливые, кстати, руки. Я схватилась за широкие плечи, напряглась и заморгала, еле наводя резкость на лице Стаса. Стоило усилий вообще вспомнить, что я делаю в его руках и как такое могло произойти.

– Что ты делаешь? – прохрипела сдавленно.

– Надеюсь, что мы снова упадем в обморок вместе, что непонятного? – усмехнулся он ехидно и осторожно усадил меня в кресло. А сам направился обратно к кровати, поворачиваясь ко мне крепкой голой задницей. – Ты последние десять минут медленно сползала к краю. Не мог же я дать тебе упасть.

Часы над дверью показывали пять утра. Спать хотелось зверски.

– Ты меня вчера так ненавидел, что это было бы вполне логично, – отвела я взгляд и протерла лицо. – Дать мне рухнуть с кресла…

– И не сверкнуть перед тобой достоинствами? – вздернул он бровь, самоуверенно усмехнувшись, но вдруг серьезно добавил: – Ива, прости за вчерашнее.

Я поднялась на ноги, направилась к нему и взялась поправлять датчики.

– Мне все равно, не утруждайся, – отозвалась равнодушно.

– Ты не умеешь врать.

Стоило машинально глянуть на его лицо, и я обожглась о его взгляд и поморщилась:

– Какая тебе разница, что я думаю?

– Большая, – неожиданно возразил он. – Мне очень жаль, что я тебя обидел вчера. Ты этого не заслуживаешь.

Я хотела съехидничать, что он очень великодушен браться за такие решения, но прикусила язык, вспомнив о своем покушении на его жизнь. Пришлось взяться за стетоскоп.

Стас покладисто молчал, а я слушала биение его сердца и приходила к неутешительному выводу, что регенерирует он быстрее обычного оборотня в подобной ситуации. Заклятье действовало отлично. То, что он смог подхватить меня на руки, очень большой скачок в выздоровлении его сердца. Понятно, что сам он об этом вряд ли думает, а вот Игорь может заметить.

Я стянула стетоскоп и развернулась к дверям.

– Ты куда? – прозвучало вдруг за спиной, да так, что у меня дрожь прошла по телу и сбила дыхание.

Я остолбенела, растерянно шаря взглядом по белой стенке. Это что сейчас было? Недосып?

– У меня есть дела помимо тебя, – обернулась я, изобразив недовольство. Стас смотрел на меня хмуро из-под бровей. И взгляд какой-то продирающий, серьезный, незнакомый. – Больше не гуляй по палате и попробуй еще поспать.

Он промолчал, сжав зубы так, что желваки заиграли. А я выскользнула из палаты, стараясь пока ни о чем не думать. Добралась до своей комнаты и завалилась спать, не раздеваясь.

* * *

Дерьмовое у Ивы снотворное. Я еле пришел в себя, как после летаргии. И не просто проснулся, а обнаружил себя пялящимся на спящую в кресле ведьму. У Ивы была поразительная способность устраиваться с удобством на неподходящих поверхностях. Видимо, профдеформация – где пришлось, там и уснула. Но что-то в ней притягивало взгляд. Не в стенку же мне пялиться? Окон в палате не было, чтобы представлять время суток. Если бы не часы. Да и то – сколько сейчас? Пять утра или вечера? Задолбало. И я смотрел на Иву, пока она тихо сопела в неудобной позе.

Подумалось, что мы с ней в чем-то похожи. Я был несчастен из-за Игоря. Она – тоже. И в обоих случаях Игорь не был виноват. По крайней мере, я пытался себя в этом убедить. Просто так сложилось. Я остался без матери задолго до того, как она умерла. Но никогда еще не было настолько тошно понимать, что я – лишь временное явление в чьей-то жизни. В жизни брата, моих подопечных да и кого бы то ни было. Не знаю, что Иву так впечатлило в истории моего приюта. Для меня это было обычной жизнью, которую привык жить давно. Может, мне хотелось быть хоть кому-то нужным… И как Иве это не претит? Игорь ее в упор не замечает. Интересно, он знает вообще о влюбленной в него ведьме?

Я еле слышно усмехнулся, и Ива завозилась.

Да так, что вдруг перевернулась на бок и свесила руку до пола, продолжая медленно сползать с кресла. И я не успел подумать, как оказался рядом, подхватывая девушку на руки в тот самый момент, как она едва не рухнула на пол. Ива вскинулась, хватаясь за мои плечи.

– Что ты делаешь? – возмутилась так, будто я приперся к ней спать под бок.

– Надеюсь, что мы снова упадем в обморок вместе, что непонятного? – Я усадил ее на кресло, а сам направился к кушетке. Не хотелось снова рухнуть ей под ноги, да еще и в таком виде. Одного раза достаточно. – Ты последние десять минут медленно сползала к краю. Не мог же я дать тебе упасть.

– Ты меня вчера так ненавидел, что это было бы вполне логично, – пролепетала она. – Дать мне рухнуть с кресла…

– И не сверкнуть перед тобой достоинствами? – усмехнулся я, с трудом укладываясь. Морду перекосило, будто лимон сожрал, но я все же заставил себя выдавить: – Ива, прости за вчерашнее.

Она молча поднялась и направилась ко мне.

– Мне все равно, не утруждайся. – И она взялась механически поправлять датчики, демонстрируя равнодушие, на что я молниеносно вскипел:

– Ты не умеешь врать.

А в груди и правда будто что-то вспыхнуло, но не обожгло, а наполнило тело каким-то жгучим теплом. Над губой выступила испарина, и стало жарко. Захотелось схватить эту ледяную королеву и что-нибудь с ней сделать такого, чтобы сменила свое безразличие на что-либо другое! Поорала, к примеру, снова. Или поугрожала мне чем-нибудь. Все лучше, чем этот ледяной взгляд.

– Какая тебе разница, что я думаю? – продолжала сочиться холодом Ива.

Я с трудом сдержался, чтобы не перехватить ее прохладную ладонь и не положить ее пальцы себе в рот.

– Большая, – выдавил с трудом, тяжело сглатывая. – Мне очень жаль, что я тебя обидел вчера.

Она сбежала в сосредоточенное изучение ритма моего сердца, а я пялился в потолок, пытаясь понять, что же меня так выводит из себя? Беспомощность? Скорее всего. Ну и ведьма. Она тоже странным образом расшатывает, только я не пойму, почему. Мало ли в моем распоряжении было всяких женщин? Немало, но не таких. Эта бесит тем, что огрызается. Что умная вся такая, а я вынужден ей подчиняться. Может, она удовольствие получает от этого? Я скосил на нее взгляд. Нет. Она вся выцветшая какая-то, уставшая, вымотанная, руки нетвердые, дыхание тяжелое… Ее воля – в гробу бы она меня видела. Но она крутится рядом постоянно, караулит. И все потому, что перед Игорем выслуживается. Дурочка.

А мне-то какое дело?

Я чуть не усмехнулся от внезапного озарения – меня нервировало, что эта самка кружит вокруг не ради меня. Ива была права на мой счет – мне этого недостаточно.

Когда она отстранилась и неожиданно направилась к двери, я даже не успел подумать, а слова уже задрожали от злости в воздухе:

– Ты куда?

Ведьма разве что уши не прижала, замирая в нескольких шагах. Хорошо. Правильно. Я не понимал еще почему, но это дало возможность заполнить легкие воздухом, потому что до этого меня будто сжало тисками. Будто я…

…собирался кинуться на нее.

Или за ней.

– У меня есть дела помимо тебя, – обернулась Ива. – Больше не гуляй по палате и попробуй еще поспать.

Она уже ушла, а я все пялился на двери. И вроде бы дел по горло. Где-то за городом меня ждет орава подростков. В городе ко мне рано или поздно подошлют киллера, который просто обязан добить, ведь это дело принципа. Но мне вдруг больше всего на свете захотелось поменяться с Ивой местами. Чтобы это она лежала и ждала меня, прикованная к постели. Нет, не с пулей в сердце, а, скажем, с кляпом во рту. Да. Кляп во рту – идеальный для нее аксессуар. Чтобы умничать не смогла…