Полная версия
Эмили молча взяла его за руку. “Я знаю, Дэвид. Я знаю, что здесь происходит. И я знаю, что мы должны сделать.” Она рассказала ему о своем визите к Агате, о контакте с духом Анны и о “ключе”. Дэвид слушал, постепенно меняясь от скепсиса к глубокому беспокойству.
“Ты думаешь, это поможет?” – спросил он, с сомнением глядя на нее. “Это… это слишком безумно.”
“У нас нет выбора,” – твердо ответила Эмили. “Лили в опасности. А я чувствую, что это единственный путь.”
Ночью, когда Лили и София спали, Эмили и Дэвид вновь спустились в подвал. Фонарик Дэвида метался по стенам, отбрасывая причудливые тени. Комната, которую Эмили обнаружила за потайной дверью, теперь казалась еще более зловещей. Она принесла с собой куклу Лили, надеясь, что она послужит проводником.
“Ключ ждет в самом темном месте дома,” – прошептала Эмили, вспоминая слова Анны. “Я перерыла здесь все, но ничего не нашла.”
Дэвид осматривал стены, пытаясь найти скрытые ниши или тайники. Вдруг его взгляд упал на старое, запыленное зеркало, которое стояло в углу комнаты, повернутое лицом к стене. Оно было почти незаметно в темноте.
“Что это?” – спросил Дэвид, отворачивая зеркало. Зеркало было большим, в тяжелой, почерневшей от времени раме. Его поверхность была замутнена, словно покрыта слоем тумана.
Эмили подошла ближе. Внезапно, когда она смотрела на свое отражение, оно начало меняться. Туман в зеркале сгущался, а затем рассеивался, являя не ее лицо, а лицо маленькой девочки, очень похожей на Эмили в детстве. Девочка была одета в старомодное платье и смотрела прямо на нее, ее глаза были полны страха.
“Это… это не мое отражение,” – прошептала Эмили. Сердце ее заколотилось. Это была та самая девочка из ее снов, та, что смотрела с укором.
Вдруг изображение в зеркале сменилось. Эмили увидела себя, но не взрослую, а маленькую девочку, играющую с другими детьми в кукольном доме. Они смеялись, бегали по комнатам, прятались. Затем сцена изменилась: дети прятались в подвале. Они хихикали, уверенные, что их не найдут. Но Эмили, маленькая Эмили, из-за внезапного испуга или случайного движения, захлопнула дверь, не заметив, как заперла их внутри. Сквозь полупрозрачную пленку воспоминания Эмили увидела панику на лицах детей, их крики, которые становились все тише, пока не затихли совсем.
В голове Эмили прогремел взрыв. Головная боль была невыносимой, словно череп сейчас расколется. Воспоминания хлынули потоком, ослепляя, оглушая.
Это был не просто сон. Это было воспоминание.
Эмили рухнула на колени, закрыв лицо руками. Ее тело дрожало от ужаса и отвращения. Она плакала, но слезы были горькими, смешанными с осознанием чудовищной правды.
“Эмили! Что с тобой?” – Дэвид бросился к ней, пытаясь обнять.
“Я… я вспомнила,” – прошептала она сквозь рыдания. “Это была я. Я заперла их. Я была здесь, когда это случилось.”
Дэвид не понимал. “Что ты говоришь? Ты никогда не была в этом доме, Эмили.”
“Была!” – выкрикнула она, поднимая на него опухшие от слез глаза. “Я была здесь ребенком. Мы с подругой, Анной… мы играли в прятки. А потом… потом я испугалась чего-то, может, просто темноты, и захлопнула дверь в подвал. Я не знала, что они все там. Я просто… забыла. Мой разум стер это, чтобы защитить меня. Но я убила их. Я убила этих детей.”
Воспоминания нахлынули на нее с такой силой, что Эмили едва могла дышать. Она видела маленькие лица, слышала их крики. Она была той самой девочкой, которая, по нелепой случайности или детскому испугу, совершила непоправимое. Ей было лет семь, когда это произошло, и травма была настолько сильной, что ее психика вытеснила это событие. Она помнила лишь обрывки, но никогда не связывала их с этим домом. Теперь же, под давлением духов и мистического зеркала, стена забвения рухнула.
“Ты… ты не могла этого сделать,” – Дэвид пытался успокоить ее, но его голос был полон шока. “Ты была ребенком. Это был несчастный случай.”
“Но я забыла!” – Эмили сжимала кулаки. “Я жила, а они… они умерли из-за меня. И теперь они хотят отомстить. Они используют Лили.”
В этот момент из кукольного дома, стоявшего в углу подвала, донесся тихий детский шепот. Он был злобным и обвиняющим.
“Ты забыла нас, Эмили…” “Ты оставила нас гнить в темноте…” “Теперь мы возьмем твою дочь, как ты забрала нас…”
Лили! Эмили вскочила. Если духи были здесь, в подвале, значит, они могли повлиять на Лили прямо сейчас, пока она спала. Они уже пытались это сделать, заставляя ее вести себя странно. Теперь, когда правда была раскрыта, духи могли стать еще агрессивнее.
“Мы должны спасти Лили,” – сказала Эмили, ее голос стал твердым, несмотря на внутреннюю боль. Отчаяние сменилось решимостью. “Я знаю, что они хотят. Они хотят, чтобы я страдала так же, как они. Но я не позволю им забрать мою дочь.”
Дэвид, хоть и был потрясен до глубины души, увидел в глазах жены не безумие, а отчаянную любовь к их ребенку. “Что нам делать?” – спросил он, готовый следовать за ней куда угодно.
Эмили посмотрела на кукольный дом, затем на зеркало. “Анна сказала найти ключ. Ключ, который откроет дверь в прошлое. Это зеркало… оно показало мне прошлое. Но чтобы освободить их, нужен не просто ключ к памяти. Нужно нечто большее. Нужно искупление.”
Она поняла, что духи не просто мстят. Они ищут покоя, который был отнят у них. И чтобы дать им его, Эмили должна была не только принять свою вину, но и пройти через определенный ритуал, который освободит их души. Дневник Анны, возможно, содержал подсказки.
Эмили провела остаток ночи, перечитывая дневник Анны в свете фонарика. Каждое слово отзывалось болью в ее сердце, ведь теперь она знала истинную подоплеку написанного. Анна описывала игры, свои страхи, а затем, ближе к концу, странные “голоса” кукол, которые становились все настойчивее. Она писала о том, как куклы “хотели домой” и что “маленькая Эми должна помочь”.
Среди последних, почти неразборчивых записей, Эмили нашла нечто, что заставило ее затаить дыхание. Это был рисунок – схематичное изображение кукольного дома, а рядом с ним – странные символы, похожие на древние руны, и несколько строк текста, написанных детским почерком:
«Ключ не в замке, а в сердце. Свет и Тьма должны слиться. Когда Куклы вернутся домой, Души найдут покой.»
И еще ниже: «Они хотят быть похоронены. В самом глубоком, где нет света. Там, где и было их начало.»
“Похоронены?” – прошептала Эмили. Она подняла глаза на Дэвида, который сидел рядом, наблюдая за ней. “Они хотят, чтобы их похоронили. Кукол.”
Дэвид нахмурился. “Что это значит?”
“Я думаю, это не просто куклы,” – ответила Эмили, указывая на рисунок. “Это сосуды. Сосуды для их душ. Если мы похороним кукол, возможно, души найдут покой.”
Дэвид не был суеверным, но после того, что он видел и слышал, он был готов поверить во что угодно. “Но где? В самом глубоком, где нет света?”
Эмили посмотрела на кукольный дом, затем на подвал. “Подвал. Там, где все началось. Там, где они погибли.”
Они решили действовать немедленно. С первыми лучами рассвета, пока Лили и София еще спали, Эмили и Дэвид спустились в подвал. Кукольный дом, который все еще стоял в углу, казался более зловещим, чем когда-либо. Его маленькие окна, казалось, следили за ними.
Эмили подошла к кукольному дому и осторожно взяла кукол. Их фарфоровые лица были бледными и холодными. Каждая кукла, казалось, несла на себе отпечаток трагедии, которая с ней связана.
“Нам нужна лопата,” – сказал Дэвид.
Они нашли старую, заржавевшую лопату в углу подвала. Дэвид начал копать в земляном полу, там, где, по воспоминаниям Эмили, дети прятались. Земля была твердой и влажной, но Дэвид работал упорно, его лицо было сосредоточенным.
Когда яма была достаточно глубокой, Эмили осторожно опустила кукол в нее. Она смотрела на их неподвижные фигурки, чувствуя смесь вины, страха и надежды.
“Простите меня,” – прошептала она, ее голос дрожал. “Простите меня за то, что я сделала. Я не знала. Я была ребенком.”
В этот момент Эмили почувствовала холодный ветерок, который пронесся по подвалу. Она услышала тихий, но отчетливый шепот, который, казалось, доносился отовсюду:
«Мы прощаем тебя, Эмили…» «Наконец-то… покой…»
Голоса были печальными, но уже не наполненными злобой. Эмили почувствовала, как с ее плеч сваливается тяжелый груз. Она плакала, но на этот раз это были слезы облегчения.
Дэвид начал засыпать яму землей. Он работал быстро, словно хотел поскорее закончить этот жуткий ритуал. Когда яма была засыпана, они посмотрели на место, где только что стоял кукольный дом. Теперь там было пусто. Сам кукольный дом, казалось, растворился в воздухе, исчезнув без следа.
Эмили и Дэвид поднялись наверх. В доме воцарилась тишина. На этот раз это была не пугающая, а спокойная, умиротворяющая тишина. Они прошли в комнату Лили. Девочка спала крепким, безмятежным сном. Ее лицо было спокойным, и Эмили почувствовала, что Лили освободилась от влияния духов.
Эмили и Дэвид, измотанные, но чувствующие некое облегчение, стояли в гостиной. Солнечный свет, пробиваясь сквозь витражи, казался ярче и чище, чем прежде. Дом, который еще вчера был полон зловещей ауры, теперь дышал спокойствием. Или это было лишь их воображение?
“Как ты себя чувствуешь?” – спросил Дэвид, обнимая Эмили.
“Опустошенной,” – ответила она, прижимаясь к нему. “Но… свободной. Я думаю, это сработало.”
Но Эмили знала, что этого недостаточно. Дневник Анны исчез, кукольный дом тоже. Но воспоминание, ужасное, чудовищное воспоминание о ее роли в смерти детей, оставалось. Оно было вырвано из тьмы ее подсознания и теперь требовало окончательного решения. Она не могла просто жить дальше, словно ничего не произошло. Ей нужно было что-то, что символизировало бы завершение, очищение.
Эмили медленно прошла по дому, осматривая каждый уголок. Портреты незнакомых людей на стенах, старинная мебель, скрипучие половицы – все это теперь несло не отпечаток чьего-то чужого проклятия, а отпечаток ее собственной вины. Дом был свидетелем ее преступления, пусть и совершенного в детском неведении.
На чердаке она нашла старый сундук, полный забытых вещей. Среди них был альбом с фотографиями. Эмили открыла его и увидела старые, выцветшие снимки. На одной из них была она сама, маленькая девочка, смеющаяся и бегущая по двору этого дома. А рядом – та самая Анна, ее подруга, и другие дети Блэквудов. Все они были живы, их глаза сияли.
Эмили смотрела на фотографию, и в ее глазах снова стояли слезы. Она вспомнила их имена, их голоса, их смех. Они были такими живыми, такими невинными. И она, сама того не ведая, отняла у них жизнь.
“Мы не можем здесь оставаться, Дэвид,” – сказала Эмили, когда Дэвид подошел к ней. “Этот дом… он всегда будет напоминать мне.”
Дэвид кивнул. Он тоже чувствовал, что их жизнь в этом доме будет постоянно омрачена прошлым. “Что мы будем делать?”
Эмили взяла альбом с фотографиями и посмотрела на него. “Мы должны сжечь его,” – сказала она. “Вместе со всеми вещами, которые связаны с этим проклятием. Мы должны очистить этот дом, чтобы начать новую жизнь.”
Вечером, под покровом ночи, Эмили и Дэвид собрали все, что хоть как-то напоминало о проклятии: фотографии, старые детские игрушки, оставшиеся от бывших владельцев, даже некоторые предметы мебели, которые казались наиболее “пропитанными” зловещей атмосферой. Они вынесли все это во двор, где Дэвид развел большой костер.
Пламя пожирало старые вещи, превращая их в пепел. Эмили смотрела на огонь, чувствуя, как вместе с дымом уходят ее страхи, ее вина, ее боль. Она плакала, но эти слезы были уже не от горя, а от очищения.
Когда костер догорел, оставив лишь тлеющие угли, Эмили почувствовала невероятное облегчение. Она посмотрела на Дэвида. В его глазах читалось понимание и любовь. Он был рядом с ней, поддерживая ее в самый трудный момент ее жизни.
“Все закончилось,” – прошептала Эмили. “Все закончилось.”
Прошли недели. Дом, еще недавно наполненный шепотом и страхом, теперь дышал тишиной. Эмили и Дэвид начали новую жизнь, стараясь оставить позади все, что связано с прошлым. Они избавились от старых вещей, перекрасили стены, сменили мебель. Дом, словно пробудившись от долгого сна, стал светлее и приветливее.
Лили вернулась к своему обычному детскому поведению. Она снова смеялась, играла с Софией, забыв о куклах и странных голосах. Эмили наблюдала за ней с невыразимой любовью и облегчением, хотя в глубине души она знала, что никогда не сможет полностью забыть.
София, хоть и избегала говорить о том, что произошло, тоже казалась более спокойной. Для нее все это было скорее жуткой, но интересной историей, чем травмой. Но Эмили знала, что для нее, для матери, последствия были гораздо глубже.
Однажды, перебирая старые вещи, Эмили нашла небольшой, деревянный ларец. Он был спрятан в глубине шкафа, на чердаке. Ларец был старинный, искусно резной, и Эмили не помнила, чтобы видела его раньше. Она открыла его. Внутри лежало несколько старых писем, пожелвших от времени, и маленькое, золотое сердце, висевшее на тонкой цепочке.
Эмили осторожно взяла письма. Они были написаны той же рукой, что и записи в дневнике Анны. Это были письма между Анной и ее матерью. Анна писала о своих играх, о куклах, о том, как ей страшно. В последнем письме, написанном незадолго до пожара, она писала: “Мама, я знаю, что куклы хотят домой. Они говорят, что им больно. Я нашла ключ, который поможет им. Я спрячу его в самом красивом месте, где всегда будет светло. Надеюсь, это поможет им обрести покой.”
Эмили перевернула письмо и увидела на обороте рисунок. Это был рисунок кукольного дома, но не того, который они нашли, а другого, более простого, игрушечного. Рядом с рисунком были написаны буквы, складывающиеся в имя. “Эмили”.
Сердце Эмили забилось сильнее. Она вспомнила. Она вспомнила, что когда-то, давным-давно, еще до того, как она переехала в этот дом, у нее тоже был кукольный дом. И у нее тоже была подруга, Анна, с которой они делились секретами. И они обе верили в силу слов и воспоминаний.
Эмили посмотрела на золотое сердце. Оно было точно таким же, как то, которое она потеряла много лет назад, когда играла с Анной. Это было ее сердце.
Внезапно все встало на свои места. Этот дом… он был не тем домом, где она жила ребенком. Это был дом семьи Блэквудов. Ее семья, ее настоящая семья, жила в другом городе. Когда ее родители погибли, ее удочерили. И она, маленькая девочка, забыла о своем прошлом, чтобы пережить потерю.
Этот кукольный дом, который она нашла на чердаке, был не тем, что принадлежал детям Блэквудов. Это был ее собственный кукольный дом, который каким-то образом каким-то образом оказался здесь. А куклы, которые принесли в дом смерть, были совсем другие. Они были частью зловещей игры, в которую играли настоящие духи этого дома, духи детей Блэквудов.
Анна, ее подруга, действительно пыталась помочь. Она спрятала ключ – ее, Эмили, золотое сердце – в надежде, что это спасет их. Но ее усилия были напрасны.
Эмили посмотрела на золотое сердце в своей руке. Она поняла, что теперь она должна сама найти этот “ключ”, который Анна спрятала. И этот ключ был не просто куклой, а ее воспоминанием, ее истинной личностью.
Она посмотрела на Дэвида. “Я вспомнила,” – сказала она. “Все, что произошло. Это не мой дом. Это дом семьи Блэквудов. Я не убивала детей. Я просто забыла, кто я.”
Дэвид посмотрел на нее с изумлением. “Что ты говоришь, Эмили?”
“Я – не та, кем я себя считала,” – ответила Эмили. “Я – другая. И я должна вспомнить все. Я должна найти то, что спрятала Анна.”
Эмили закрыла ларец и вышла из комнаты.
Следующие несколько дней Эмили провела в поисках. Она пересмотрела все свои детские фотографии, все старые вещи, которые когда-либо принадлежали ей. Она искала что-то, что могло бы быть “ключом” к ее прошлому, тем самым “красивым местом, где всегда будет светло”, где Анна спрятала ее золотое сердце.
Она перерыла чердак, подвал, каждый уголок дома. Но ничего не находила. Надежда начала угасать.
Однажды, сидя в саду, Эмили заметила старую, разросшуюся яблоню. Под ней, среди полевых цветов, она увидела небольшой, каменный постамент, на котором когда-то, вероятно, стояла статуя. Постамент был покрыт мхом, но в его центре Эмили заметила небольшое углубление.
Эмили подошла ближе и почувствовала, как ее сердце замирает. Она достала из ларца золотое сердце и положила его в углубление. Оно идеально подошло.
В тот же миг, когда сердце встало на место, по саду пронесся легкий ветерок, и все вокруг словно ожило. Цветы засияли ярче, яблоня зашелестела листьями, и в воздухе разнесся тонкий, мелодичный звон, словно кто-то тронул серебряные колокольчики.
Эмили почувствовала, как ее разум наполняется ясностью. Она вспомнила. Все. Она вспомнила свою настоящую семью, свой родной дом, своих родителей. Она вспомнила, как они погибли в автокатастрофе, когда ей было всего восемь лет. Она вспомнила, как ее удочерили, и как она, пытаясь защитить себя от боли, стерла из своей памяти все, что связано с ее прошлым.
Она вспомнила Анну – свою лучшую подругу, с которой они вместе проводили летние каникулы. Анна была немного старше, и она пыталась утешить Эмили, рассказать ей о мире, где живут духи, где любовь и воспоминания могут преодолеть смерть. Анна верила, что если положить золотое сердце в “тайное место”, то оно привлечет свет и принесет покой.
Эмили вспомнила, как они с Анной прятали ее золотое сердце под старой яблоней, рядом с постаментом, где когда-то стояла статуя. Это было их “тайное место”, их “красивое место, где всегда будет светло”.
Эмили поняла. Этот кукольный дом, который они нашли, был не ее, а домом Блэквудов. Духи детей Блэквудов, ослепленные своей собственной трагедией, приняли ее за одного из них, когда она, Эмили, была ребенком, и использовала кукольный дом как проводник. А когда ее настоящая семья переехала в дом Блэквудов, они, по сути, принесли с собой “ключ” – воспоминание о золотом сердце – которое и запустило цепочку событий.
Золотое сердце, вставленное в постамент, как оказалось, было ключом не к прошлому Блэквудов, а к ее собственному. Оно не только вернуло ей память, но и, возможно, дало покой душам детей Блэквудов, чье место они теперь занимали.
Эмили повернулась к Дэвиду. В ее глазах сияла новая решимость.
“Я знаю, кто я,” – сказала она, ее голос был твердым и уверенным. “И я знаю, что нам нужно делать.”
Эмили и Дэвид решили уехать из этого города. Этот дом, хоть и стал светлее, навсегда остался для них местом, где прошлое боролось с настоящим. Они продали его, не упоминая о его жуткой истории.
Эмили, теперь полностью осознавшая свое прошлое, решила посвятить свою жизнь помощи другим людям, пережившим травмы и амнезию. Она начала изучать психологию, чтобы понять, как работает человеческая память, и как можно помочь тем, кто потерял себя.
Лили и София росли, не зная о том, через что прошла их мать. Для них это было просто переездом в новый, более приятный дом.
Однажды, спустя много лет, Эмили и Дэвид проезжали мимо того самого города. Она посмотрела на старый дом, стоящий на холме, окруженный деревьями. Дом выглядел тихо и спокойно, словно ничего ужасного никогда не происходило.
Эмили держала в руке золотое сердце. Оно по-прежнему было теплым, и казалось, что оно излучает нежное сияние.
“Ты знаешь, кто ты теперь,” – сказал Дэвид, глядя на нее.
“Да,” – ответила Эмили. “Я – Эмили. И я больше не потеряна.”
Она улыбнулась. Путь к искуплению был долгим и трудным, но она его прошла. Она обрела себя, свою семью и свой покой. Шепот в кукольном доме утих, оставив после себя лишь тихую мелодию памяти и надежды.
Проклятый Маяк.
Ветер, пронизывающий до костей и пахнущий солью и гниющими водорослями, свирепо хлестал по лицам исследователей, словно приветствуя их прибытие на этот клочок земли, затерянный в бушующих водах Атлантики. Перед ними, возвышаясь над скалистым берегом, стоял он – Заброшенный Маяк. Словно костяной палец, указывающий в бескрайнее, хмурое небо, он угрюмо возвышался над волнами, храня молчание о своих прошлых тайнах и, возможно, о будущем его нынешних посетителей.
Команда, состоящая из пяти человек, медленно высаживалась на берег. Возглавляла их доктор Элеонора Вэнс, психолог, чей интерес к маяку был вызван историями о безумии и галлюцинациях, преследовавших его последнего смотрителя. За ней следовал профессор Алистер Рейвенскрофт, историк, одержимый разгадкой забытых тайн и утерянных историй. Он надеялся обнаружить в архивах маяка новые данные об истории мореплавания и о судьбе смотрителя. Инженер, Марк Холден, был человеком дела. Его привлекала возможность восстановить сломанные механизмы маяка и вернуть ему былую славу. Четвертой была Серафина Дюбуа, медиум, обладающая даром чувствовать энергию и присутствие духов. Ее участие было призвано открыть дверь в мир невидимого и, возможно, установить связь с душой пропавшего смотрителя. Замыкал группу Дэвид Эванс, ассистент Элеоноры, скептик, который, тем не менее, был необходим для документирования всего происходящего.
“Добро пожаловать в ад”, – пробормотал Марк, закутываясь плотнее в свой промасленный бушлат.
Элеонора бросила на него укоризненный взгляд. “Не драматизируй, Марк. Мы здесь, чтобы провести научное исследование, а не заниматься спиритизмом”.
Однако, даже она чувствовала необъяснимую тревогу, сдавливающую грудь. В воздухе висело что-то гнетущее, что-то, что заставляло ее сердце биться быстрее.
Алистер достал старую фотографию маяка. “Когда-то это было величественное сооружение, символ надежды для моряков, плывущих в ночи. Теперь это лишь тень прошлого”.
Серафина, молчавшая до этого, закрыла глаза и глубоко вдохнула. “Здесь… много боли. Я чувствую отчаяние и одиночество, пропитавшие каждый камень этого места”.
Дэвид, записывавший все в свой блокнот, скептически хмыкнул. “Это все предрассудки и воображение. Скорее всего, это просто последствия долгого пребывания вдали от цивилизации”.
Внезапно, порыв ветра взвыл с такой силой, что заглушил все остальные звуки. Казалось, сам маяк стонал, приветствуя незваных гостей. Это был зловещий знак, намекающий на то, что они потревожили сон чего-то древнего и могущественного. Их исследование только начиналось, но уже было ясно – Заброшенный Маяк хранит секреты, которые лучше оставить в покое.
Промокшие до нитки и изрядно продрогшие, исследователи, словно муравьи, карабкались по узкой, каменной тропе, ведущей от пристани к подножию маяка. Каждый шаг отдавался эхом в сыром воздухе, словно подчеркивая их вторжение в эту тихую обитель. По мере приближения к маяку его размеры казались все более устрашающими. Он возвышался над ними, словно древний страж, выветренный всеми ветрами и опаленный солнцем, но все еще непоколебимый в своем молчаливом бдении.
Внешние стены были покрыты густым слоем мха и лишайников, а ржавчина проела металлические детали. Окна, когда-то яркие глаза маяка, теперь были пустыми глазницами, сквозь которые задувал ледяной ветер. Заброшенность ощущалась во всем, словно само время забыло об этом месте.
“Мрачное зрелище”, – пробормотал Алистер, обводя взглядом обветшалый фасад. “Трудно поверить, что когда-то здесь кипела жизнь”.
Ворота, ведущие внутрь маяка, были распахнуты настежь, словно приглашая к немедленному вторжению. Элеонора, вооружившись мощным фонарем, первой вошла внутрь. Остальные последовали за ней, с трудом преодолевая сопротивление ветра и ощущение незримого присутствия.
Внутренние помещения маяка оказались такими же заброшенными и обветшалыми, как и снаружи. Стены были покрыты сыростью и плесенью, а в воздухе витал затхлый запах гниения. Лестница, ведущая наверх, была крутой и узкой, ее деревянные ступени скрипели и стонали под их ногами.
“Здесь ужасно”, – прошептала Серафина, поеживаясь. “Я чувствую, как на меня давит эта тишина… словно здесь похоронены тысячи несбывшихся надежд”.
Несмотря на свои сомнения, Дэвид старательно документировал все, что видел. Он фотографировал обвалившуюся штукатурку, ржавые механизмы и потемневшие от времени надписи на стенах. “Это место – настоящий музей запустения”, – отметил он, пытаясь сохранить нейтральный тон.
После нескольких часов осмотра исследователи решили разбить лагерь в комнате, расположенной на первом этаже. Она была немного суше и светлее, чем остальные помещения. Марк принялся за починку старой печи, надеясь хоть немного обогреть помещение. Элеонора и Алистер занялись сортировкой найденных документов, а Серафина пыталась настроиться на энергию маяка, чтобы понять, что произошло с его последним смотрителем.
Когда за окном начал сгущаться туман, исследователи ощутили, как маяк словно сжимается вокруг них, окутывая своим холодным и безмолвным присутствием. Они были одни на забытом острове, в заброшенном маяке, хранящем тайну, которая могла свести с ума. Ночь обещала быть долгой и полной тайн. Клаустрофобия острова, вкупе с атмосферой старого заброшенного маяка начинала давить на психику.
