Артем Янковский
Ложный аларм
После аномального взлома систем безопасности Ричард, инженер крупнейшего банка, начинает расследование. Следы ведут к хакеру с псевдонимом DwarF – слишком дерзкому, слишком умному… и пугающе знакомому. Чем глубже он копает, тем сильнее стирается грань между охотником и целью.
Где проходит граница между паранойей и правдой – и кто на самом деле у руля?
Глава 1. Ложная тревога
Осень 2024 года.
Нью-Йорк дышал в ритме мегаполиса: снаружи бушевала осень, тонкий дождь сбегал по стеклу фасада, будто торопясь вниз, к лужам и неоновым отражениям. Где-то там – пробки, сирены, кофе навынос, чужие разговоры. Здесь же, в сердце информационного щита банка CityGroup, царила тишина, нарушаемая лишь шелестом клавиш и редким гудением серверных стоек за стеклянной перегородкой.
SOC-центр находился на двадцать втором этаже – помещении без окон, со звукоизоляцией и мягким, рассеянным светом. Воздух пах пластиком, кофе и чем-то едва уловимым, вроде озона от старых систем бесперебойного питания. На стене – панель с глобальной картой активности: зелёные точки, синие зоны, отдельные красные маркеры, как раздражения на коже. У каждого специалиста – по два, иногда три монитора, клавиатуры со стёртыми буквами, пластиковые карточки доступа, липкие заметки, брелоки, наушники. Рабочие места были отражением самих сотрудников.
У Джейсона, парня лет на шесть моложе Ричарда, стол выглядел как зона высадки хаоса: провода, термос, обёртка от энергетика, несколько разложенных бумажек со схемами Bash-автоматизации. Растрёпанные волосы, тёмная толстовка, с которой постоянно сползал капюшон. Его ноутбук был открыт, а в терминале – мигающий курсор рядом с незавершённой строкой for host in…. Он сидел с ногами на перекладине кресла, задумчиво глядя в монитор и почёсывая затылок. Периодически поглядывал на Ричарда – не враждебно, а с интересом, почти ученическим.
Анна – примерно одного возраста с Ричардом, противоположность. Её стол был стерилен: всё выровнено, систематизировано, блокнот с датой сегодняшнего дежурства, стакан с минеральной водой. На мониторах – в меру вкладок, в меру графиков. Она щёлкала мышкой с точностью хирурга и казалась той, кто может вызвать тревогу в любой системе лишь взглядом. Серьга в левом ухе блестела в свете потолочных ламп, а тёмный костюм подчёркивал строгость без занудства.
И был Ричард – тридцатилетний SOC-инженер, замкнутый и точный, словно синхронизированный с теми же циклами, что и серверы под его защитой.
Тот, кто приходил раньше всех. Садился за свой стол в углу, ближе к холодной стене. Носил поношенную толстовку с логотипом старой CTF-команды и джинсы, протёртые на коленях. Его монитор был завален метриками, логами, внутренними панелями, alert-таблицами. Всё выстроено вручную – ни одной лишней детали, никаких графических свистелок. Он пил кофе: чёрный, без сахара, из серого керамического стакана с отколотым краем.
Анна бросила на него взгляд:
– Ты опять не пришёл на вечеринку. Была пицца. И пиво. И даже торт с фаерволом сверху. – Её голос был сухим, но в нём чувствовался тёплый сарказм.
Ричард поднял брови, оторвался от графика событий и пожал плечами:
– Я… как-то… не люблю толпу.
– Толпа тебя не любит – это другое, – не унималась Анна. – Ты бы хоть для приличия зашёл. Там Джейсон рассказывал, как ты месяц назад поймал утечку в инфраструктуре отчётности.
– Это не я… это просто в логах было странное поведение сессий… – пробормотал он, чувствуя, как где-то внутри сжимается что-то тёплое и тяжёлое, похожее на стыд.
– И ты был единственный, кто это заметил. – Вмешался Джейсон, оживлённо. – Я даже реплей потом смотрел. Как ты вычислил SSH-сессию через нестандартный порт и восстановил сессию PAM из auditd – это было офигенно.
Ричард смутился. Отвёл взгляд. Сжал пальцы на стакане чуть сильнее, чем надо. Голос стал тише:
– Я просто делал свою работу.
– Да ты не просто, ты как машина. – Джейсон повернулся на стуле. – Я бы так хотел уметь видеть сигналы в потоке. У меня всё пока через grep и наудачу.
– Все мы через это проходили, – отрезала Анна. – Просто у кого-то чуть лучше глазомер. Или интуиция. Или обсессивно-компульсивное расстройство, не правда ли, Ричард?
Он улыбнулся неловко. Пожал плечами. Но внутри зашевелилось знакомое чувство: смесь стыда и укола. То, что другие считали талантом – он называл навязчивой потребностью всё держать под контролем. Пусть это просто Даже если это стоит сна.
Над головой негромко щёлкнул динамик, и раздался ровный голос дежурного алгоритма:
«Alert. Unauthorized access. PCI-DSS segment. Investigate immediately.»
Мониторы замерцали, на стене – красная метка. SOC-центр будто втянул воздух.
Ричард уже подался вперёд, пальцы легли на клавиатуру.
– Я разберусь. – Голос был твёрже обычного. Глубже.
Экран окрасился в тревожный оттенок янтаря. Система вывела детали: попытка доступа к защищённому сегменту PCI-DSS из пользовательской зоны. Время события: три минуты назад. IP-адрес внутренний. Учётная запись – привилегированная. Команда – sudo su в нестандартный момент, вне графика задач.
Ричард пробежался глазами по панели: тревога не всплыла бы без сигнатуры в SIEM, значит, сработал поведенческий шаблон. Не банальная ошибка, не ложный флаг. Что-то выбивалось из общего паттерна. Он уже прокручивал в голове возможные векторы: инсайдер? Подмена сессии? Ошибка конфигурации PAM? Нарушение политики учётных данных?
Курсор замер над сессией, запущенной с IP 10.37.118.44. Пользователь . На экране – пустое окно терминала с логами. Он запустил воспроизведение PAM-сессии, привязанной к идентификатору события. Строки побежали по экрану.
session opened for user root by (uid=1047)
command: su -
tty: pts/2
rhost=172.16.41.2
cwd=/opt/tools
Хэши бинарников совпадали. md5sum от su, bash, – без изменений. Структура доступа через sudo соответствовала. Никаких вызовов вне политики. Ни попытки эскалации, ни нетипичного поведения. Но чувство беспокойства не исчезало – наоборот, нарастало.
Он переключился на уровень сетевого стека. В NetFlow – обычный трафик, SSH-соединение шло по стандартному порту, зашифровано. Логины совпадали. Он открыл журнал аудита – и тут, на полпути между строками, началась боль.
Сначала – как будто усталость. Тяжесть в лобной части. Затем – давление. Острые тени по краям зрения. Мониторы будто стали чуть дальше, как сквозь стекло с искажением.
Он попытался сфокусироваться, но буквы на экране начали смещаться. Строка сессии раздваивалась. Он моргнул – и экран мигнул в ответ.
sock = socket(AF_INET, SOCK_STREAM, 0);
connect(sock, &addr, sizeof(addr));
exec(“/bin/sh”);
Код промелькнул на экране – или в его голове? Он знал эти строки. Не из журнала. Из чего-то иного. Он не мог вспомнить, откуда, но они казались… знакомыми. Почерк был чужим, но смысл – до боли родным.
Ричард отпрянул, потёр виски, стиснул зубы. Пульсация прошла по затылку. Пальцы дрожали. В ушах звенело. Экран снова был обычным. Просто PAM-логи. Просто текст.
Анна посмотрела на него прищурившись:
– Код под глазами пляшет, Ричард?
Он не сразу ответил. Слишком много звуков. Света. Дыхание сбилось.
– Что там у тебя? – спросил Джейсон, привстав.
– Пока ничего… – с трудом выговорил он. – Просто… сейчас…
Он замолк. Нажал клавишу для отметки сессии. Оставил комментарий. Глубоко вдохнул. Взгляд метнулся к панели. Время реакции – уже вышло за норматив.
– Анна… подключись. У меня с головой не очень.
Она кивнула. Уже без подколок.
– Джейсон, ты тоже. Посмотрим вместе. Возможно, ложная тревога. Но надо убедиться.
Ричард откинулся в кресле. Свет казался слишком ярким. Звук вентиляции – слишком громким. Всё было в порядке, говорили экраны. Но внутри что-то сбилось. Как хэш, что вдруг не совпал, хотя файл не менялся.
Анна быстро заняла соседнее место, плавно опустилась в кресло и подключилась к терминалу, не говоря ни слова. Джейсон устроился чуть в стороне, не мешая, но наблюдая с вниманием. Их экраны засветились – один в серо-синей палитре, другой с личной тёмной темой, в которой зелёные строки логов казались резче.
– Смотрю PAM и sudo, – отозвалась Анна, сухо.
– Я возьму NetFlow и arp-таблицы, – подхватил Джейсон.
Ричард молча наблюдал. Он уже чувствовал себя лишним. Его пальцы всё ещё дрожали, как будто остаточное напряжение от той вспышки кода всё ещё держало его изнутри. Но он не мешал – просто следил за тем, как они работают.
– Сессия от пришла с рабочей станции WKS-412 из общего отдела. IP совпадает. TTY совпадает. PAM-чек-лист – чистый, – прокомментировала Анна. Она не отвлекалась, говорила быстро, точно, безэмоционально.
– На arp-снимке всё в порядке. Адрес не дублируется. Переброса не вижу. DNS-резолв совпадает, – добавил Джейсон.
Анна нажала клавишу вызова. В линии появился гудок.
– Говорит SOC. Мы зафиксировали активность с вашей машины WKS-412 около десяти минут назад. Вы выполняли sudo-подключение к зоне PCI?
– Да, это я запускал. Был внеплановый апдейт скриптов, ошибка в расписании. Забыл сообщить, простите, – отозвался спокойный, немного усталый мужской голос на том конце.
Анна отключилась, повернулась к команде:
– Подтвердил. Легитимная активность. Просто не уведомил. Человеческий фактор.
Она бросила взгляд на Ричарда. В её голосе не было иронии:
– Ложный аларм.
Ричард кивнул. Всё действительно сходилось. Всё было в норме. Кроме одного – того, что он увидел. Или думал, что увидел. Того, чего не было.
Молча отметил событие как «ложную тревогу» в панели и закрыл вкладку. Голова всё ещё пульсировала, но слабее. Реальность понемногу возвращалась, вытесняя ту странную вспышку.
– Спасибо, – выдавил он, тихо, почти не глядя. Он не знал, за что именно благодарит – за помощь, за молчание, или за то, что никто не задал лишних вопросов.
Анна лишь кивнула. Джейсон чуть улыбнулся.
– Ты нас ещё и напугал. Сначала думал, ты упал в транс.
– Почти, – сухо отозвался Ричард и встал. – Я… отойду на минуту. Нужно умыться.
Он шагнул прочь из круга света мониторов – туда, где тусклое освещение коридора становилось мягче, звук вентиляции глуше, и воздух казался прохладнее. Где-то за дверями продолжало жить здание – равнодушное, многоэтажное, полное чужих дел и голосов.
Глава 2. Прокрутка
Июнь 2025 года.
Квартира находилась в жилом доме на Девятой авеню, ближе к углу 66-й улицы, где Вест-Сайд начинал терять свою аккуратную буржуазность и становился просто Нью-Йорком – шумным, перемешанным, равнодушным. С семнадцатого этажа открывался частичный вид на Центральный парк: узкая зелёная лента просвечивала между бетонными громадами, как воспоминание о природе в городе, который давно выбрал стекло и металл.
Свет в комнату проникал сквозь щели в плотных, давно не стиранных шторах – мутный, тусклый, с лёгкой желтизной, будто день ещё не проснулся до конца. Он не разрезал пространство, а затекал в него, оседая на пыльных поверхностях и застывших тенях. Обои – выцветшие, с пузырями у потолка и старыми полосами от мебели, переставленной много лет назад. На одной стене – ржавое пятно, где когда-то висел кондиционер.
Пол – тёмный ламинат, местами вздутый. Кресло оставило на нём глубокую царапину, и сейчас в эту расщелину втиснулся треснувший осколок CD-диска – мутный, с облупленным краем, покрытый пылью, как артефакт из жизни, которую он больше не проживает. У изножья кровати валялась стопка футболок, простыня сбилась в узел, матрас прогнулся у краёв, а пододеяльник был в катышках и пятнах от кофе. Кровать казалась пережившей больше, чем сам хозяин.
Монитор на столе у дальней стены – старый, с потёртым корпусом и облезшей рамкой, – мигал синим, как аварийный маячок. Стол из ИКЕА, собранный когда-то в спешке, шатался: одна ножка была подпёрта сложенной салфеткой. Поверхность липла к коже в одном месте – там когда-то пролили энергетик. Здесь же валялись упаковки от лапши, застывшие вилки, чек из супермаркета, застрявший между корпусом и клавиатурой. Запах – стойкий, но не резкий: смесь картона, несвежего воздуха и плесневелого кофе из кружки с трещиной.
Под столом – пара бутылок из-под пива, одна откатилась под старый рюкзак. Рядом лежал заелозенный коврик для мышки, края которого начали крошиться. На стене – след от когда-то сорванного постера. Все предметы говорили одно: хозяин здесь есть, но вряд ли живёт.
Кухонная зона отделена лишь формально – грязная стеклянная перегородка и серый напольный линолеум с разводами. Холодильник, покрытый старыми магнитами и облупившейся наклейкой NYU – напоминанием о тех временах, когда он учился на факультете кибербезопасности и ещё верил, что система – это нечто, что можно защитить, – гудел прерывисто, словно в обиде. На столешнице – потёки молока, нож со следами чего-то оранжевого, две кастрюли, в одной из которых, вероятно, был чили. Теперь – плесень и забвение.
Ричард спал. Он лежал на боку, спиной к свету, волосы растрёпаны, губы полуоткрыты. Его лицо в этом состоянии – детское, почти безмятежное, как будто тело ещё помнило, что такое отдых. Телефон внезапно завибрировал, затем раздался резкий сигнал будильника. Он подскочил, грохнул рукой по тумбочке, нашёл устройство, отключил звук.
– Отпуск… – бормочет он, зарывшись лицом в подушку. – Первый день…
Он замирает, осознавая: сам же и забыл отключить будильник. Эта мысль вызывает внезапную волну раздражения. Будто всё в порядке вещей – и даже собственный мозг не верит, что он вправе просто ничего не делать. Он морщится и снова смотрит в потолок. Воздух будто сгустился от бессмысленности всего происходящего.
Минут через десять он заставляет себя подняться – тело противится, будто само решило продолжать спать. Каждое движение даётся с натугой, как если бы он тянул вверх не только себя, но и гравитацию прожитых лет. Мысли рассыпаются, не успев оформиться – разум всё ещё где-то в подвешенном состоянии между сном и бессилием. Он идёт в ванную, не включая свет, словно не хочет видеть себя в зеркале раньше времени. Холодная вода в лицо, зубная паста без крышки. Он бреется небрежно, порезав подбородок. Зеркало тусклое, с каплями старого известкового налёта. На автомате включает кофемашину – с облупившейся кнопкой «start» и сколом на корпусе. Пока та греется, он роется в ящике в поисках кружки. Не найдя, моет ту, что стояла под монитором, с тёмным налётом на дне.
Кофе. Первый глоток. Он садится в кресло, поворачивается к столу. Мигающий экран гаснет и снова вспыхивает. Ричард морщится – и запускает браузер.
Новостная лента, автоматическая прокрутка. Одни и те же заголовки: выборы, климат, слияние компаний. И вдруг – короткая заметка: «Daily News взломан: на главной странице появился гном; злоумышленники сопроводили его издевательским посланием».
На экране – анимированная гифка. Мультяшный гном в зелёном колпаке, раскачиваясь на табурете, делает непристойный жест в сторону камеры и исчезает в клубке дыма. Внизу надпись белыми буквами: Owned by DwarF.
Голова начинает ныть. Тупая, тянущая боль, как от недосыпа – не острая, а вязкая, затекающая в затылок. Он щурится, тянется к клавише на корпусе и гасит экран. Медленно поднимается. С кружкой кофе идёт к балконной двери, отпирает замок, выходит наружу.
Балкон открытый – бетонный парапет в пятнах, с металлической трубой, шершавой от ржавчины. На полу – растрескавшаяся плитка, в щелях которой лежит выцветший пластиковый жетон от автомата, полурастворённый временем. Ветер цепляется за майку. Город шумит снизу – автобусы, гудки, обрывки чужих разговоров. Где-то вдалеке кричит чайка.
Слева – полоска Центрального парка. Зелень в дымке, туман ещё не до конца рассеялся. В утреннем свете она кажется почти нереальной – как напоминание о другой жизни, в которой он был кем-то другим.
Ричард смотрит вдаль. Его взгляд словно растворяется в зелени.
…а дальше, будто проваливаясь внутрь, он снова там: в том утре, когда всё только начиналось.
***
Конец мая. Утро. Центральный парк пробуждается в мягком свете – неярком, рассеянном, будто отражённом от стеклянных фасадов на другой стороне Манхэттена. Влага после ночного дождя ещё не испарилась, и воздух пахнет землёй, деревом, каплями, застрявшими в кронах. Где-то поблизости перекликаются птицы, слышны одиночные шаги, отголоски далёкого лая и шуршание шин по влажному асфальту.
Ричард бежит. Он дышит глубоко, чуть громко – не от усталости, от желания почувствовать, что он здесь. Его футболка NYU тёмная от пота, но ему всё равно. Колено отдаёт при каждом шаге, кроссовки изношены, шнурки разлохмачены, как и мысли. Он бежит не ради формы – ради тишины.
Точка старта – терраса Бетесда. Каменные колонны, ещё тёплые после ночи, отражения в воде фонтана, запах влажной листвы и хлебных булочек из ближайшей кофейни. Он держится вдоль озера, по гравийной дорожке, где утренние бегуны разминаются, собаки тащат хозяев вперёд, а туристы сонно щёлкают затворами камер.
И вдруг – она.
Ричард замечает девушку не сразу: рыжие волосы в тугом хвосте, майка, открывающая лопатки, чёткий ритм шага. Она не танцует на асфальте, не выпячивает технику – просто бежит, будто не думая. Идеально ровно. Ричард ускоряется и выходит с ней на один уровень.
– Утро как надо, – выдыхает он, чуть опережая себя и бросая быстрый взгляд вбок.
Она оборачивается на долю секунды, сдержанно улыбается. Улыбка – почти как команда «поняла».
– Погода держится. Пока, – отвечает. Голос немного хриплый, будто ещё не прогрет.
– Часто здесь бегаешь? – спрашивает он, стараясь говорить ровно, не сбиться с ритма.
– Только начала. Месяц, может. – Она делает короткую паузу. – Недавно переехала. Всё ещё привыкаю. Город не даёт поблажек.
– NYU?
– Да. Юрфак. Милана.
– Кибербез. Ричард. Третий курс.
– Ну, я пока только на первом. Ещё учусь не теряться.
Они бегут синхронно, будто по общей траектории, которую кто-то заранее проложил между факультетами и утренними привычками.
Параллельный бег. Она держится ровно, как будто заранее рассчитала темп. В движениях – экономия усилий и собранность. Не пытается понравиться, не вцепляется в тему – ведёт себя так, как будто знает, куда идёт и почему. Парень слышит её дыхание, ощущает, как шаги синхронизируются. Разговор цепляется за темы: университет, любимые профессора, смешные ситуации на парах. Она говорит чётко, не позволяя словам растекаться. Уверенная, сдержанная, но не холодная. Интонации точны, как удар по цели. В ней нет фальши. Иногда смеётся – негромко, через нос, будто контролируя даже спонтанность.
На дорожке у Коламбус-Сёркл шумно. Запах – обжигающий аромат свежеобжаренного кофе, перемешанный с тёплым тестом и сахаром – вырывается из приоткрытых окон ларьков. Машины гудят, кто-то громко разговаривает по телефону. Они сворачивают в Le Pain Quotidien – не договариваясь, будто кто-то подсказал обоим одновременно. Над дверью звенит колокольчик, и тепло кофейни накрывает, как плед.
Ричард берёт круассан, Милана – только американо. На маленьком столике между ними – белая салфетка, скрученная в спираль, два стаканчика, сахар в стеклянной банке и след от чужого локтя на деревянной столешнице. Они садятся у окна. За стеклом – прохожие в лёгких куртках, кто-то в худи, мимо проезжает велосипедист, кто-то смеётся, глядя в экран телефона. Внутри – шорох газет, стук фарфоровых чашек, гудение кофемашины.
– Ты всегда так рано встаёшь? – спрашивает она.
– Только в такие утренние окна, когда нет пар, – улыбается он. – Тогда город кажется честнее.
Она усмехается. Смотрит на него внимательно, но не оценивающе.
– Ты странный, – говорит она. – В хорошем смысле. Сдержанный, но не замкнутый.
– Это диагноз?
– Пока – просто наблюдение. – Она прищуривается, как будто ставит мысленную галочку.
Он чувствует, как с него слетает привычная защита. Не нужно быть умным, смешным или полезным. Прятаться за сарказмом – тоже не обязательно. Просто быть собой – и, на удивление, этого достаточно.
– Слушай, – говорит она и резко тянется к стойке, где стоит стакан с салфетками. Быстро отрывает уголок, чуть морщит нос, достаёт из кармана ручку. – Вот мой номер. Напиши, если захочешь пробежаться ещё. Или просто кофе.
Ричард кивает. Их пальцы почти касаются, когда он берёт бумажку. Он складывает её вдумчиво, словно это договор, и убирает в карман.
Они замолкают.
Он запоминает не слова. Не смысл – ощущение. Это не воспоминание, это как сон, в который хочется вернуться. Не к ней даже – к себе рядом с ней. Запоминает, как свет ложится на её плечо. Как она заправляет выбившуюся прядь за ухо. Как она смеётся – негромко, через нос, будто не решаясь вслух. И ещё – как легко дышится рядом с ней.
Когда они выходят, он чувствует: что-то внутри сместилось. Ненавязчиво. Едва заметно. Будто мир чуть повернулся.
Он держит салфетку в руке ещё минуту. Бумага тёплая, как будто запомнила прикосновение её пальцев. Потом – медленно и бережно убирает.
Видение колеблется, как отражение в воде – и медленно расплывается. Ричард моргает. Перед глазами – тот же балкон, тот же приглушённый шум улицы внизу. Он снова здесь.
***
В комнате тихо. Только гудение системного блока и глухие звуки с улицы: тормоза автобуса, ритмичный гудок, кто-то крикнул по имени – и снова тишина. Ричард сидит в кресле, полубоком, с кружкой, в которой давно остыл кофе. На экране – тёмная вкладка браузера, белое поле чата, полоса прокрутки.
Он листает. Форумы. Старые треды про баги в Linux, уязвимости в API, обсуждение патчей. Некоторые ники знакомы – были когда-то. Сейчас всё кажется чужим. Темы ускользают. Ничего не цепляет. Мысли не задерживаются, как вода на стекле.
Следом – YouTube. Ролики на тему хакинга, старые записи DEFCON, подборки провалов пентестов, интервью со Сноуденом. Один, другой, пятый. Потом алгоритмы подсовывают стендап, рекламу VPN, подборку взломов с музыкой. Он не останавливает. Пусть играет.
Ричард смотрит, но не видит. Звук просто есть. Как дождь за стеклом. Бессмысленный, не мешающий, не поддерживающий.
Экран расплывается. Голова гудит от усталости и ваты. Он ловит себя на мысли, что сел три часа назад. Или четыре. В углу монитора – 18:52. День ушёл. Без следа.
Он встаёт. Сначала неуверенно – ноги будто налились свинцом. Потом, почти машинально, открывает мессенджер. Пальцы замирают над клавиатурой. Открыт пустой чат, где когда-то переписывался с Дэвом, которого знал по pHDays. Последнее сообщение – два года назад: строчка кода и эмодзи ракеты. Он смотрит на неё долго. Потом закрывает. Не сейчас.
На автомате надевает куртку. Проверяет карманы. Захлопывает дверь.
Вестибюль. Скрип ручки, шаги по плитке. В лицо – тёплый уличный воздух, остатки дневного асфальта и запах еды из соседнего заведения. Небо уже потемнело, но свет фонарей ещё не режет. Нью-Йорк живёт, как всегда, без привязки к чужим состояниям.
Ричард поднимает руку. Такси останавливается почти сразу.
– Barcade на Вест-Двадцать-четвёртой, ближе к Восьмой авеню.
Он молчит, но внутри повторяет: пиво и аркады – чужая жизнь. Не его. Но сегодня это – лучше, чем остаться один на один с тишиной и собой.
Глава 3. Новый друг
На Вест-24-й улице, ближе к Восьмой авеню, под неоновой вывеской с пиксельным логотипом, располагался Barcade. Заведение пряталось в здании бывшего склада с потемневшей кирпичной кладкой и высокими, почти фабричными окнами. Под светом уличных фонарей стеклянная витрина отбрасывала мягкое сияние внутрь, где уже переливались цвета аркадных автоматов. У входа – меню на чёрной доске с пивными сортами, пара старых игровых постеров и металлическая ручка двери с отполированным блеском от сотен ладоней. Изнутри доносились прерывистый смех, глухие удары по кнопкам и гудение динамиков. Над входом витал слабый запах пиццы, а редкие капли недавнего дождя стекали с водостока. Такси проезжали мимо, отбрасывая жёлтые вспышки света по мокрому асфальту.
Как и следовало ожидать для пятничного вечера, Barcade гудел от голосов, музыки и звуков автоматов. Люди заполняли пространство между неоновыми экранами и стойкой, где выстраивалась очередь за крафтовым пивом. Воздух был густым – с запахами разогретых проводов, старого лака и дешёвого дезодоранта. Где-то в углу надрывался Mortal Kombat, перелистывая бойцов под звуки комментатора.
