Благодатные земли

И всё-таки они взрослели.

– Дарина… Я, кажется, влюбилась. По-настоящему, – сказала однажды Белла по мыслесвязи.

Выходить замуж в общине разрешалось с шестнадцати лет, а им было уже по пятнадцать – влюбляться по-настоящему самое время. Однако признание Беллы всё равно прозвучало неожиданно. Дарину бросило в жар, в голове от слов подруги стало щекотно.

– Как?! В кого?!

– В Альберта. Он не из детского обоза, он из обычной семьи. У него отец упряжь для лошадей шьёт.

Дарина припомнила худого и высокого белобрысого паренька, который последнее время зачастил «на охоту» к обозовским ребятам.

– Он такой… Он самый лучший! – в голосе Беллы звучала счастливая покорность чему-то большому, неотвратимому и прекрасному. – Когда мы играли в охоту, он за мной охотился… Мне так хотелось, чтобы он меня поймал! Но я боялась, что все подумают, будто я поддаюсь. И я изо всех сил от него убегала, а потом силы кончились. Я запнулась, упала, и он тоже упал… Мы лежали рядом, представляешь! Отдыхали, смотрели в небо… Мне казалось, что мы куда-то плывём, и было такое чувство, как будто мы в Благодатных Землях… А потом мы шли в кашеварню, он держал меня за руку… Всё было как во сне… Я даже спросила у него: «Мы точно не спим?» Думала, он будет смеяться, а он говорит: «Не знаю». Я ему говорю: «Мне кажется, что я сейчас улечу». А он: «Не бойся, я тебя держу».

Дарина впитывала слова подруги, и они пьянили, будто поступали не в мозг, а в кровь. Хотелось слушать ещё и ещё.

И Белла рассказывала. Каждый вечер. Про то, как Альберт на неё смотрит и какие добрые у него глаза. Про то, как нежно и осторожно он её ловит на охоте – будто обнимает. Про мурашки от его прикосновений. Про головокруженье, когда он рядом. Про быстрый, стыдливый поцелуй, после которого им стало всё окончательно ясно друг о друге.

– Тебе тоже надо влюбиться! – настаивала Белла. – Это просто волшебство какое-то! Мир меняется, в нём всё делается таким прекрасным! И небо, и трава, и лес, и жара, и дождь, и все люди!

– Даже Марта?

Марта, девочка-ябеда с золотыми кудряшками, выросла в заносчивую, чёрствосердечную красавицу. Раньше все дружно завидовали её кудрям, а теперь так же дружно её недолюбливали.

– Даже Марта.

Дарине очень хотелось такого же волшебства, такого же своего опьянения. Днём она украдкой посматривала на мальчишек – теперь уже юношей – и прислушивалась к себе: не дрогнет ли внутри, не проклюнется ли желанное чувство. Ночами перебирала в голове их портреты, показывала сердцу, но оно держалось, будто железное. И тогда Дарина своего возлюбленного… сочинила.

У него не было имени, да и образ был нечётким. Ясно она представляла только его волнистые светлые волосы и внимательные синие глаза. Такие глаза не обмануть, ничего от них не скрыть, да и рассказывать им ничего не надо: они сами всё видят.

Он был из другой общины. При встрече общин, как обычно, развернулась ярмарка. Наставница велела своим воспитанницам выложить перед гостями рукоделие: не маленькие уже, чтобы из праздного любопытства бегать по рядам, пора привыкать к взрослой жизни. Дарина выложила вышитые за неё Беллой платочки. Тут подошёл он, взглянул на Дарину и сразу всё понял: что ей здесь плохо, что она чужая всем этим людям, что она странная, но её странность не испугала его, наоборот, именно такую удивительную, непохожую на других девушку он мечтал встретить.

И Дарина, взглянув на него, сразу поняла, что он – тот самый, кого она ждала, и что он пришёл за ней…

С тех пор каждую ночь до самого замужества, а иногда и после него, тайно от всех, даже от Беллы (подруга не одобрила бы такого), Дарина «встречала» своего вымышленного возлюбленного, а потом сбегала с ним в его общину. Это была совершенно особенная община, кстати. Там все сочиняли сказки…

Глава 6. Филипп Умелец

Первой из девочек замуж вышла Белла. Сияющая так ярко, словно у неё внутри образовалось солнце, она по очереди обняла каждого, с кем прошло её детство, взяла свой рюкзачок и ушла в открывшуюся перед ней новую жизнь. Свадебный вечер у них с Альбертом был скромным, никого из детского обоза туда не пригласили.

– Вот и вылетела первая птичка из гнёздышка, – печально вздохнула Наставница, и на кончике её длинного острого носа повисла капелька, что весьма удивило Дарину. Уже давно закончились и забылись те времена, когда Наставница обнимала и гладила по головам своих подопечных. Повзрослевшие воспитанницы её раздражали. Казалось, она ждёт не дождётся, когда они все выйдут замуж и оставят её в покое.

Без Беллы стало пусто, неуютно, одиноко. Дарина обнаружила, что одиночество бывает двух видов: одно дело, когда на время остаёшься в пустой палатке, предоставленная сама себе и своим странностям, и совсем другое, когда ты одна в палатке, полной сверстниц. Человеку, каким бы нелюдимым он ни был, всё равно нужен близкий человек. Пусть даже не понимающий до конца, главное – чтобы он любил и принимал тебя таким, какой ты есть.

«Скорей бы мне тоже выйти замуж! – страдала Дарина и поторапливала своего выдуманного безымянного Возлюбленного: – Когда же ты появишься и заберёшь меня отсюда?»

Не то чтобы она в него верила. Нет. Он, как Благодатные Земли, мог сбыться, а мог и не сбыться. Или вместо него мог сбыться кто-то другой. Дарина была реалисткой.

Тоской по замужеству заболела не она одна. Сверстницы забросили свои прежние развлечения и увлеклись гаданием. Они придумывали всё новые и новые способы и без остановки опробовали их в надежде узнать, когда выйдут замуж, как будут звать их мужей, сколько у них будет детей и какого пола, сколько у каждой будет подвод добра… Предсказания почти никогда не совпадали, но никого это не смущало. Применялось для гаданий всё, что только можно: камни, палки, бумажки, нитки, земляные орехи. Иногда Дарине хотелось присоединиться к сверстницам и тоже погадать. Правда, ей совершенно не было важно ни количество добра, ни количество детей, ни даже имя будущего спутника жизни. Её интересовал только один вопрос: когда.

– Эй, Криворучка! Хочешь с нами? – позвала однажды Рита, добрая, всегда жизнерадостная, чем-то похожая на Беллу девушка, перехватив любопытный взгляд Дарины.

– Давай, Криворучка! – поддержала Риту полненькая Элиза не без ехидства в голосе. – Сейчас всё про тебя выясним!

– Вы с повозки рухнули? – фыркнула Марта, некрасиво сморщив своё милое личико. – Нам же из-за неё придётся правила менять!

– Почему? – не поняла Рита.

– Да кто её замуж-то возьмёт? Никто! А у нас такого в правилах нет.

– Как её мужа будут звать? – подхватила Элиза. – Никак!

Марта, сама того не подозревая, озвучила то, чего Дарина больше всего боялась. Так боялась, что даже не позволяла себе думать об этом. Держала свой главный страх взаперти в самом дальнем и глубоком уголке обиталища своих мыслей. А если, прогуливаясь по обиталищу, случайно приближалась к тому месту, где сидел главный страх, то бросалась оттуда прочь без оглядки и внушала себе на бегу: «Его нет, его не существует, мне просто показалось!»

Теперь убежать было невозможно. Страх, выпущенный Мартой на волю, сдавил Дарину своими жуткими ручищами.

«Если меня никто не захочет взять замуж, что тогда со мной будет? – мучилась она. – Девочки одна за другой покинут обоз, а я останусь с Наставницей? И мы будем идти с ней вдвоём, и мне целыми днями придётся выслушивать, какая я никчёмная? Или она прогонит меня, скажет: иди, как знаешь?»

Из двух зол Дарина выбрала бы второе. Вот только была бы у неё собственная маленькая палатка! Дарина видела людей, не имевших крыши над головой. Они шли в хвосте общины. В холод и в дождь – в любую погоду – им приходилось спать под открытым небом. Питались они тем, что выкопают из земли: яблоками да безвкусными орехами. Это были в основном старики, выглядели они жалко, но никто их не жалел и делиться с ними добром не собирался: сами виноваты, что ничего не добились в пути и скатились в хвост общины. Тогда юной Сказочнице было страшно представить себя среди неудачников. Знала бы она, что через несколько лет, даже имея крышу над головой, сама решит идти с ними, потому что идти среди тех, у кого всё хорошо и кто знает, как надо правильно жить, ей станет тошно.

Один раз после свадебного вечера Белла прибежала навестить её. Вся какая-то новая и от этого немного чужая: в новом нежно-бежевом платье, в новых сандалиях, с косами, по-взрослому уложенными в кренделя. С восторгом рассказала, что родители Альберта отделили им много разного добра, так что их семейная жизнь началась не с пустыми рюкзаками. Тайком шепнула, что у них с Альбертом «уже было это». Она ещё не отошла от обрушившегося на неё счастья и новизны и с трудом справлялась с бушевавшими в ней эмоциями.

Должно было пройти время, чтобы Белла привыкла и снова смогла думать о ком-то, кроме себя и своего мужа. Дарина понимала это, как, в прочем, и то, что их с Беллой дружбы в прежнем виде уже не существует. Прежняя осталась в прошлом, переродившись в иную – взрослую, пока ещё толком не понятную.

Вместе с уходом подруги замуж пропала и мыслесвязь. Обнаружилось это не сразу. Дарине порой нестерпимо хотелось поговорить с Беллой, поделиться переживаниями, но всякий раз останавливала мысль, что подруге не до неё, что рядом с ней муж. Как знать, в какой момент попадёшь – вдруг не вовремя?

В тот день, когда Марта выпустила на волю её главный страх, Дарина всё же не вытерпела, попробовала позвать Беллу – сначала осторожно, потихоньку, чтобы не помешать, если та занята, или не разбудить, если спит. Долго вслушивалась в звенящую тишину в голове, потом догадалась: может, наоборот, надо посильнее, ведь они теперь далеко друг от друга.

– Белла! – крикнула она мысленно, представив, что со всего размаху кидает подруге клубок ниток, и снова долго, упорно вслушивалась в пустоту, пока в голове что-то не щёлкнуло от напряжения.

После щелчка стало глухо, будто там было специальное отверстие для мыслесвязи, вроде уха, и оно оглохло. Так и осталось для Дарины неясным, из-за чего произошла «поломка»: то ли из-за расстояния физического, то ли из-за расстояния душевного.

Все в обозе были уверены, что следующей замуж выйдет Марта. Кто как не она, умница и красавица? Половина обозовских юношей числились у неё в поклонниках. И действительно, один из поклонников насмелился и предложил Марте пожениться. Красивый, желтоволосый – под стать ей. Только она отказала.

– У него ничего нет! Как бы мы стали жить? Во взятой в долг чужой драной палатке, как нищие? – объяснила она потом свой отказ ошеломлённым спутницам. – Пусть сначала докажет, что он чего-то стоит!

Девушки поддакивали, соглашались, но сначала Рита, а за ней Роза и Агата ушли в драные палатки. Предпочли ждать доказательств уже на месте.

– Дурочки, – говорила про них Марта. – От людей и от жизни надо требовать большего. Кто соглашается на малое, тот мало и получает.

«А как же любовь? – думала Дарина, но вслух ни о чём не спрашивала. – Разве любви недостаточно? Разве не она – главное?»

Видимо, для Марты главным была новая палатка.

Однажды во время дневного привала с кашеварни прибежала взбудораженная Элиза. В тот день было её дежурство, и после обеда она осталась с Наставницей мыть посуду.

– Девочки! – завизжала Элиза от переполнявших её эмоций. – Там к Наставнице Филипп Умелец пришёл! Он на ком-то из нас жениться хочет!

Девушки отдыхали на траве чуть в стороне от подводы. Кто сидя, кто лёжа, скинув с ног пыльные башмаки. Дарина сидела от всех поодаль, прислонившись спиной к деревянному колесу повозки, и запоминала большое кудрявое облако, чтобы потом, когда останется в одиночестве, нарисовать его по памяти.

Элиза будто ветра напустила – девушки заволновались, заколыхались, как травинки. А одна у всех на глазах неожиданно расцвела: это у Марты зарделись щёки.

– Да вы что, он же старый! – фыркнула длиннокосая Диана.

Обычно все удивлялись её косам, а Дарину удивляли глаза – узкие, будто щёлочки.

– Никакой он не старый! – вскинулась Марта и раскраснелась ещё сильнее.

– Ему лет тридцать уже, – не отступала Диана. – Он в пути в два раза дольше, чем мы!

– Ну и что! Зато с ним… не страшно. С ним надёжно! У него всегда будет достаток, он же Умелец! Всё может починить, что угодно: хоть колесо, хоть башмаки…

– Я бы за него всё равно не пошла! Угрюмый он какой-то, молчит, никогда не улыбается. На зверя похож.

– А он тебя и не позовёт, можешь даже не мечтать!

Марта вела себя так, что ни у кого не осталось сомнений: Филипп Умелец пришёл за ней, и она об этом знает.

– Девочки! – Пухленькая Элиза никак не могла успокоиться, глаза у неё лихорадочно горели, словно она только что в самом деле видела зверя. – Правда, что он любил одну девушку, а она перед свадьбой умерла? А он так её любил, что больше ни на ком не хотел жениться?

– Не умерла она, а отказала ему! – сердито поправила Марта.

– Наверное, она была, как наша Марта, – засмеялись глаза-щёлочки Дианы. – Хотела, чтобы он доказал, что чего-то стоит… Слушайте… а та девушка – случайно не наша Наставница? Может, он на ней хочет жениться? Скажет, вот, много лет старался, доказывал… Что он конкретно-то сказал? – обратилась Диана к Элизе.

– Ну… он сказал, что пришёл насчёт женитьбы, – сникла Элиза. – И Наставница меня сразу прогнала.

– Ну вот! – Диана с издёвкой взглянула на Марту, пылавшую, как угли в костре.

– Надо сходить и послушать, о чём они там говорят! – не выдержал кто-то.

Девушки заспорили, кому идти, но тут увидели приближающуюся Наставницу – тонкую и прямую, как сухостоина, – и замолчали.

Всеобщее волнение передалось и Дарине. С облака она переключилась на Марту и рассматривала теперь её, стараясь запомнить, как выглядит лицо человека за мгновение до триумфа.

Наставница остановилась, холодно оглядела своих воспитанниц и сказала, как громом ударила:

– Дарина! К тебе пришли!

Брови Марты недоуменно сдвинулись, она медленно повернулась к Дарине.

«Она?! Этого не может быть!» – читалось на её лице.

Вслед за Мартой к Дарине повернулись остальные девушки и уставились на неё с таким же растерянно-недоверчивым выражением.

Дарина и сама подумала, что этого не может быть. Либо все разом ослышались, либо Наставница перепутала имя.

– Долго ты будешь сидеть? – подхлестнула Наставница, сердито глядя на Дарину.

– Я?

Наставница не ответила. У неё был такой вид, будто её заставили вручить подарок тому, кто этого совершенно не заслуживает.

Дарина поднялась, закинула рюкзачок за плечи. На сверстниц больше не смотрела, но чувствовала, как они смотрят на неё, незаметную тихоню, укравшую чужое счастье. Хотелось стать невидимой от какого-то непонятного нахлынувшего стыда, как будто она и правда была в чём-то виновата.

Наставница, прямая и строгая, повернулась и зашагала прочь. Дарина на плохо слушающихся ногах пошла за ней мимо распряжённых подвод, сидевших на земле мальчишек, пасущихся стреноженных лошадей – к дотлевающему костру кашеварни, у которого стоял Филипп Умелец.

Это был крепко сложённый, среднего роста мужчина с густыми чёрными волосами, короткой курчавой бородой и глубоко посаженными чёрными глазами.