Правильный лекарь 11

Катя подошла к изголовью, положила ему пальцы на виски, закрыла глаза и сосредоточилась. Разумовский недолго разглядывал лампу, потом его веки сомкнулись, и он засопел, погрузившись в сон. Я тем временем уселся в кресло, решив немного отдохнуть.

Процедура длилась минут десять. Моя сестра и её пациент всё это время оставались абсолютно неподвижны, словно необычная скульптурная композиция в музее восковых фигур. Потом Катя открыла глаза и убрала руки от головы пациента. Практикант почти сразу тоже открыл глаза и начал озираться по сторонам, пытаясь понять, где находится.

– Назови свою фамилию, Василий, – обратился я к нему повторно.

– Разумовский, – сказал он так, словно никакого заикания у него никогда не было. От удивления он выпучил глаза. – Василий Разумовский. Меня зовут Василий Разумовский!

Последний раз он свою фамилию практически прокричал. С диким восторгом на лице он спрыгнул со стола, подбежал к Кате, крепко обнял её, не обращая внимания на протесты, потом с тем же намерением бросился ко мне, но я жестом его остановил. Как ни странно, но он остановился.

– Меня зовут Василий Разумовский! – радостно сообщил он мне приятную новость, в этот раз уже более спокойно, но лицо по-прежнему оставалось безмерно счастливым.

– Поздравляю, Василий Разумовский, – сказал я, поднялся с кресла и протянул ему руку, которую он неожиданно крепко сжал и долго тряс. – На своём старом месте не вздумай хвастаться, что у тебя речь наладилась.

– А почему? – удивился парень.

– Чтобы не чинили тебе преград и спокойно отпустили. Потому что я нашёл для тебя более интересную работу, которая идеально сочетается с твоими способностями. Так что молча вручай своему главному лекарю заявление на увольнение, он молча подпишет, а ты пойдёшь работать в онкоцентр. Убирать образования у тебя получается очень хорошо.

– Ух ты! – воскликнул парень и снова заулыбался. – Здорово! Спасибо вам огромное преогромное, Александр Петрович! Я никак не могу поверить, что я больше не заикаюсь! Вы даже не представляете, сколько я натерпелся за свою жизнь насмешек и упрёков! А теперь я всем им смогу сказать, что я о них думаю!

– Это вовсе не обязательно, – сказал я и подмигнул. – Они сами себя накажут за то, что так с тобой обращались. А тебе пожелаю успехов в работе. Сегодня я думаю тебе нет смысла дальше здесь оставаться, сосуды точно не твоё.

– Да, что-то я с этими бляшками никак не могу рассчитать силу воздействия, – сказал он, не прекращая улыбаться и почёсывая затылок. – Но заниматься онкологией меня вполне устраивает, опухоли я лучше чувствую.

– Значит договорились, – кивнул я. – Придёшь в онкоцентр на Рубинштейна и сразу подойди к секретарю Савелию, скажи, что я направил. Если что, он мне позвонит.

Василий ещё несколько раз поблагодарил, тряся мою руку, Катю благодарил дистанционно, потом схватил свой халат и убежал.

– Тогда я пошла? – спросила Катя. – Мне там пациента будить надо.

– Да, беги, – сказал я, а сам призадумался.

Теперь мне до конца рабочего дня придётся работать одному. В принципе ничего страшного в этом нет, уже нескольких человек научил работать самостоятельно, а сам тем более справлюсь, но придётся попотеть.

Глава 6

В одиночку зачищая артерии нижних конечностей, я мог спокойно подумать. Давно уже была мысль, что я использую Катю не совсем по назначению. Мастер души она, конечно, замечательный, и это учитывая, что она всего-навсего заканчивает второй курс. Вундеркинд, не иначе.

Корсаков тоже не только операционный сон может обеспечить, есть и другие способности, память, например, помогал мне восстанавливать. Но у Кати немного по-другому. Я очень сомневаюсь, что градоначальник не водил свою тёщу к разным мозгоправам, чтобы избавить её от душевных проблем. Впрочем, она вполне могла и не согласиться. Зато уже достоверно известно, что Катя с её главной проблемой справилась играючи.

Сложно всё, надо разбираться. И у меня появилась идея, как ещё можно проверить Катин талант. Есть у нас один знакомый со странностями, которые она возможно сможет исправить. Только теперь надо придумать, как провести этот сеанс, добровольно он может не согласиться. О своих предположениях я сказал Кате во время обеда.

– Ну я не пробовала никогда, – сказала сестрёнка, пожав плечами. – Но, что нам мешает? Придумай повод, чтобы съездить к нему в гости и возьми меня с собой.

– Ну да, – вздохнул я. – Реально нужен повод. Без повода он может и не впустить.

– Всё настолько плохо? – удивилась Катя.

– Когда как, – хмыкнул я. – В его голове ветер очень переменчив. Каждый раз новое направление и меняется быстро, прямо на глазах.

– Бельгийский шоколад, – вмешался в разговор Панкратов. – Скажешь, что раздобыл и решил с ним поделиться. Перед этим он точно не устоит.

– Если вы готовы им пожертвовать, то выход найден, – улыбнулся я. – А не жалко?

– Если это в итоге изменит жизнь моего старого приятеля в лучшую сторону, то я могу отдать все запасы, – заверил Виктор Сергеевич. – Для такого мне не жалко. К тому же я по этим шоколадкам не так фанатею, как Готхард.

– Ну вот, повод найден, – констатировала Катя и обратилась ко мне: – Теперь осталось только тебе с ним договориться.

– Сегодня после работы сможешь? – спросил я.

– Без проблем, мне ничего не мешает, – ответила сестра.

Остаток дня я отработал с натяжкой, всё-таки расписание было составлено на работу в паре. Если бы я знал, что останусь один, то немного увеличил бы интервал времени на одного пациента, теперь же я еле успевал, медитируя чуть ли не на ходу.

С Курляндским о шоколадном визите я договорился ещё во время обеда. Главной целью заявил обсуждение новой группы препаратов, которые могут иметь достаточно высокую популярность, а вследствие этого их производство сулит высокую прибыль. По его медово сладкому голосу я даже не понял, какая новость для него более приятна.

Мы с Катей приехали ко дворцу князя в половине пятого, сразу после работы. Сестра была здесь впервые и попросила меня не торопиться, чтобы лучше разглядеть шикарный отреставрированный фасад здания.

– А неплохо живёт этот твой Курляндский, – покачала она головой. – Наверно прибыль с продажи лекарств грузовиками возит.

В этот раз бронированная дверь начала открываться довольно быстро, не прошло и пары минут. На пороге стоял Готхард с безэмоциональным каменным лицом. Когда я поприветствовал его и сделал шаг вперёд, он преградил мне дорогу и протянул руку ладонью вверх, пристально и спокойно глядя мне в глаза. Понятно, что он хочет, вариантов не много. Я достал из портфеля шоколадку и положил ему на ладонь. Курляндский перевёл на неё взгляд и сразу расплылся в блаженной улыбке, узнав ту самую упаковку.

– Вот теперь проходите, – промурлыкал Курляндский, пропуская нас внутрь. – А почему ты раньше никогда не приводил ко мне свою сестру, Саша? Она у тебя оказывается такая красавица!

Я бросил взгляд на Катю, её щёки налились румянцем. То ли от того, что зашли с холода в тепло, то ли от похвалы.

– Не могу ответить, – пожал я плечами. – Так получилось. Я решил показать ей, как вы отремонтировали свой замок, любо дорого смотреть.

– А за это в том числе и тебе спасибо, – сказал Готхард Вильгельмович и повёл нас в обеденный зал самым длинным путём, устраивая по пути экскурсию.

Преимущественно он старался для Кати, меня словно не замечал, а та с широко открытыми глазами и с благодарностью впитывала всё, что он говорил. Да мне порой и самому было интересно, сегодня я побывал в комнатах, которых раньше не видел.

Наконец прогулка по дворцу закончилась, и мы вошли в обеденный зал. Теперь он уже не впечатлял настолько сильно, как раньше. На фоне всеобщей разрухи он выделялся, а теперь уже не так.

– Это вы удачно сегодня зашли, – сказал Курляндский, усаживаясь за стол напротив нас. – Я нанял нового кондитера и сегодня он должен продемонстрировать, на что способен. Мне его очень хвалили.

Прислуги у него явно прибавилось. Раньше я никого не видел кроме Лизы, а теперь они ходили туда-сюда вереницей. На стол поставили большой самовар, в котором ещё тлели угольки, а сверху шёл пар. Он у них продолжал кипеть прямо на ходу.

Потом на стол начали выносить разной формы небольшие пирожки с разной начинкой, пирожные, а под конец вынесли небольшой, но очень нарядный торт, облепленный клубникой, вишней и голубикой. Содержимое каждой тарелки выглядело очень изысканно и аппетитно.

– Ну, гости дорогие, угощайтесь! – объявил Курляндский начало практически праздничного ужина, потирая руки и обводя взглядом всё, что принесли.

И только хозяин дома потянулся за первым пирожком, как почти бегом к нему проследовал слуга и что-то прошептал на ушко. Готхард сдвинул брови и сразу стал серьёзным.

– Прошу прощения, – пробормотал он, поднимаясь со стула, – очень важный звонок, я скоро вернусь.

Он бодрым шагом последовал за слугой, дверь за ним закрылась.

– Я что-то не поняла, – тихо сказала Катя. – А сюда ему телефон не могли принести?

– Откуда я знаю, – пожал я плечами. – Странно, что он у него не с собой. Когда я звонил, он всегда сам отвечал, а не слуги. Может у него отдельный аппарат для деловых переговоров или что-то ещё в этом духе.

– Саш, ты мне описал его настолько непонятным человеком, а как по мне, так довольно милый старичок, ничего плохого и не скажешь, – сказала Катя, откусывая пирожок и проверяя начинку. – Кажется с персиковым вареньем попался.

– Не обольщайся, – хмыкнул я и тоже решил пока употребить один пирожок. – Это лишь одна из его ипостасей. Если задержаться дольше, чем на полчаса, то можно увидеть пару резких изменений настроения и поведения. Сейчас вот посмотрим, каким он вернётся после разговора. Мне показалось, что он ему не особо рад.

– Ладно, значит скоро увидим, – спокойно сказала Катя и открыла рот, когда вместо спокойного дядюшки в обеденный зал ворвалась разъярённая фурия.

– Что, уже всё понадкусывали? – не сказал, а буквально выплюнул старик. Волосы взъерошены, а из глаз ещё чуть-чуть и полетят молнии. – Нельзя было вас одних оставлять!

– Дядя Гот, что-то случилось? – рискнул я спросить, не меняя спокойного тона.

– Можно подумать тебя это когда-нибудь интересовало, что у меня случилось! – брызгая слюной выпалил он и сел за стол, критично и брезгливо осматривая блюда, видимо выискивая отпечатки наших зубов. – На меня всем начхать, все только ищут, как кусок урвать поувесистее и набить животы, а потом иди ты к чёрту, дядя Гот!

– Готхард Вильгельмович, ну зачем вы так? – попыталась на него подействовать Катя, в глазах у которой стояли неподдельные слёзы. А ведь я предупреждал, что Курляндский непредсказуемый, не послушала.

– Если тебе, детка, что-то не нравится, то тебя здесь никто не задерживает! – рявкнул он, одарив её злобным взглядом. Это уже конкретный перебор, настолько некорректного поведения я за ним раньше не наблюдал.

– Так, дядя Гот, – уже более твёрдо сказал я. – Если вы сейчас же не прекратите, мы встанем и уйдём!

– Ой-ой! Напугали! – протянул он уже откровенно издевательски. – Да пожалуйста! Скатертью дорога!

В неординарной и необъяснимой ситуации и действовать надо непредсказуемо. Я решил предпринять отчаянную попытку, чтобы переключить его на другую волну. Единственное, что мне пришло в голову – шокотерапия. Я схватил с тарелки кремовое пирожное и запустил ему точнёхонько в физиономию.

Курляндский резко выпрямился и застыл, хлопая глазами. С верхнего века справа свалился комок белого крема и сполз по щеке. Мы с Катей тоже замерли в ожидании ответной реакции. В чём я точно уверен, что драться он не полезет, но и возле него стояла тарелка с подходящими для метания пирожными и я уже ждал, когда начнётся баталия.

Но дядя Гот меня снова удивил. Он медленно скрючился и закрыл лицо руками, втирая в кожу остатки крема. Какое-то время он сидел неподвижно, потом его плечи затряслись, словно он смеётся, но вскоре я понял, что это не так. Я отчётливо услышал всхлипывания. Переключение произошло, но в совершенно неожиданную сторону, всё, как я говорил Кате.

Я не выдержал, встал, обошёл стол и сел рядом с Курляндским, приобняв за плечи. Совсем недавно его хотелось прибить самоваром, а теперь его было жалко до невозможности.

– Дядя Гот, ну вы чего это? – начал я, но рыдания не прекращались. – Ну простите вы меня дурака, я не думал, что вы так отреагируете.

Катя подсела к нему с другой стороны, тоже приобняла и положила голову на плечо.

– Да не переживайте вы так, – сказала она, хотя у самой в глазах стояли слёзы. Но теперь не от обиды, а от жалости. – Всё хорошо будет, мы с Сашей вас не обидим.

– Я же сразу понял, что это ангелочек, – начиная успокаиваться сказал Готхард, поднял голову и посмотрел на Катю полными слёз глазами, потом собрал пальцем крем со лба, где его было больше всего и облизнул. – А пирожные и правда вкусные, вы только попробуйте!

Курляндский собрал на палец крем с виска и предложил мне.

– Спасибо, я пока не хочу, – сказал я, уже не зная, что сделать, чтобы его не обидеть. Может надо было слизнуть? – Что у вас случилось? Кто обидел?

После моего вопроса лицо дяди Гота снова окислилось, наверно зря я спросил.

– Ты представляешь, позвонил заказчик из Москвы, – начал объяснять старик, продолжая всхлипывать, – который брал таблетки от подагры в феврале, заказал потом большую партию. Сегодня должны были договориться о поставке, а он сказал, что мой препарат слишком хорошо помогает, пациенты с подагрой перестали к ним регулярно приходить. От закупки он отказался, теперь всё, что я для него приготовил, зависло мёртвым грузом.

– Так, прекращаем эти слёзы, успокаиваемся, – начал я говорить нараспев, осталось только начать по голове гладить, но я не рискнул. – Разберёмся мы с этими таблетками. Я расскажу о них Обухову, он кинет клич по клиникам, и мы его быстро распределим, так что никакого мёртвого груза.

– Ты так думаешь? – спросил Готхард, глядя на меня с сомнением, но всхлипывать уже перестал.

– Уверен, – сказал я и улыбнулся, глядя на него честными глазами. – А почему вы раньше мне не сказали, что у вас есть такой чудесный препарат?

– Так ты занят всё время, – ответил он с невинным видом и пожал плечами. – У тебя там то онкология, то ангиология. У меня, кстати, и по этому поводу полезные изобретения есть.

– Так рассказывайте, мне очень интересно! – сказал я и улыбнулся ещё шире.

– А давайте сначала чаю попьём, – предложил старик. – Такие оказывается пирожные вкусные. Зря ты, Саш, отказываешься, ты попробуй!

– Я обязательно попробую, дядя Гот, – сказал я, вытирая остатки крема с его лица взятой со стола салфеткой, пока он не начал им никого угощать. – Давайте Катя сделает вам массаж головы, у неё это здорово получается. А потом мы уже и чаю попьём, и пирожных поедим, и о лекарствах поговорим. А там глядишь и до тортика доберёмся, чтобы оценить вашего нового кондитера по всем параметрам.

– Массаж головы? – спросил Курляндский и наконец улыбнулся. – Ну давайте попробуем. Это же делается без масла?

– Без масла, – подтвердила Катя.

А что мне для этого надо делать? – поинтересовался он с готовностью на необычный эксперимент.

– Ничего не надо делать, – ответила Катя и встала у него за спиной. – Просто сядьте прямо, расслабьтесь и закройте глаза.

Старик выполнил её рекомендации, и Катя на полном серьёзе начала делать массаж. Я удивлённо вскинул брови, а она в этот момент остановила пальцы у него на висках и хитро подмигнула мне. Из первоначально расслабленного состояния Курляндский быстро погрузился в сон. Руки повисли, плечи опустились, приоткрылся рот. Катя закрыла глаза и продолжала свой сеанс. Я чисто машинально засунул в рот какое-то небольшое пирожное. Почему-то сразу вспомнил предложенный мне крем на пальце. Это было как-то очень неожиданно.

Через несколько минут Катя глубоко вздохнула, убрала пальцы от головы Курляндского и отправилась к своему месту. Только вместо того, чтобы сразу же съесть пирожное для восстановления сил, замерла и уставилась на Курляндского.

Готхард Вильгельмович открыл глаза, проморгался и начал озираться по сторонам, словно оказался здесь впервые. Эта мысль меня начала выводить из равновесия. ещё не хватало, чтобы он потерял память.

Глава 7

– Саша, ты представляешь, я видел такой чудесный сон! – воскликнул Курляндский и вскочил со стула, как молодой. Его лицо так светилось счастьем, сейчас он не был похож ни на одно из своих проявлений. – Катенька, вы кудесница! Я даже не представлял себе, что массаж головы – это так здорово!

Готхард Вильгельмович поклонился моей сестрёнке, поцеловал ей руку и выглядел при этом, как сама любезность. Немного портили картину остатки крема на висках и на подбородке. Я хотел было предложить ему пойти умыться, но он сам быстро обнаружил этот недостаток.

– Одну минуточку, ребята, – виновато улыбнулся Курляндский и поклонился кивком головы. – Я схожу умоюсь и сразу вернусь. Пора бы уже отведать приготовленные моим новым кулинаром чудеса. Уверен, что они годятся не только на приведение в чувство строптивых стариков.

Князь развернулся и вышел, а мы с Катей застыли, как персонажи пьесы “Ревизор” в финале, проводив его взглядами. Через некоторое время мы переглянулись с недоумением на лицах, хотя, как мне показалось, Катя была не сильно удивлена в этот раз.

– Я сейчас попробовала кое-что новенькое, – сказала она и не спеша направилась к своему месту. – Если получилось именно так, как я хотела, то за эти несколько минут у него в голове пронеслось сновидений на добрый час. У него в голове сидело столько детских обид и вычурных комплексов, что трудно представить.

– И что, теперь всё это осталось позади? – спросил я, изо всех сил надеясь на положительный ответ.

– Вполне возможно, но за ним надо будет понаблюдать, – сказала Катя, присматриваясь к пирожным на столе, потом махнула рукой и вздохнула. – Сложный персонаж. По сравнению с простым примером на сложение у тёщи градоначальника, здесь в расчётах без интегралов не обойтись.

– Когда я увидел, как он открыл глаза, – начал я, вспоминая своё первое впечатление. – Мне показалось, что ему память отшибло. Я реально испугался, это была бы невосполнимая потеря.

– Брошенное в лицо пирожное он прекрасно помнит, – рассмеялась Катя. – Причём, что самое интересное, совсем на это не обижается. Наверно у меня всё-таки получилось.

– Очень надеюсь, – сказал я и вздохнул. – Если бы ещё его агарофобию убрать, было бы неплохо.

– Почему ты решил, что у него агарофобия? – удивилась Катя.

– А то, что он много лет не выходит из своего дворца, тебе ни о чём не говорит?  – спросил я.

– Так-то да, но мне кажется, что здесь что-то другое, – произнесла она задумчиво. – Мне кажется он не боится улицы, как таковой, а просто не хочет покидать родные стены ни под каким видом. Здесь тоже кроется какая-то тайна. Из мелькания образов во время сеанса “массажа” мне показалось, что он пропустил что-то очень важное, пока его не было дома. После этого он сильно страдал и в итоге перестал выходить из дома вовсе.

– Надо предложить ему прогуляться по саду после ужина, – сказал я. – Тогда будет понятно, прошло это или нет.

Дверь распахнулась и перед нами предстал умытый и причёсанный Готхард Вильгельмович. Вопреки моим опасениям он оставался таким же довольным и улыбающимся, каким и ушёл. Значит там по пути никакой тумблер у него в голове не перещёлкнулся.

– Ну что, так и сидите меня ждёте? – спросил он, увидев, что содержимое блюд практически не тронуто.

– Ну, как бы, да, – улыбаясь пробормотал я, по привычке ожидая в его поведении какой-нибудь подвох. – Ждали хозяина дома.

– Тогда давайте начинать, – сказал он, потирая руки и приглядывая первое лакомство. – Пожалуй, я начну с этого.

Готхард взял с блюда такое же пирожное, которое буквально четверть часа назад полетело ему в лицо. Отличная реклама, он же уже попробовал крем. Я взял такое же. Катя решила не отставать. Чёрт, а оно реально вкусное! Если бы я знал, наверно слизнул бы крем с его пальца тогда. Да ладно, шутка.

Минут десять мы молча дегустировали кулинарные шедевры, запивая их вкусным чаем с нотками цитрусовых, а когда желудки подзаполнились, перешли к неторопливой светской беседе.

– Дядя Гот, у меня есть к вам предложение, – сказал я, воспользовавшись паузой. – Пойдёмте погуляем по саду. Хочется подышать свежим воздухом и пирожные так лучше провалятся.

– Саш, я сейчас скажу тебе две странные вещи, – тихо произнёс он и подмигнул, мило улыбаясь. Я поневоле напрягся. – Во-первых, я вовсе не против прогуляться, чего уже много лет сам от себя не ожидал. А во-вторых – у меня нет верхней одежды, я её не покупал дольше, чем ты живёшь на этом свете. Старые вещи пришлось выкинуть, когда делали ремонт, всё съела моль.

– Тогда у меня будет другое предложение, – улыбнулся я, глянув на часы. – Поехали прямо сейчас в торговый центр и купим вам новое пальто.

– А что, отличная идея! – засиял Курляндский и восторженно развёл руки в стороны.

– Я подъеду поближе к крыльцу, чтобы вам не мёрзнуть, – сказал я, первым вставая из-за стола.

– Не замёрзну, – махнул рукой Курляндский, – не кисейный. Только попрошу подождать меня минут десять, пойду переоденусь в парадное. Первый раз выйду из дома больше, чем за тридцать лет.

– Не возражаете, если мы подождём вас в машине? – спросил я.

– Ждите, – кивнул Готхард и, находясь в приподнятом настроении ускакал переодеваться.

Мы с Катей не без труда встали из-за стола и направились на выход.

– Кажется, всё получилось, – сказала Катя, когда мы вышли на улицу.

– Похоже, да, – кивнул я.

Всё равно я решил подъехать с парковки поближе к крыльцу. На улице разыгрался ветер и впервые вышедшему на улицу затворнику точно комфортно не будет. Катя выглядывала в сторону входа во дворец, чтобы открыть дверь Курляндскому, когда тот добежит до машины. Я ожидал увидеть на нём какой-нибудь шитый золотом камзол под старину, но сильно ошибся, дядя Гот оказался тем ещё модником. И шляпа на нём тоже была самое то.

– Ямщик, трогай! – хохотнул Курляндский, усаживаясь рядом с Катей и закрывая за собой дверь. – Знаешь, куда ехать?

– В торговый центр на Большой Конюшенной, – улыбнулся я. – Куда же ещё?

– А он за столько лет никуда не делся? – удивился Курляндский. – Когда я там был в последний раз, дела у них шли не очень хорошо.

– А теперь это лучший и самый дорогой торговый центр в Санкт-Петербурге, – сказал я.

– О как, ну значит едем туда, – снова заулыбался Готхард. – Деньги у меня есть, значит мне подходит.

Торговый центр на Большой Конюшенной удивил многолюдностью. Вроде ещё не выходной и даже не пятница, а народу полно. Потом только обратил внимание на то, что в каждом втором магазине сегодня скидки. Ну тогда понятно, даже богатые рады купить хорошие дорогие вещи, которые стоят чувствительно дешевле, чем обычно. Для нас это с одной стороны хорошо, а с другой – возможно мы далеко не одни захотим приобрести хорошее пальто.

Мы стройной шеренгой шествовали по коридорам и водили взглядом по витринам. Там слишком просто, тут слишком вычурно, здесь остались слишком большие размеры, всё как обычно.

– Вот это хочу! – воскликнул вдруг дядя Гот, ткнув пальцем в витрину, где на важного вида манекене красовалось довольно элегантное молодёжное пальто. Ценник и бирка говорили о том, что это солидная качественная вещь. Правда я никак не ожидал, что новый дизайн оценит человек возрастом глубоко за шестьдесят, который к тому же больше тридцати лет ничего подобного не видел и не покупал.

– Вы уверены? – спросил я, заглядывая ему в глаза, надеясь, что он просто пошутил.

– Ну да, а что? – удивился он. – Разве здесь что-то не так? Название этой мануфактуры я знаю, ей больше ста лет, они хорошие вещи делают, а уж если это на главную витрину выставили, значит это сейчас имеет большой спрос. Логично ведь?

– Это всё понятно, – сказал я. – Ну а внешний вид нравится?

– Вполне, – пожал он плечами, не понимая суть моего допроса.

– Значит идёмте мерять, – резюмировала Катя. – В зеркале станет понятно.

Когда Курляндский надел это пальто, у меня вопросы отпали, на нём оно сидело и смотрелось замечательно. Сам он тоже остался доволен. Только на этом не остановились, обошли все лавки два раза и купили ещё два пальто.

– Вот теперь не стыдно будет и на улицу выйти, – произнёс довольно улыбающийся Курляндский. Из торгового центра он вышел в том пальто, которое мы купили первым, ещё два нёс в пакетах. – Неплохо было бы это дело отметить.

– Послушай, дядя Гот, – начал я, скривившись, когда представил, что опять придётся что-то есть. – У меня только-только пирожные нормально улеглись и начали проваливаться. Есть совсем не хочется.