Кошачий рай

И вот – полёт. Падение. Бесконечное скольжение вперёд, подхваченное невесомостью. Вокруг – только пустота. Бескрайняя, безликая, давящая на разум. Катулус не спешил раскрываться. Он оставался в своём клубке, полностью оберегая котёнка. Молчание было не просто тишиной – оно было силой, что давила на сердце, заставляло ожидать нового удара судьбы. Но ничего не происходило. Только где-то вдали доносился тонкий свист – будто ветер гулял по трубам старого дома. И в этот момент невидимая мощь схватила Катулуса за спину и рванула вниз. Он полетел. Пространство стало шахтой, древней, забытой временем. Ни начала, ни конца – только движение. Затем коридоры. Длинные, мрачные, обвитые проводами, что жужжали, как живые. Из них торчали собачьи морды – безглазые, с оскаленными зубами. Они открывали пасти, словно хотели проглотить прошлое, настоящее и будущее. Катулус вцепился в стену, но та уже не была стеной. Она приняла образ мягкой ткани, почти материи бытия, и потянула его глубже, внутрь себя. Туда, где всё стекалось в одну точку – точно вода в смыве. Он понимал: сопротивляться бесполезно. И потому позволил себе быть унесённым. Но котёнок экзот думал иначе. Выбравшись из-под кирасы, он нырнул прямо в ткань, оставив на ней свой след – странный узор, будто отпечаток души. Катулус не мог оставить его одного. Он последовал за ним.

Пространство снова замерло. Невидимое и безмолвное. Катулус не знал, что страшнее – открыть глаза и встретиться с новым ужасом или оставить их закрытыми и сдаться. Его воля к жизни истощалась, исчезала, как вода в засушливом краю. Но котёнок не думал так. Он был полон детской наивности, которая не знала страха. Открыв глаза, он первым увидел то, что окружало их. Вдоль всей поверхности тянулись мёртвые туши животных – бесконечная процессия трупов, ведущая к огромному белому кругу на горизонте. Внутри него лица людей терзали друг друга, пожирали, перемешивались в плотную массу боли и смерти. Вокруг круга струилось сияние – не огонь, не свет, а нечто между ними. Белое, почти прозрачное, оно исходило из невидимого лица, скрытого во тьме. При каждом его выдохе – вспышка. Яркая, обжигающая, как удар молнии.

Котёнок взял Катулуса за лапу и поплыл к кругу. Что он чувствовал? Не страх. Не понимание. Интуиция – та, что не поддаётся разуму. Та, что вела многих путников к гибели или к чему-то большему. Он двигался, не колеблясь. Почти достигнув цели, он услышал знакомый чирикающий порыв – это Carpodacus roseus , розмолицая птичка, которая когда-то вела их вагонеткой по ржавым рельсам, метнулась к кругу и исчезла в очередном ослепительном всполохе. Чёрное полотно затрещало. Трещины побежали по нему, как молнии. Пространство распалось на крупицы. Катулус упал. Мягко, как опавший лист, он приземлился в кучу других листьев – осенних, хрупких, тихих. И впервые за долгое время – тишина была не враждебной. Она была… мирной.

Катулус очнулся в новых землях – Amplexari .

Глава 6: Amplexari, Lacus Somniorum, Frigidus cor meum и Inaeternum.

Земли Amplexari были, пожалуй, самыми спокойными во всем мире Veterum. Они представляли собой бескрайний осенний лес, пересечённый единственной тропой – из ниоткуда и в никуда. Посреди неё стояла деревянная скамья, на которой можно было увидеть то человека в шляпе, то обычного милого котика, то грациозного антропоморфного голубя. Попасть сюда считалось удачей для любого блуждающего путника. А учитывая, что никто не ждал удачи в мире Veterum , это было приятной случайностью для любого его обитателя. Легенды гласили: сюда может попасть только существо, терзающееся в поисках чего-то важного для себя. И Катулус как раз был таким существом.

Кот очнулся и, открыв глаза, сразу же зажмурился. Через некоторое время он осторожно осмотрелся. Перед ним – настоящий лес. Настоящее яркое солнце, излучающее тепло. Воздух наполняли птичьи трели. Он поднялся на лапы, но тут же упал, опираясь на дерево. За всё время странствий по Veterum он не встречал таких мирных мест. Даже если земли казались безопасными, они часто оказывались ловушкой. Поэтому Катулус оставался настороже. И правильно – рассмотрев небо повнимательнее, он заметил, что вокруг леса сгущается тьма. Лишь небольшой круг света освещал Amplexari , словно прожектор в бездне.

Катулус медленно бродил среди деревьев, разыскивая пропавшего котёнка. Возможно, этот маленький непоседа уже вовсю плещется в желтых листьях и наслаждается покоем. С каждым шагом желание остаться здесь захватывало Катулуса. Подобное чувство он уже испытывал в Instructa desperandum , но теперь всё было иначе. Тогда он видел лишь холодные образы прошлого. Здесь же дышала сама память – живая, тёплая, убаюкивающая. Он перестал думать о просьбе старого ворона; о котёнке, которого пытался спасти; даже о клубке, ради которого начал свой путь. Мысли отпустили его. Осталось одно – желание лечь в листву и больше не двигаться.

Дойдя до одинокой скамьи, Катулус увидел милого щенка, коотрый, завидев котика, радостно завилял хвостиком и приветливо тявкнул. Потянувшись к котику, щенок неуклюже свалился под скамью и утонул в листве. Катулус попытался помочь ему, но вдруг остановился – его внимание привлек…розовый клубок . Тот самый! Его заветная цель, за которой он гнался сквозь вечность. Котик отпрянул назад от неожиданности, побоявшись даже взглянуть на этот предмет. Но соблазн был сильнее страха. В мыслях возникло воспоминание: далёкое детство, когда его подкармливала старушка в розовых варежках. Однажды она обронила клубок розовых ниток. Катулус нашёл его и забрал в своё логово. На следующий день женщина исчезла. Спустя время он почуял её запах – странный, прогнивший, хотя ранее запах веял теплом и заботой. Женщину пронесли мимо котёнка в деревянном ящике. С тех пор Катулус на долгое время лишился своего тепла. Клубок стал для него символом надежды – однажды, старушка вернётся. Но шли годы. Дыру, через которую котик проникал в подъезд, залили бетоном, и котику пришлось уйти.

Катулус протянул лапу… и всё вокруг замерло. Золотые листья, сорванные с ветвей, медленно тянулись к земле. Клубок покатился прочь и скрылся под слоем листвы. Скамья треснула. Лес замер… и в следующее мгновение всё вспыхнуло. Катулус оказался в самом сердце ветров Vehementi . Режущие песчинки полосовали морду. Мирную тишину сменил истошный вой, насилующий слух. Лапки онемели. Котик попытался свернуться клубком, но из-за резких порывов сделать это было почти невозможно. Над ним пронеслась костяная лапа, за которой последовала тень огромной собачьей головы. Катулус пролетел между рёбер, ударился об костлявых хвост. Краем глаза Катулус заметил широкое зеркало, что расстилалось под собачьими лапами. И котик летел прямо на него. Касание с поверхностью оказалось мягким – котик плавно погружался в вязкую жидкость. В следующее мгновенье собачья лапа наступила на зеркало, и оно разлетелось на тысячи осколков. Катулус выдохнул. Опасность осталась там, в беспокойстве диких ветров.

Катулус мягко плыл по течению, словно перышко, упавшее в бездну времени. Пространство вокруг было плотно затянуто темнотой – знакомой и неизбежной, как дыхание мира Veterum . Сотни звёзд падали с неба, одна за другой, гася свой свет в воде с тихим шипением, будто последние вздохи угасающих воспоминаний.

Вдоль горизонта мерцала едва заметная голубая линия – слабое отражение чего-то давно забытого, что когда-то называлось надеждой. Но Катулус уже не искал её источник. Его глаза были устремлены к небу, где яркие точки прочерчивали черноту вечности. Он потянулся к одной из звёзд, осторожно прижав её к груди, точно ребёнок, нашедший потерянный кусочек былой теплоты. Больше он не двигался. Не боролся. Не думал. Только дышал – медленно, глубоко, почти неслышно. Течение уносило его всё дальше от боли, от страха, от мыслей о выживании. И пусть он не знал, куда оно ведёт, но больше не хотел знать. Впервые за долгие странствия Катулус чувствовал покой. Не победу, не освобождение – просто покой. Тишину, которая не жгла, не рвала, не манила обманчивыми целями. Она просто была.

Может быть, именно так должен закончиться его путь – не в последней схватке, не в спасительном прыжке, а в этом бесконечном скитании, где нет ни начала, ни конца. Может быть, это и есть высшее умиротворение – не смерть, но отсутствие необходимости сопротивляться ей. Он достиг Lacus Somniorum – самого глубокого места мира Veterum , откуда ещё никто не возвращался. Но теперь ему не нужно было возвращаться. Он устал быть героем. Устал быть искателем. Устал быть даже собой. И пусть течение унесёт его вовсе. Пусть забудут его имя, его след, его боль. Пусть растворится он в этом тёмном и бескрайнем покое – как одинокий зверь, наконец нашедший то, чего искал всю свою жизнь.

И если Катулус уже отпустил своё существо, предпочитая вечное пребывание в тиши, козочка Капра, которая ранее исчезла после событий в Instructa desperandum, не думала предаваться забвению. Как она оказалась здесь – неизвестно, да и сама она вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. Капра противостояла усталости и спокойствию, которые могли поглотить любого. Её копытца робко касались воды, рождая тихое, почти не слышимое волнение водной глади. Заметив Катулуса, она оттолкнулась от крысиной тушки и полетела вверх. Котик уже пребывал в глубоком покое, и даже не заметил свою знакомую. Его поблекшие глазки застыли, как две льдинки. По краям глазниц засохли слёзы.

Капра насильно вытащила звездочку из его лапы и бросила в воду. Катулус медленно перевёл взгляд на неё. Пасть приоткрылась. Козочка нежно обвила его своими человеческими ручками. Кошачьи зрачки сузились, раны начали затягиваться, шерсть снова стала мягкой. Пустота в сознании заполнилась волей к жизни. Но эта воля была бессильна – выхода из Lacus Somniorum не было. Эти земли находились слишком глубоко в Veterum . Выбраться мог только тот, кто обладал невероятной силой духа. Такой, как Фурорем – единственный, кто когда-либо ушёл отсюда живым. Как ему удалось можно только гадать. У Капры была догадка. Катулус понимал, но не хотел принимать её. Потерять волю к жизни – лучше, чем очутиться в ещё более страшном месте. Но Капра не спрашивала его мнения. Она толкнула кота в воду и последовала за ним.

Погружение было стремительным. Как только Катулус коснулся воды, её плотность исчезла. Его окружили сотни сухих рук, рванувших его вниз. Скорость нарастала. Он пролетал через арки, ржавые трубы, сырые подвалы и разрушенные комнаты. Вокруг витали человеческие вещи, забытые в реальном мире. «Белый» шум, знакомый по телевизионному экрану, теперь ревел внутри, отделяя кожу от мышц, мышцы – от костей. Пространство искажалось, принимая формы круга, волн, пустоты. И в этой бездне Катулус различил гигантский зрачок, куда стекались все эти образы.

Руки всё сжимались. Катулус чувствовал, как его тело растягивается, как резина. Только благодаря Капре он сумел вырваться. Но поток длинных конечностей не отпускал их. Капра схватилась за цветы неподалёку. Ромашка распустилась. Козочка вырвала её и метнула в руки. Лепестки оторвались, пространство расплавилось, превратившись в размытые краски. Лианы подхватили путешественников и унесли меж облаков, сложенных из человеческих лиц. Катулус крепко держался за Капру, опасаясь потеряться в Memento . Капра знала: если хоть немного сбиться с пути, можно навсегда остаться здесь, превратившись в призрак своего прошлого. И у каждого – свой призрак. Катулус не знал, что видела Капра. Но по её глазам понял – страх в них был настоящим.

Нырнув в деревянную раму, они оказались в центре водного вихря. Лианы растворились. Капра зажмурилась. Крики, доносившиеся из её ушей, резали воздух. Катулус пытался встряхнуть её, но она не отвечала. Пальцы разжимались. Кот вонзил когти – без толку. Капра ушла внутрь себя. Катулус остался наедине с землями Memento.

Водный поток превратился в рой насекомых, вползавших в человеческую пасть, откуда выползали длинные пальцы. Катулус пытался отбиваться мечом, но было бесполезно. Он проклинал себя – зачем послушался Капру? Зачем ушёл из Lacus Somniorum? Боль нарастала. Белый шум усиливался, разрывая тело на части. Но страх постепенно уступил место игривому безумию. Катулус жаждал столкновения. Его мысли превращались в хаос. Он обхватил Капру и бросился навстречу врагу.

И тогда из его пасти вырвался воробей – тот самый, которого он проглотил в Viaheroibus . Чирикнув, он развернулся, точно лист бумаги, и перед котами расстелились земли Frigidus cor meum . Шум оборвался. Холод сковал нос, шерсть встала дыбом, подушечки на лапах онемели. Катулус и Капра оказались в Frigidus cor meum – землях, где впервые в Veterum он почувствовал холод.

Frigidus cor meum была чужда ему. Он бывал в землях, где пекло жарило кожу, где душило тепло, где неощутимость времени делала мир абстрактным. Но холода он не знал. Всё вокруг покрывал лёд, на котором лежали покрытые инеем листья. Над головой – водная гладь, из которой падали осенние листья и моментально замерзали. Ни одного существа в округе. Катулус решил, что они в ледяной ловушке, откуда нет выхода. Но Капра не паниковала. Она знала, что делать. Указав на водную гладь, она намекнула – нужно просто «утонуть». Катулус не доверял, но выбора не было. Капра первой бросилась вверх. Из воды вылетели щупальца. Кот рубил их, пока не заметил, что Капра не сопротивлялась – она уверенно тянулась к ним. Он снова и снова рубил щупальца, пока одно не схватило его за лапу и не утянуло вниз. Капра прыгнула следом. На мгновение Катулус ощутил нечто родное. Тепло. Такое, которое рождается, когда рука человека гладит тебя по спине. Но оно быстро сменилось болью – болью отверженности, унижения, насилия. Боль, напоминавшая о людях, которые бросали его в мусорные баки, кормили отравой, издевались над животным. Эта боль высасывала последние силы. Но нужно было бороться. Бороться дальше. И даже не ради себя. Ради своей спасительницы.

Memento – земли, скрытые в самых недрах Veterum , являлись сердцем всех страданий. Сюда нельзя было попасть случайно или по воле других. Путь сюда лежал через последний миг существования – через воспоминания, через сожаления, через болезненные сны. Цвет здесь – тёмно-коричневой глубины. Серое небо давило, не позволяя выпрямиться. Огромные кляксы на фоне неба напоминали брызги краски, стекающие по холсту. Повсюду стояли короба, доверху забитые иссохшими телами. Некоторые из них были пустыми. Прямоугольные, тесные, они образовали бесконечный лабиринт. Катулус заглянул в один из них, но зря. Из короба вырвался пушистый мох, который тотчас же стал поглощать его, утаскивая в короб. Капра вовремя оттащила кота. Из-за короба показалась лапа, обвитая сухожилиями. За ней последовала обглоданная морда волка. Он принюхался и набросился на Катулуса. Капра оттолкнула его рогами, но помощь оказалась лишней – над волком нависло существо в чёрных одеждах. На голове – бараний череп. Ткань развевалась, словно на ветру. Она окутала волка и утянула его вместе с коробом в землю. Servus унёс ещё одну душу. Враг он или друг – непонятно. Да и не применимы были такие понятия к миру Veterum. Здесь каждый был сам за себя. Но Катулус был одним из немногих, кто отвергал этот принцип. И был рад узнать, что он не один.

Катулус и Капра двинулись дальше. Надежда всё ещё теплилась. Даже в этом аду. Именно Капра не давала коту сдаться. Без неё он бы остался в Instructa desperandum , где, быть может, обрёл бы долгожданный покой. Но движение стало смыслом его существования. Покой оказался обманчив – он не даёт отдыха, а порождает новые страхи. В своём движении Катулус забыл лишь об одном – вовремя остановиться. Чуть позднее путники столкнулись с великой хранительницей Memento – Albino . Высокая балинезийская кошка, из-под шерсти которой выглядывали человеческие руки, схватила Катулуса за шкирку и швырнула в короб. Servus уже подходил. Капра ударом сбила короб, и кот выкатился наружу. Albino бросилась за ней, но Капра ловко уворачивалась. Катулус решил действовать. Он опрокидывал короб за коробом, выпуская заточённых бедолаг. Существо в чёрном отвлёклось. В этот миг Катулус прыгнул к Albino, но было поздно – она бросила Капру в короб и захлопнула его. Кот понял: нападать в лоб – гибель. Он скрылся в неразберихе. Albino не мог найти его – вокруг уже кишела освобождённая тьма.

Уловив момент, Катулус вспорол морду Albino, вырвал коробок и убежал. Albino не сдавалась. Но внезапно рядом возник зов. Чистый, древний зов, услышанный каждым домашним зверем. Зов природы. Зов вернуться к своим истокам. Катулус вспомнил, как мечтал уйти в лес, стать охотником, занять своё место в дикой природе. Этот зов преследовал его до тех пор, пока он не нашел любящую семью…и здесь воспоминание оборвалось. Катулус посмотрел на своё отражение в луже – и увидел облезлого полуслепого кота. Перед ним стоял Albino , сложивший руки в замок. Катулус не почувствовал в нём вражды. Лишь схожесть судеб. Попытка понять друг друга ослабила его. Он не успел среагировать – Albino схватил его и бросил в короб. Кот цеплялся, но сил не осталось. Albino разжал свои ладони. В одной – чижик. Во второй – розовый клубок. То, за чем он гнался всю жизнь, было рядом. Но опыт научил его осторожности. Он не мог просто взять его. Он не мог уйти, оставив Капру.

Единственным решением стало действие. Катулус одним прыжком выхватил чижика. В этот миг он избавился от одежды и антропоморфности. Он стал первозданным котом. Albino закрыл глаза. Клубок упал в воду и исчез. Катулус почувствовал пустоту. Но не в душе – в теле. Мысли исчезли. Остались только инстинкты. Инстинкты к бегству. И он бежал. Моргнул – и оказался в новом месте. Перед ним – тоннель, ведущий в неизвестность. И только одна дорога – вперёд. В Urbe mortuos – город, где обитают те, кто сохранил разум в безумии Veterum . Там, возможно, найдётся способ освободить Капру.

Глава 7: Viridi distantias и Urbe mortuos

Тоннель, ведущий в прекрасный городок Urbe mortuos, был длинным, что позволило Катулусу поразмыслить о своей заключенной подруге. И поразмыслить действительно было над чем, ведь Капра появилась на его пути совершенно неожиданно. Она отличалась от других обитателей мира Veterum хотя бы тем, что не попыталась уничтожить котика. Напротив, она не раз спасала его из самых опасных ловушек, при этом жертвуя собой. Катулус впервые встречал такое существо на своем пути. И он был даже готов назвать её другом. Оставался открытым один вопросом: почему она помогала нашему котику? Чем он ей так приглянулся? Возможно, Капра желала ослабить бдительность Катулуса и овладеть им, как придет время? Котик старался не думать об этом просто потому, что не мог вынести столь гадкие мысли о своей неоднократной спасительнице. Но откинуть от себя мысли о странности в поведении козочки он не мог. Точнее, дело было даже не в её странностях, а в странном чувстве, которое Катулус испытывал рядом с ней. Эти чувства были сродни тем тёплым ощущениям, которые котик испытывал в реальном мире, находясь рядом со своей семьёй. Нечто родное и доброе. В пушистой головушке даже промелькнула мысль о том, что Капра и есть его путь домой.