Мой ветер

– Милена, что ты творишь? – крикнула я, выбегая в футболке и носках.

– Я хотела сделать блины! – возмущённо пробурчала она. – Но сковородка решила уйти в отставку.

На полу опять была лужа теста и ложка в сахаре. А в дверях кухни стоял Эгир, опершись на косяк и наблюдая это представление с таким выражением лица, будто это лучшее шоу на земле.

– Выглядит как современное искусство, – сказал он. – Назову это «Бардак №5».

– Хаос – это ты, когда приходишь без предупреждения, – бросила я, хотя сердце слегка ёкнуло. Он всегда появлялся в нужный момент. Будто чувствовал.

– Я вас спасать пришёл, – он уже засучивал рукава. – Где веник и где сковородка, которой можно доверять?

– Веник – в кладовке. Сковородка в магазине – эта уже непригодна, – подхватила Милена, смеясь.

Через десять минут мы уже втроём мыли кухню, споря, на чьей совести горелые блины, и кто поставил тарелки в духовку. Потом, когда всё было отмыто и спасено, мы ели то, что получилось, и пили чай из огромных кружек с дурацкими надписями. Милена рассказывала о пробах в театралке, махая руками и пародируя преподавателей. Эгир иногда подкалывал её, называя «драматичной молнией». Я смеялась, глядя, как легко им вдвоём. Была одна секунда, когда я поймала его взгляд. Он смотрел не на сестру. А на меня. Тихо, спокойно. Как будто хотел сказать: «Вот так бы всегда. Просто втроём. Просто чай, смех, воскресенье.»

Теперь я знаю, сколько лжи было вокруг. Сколько недосказанного. Но в тот момент – всё было правдой. Его взгляд. Смех Милены. Моя тёплая кружка в руках.

Это было наше настоящее.

Наше время

Однажды вечером вместе с Эгиром пришёл его друг – Вин, высокий, с зелёными глазами, блестевшими в тусклом свете, холодными, как лесная тень, и длинными белоснежными волосами, аккуратно собранными в тугую косу. Его строгий чёрный костюм делал его похожим на героя из другой эпохи – строгого, элегантного и недосягаемого.

Милена весь вечер не могла отвести от него взгляд, улыбалась самой милой улыбкой и стреляла глазками. Но Вин оставался невозмутим: спокойный, вежливый и сдержанный, его безмятежность словно подчеркивало загадочность.

Только однажды, после шуточного предложения Эгира погадать на картах, на лице Вина мелькнула тень печали.

– Девочки, – мягко сказал он, – хотите, я погадаю вам? – его голос был тихим, но твердым.

Милена взволнованно засияла и вскрикнула:

– Да, да, пожалуйста! Это так интересно!

Я же нахмурилась:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Ну, Ника, – подмигнула Милена, – просто для забавы. Не бойся.

Я неохотно согласилась, чувствуя, что сердце сжимается от какой-то тревоги. Вин раскладывал карты плавно и уверенно. Его глаза, казалось, заглядывали не только в карты, но и в саму душу. Когда настала моя очередь, его лицо изменилось – тень печали проскользнула по чертам его лица – будто тень прошлась по свету в его душе. Но он не сказал ни слова, быстро перевёл взгляд и начал говорить что-то отвлечённое о погоде.

Я ловила каждый его жест, каждый взгляд и чувствовала, что что-то скрыто, что-то важное, что не даёт покоя. Эгир молча наблюдал за происходящим, а после гадания разговор плавно перешёл к их работе в музее и предстоящему концерту группы, которая скоро должна была приехать выступать. Позже Эгир пошел на наш небольшой открытый балкон, и я присоединилась к нему, оставив Милену дальше мучить Вина. Мы сели напротив друг друга на небольшие цветастые пуфики и несколько минут молчали, но я решила прервать эту тишину.

– А если бы я исчезла? – спросила я. Небо медленно темнело, воздух пах солью и сухой травой. – Уехала, сбежала, умерла, – уточнила я, как будто это просто игра. Но сердце сжалось. Я и сама не понимала, зачем задала этот вопрос. Может, хотела услышать, что важна. Хоть кому-то.

Он повернулся ко мне, не сразу отвечая.

– Я бы нашёл тебя, – сказал он спокойно, не глядя в глаза. Только в чашку.

Я тихо усмехнулась, не веря, но надеясь.

– По телефону и геолокации?

Он усмехнулся в ответ.

– По ветру.

– По ветру? – переспросила я, пытаясь понять, шутит он или нет. Но в его голосе не было иронии.

– Когда тебе страшно, он шепчет. И я просто иду за ним. Он всегда ведёт меня к тебе.

Я замерла. На секунду – просто тишина. Ни мысли, ни слов. Только вечерний ветер, окружающий нас, и этот человек рядом, который, кажется, знает обо мне больше, чем я сама.

– Романтик, – попыталась я отшутиться.

Он посмотрел на меня, впервые за весь разговор – прямо в глаза. Его взгляд был тёплым, спокойным. Слишком настоящим.

– Нет. Реалист, который слишком сильно тобой дорожит.

Я сглотнула. Горло пересохло. Он сказал это так просто, без пафоса, будто это было очевидно, как «у тебя карие глаза» или «завтра будет вторник».

– Что? – выдохнула я, хотя слышала каждое слово.

Он откинулся на спину, будто разговор окончен:

– Забудь.

– Или не забывай? – тихо сказала я.

Он молчал, а ветер шевелил его волосы. А я точно знала: я этого не забуду.

Мы вернулись в комнату, в которой звенел смех и лёгкость, они заполнили все пространство, и незаметно вечер подошёл к концу.

Я проводила гостей до двери, тепло прощаясь с Эгиром и Вином. Милена, как обычно после таких посиделок уже шла спать. Но я осталась. Взялась за уборку, решила, что привычное движение рук по дому, протирание пыли, перестановка вещей мне поможет успокоиться. Я остановилась и посмотрела на свое отражение в окне.

«Что-то не так», – думала я, глядя на отражение в окне. – «Это не моя жизнь. Я кому-то нужна. Я запуталась…»

Вдруг в голове снова начала нарастать боль – резкий шум, словно кто-то зовёт меня издалека. Голос – тихий и настойчивый, но такой родной. Он манил меня, будил старые воспоминания, от которых хотелось бежать.

Так прошли три дня – наполненные шумом, светом и тихой тревогой, которую я ещё не могла понять.

4 река памяти

Эгир приехал ко мне через 15 минут после моего звонка. Его фигура в длинном черном пальто и потемневшая от дождя толстовка делала его вид почти зловещим, словно он вышел из грозовой тени. Он подошёл ко мне с таким напряжением в каждом движении, мне показалось, что воздух загустел. Он выглядел взволнованно, быстро провел рукой по ещё мокрым волосам и отчеканил:

– Рассказывай.

От такого напора я немного растерялась и не знала делиться ли с ним всем, что у меня внутри или нет. Я знала его около трех лет, но за это время сложилось впечатление, что знаю его всю жизнь. С ним так легко и уютно, он мой единственный близкий друг, но и портить отношения своими «выдумками» не хотелось. Поделиться всем тем, что разъедало меня изнутри, – значило обнажить самое уязвимое, показать то, что я сама старалась не замечать. Я позвала его в свою комнату, села на кровать, Эгир сел напротив меня, по-свойски сложил ногу на ногу и стал ждать. Он не давил, не торопил, просто молчал, глядя на меня взглядом, в котором было больше любви и тревоги, чем я когда-либо получала от своей семьи. Молчание затянулось, я не знала, как начать, но и он не торопил, просто сидел, молчал и с нежностью и тревогой смотрел на меня.

– Я никому этого не говорила, но я так больше не могу. Я себя чувствую пустой, выгоревшей и абсолютно бесполезной. Я… – голос дрожал. – Я чувствую, как разваливаюсь на части. В голове как будто клубок змей – мысли, идеи, страхи… всё путается, я не могу дышать. Я не сплю ночами. Я слышу голоса… мне кажется, я схожу с ума. В голове тысяча идей, мыслей и планов, но что-то решить и сделать я не могу. Не хватает рывка или мотивации. У меня жуткие головные боли. Я пустая, Эгир. – Я отвернулась, пряча глаза. – Ни Милена, ни даже ты не можешь меня спасти. Я будто исчезаю. Я… я больше не та, кем была. – Я выдохнула, и слёзы прорвались. – Я больше не знаю, кто я.

Он встал, подошёл ближе и, опустившись на колени передо мной, взял мои руки в свои – тёплые, крепкие, живые.

– А может быть тебе для мотивации и прояснения в голове не хватает дружеского пинка? —С ухмылкой на лице произнес он.

– Возможно. – Тихо ответила я и отвернулась, чтобы он не видел печаль на моем лице. – Благодаря тебе я научилась быть счастливой, но теперь даже твое присутствие не может спасти меня, я растворяюсь и истончаюсь каждый день, той Ники, которую ты знаешь – меня уже нет. Сказав всё, что тревожило меня внутри около трёх лет такому родному человеку, я испытала облегчение.

– Я помогу тебе. – Его голос дрогнул. – Поехали на наше место… ты должна кое-что увидеть.

– Сейчас? – Всхлипнула я, не в силах понять, зачем.

– Сейчас.

Только сейчас я посмотрела на него, и не узнала этого человека. Черты лица стали острее и жёстче, глаза потемнели, а голос стал грубым.

Он резко поднялся и направился к выходу из спальни. Я крикнула ему в спину:

– Я возьму термос, бутерброды…

– Не нужно. – Его голос был странным: твёрдым, но в нём звучала грусть, почти отчаяние. – Просто поехали.

– Хорошо. – Робко произнесла я. – Едем.

Мы вышли из дома, из-за резких перемен в его настроении я не знала как себя вести, за все время знакомства я не видела его таким. Мысли стремительно менялись в голове одна за другой, неужели я сказала что-то не то, что-то, что могло его обидеть? Машина неслась по мокрым улицам, в салоне стояла гробовая тишина. Эгир сжимал руль так, будто держался за последнюю ниточку здравого смысла. Я боялась нарушить тишину, будто любое слово могло всё разрушить. Через двадцать минут мы оказались на берегу реки. Подъехав к реке, мы остановились на берегу, возле смотровой площадки и вышли из машины. Старая смотровая площадка, увитая сухими ветвями, открывала вид на реку – широкую, тёмную, глубоко чуждую. Ветер выл, словно живой. Эгир открыл багажник машины и достал красный клетчатый плед.

– Это его я тебе дарила на прошлый новый год. – Уточнила я, показывая на плед рукой.

– Да. – Он посмотрел на меня и едва заметно кивнул. – Пойдём.

Я побрела вслед за ним, но не успела сделать и десяти шагов, как споткнулась и с закрытыми глазами полетела вперед, мое падение было жёстким, я ударилась об его спину, я отчетливо слышала хруст. Через несколько секунд я открыла глаза, я поняла, что с ним все нормально, он уже успел развернуться ко мне и осматривал в порядке ли я.

– Со мной все нормально… небольшие ссадины на коленях и руках. – Ответила я на еще не заданный вопрос.

– Ты, как всегда, на ровном месте… – Он встряхнул головой, как будто отгоняя наваждение. – Что бы ты делала без меня?

– Пропала бы, – попыталась пошутить я.

– Давным-давно. А теперь – иди в воду.

Я не расслышала.

– Что ты сказал?

– В воду. – Голос был чужим, властным.

– Эгир… на улице ноябрь. Холодно. Я не буду… Принеси мне, пожалуйста, аптечку из машины…

Но он опять прервал мои слова.

– Или ты пойдёшь, или я тебя сам туда отнесу.

В этот момент я испугалась не на шутку, какая вода, какой затащу, я не понимала, что с ним сегодня происходит? Он никогда так не говорил. В его голосе были боль и страх. Он будто боролся сам с собой. Я знала его много лет, но таким видела впервые. Колени сильно болели, но я решила успокоить его и согласилась подойти ближе.

– Хорошо, – шепнула я. – Пойдём к воде.

Он не ответил, а только жестом пригласил пройти за ним. Мы подошли к самой кромке воды, река была огромная, ее темные синие воды напоминали грозовые тучи, почти чёрная, как застывшая ночь. Она шептала. Она жила. Течение было медленным, ленивым, но под поверхностью чувствовалась сила – древняя, несущая, как сама судьба. В воздухе стоял аромат сырой листвы и мокрой земли. Ноябрь дал о себе знать и от реки веяло холодом и спокойствием. Мы подошли к самой кромке. Листья, золотистые, одинокие, кружили на воде, как потерянные души.

– Заходи, – сказал он. – Это единственный способ.

– Я не…

– Прости.

И он толкнул меня.

Вода была не холодной. Она была – тёплой, живой, как будто принимала меня. Я не тонула, не сопротивлялась. Я скользила сквозь неё, как через сон. Я пыталась вынырнуть, пыталась плыть, но ничего не получалось, я видела солнце над водной гладью, но не могла до него дотронуться. И поняла, что мне совершенно не холодно, я не чувствую ничего, только спокойствие и тепло. Река несла меня по течению, по своим глубинам, показывая мне что-то, но я не могла понять, что именно. Это были некие расплывчатые образы. Но в один момент воспоминания обрушились на меня лавиной, и я вспомнила все…

Сначала – видения. Дом. Дубы. Смех. Комедии по вечерам. Тепло.

Затем – крик. Пьяный мужской голос. Треск. Визг. Боль.

Родители погибли три года назад, при странных обстоятельствах, они поехали в плохую погоду, в машину ударила молния, мне тогда было 20, сестре 16 лет. Мне позволили взять опеку над сестрой. В деньгах мы не нуждались, здесь хочу сказать огромное спасибо родителям – они обеспечили нам финансовое благополучие почти на всю оставшуюся жизнь, главное тратить деньги с умом и не совершать импульсивных покупок как это делает Милена. В родительский дом мы не вернулись, он для меня стал слишком большим и пустым. Дом находился загородом, в отделении от соседей, дом с деревянными колоннами в два этажа строился еще моим прадедом для большой семьи, такой были и мы. О былом величии дома напоминают – огромные могучие дубы, посаженные прадедом кольцом вокруг дома, летом они создавали тень и прохладу, зимой стояли неподвижно, как верные солдаты на страже нашего спокойствия.

После похорон в течение недели мы собрали вещи и переехали в небольшую квартирку в городе «…В». Путь до родительского дома составлял не более 40 минут. Милена часто просила отвезти её туда, она скучала по родителям, скучала по этой атмосфере и уюту. Для меня некогда вся эта атмосфера была источником силы, домашние ужины и посиделки с чаем и вкусняшками вечером у телевизора за просмотром очередной комедии, мамины объятия, папины подбадривания, мне этого не хватает. Не хватает семьи. За три года мы попытались наладить быт, и даже определили «обязательное» время для совместного ужина, не важно, чем мы заняты или как сильно устали, в пол восьмого мы собираемся на кухне и готовим совместно ужин. Выслушиваем друг друга, помогаем друг другу в задумках и планах, Милена наконец поступила в театральный. Я же из-за смерти родителей отложила свою учебу, на время, как оказалось в долгий ящик. Я работаю официантом в небольшом кафе, пишу для местной газеты и продолжаю интересоваться историей, мифами и легендами и хочу докопаться до истины, но крупицы разума берут верх, я прекрасно понимаю, что это всего лишь Бабушкины сказки и этим на жизнь не заработаешь.

А потом воспоминания хлынули, как наводнение. Настоящие.

Все было не так, это был сон, сон в который я хотела верить – единственная правда о семье – это моя любящая меня сестра и это все что было и есть у меня. Отец пил, очень много пил, постоянно ругался и кричал, винил во всех своих невзгодах маму и нас, часто бил по пустякам, а утром просил прощения. Несмотря на все его поступки, на все что он делал – мама любила его и каждый раз прощала. Сестра была маленькая и не помнит всего ужаса, но я, к сожалению, все помню. Помню в мельчайших подробностях. Помню мамину сломанную руку, синяки на её теле, синяки на моем теле от ремня и шнура. Отец был охотником, в доме всегда было оружие. Одни из самых страшных воспоминаний – это воспоминания, когда отец доставал ружье, мы убегали в страхе от него, прятались за дом, между деревьев и молчали. Не знаю точно сколько все это длилось, но казалось, что прошла вечность. Лишь однажды мама осмелилась и решила уйти от него, ночью, после очередного скандала она забрала нас с сестрой из дома. Мы ночевали у знакомых, и я надеялась, что вот-вот все изменится, мы будем свободными, будем жить счастливо, но нет. На утро мы вернулись домой «так как отца бросать нельзя». В тот момент я полностью разочаровалась в маме, в нашей семье, в самой идее брака. Я зареклась, что если у меня когда-нибудь будет семья, то я не позволю такого отношения к себе и к своему ребёнку. Я не буду терпеть такие ужасы, не будет криков и скандалов, не будет насилия…Они погибли в автокатастрофе, по вине отца – пьяного водителя, авария на мосту недалеко от нашего дома.

Очутившись в воде, я начала вспоминать все это. Воспоминания возвращались лавиной и чем больше я вспоминала, тем больше не понимала – кому и зачем нужно было стирать мои настоящие воспоминания и заменять их выдуманной семьей? Что происходит на самом деле? И что теперь делать мне? Закрыв глаза и полностью отдалась течению реки. Вода гудела в ушах, как голос предков. Я кричала – беззвучно, глубоко внутри. Кто отнял у меня правду? Почему?

Я не знаю, сколько времени провела в воде. Может – минуты, может – вечность. Всё растворилось – боль, мысли, даже память. Когда я очнулась, ветер гладил мои щеки, а земля под спиной казалась настоящей. Я снова была здесь – в теле, в мире, в себе. Но уже не той, что была до этого. Меня сковал ужас от осознания происходящего, голова не могла поверить в то, что только что произошло, она трещала и болела.

Эгир молчал, завернув меня в плед. Только его плечо едва заметно дрожало. Внутри меня разгоралось солнце. Не яркое – но упрямое, оно повторяло мне – «Я жива, и я всё помню».

– Теперь всё будет по-другому, – сказала я себе. – Всё.

Всё тело дрожало, но не от холода – от лжи. Рядом в мокрых джинсах и одном кроссовке сидел Эгир, по его волосам и лицу стекали капли воды, они капали на широкие плечи и грудь, когда он увидел, что я очнулась, резко отвернулся и попытался надеть второй кроссовок. Он избегал моего взгляда, будто боялся, что я увижу в нём палача.

– Теперь ты всё знаешь, – сказал он, голос хрипел от сдерживаемых эмоций.

Я успокоилась, насколько это было возможно, собралась со всеми мыслями и позволила ему говорить.

– Что это было?

Он кивнул на реку.

– Это… Река Жизни. Она испокон веков несёт правду. Она часть нашей земли, древней и забытой.

– Нашей земли?

– Да, нашей… больше вопросов нет?

– Ты всё знал? Всё это время, – голос дрожит. Я чувствую, как по спине идёт ледяная волна.

– Да, – он отвечает просто, будто это ничего не значит.

– И молчал? – Я не верю. Просто не верю. – Смотрел, как я живу в этой сказке. Как вспоминаю ложное детство, как думаю, что моя семья была хорошей? А ты молчал. Ты стоял рядом. И ничего не сказал.

Он не отвечает. Только смотрит.

– Ты мой друг, Эгир. Ты был… – я задыхаюсь. – Единственным, кому я доверяла. Единственным, кому открыла всё. Даже то, в чём себе не признавалась. А ты молчал. Ты знал, кто я. Что я. И ты… позволял мне верить в ложь.

Он делает шаг ко мне, но я отступаю. Всё внутри трещит. Как будто всё, на чём стояла, – рухнуло.

– Потому что боялся, – тихо говорит он. – Я боялся, что, если скажу… ты исчезнешь. Уйдёшь. И я больше не услышу, как ты смеёшься по утрам. Не увижу, как ты морщишь лоб, когда злишься. Не прикоснусь к тебе.

Я замираю. Эти слова – как камни в воду. Они бьют меня и, слыша их, я падаю на самое дно. Без всплеска.

– Тогда ты уже меня потерял, – шепчу.

Он подходит ближе. Берёт мою руку. Я не отдёргиваю, хотя хочу. Очень.

– Не смей так говорить, – его голос срывается. – Я не позволю тебе исчезнуть. Я каждый день просыпался с мыслью о тебе. Как о самом важном для меня человеке. Ты для меня – море. Понимаешь? Море. Без тебя я не могу дышать. – Он улыбается, будто впервые за всю вечность. – Ты для меня настоящая. Это всё, что у меня есть.

Я вырываю руку. Не потому, что не верю. А потому что слишком верю и доверяю ему.

– Почему не сказал? Почему не рассказал мне раньше? Почему не привез меня сюда сразу же? Мы столько раз были на этом берегу! – Я начинала злиться, я ничего не понимала, в голове крутилось тысяча вопросов, а я не знала ответов ни на один из них …

– Почему?… ты действительно спрашиваешь почему?

Я вопросительно смотрела на него, а Эгир все ещё не отвечал на мои вопросы. Он стоял возле меня, но как будто был далеко отсюда. Ветер бил в лицо, знал его по имени, шептал, как старый друг. Эгир прикрыл глаза, позволяя воздуху гулять в груди, сбивать мысли и вспоминал как три года он молчал. Смотрел на неё, как она растёт, меняется, сгорает от боли и сомнений. Как ищет ответы. Как путается. Как каждый вечер делает шаг в бездну и отступает на край.

Он хотел сказать – тысячу раз. Был готов. Писал письма. Проговаривал вслух. Стоял за дверью, готовясь рассказать ей всё. Но каждый раз – останавливался.

Потому что она должна была прийти к этому сама.

Таков был уговор. Таково было правило. Пробуждение невозможно насильно. Это не кнопка. Это не истина, которую можно вручить. Это внутренний взрыв. Личное пламя.

Он помнил, как впервые увидел её в Вете. Босая, с рюкзаком, вся в отчаянии. Тогда он понял – она. Это именно она. Душа, которую никто не должен был трогать, душа, которую позже все будут рвать на части. И он поклялся, что будет рядом. Всегда. Даже если она никогда не вспомнит. Даже если будет жить обычной жизнью. Он будет тем, кто заварит ей чай, прикроет от ветра, пойдёт рядом с ней.

Но она начала меняться. Видеть сны. Спрашивать. Искать. И тогда внутри него началась буря.

– Прости, – прошептал он в пустоту. – Я молчал не из-за трусости. Я молчал из-за любви. Я не хотел разрушить твой мир. Ты… ты должна была прийти к этому сама.

– Мир! Какой мир? – я вскочила. – Мир, построенный на лжи и обмане, на иллюзии?! – последние слова я прокричала ему в лицо. – Так нельзя! Ты мой друг, я надеялась на тебя, я верила тебе…– он попытался взять меня за руку, но я резко отдернула её от него. – Во что мне теперь верить? Ты хотя бы настоящий?

Он смотрел мне в глаза. И тихо, почти не слышно:

– Настоящий. Я твой. Я всегда был рядом. Я очень дорожу тобой и твоей дружбой.

Я не могла поверить его словам, сейчас я не могла верить ни во что и никому.

– Кто сделал это со мной?

– Если я скажу – ты не поверишь…

– Я только что утонула в реке, которая разговаривала со мной! Думаешь, я уже не готова поверить в невозможное? И самый главный вопрос – кто ты такой?

Он выдохнул.

– Хорошо… Твои воспоминания переписал бог. Он стер твою память, создал тебе безопасную иллюзию, идеальную картинку. А почему – я не знаю. Но теперь ты проснулась. И ты должна знать – ты не одна.

– Бог? Ты серьезно? Бог? Я сегодня нахлебалась воды, но не в такой же мере! – Я замолчала, я сидела, дрожа, глядя на реку, которая теперь казалась мне живым существом. Мудрым. Молчаливым. Свидетелем моей боли, теперь я ничему не удивлюсь. Сейчас впервые за много лет – мне захотелось кричать. Жить. Знать правду.

5 сказка

– Ника, послушай одну сказку… – голос Эгира прозвучал низко, как гул морской пучины, мягко ложась на уши, будто ветер гладил по щеке. Он сидел рядом, глядя на реку. В его глазах отражались синяя гладь воды, будто в ней оживали древние времена.

– В далеком-далеком прошлом, в седьмом веке, когда земля ещё дышала магией и люди верили и поклонялись богам. Они верили в великую силу, и в помощь простым людям. Они знали – леса, реки, небо и ветер не пусты. Там – живые силы. Боги жили в своём мире и наблюдали за смертными, к людям они спускались раз в год на праздник весны. Но некоторые боги спускались чаще чем раз в год.

Он – юный бог, бог ветра, воздуха, дыхания жизни. Его волосы – цвета солнца и грозовых облаков, вечно растрёпанные ветром. Взгляд – ясный, прозрачный, как утренний иней на траве. Он был свободным, как сама стихия, и никогда не задерживался надолго в одном месте. До того дня…Он увидел её, встретил её на празднике весны, она была красивее всех богинь и нимф, которых он видел, она была юна и чиста, всегда весела и добра ко всем окружающим ее людям, с душой, светлой как небо над цветущим лугом, а имя её говорило само за себя – Лада. Она танцевала с подругами вокруг весеннего костра, смеясь, и весна словно исходила из самой её кожи, венок из желтых подснежников яркой линией виднелся на фоне ее черных как смоль волос. А нежно зеленое платье соединяло ее образ с самой весной. Она выделялась среди всех не просто внешней красотой, но и красотой души. Увидев её, Стрибог замер. Ни одна из бессмертных не сияла так искренне. Юный бог не мог отвести своего взгляда от этой светлой души. Он позвал ее на танец, и не мог поверить своему счастью, когда она согласилась. Но что их могло связывать? Он – бог, которому Чернобог, один из верховных богов, отдает в жены свою дочь, она – дочь купца, простая девушка, смертная, которую сватали за сына воеводы.  Но разве любовь спрашивает разрешения? Она все меняет. Не боясь старших богов, Стрибог спускался на землю в образе обычного смертного, к своей возлюбленной для тайных встреч. Он обманывал всех, чтобы увидеть её. Он открылся ей о том, кто он на самом деле, и она не испугалась, а приняла его таким, какой он есть и доверилась ему.