Хрононавт. Игра с песочными часами

Зинькевич Альберт

Хрононавт. Игра с песочными часами

Часть I: Пробуждение Парадокса

Глава 1. Сингулярность в подвале

"Различие между прошлым, настоящим и будущим – не более чем иллюзия, хотя и весьма навязчивая." – Альберт Эйнштейн

Пыль. Она вездесуща в этом подвальном царстве, пропитанном запахом старой бумаги, озона и отчаянных надежд. Артём Волков щурился, вглядываясь в мерцающие строки кода на мониторе, его лицо, освещенное холодным голубоватым светом экрана, казалось высеченным из усталого камня. Тридцать семь лет, но глубокие морщины у глаз и жесткая складка между бровями выдавали напряжение последних пяти. Пять лет с тех пор, как исчезла Лера.

Он отпил глоток холодного, почти горького кофе из потрескавшейся кружки с логотипом МФТИ – реликвии студенческих времен. Лаборатория, гордо именуемая «Сектором Квантовой Хронометрии», на деле представляла собой захламленный подвал университетского корпуса №3. Стеллажи, громоздящиеся до потолка, были завалены коробками с компонентами, папками с пожелтевшими распечатками и приборами, чье назначение было понятно лишь ему да, пожалуй, еще паре таких же одержимых энтузиастов на кафедре теоретической физики. В центре этого хаоса, как алтарь безумного бога, стояла установка. Его детище. Его Голем.

Официально проект назывался «Квантовые Часы: Исследование Дискретности Временного Континуума». Сухая, академическая формулировка, скрывавшая дерзкую мечту: не просто измерить время точнее атомных часов, но увидеть его структуру, его квантовую «ткань». Установка напоминала гибрид телескопа и реактора из фантастического фильма. Основа – мощный лазерный интерферометр, чьи зеркала и призмы были ювелирно выверены. Его лучи сходились в центральной камере, где в магнитной ловушке, охлаждаемой жидким гелием почти до абсолютного нуля, вибрировал единственный ион иттербия. Этот ион и был сердцем часов – его квантовые переходы должны были стать сверхточным метрономом Вселенной. Вокруг камеры оплетались кабели, уходившие в блоки управления, усилители, аналого-цифровые преобразователи и, наконец, к ряду серверных стоек, гудевших как улей. На мониторе перед Артёмом бежали потоки данных: частота колебаний иона, состояние магнитного поля, температура, давление, фоновое излучение – тысячи параметров, сливавшихся в цифровую реку времени.

Артём вздохнул, откинулся на спинку старого офисного кресла, скрипнувшего протестом. Эксперимент шел непрерывно уже две недели. Дни и ночи слились в одно серое пятно, разбитое лишь редкими выходами на поверхность за едой и еще более редкими попытками поспать на раскладушке в углу. Финансирование проекта висело на волоске, публикаций не было, коллеги на кафедре поглядывали с плохо скрываемым скепсисом. «Волков и его вечный двигатель», – слышал он шепотки в курилке. Но он не мог остановиться. Потому что где-то в глубине души теплилась безумная, ничем не подкрепленная надежда: если он сможет понять время до самых его основ, найти его слабые места, его «швы», то, возможно, он найдет и Леру. Или хотя бы узнает, что с ней случилось в тот вечер, когда она вышла из кафе на Чистых прудах и растворилась в осеннем тумане, оставив лишь перевернутый стул и разбитую чашку. Полиция развела руками. «Нет следов, Артём Игоревич. Никаких насильственных действий. Как сквозь землю провалилась». Но он знал свою сестру. Легкомысленная? Иногда. Но не настолько, чтобы исчезнуть без единого слова.

Внезапно монитор резко мигнул. Артём нахмурился, придвинулся ближе. График частоты колебаний иона иттербия, обычно представлявший собой почти идеальную прямую с микроскопическими флуктуациями, дернулся. На долю секунды линия дрогнула, словно споткнулась, и показала резкий, немыслимый пик – значение, выходящее далеко за пределы всех теоретически возможных колебаний для этого иона в данных условиях. Затем так же резко вернулась к норме.

«Глюк», – автоматически подумал Артём. Сбой в системе сбора данных. Перегрев процессора. Статический разряд. В подвале полно наводок. Он запустил диагностическую утилиту, проверил логи серверов. Все системы работали в штатном режиме. Никаких ошибок, никаких предупреждений. Только этот одинокий, безумный пик в потоке времени.

Он переключился на просмотр сырых данных с датчиков камеры. Температура стабильна. Магнитное поле – идеально. Фоновое излучение – в пределах нормы. Но там, где был пик частоты… Артём увеличил масштаб. В журнале датчика визуального мониторинга камеры (обычной HD-камеры, снимавшей ион для контроля) была крошечная запись. В момент пика камера зафиксировала… артефакт изображения. Не просто шум, а что-то странное. Вокруг вибрирующего иона, похожего на яркую пылинку в центре экрана, на несколько кадров возникло едва заметное свечение. Оно напоминало искажение воздуха над раскаленным асфальтом, но с радужными переливами, как масляная пленка на воде. И в центре этого мерцания… Артём вгляделся, увеличивая изображение до предела. Ему показалось, или там, на долю пикселя, мелькнуло что-то темное? Неправильной формы? Как крошечная песчинка? Запись длилась всего 0.03 секунды. Слишком мало для уверенности.

«Квантовая флуктуация? Неустойчивость лазера?» – Артём бормотал себе под нос, чувствуя, как привычная усталость отступает перед нарастающим возбуждением ученого, учуявшего нечто новое. Он запустил глубокий анализ данных за последние 24 часа. Компьютер загудел интенсивнее. Пока он ждал, его взгляд упал на фотографию, прикрепленную магнитом к серверной стойке. Он и Лера. Сочи, море, солнце. Ей семнадцать, ему двадцать два. Она смеется, зажмурившись от яркого света, он корчит рожу. Казалось, этот момент запечатлен навсегда. Теперь эта вечность была заключена в пластиковой рамке и пылилась в подвале.

Мысль о Лере вернула другое воспоминание, недавнее и тревожное. Месяц назад, роясь в университетском архиве в поисках старых работ по квантовой гравитации, он наткнулся на упоминание закрытого исследовательского проекта 80-х годов с кодовым названием «Песочные Часы». Проект курировала некая «Комиссия по Особым Физическим Явлениям», о которой не было никаких других данных. Основная информация была зачеркнута толстыми полосами черного маркера, но в примечаниях мелькали слова «временная аномалия», «стабильность континуума» и, что больше всего его насторожило, «Хроносфера». Слово было написано от руки на полях. Он попытался найти хоть что-то о «Хроносфере» – ноль. Ни в открытых источниках, ни в специализированных базах. Как будто этого слова не существовало. Тогда он списал это на бред уставшего архивариуса или свою паранойю. Но сейчас, глядя на странный пик и мерцание в камере, это слово всплыло в памяти с новой силой. «Хроносфера». Сфера времени.

Компьютер пискнул, завершив анализ. Результат заставил Артёма замереть. Пик не был одиночным. За последние сутки было зафиксировано еще три подобных аномалии, только гораздо меньшей амплитуды, затерявшихся в общем шуме данных и пропущенных системой автоматического мониторинга. Каждая аномалия длилась доли секунды и сопровождалась тем же визуальным артефактом – мерцающим искажением с радужными переливами и… той самой крошечной темной точкой. Статистический анализ показал: вероятность того, что это случайный шум или сбой оборудования, была меньше 0.0001%. Это было реальное явление. Нечто происходило с его ионом иттербия, с самим временем в точке измерения.

Адреналин резко ударил в кровь. Усталость как рукой сняло. Артём вскочил, забыв про кофе. Он начал лихорадочно настраивать аппаратуру. Увеличил чувствительность всех датчиков. Направил дополнительные камеры с высокоскоростной съемкой на камеру с ионом. Запустил параллельную запись всех параметров с максимальной частотой дискретизации. Его пальцы летали по клавиатуре, мысли пульсировали с частотой квантовых переходов. Что это? Сбой пространства-времени? Микроскопическая червоточина? Проявление скрытых измерений? Теории роем носились в голове. Он чувствовал себя на пороге открытия. На пороге чего-то огромного и, возможно, страшного.

Вдруг свет в подвале погас. Не плавно, а резко, как будто выдернули вилку. Мониторы потухли, гудел серверов стих, оставив после себя гнетущую, абсолютную тишину и темноту. Только слабый аварийный огонек где-то у двери бросал на стены жутковатые красные блики.

«Черт! Опять эти древние пробки!» – выругался Артём, нащупывая в кармане смартфон, чтобы включить фонарик. Но телефон не реагировал. Экран был мертв. И не только телефон. Его наручные электронные часы тоже погасли. Полный, абсолютный блэкаут, причем только здесь, в подвале? Такого раньше не было.

Он замер, прислушиваясь. Тишина была звенящей. Даже привычный гул вентиляции пропал. И тогда он почувствовал… вибрацию. Не в ушах, а всем телом. Словно сам воздух дрожал. Откуда-то справа, со стороны установки, пробивался слабый, колеблющийся свет. Не электрический. Что-то другое. Тусклое, переливающееся всеми цветами радуги, как тот артефакт на записи, но теперь – в реальности.

Сердце Артёма бешено заколотилось. Страх сковал тело, но любопытство, жгучее, неудержимое любопытство ученого, оказалось сильнее. Он медленно, крадучись, словно боясь спугнуть призрак, двинулся к источнику света. Шаги гулко отдавались в тишине.

Свет исходил из центральной камеры установки. Сквозь смотровое кварцевое окно было видно, как в магнитной ловушке, вместо привычной яркой точки иона иттербия, плавал… объект. Он был размером с крупную виноградину. Форма его была непостоянной, текучей, но в основе напоминала песочные часы – два конуса, соединенные узкой перемычкой. Материал? Он казался одновременно и стеклянно-прозрачным, и абсолютно черным, поглощающим свет. Но главное – он светился изнутри. Мерцающим, пульсирующим светом, который переливался всеми оттенками: от глубокого индиго до ослепительно-белого, от кроваво-красного до нежного персикового. Этот свет не освещал камеру, а скорее жил в ней, создавая сюрреалистическую картину. Вокруг объекта вибрировало то самое радужное искажение воздуха, только теперь оно было видно невооруженным глазом. И песок! Внутри стеклянно-черной формы пересыпался песок. Но не обычный. Зерна были невероятно мелкими, словно пыль, и светились тем же внутренним светом, каждый – своим оттенком. Они медленно, гипнотически перетекали из верхней камеры «часов» в нижнюю. Артём завороженно смотрел, забыв о страхе, о времени, о Лере. Он смотрел на невозможное. На то, что должно было существовать только в учебниках по квантовой механике или в бредовых фантазиях.

Песочные Часы.

Слово вырвалось из глубин памяти. Тот проект из архива. «Хроносфера». Это было оно? Откуда? Как оно попало в его ловушку вместо иона иттербия?

Вдруг свет от артефакта вспыхнул ярче. Радужное искажение вокруг него резко усилилось, закрутилось вихрем. Артём почувствовал, как волосы на его голове и руках встают дыбом от статики. Воздух наполнился запахом… озона? Нет, что-то другое. Свежести после грозы, смешанной с запахом горячего металла и… древней пыли. Звук. Низкий, едва слышный гул, на грани восприятия, заполнил подвал. Он шел не от артефакта, а отовсюду сразу. От стен, от пола, от самого воздуха.

Артём инстинктивно отпрянул, наткнувшись на стеллаж. Страх вернулся, холодной волной смывая научный азарт. Это было не просто явление. Это было силой. Древней, непостижимой и, возможно, враждебной. Он почувствовал головокружение. Пол под ногами словно качнулся. Картины перед глазами поплыли, наложились друг на друга. Он увидел одновременно и темный подвал с мерцающим артефактом, и… ярко освещенную лабораторию. Свою же лабораторию, но чистую, новую, с только что установленным оборудованием. На столе стояла та самая кружка с МФТИ, но целая. И он сам… сидел за монитором, в той же позе, что и минуту назад, но в новой рубашке, с другой стрижкой. Моложе? Или просто… иначе?

Галлюцинация? Кислородное голодание? Или… эффект близости к артефакту?

Внезапно гул усилился, перешел в оглушительный рев. Свет от Песочных Часов стал ослепительным, болезненным. Радужный вихрь вокруг них закрутился с бешеной скоростью. Артём зажмурился, поднял руку, чтобы защититься. Его отбросило назад, к стене. Удар. Боль в плече. Темнота.

Когда он открыл глаза, рев стих. Свет погас. В подвале снова горел тусклый аварийный свет. Гудели серверы. Мигали мониторы, показывая сообщения о перезагрузке после сбоя питания. Все было как прежде. Кроме одного.

Центральная камера установки была пуста. Ни иона иттербия, ни загадочных Песочных Часов. Лишь холодный вакуум и отблески аварийной лампы на отполированных стенках.

Артём лежал на полу, прислонившись к стеллажу, дыша прерывисто. Голова гудела, плечо ныло. Он тряхнул головой, пытаясь осознать произошедшее. Что это было? Коллективный сбой сенсоров? Массовая галлюцинация, вызванная переутомлением и выбросом какого-нибудь газа? Или…?

Он поднял руку, чтобы потирать виски, и замер. На его запястье, поверх рукава рубашки, лежала тонкая, почти невесомая полоска… чего-то. Она напоминала нить паутины, но светилась слабым, угасающим перламутровым светом. Артём осторожно поднес руку к глазам. Это был песок. Тот самый, светящийся песок из Песочных Часов. Всего несколько крошечных, микроскопических зерен, прилипших к ткани.

Он осторожно сдул их на ладонь. Зернышки были холодными, как космический вакуум. Они лежали на его коже, мерцая последними отблесками своего внутреннего света, а затем… погасли, став просто мельчайшей темной пылью. Но в момент, когда он их рассматривал, в голове пронеслась вспышка. Не образ, а ощущение. Ощущение падения. Стремительного, неудержимого падения сквозь слои… чего-то. Сквозь слои времени.

Артём сидел на холодном полу подвала, сжимая в кулаке темную пыль, оставшуюся от неземного песка, и смотрел в пустую камеру, где минуту назад бушевала невозможность. Страх уступил место потрясению, а затем – леденящей душу догадке. Он не просто наблюдал аномалию. Он столкнулся с ней лицом к лицу. И что-то от нее осталось с ним. В его подвале. На его ладони. В его голове.

«Песочные Часы…» – прошептал он в гнетущую тишину, где теперь гудели только серверы, вернувшиеся к жизни. Но мир вокруг уже не казался прежним. Он треснул. И трещина эта зияла тайной, уходящей в самую сердцевину времени. И куда-то там, в этой бездонной трещине, возможно, потерялась Лера. Он должен был узнать правду. Даже если цена – его рассудок. Или сама ткань реальности.

Где-то глубоко внутри, под слоями усталости, страха и научного скепсиса, проснулось что-то древнее, первобытное. Ощущение пути. Ощущение начала. Начала игры, в которой ставка была выше, чем он мог себе представить.

Игра с Песочными Часами началась.

Глава 2. Эхо прошлого

Тишина подвала после исчезновения Песочных Часов была громче любого гула. Артём сидел на холодном бетонном полу, спиной прислонившись к стеллажу, сжимая кулак. В ладони, под ногтями, ощущалась мельчайшая зернистость – темный, инертный пепел от нескольких крупинок неземного песка. Ощущение стремительного падения сквозь слои чего-то неосязаемого еще вибрировало в костях, отдавалось легкой тошнотой и головокружением, как после долгого катания на карусели. Но это было внутри. Не физическое, а… метафизическое похмелье.

«Галлюцинация, – упрямо шептал он себе, пытаясь вцепиться в привычную логику. – Переутомление. Гипогликемия. Выброс токсинов из старой проводки…» Но его взгляд упрямо возвращался к пустой камере установки. К пустой. Где должен был быть ион иттербия. Где минуту назад бушевало невозможное. И к ладони с этой черной пылью – единственному физическому доказательству того кошмара. Или чуда?

Он медленно поднялся, опираясь на стеллаж. Тело ныло, особенно плечо, ударившееся о металлическую полку. Шагнул к монитору. Системы перезагрузились после сбоя питания. Он запустил программу просмотра последних записей с камеры мониторинга камеры. Запись шла, но в момент «события»… был сплошной шум. Белый, мерцающий, как плохая телевизионная картинка без антенны. Ничего внятного. Данные с датчиков за этот период были повреждены или стерты. Как будто сам всплеск энергии выжег цифровую память.

«Нет доказательств, – констатировал он вслух, и голос прозвучал хрипло и неуверенно. – Ничего, кроме…» Он разжал кулак. Пыль. И это дикое, не утихающее чувство сдвига, как будто его вырвали из привычной точки и слегка сдвинули в сторону.

Артём подошел к раковине в углу лаборатории. Включил кран. Вода полилась, обычная, холодная, успокаивающе знакомая. Он сунул руки под струю, старательно смывая черные крупинки с кожи. Пыль исчезла без следа, растворилась в воде. Он посмотрел на свое отражение в темном стекле окна над раковиной. Измученное лицо, запавшие глаза, взлохмаченные волосы. Он выглядел так, будто не спал неделю. Что, в общем-то, было недалеко от истины.

«Время не любит насилия».

Мысль пришла внезапно, из ниоткуда. Как эхо. Не его собственная. Чужая. Или… знакомая? Он не мог понять. Она висела в воздухе, тревожная и многозначительная.

Нужен был кофе. Крепкий, обжигающий. Артём направился к своему столу, где стояла та самая потрескавшаяся кружка. Он машинально потянулся к электрочайнику, стоявшему на тумбе рядом, и замер. На тумбе лежал его блокнот для записей. Открытый. И на верхней странице… Он не помнил, чтобы оставлял там такую запись. Крупными, нервными буквами, черной гелевой ручкой (которую он терпеть не мог и обычно пользовался карандашом) было написано:

«НЕ ВКЛЮЧАЙ УСТАНОВКУ. 14:30. ПРОВЕРЬ ДАТЧИК Т-578. ОШИБКА КАЛИБРОВКИ. А.В.»

Артём моргнул. Потрогал надпись. Чернила были сухими. Его почерк? Да, вроде бы. Но… он не писал этого. Он точно помнил, что последняя запись в блокноте была вчера вечером – расчеты частоты лазерного импульса. И он уж точно не стал бы писать самому себе про ошибку калибровки датчика Т-578 (который, кстати, отвечал за фоновое магнитное поле) такими паническими буквами. И почему «не включай установку»? Установка уже работала две недели! И… какое время? 14:30? Он посмотрел на свои наручные часы (которые снова работали). 11:47.

Сердце екнуло. Он схватил блокнот, листая страницы назад. Ничего. Только его обычные записи. Эта страница с предупреждением была последней. И… дата? В углу страницы стояла сегодняшняя дата. Его рукой.

Холодный пот выступил на спине. Он огляделся по сторонам, как будто ожидая увидеть шутника. Но в подвале, кроме него, никого не было. Только гул серверов и его собственное прерывистое дыхание.

«Кто-то пробрался? – промелькнула дикая мысль. – «Хроносфера»?» Но зачем оставлять такую запись? Чтобы предупредить? Или запутать?

Артём резко отодвинул стул и сел за компьютер. Запустил программу логов системы безопасности (две камеры у входа и датчик движения). Просмотрел записи за последние… сколько? С момента его последнего выхода. Он смутно вспомнил, что выходил вчера поздно вечером, около 23:00, в буфет за бутербродами. Логи показали: входная дверь в подвал открывалась только дважды с тех пор. Первый раз – сегодня утром, в 07:15 – это был он, вернувшийся после короткого сна в кабинете наверху. Второй раз – сейчас нет записи о выходе. Значит, никто не входил и не выходил. Датчик движения внутри подвала не фиксировал никого, кроме него, весь день. Камеры показывали только его самого, копошащегося у установки или сидящего за столом.

Значит… запись в блокноте… его? Он написал ее, но не помнит? Провал в памяти? Из-за переутомления? Или… из-за того?

Взгляд снова уперся в пустую камеру. И в ладонь, где еще чуть щекотала кожа от прикосновения странного песка. Ощущение падения…

Он резко встал, зашагал по подвалу, пытаясь собрать мысли в кучу. Наткнулся на коробку с запасными компонентами. На коробке была наклейка с датой поставки – сегодняшнее число. Он всегда ставил дату получения. Но… он не помнил, чтобы сегодня приходила поставка! Поставщик обычно звонил, а телефон… Артём сунул руку в карман. Смартфон был на месте. Он достал его. На экране – 11:52. И… три пропущенных звонка. От поставщика электронных компонентов «Квант-Сервис». Звонили в 10:15, 10:30 и 11:00. А он не слышал? Или… не мог услышать, потому что его тогда не было здесь? Но он же был в подвале с самого утра! Или не был?

Он нажал на уведомление о пропущенных звонках. И замер. В журнале вызовов время последнего исходящего звонка с его телефона… сегодня, 14:22. На номер Леры. На ее старый, уже пять лет как неработающий номер.

Артёму стало дурно. Он прислонился к стеллажу, чувствуя, как пол уходит из-под ног. 14:22? Но сейчас же только 11:53! Как он мог позвонить в будущем? Это… это невозможно!

Ощущение падения…

Запись в блокноте…

Звонок в 14:22…

Куски мозаики, безумной, невозможной мозаики, начали складываться в чудовищную картину. Он посмотрел на свои руки. На запястье, где прилипли крупинки песка. Где сейчас ничего не было, но кожа чуть покалывала.

«Нет, – прошептал он. – Этого не может быть. Не может!»

Он должен был проверить. Доказать себе, что он сходит с ума. Что все это – галлюцинация, вызванная стрессом и недосыпом. Что звонок в журнале – глюк телефона. Что запись в блокноте – он сам ее сделал в полубреду и забыл.

Артём подошел к установке. К пустой камере. Он знал, что включать ее сейчас – безумие. Но он должен был увидеть. Увидеть, что иона нет. Что ничего не произойдет. Доказать себе, что мир все еще подчиняется законам Ньютона и Эйнштейна, а не сценарию дешевого фантастического фильма.

Его пальцы, дрожа, потянулись к главному выключателю питания лазерной системы. Предупреждение в блокноте кричало в голове: «НЕ ВКЛЮЧАЙ УСТАНОВКУ!» Но он проигнорировал его. Он должен был знать.

Щелчок тумблера. Тихое гудение трансформаторов. Лампочки индикаторов замигали зеленым. Лазерные диоды зажглись тусклым рубиновым светом, набирая мощность. На мониторе ожили графики, пошли потоки данных. Все системы… в норме. Кроме одного. Датчик в камере показывал: объект отсутствует. Ион пропал. Как и ожидалось. Артём почувствовал странное разочарование, смешанное с облегчением. Ну вот. Ничего. Никакого чуда. Просто сбой, потеря данных и… его расшатанные нервы.

И в этот момент он увидел песок.

Не в камере. На своей собственной руке, лежащей на панели управления. Там, где раньше были крупинки, теперь проступили едва заметные светящиеся точки. Микроскопические, как пылинки, но излучающие мягкий, мерцающий свет. Перламутровый. Тот самый. Они не лежали на коже. Они будто светились изнутри нее. И они… двигались. Медленно, почти незаметно, стекая по его вене, как капли ртути, но светящиеся.

Артём в ужасе отдернул руку. Светящиеся точки исчезли. Но ощущение… ощущение осталось. Легкое жжение, зуд. И снова – то самое чувство неустойчивости, как будто он стоит на шатком мостике над пропастью.

Он посмотрел на монитор. График фонового магнитного поля (тот самый датчик Т-578) показывал не просто аномалию. Он показывал хаос. Значения прыгали как угорелые, выходя далеко за пределы шкалы. На экране визуального мониторинга камеры снова появилось мерцающее радужное пятно, быстро нарастая в размерах. И в центре этого пятна… он увидел себя. Свое отражение в кварцевом окне камеры. Но не просто отражение. Оно было искажено, растянуто, как в кривом зеркале. И… позади него, у входа в подвал, мелькнула чья-то тень! Быстро, как вспышка.

Артём резко обернулся. Никого! Дверь была закрыта. Но ощущение присутствия, чужого, враждебного взгляда, пронзило его как ледяная игла. Страх, чистый, животный, сдавил горло. Он рванулся к выключателю, чтобы отключить установку. Его пальцы протянулись к тумблеру…

И мир взорвался.

Не звуком. Не светом. Ощущением. Его вырвало из реальности. Словно гигантская невидимая рука схватила за все тело и дернула с чудовищной силой – не в сторону, а вниз. Сквозь пол. Сквозь фундамент. Сквозь слои земли, камня, времени… Падение! Стремительное, неудержимое, парализующее падение в бездну. Он не видел ничего, кроме мелькающих, бессвязных образов: лицо Леры, схема установки, радужное мерцание, черный песок, дата на блокноте – 14:30, его собственная рука на тумблере… Все смешалось в калейдоскопе безумия. Он не чувствовал своего тела. Только невыносимое давление, сжимающее череп, разрывающее клетки на части. И гул. Низкий, всепроникающий гул, от которого вибрировали кости и сжималось сердце. Это был звук самой ткани времени, рвущейся под ним.

Он хотел закричать, но не мог. Воздуха не было. Был только вакуум падения и всепоглощающий ужас.

И вдруг – удар. Не физический. Резкая, болезненная остановка. Как будто падающее тело внезапно замерло в воздухе.