Детектив Фокс. Дело о пропавшем племяннике. Дело о забытой перчатке

– И у вас не было в последнее время каких-либо конфликтов с клиентами?

Мужчина тяжело вздохнул и покачал головой.

– Нет. Не настолько, чтобы дошло до такого.

– Хорошо. Так когда вы сами видели своего племянника в последний раз?

Мистер Звиллинг задумался и принялся размышлять, барабаня по уже пустому стакану пальцами.

– Тогда вечером я задержался в кабинете в лавке, проверял счета. Поэтому не мог встретить Кастора за ужином. Обедаем мы всегда порознь. По работе он должен был прийти ко мне на следующий день в обед, после оформления товара на склад. Да, утром третьего дня. Точно. Я давал ему как раз это поручение.

– Вам ничего не показалось странным в его поведении? – говорила я вкрадчиво, боясь вытащить хозяина дома из воспоминаний и упустить какую-то деталь. Карандаш покачивался в моих пальцах, глаза мистера Звиллинга слепо следили за кончиком карандаша.

– Он нервничал чуть больше обычного. Как будто мое поручение было неуместно и не соответствовало его планам. Да, пожалуй, так. Он даже попросил меня послать кого-нибудь другого, сказав, что будет занят. Я еще рассердился, и мы расстались в очередном недовольстве друг другом.

Я перестала качать карандашом, а мистер Звиллинг заморгал и потер глаза пальцами.

– Простите, я не так много помню.

– Как невеста воспринимает его исчезновение? – я внимательно посмотрела на собеседника и заметила некую печаль в глазах.

– Алисия почти не выходит с тех пор, как Кастор пропал, все время плачет. Что я еще могу сказать? Жена с трудом заставляет ее поесть.

– Могу я с ней поговорить?

Мистер Звиллинг нахмурился.

– Вчера вечером я отправил ее за город, к родственникам жены. Возможно, на природе ей станет легче.

Я покивала, сожалея о несостоявшемся разговоре.

– Может я съезжу? Где это?

Мистер Звиллинг посмотрел мне в глаза.

– Мисс Фэлкон, мне бы не хотелось, чтобы вы тревожили девочку. Она и так сильно переживает и ваши вопросы могут…

– Хорошо, – перебила я его оправдания. – А куда Кастор собирался, вы не знаете?

Мужчина поднялся с кресла и, подойдя к барному столику, на секунду замешкался, решая: поставить стакан или еще налить. Хоть и с усилием, но все же поставил, и в это время дверные створки гостиной распахнулись, а в комнату влетела женщина в коричневой домашней юбке и блузке. Я проводила ее взглядом, отмечая, что она моложе хозяина, вероятно жена или сестра. Но простая юбка и бежевая блузка из дешевого подобия шелка говорили сами за себя. Итак, передо мной, застыв в ожидающей позе с прижатыми к груди кулачками, в одном из которых был зажат носовой платок, стояла миссис Фьюри. Она молча переводила взволнованный взгляд заплаканных глаз с меня на мистера Звиллинга и обратно.

– Нортон? – удивленно спросила она севшим голосом. – А где же детектив? Мне сказали, что пришел детектив. Я думала… Его нашли? Нортон? Кастора нашли?

Мистер Звиллинг поморщился, как будто съел лимон, потом поднял взгляд на сестру и, покачав головой, тут же направился к ней, расставив руки как раз вовремя, чтобы поймать буквально рухнувшую на него женщину, разразившуюся новыми рыданиями.

– О, мой бедный, бедный мальчик. Может, он в руках каких-то мерзавцев, Нортон. – всхлипывая говорила она в то время, как брат утешительно гладил ее по спине. – Может, он голоден или замерз. Ведь он даже не взял теплые перчатки. А он так легко простужается. Я уверена, он уже болен. О, Нортон. О, мой бедный Касси. Я не выдержу этого. Не выдержу.

Я постаралась как можно мягче сказать то, что собиралась.

– Сейчас не настолько холодно на улице, миссис Фьюри.

Та сей же момент перестала рыдать и повернулась ко мне, глядя красными от слез глазами. Да, так трагедии не играют. Это не напускное горе. Я видела невыносимую боль в ее глазах.

– Вы считаете? – шмыгнула она покрасневшим раздувшимся носом и аккуратно высморкалась в платок. – А кто вы, простите?

– Это мисс Фэлтон, дорогая, – пояснил мистер Звиллинг, все еще придерживая женщину за плечо.

– Фэлкон, – поправила я его.

– О, простите. Я, наверное, не так расслышал, – стушевавшись извинился хозяин дома. – Это помощница мистера Фокса. Она пришла задать необходимые детективу вопросы.

– А почему сам детектив не пришел задать их? – в голосе женщины послышалось недовольство, но она взяла себя в руки. – О, простите, мисс. Я просто так убита горем, что сержусь на все подряд.

Я покачала головой и улыбнулась.

– Ничего страшного, я вас понимаю. Разве можно еще о чем-то думать, когда пропал сын? Вы совершенно точно имеете право сердиться. Но мистер Фокс ужасно занятой человек. У него много дел, подобных вашему, и он делает все, что от него требуется. Поверьте. Именно поэтому я здесь. Для того, чтобы найти все ниточки, которые он обязательно размотает до конца.

– О, он правда это сделает, мисс Фэлкон? – женщина умоляюще протянула ко мне руки и приблизилась. Брат усадил ее в кресло, в котором до это сидел сам, оставшись стоять подле.

– Уверяю вас, так и будет. Может, вы тоже припомните что-то, что сможет помочь мистеру Фоксу как можно скорее найти мистера Фьюри?

Женщина задумалась и растерянно посмотрела на меня.

– Я даже не знаю, что может ему помочь.

– Мистер Звиллинг сказал, что Кастор собирался чем-то заняться в то утро. Вы не знаете чем?

– О, нет, мисс, – женщина приложила платок к вновь наполнившимся слезами глазам. – Я старалась не влезать в мужские дела. Ведь женское дело, чтобы мужчины были сыты, опрятно одеты и окружены любовью. Я ничего не понимаю в том, что они делают с братом.

– Жаль, – честно призналась я, проклиная эту классическую зашоренность. – А вы, мистер Звиллинг?

– Нет. Сожалею.

– Ну что ж, – я поднялась, собираясь закончить опрос. – А может кто-то из прислуги видел мистера Фьюри в то утро?

– Мы опросили слуг в тот же день, – принялся пояснять хозяин дома. – Личного слуги у Кастора нет, как, впрочем, и у моих сыновей. Мы считаем, что мальчики должны сами себя обслуживать. А остальная прислуга появляется в комнатах для того, чтобы убраться, лишь с уходом хозяев.

– Понятно, – я отряхнула юбку форменного платья, благодаря небо, что его шьют из плохо мнущегося материала и собралась прощаться. Но тут мне в голову пришла интересная мысль. – Скажите, миссис Фьюри, вам известно, что за девушку ваш сын рисовал?

Та, удивленно подняла на меня взгляд.

– Девушку? Он рисовал многих. Меня в том числе. О какой девушке вы говорите?

Я указала рукой в сторону окна.

– Вы позволите? – дождавшись согласного кивка хозяина, я подошла к окну и, взяв папку, достала из нее один из пяти портретов незнакомки и передала его матери пропавшего.

Та какое-то время рассматривала рисунок, после беспомощно посмотрела на меня, покачала головой и перевела вопрошающий взгляд на брата.

– Нортон, ты знаешь, кто это?

Я увидела, как заледенел взгляд хозяина дома. Он попытался скрыть это за увлеченным взыванием к собственной памяти, но я поняла, что сейчас мне предстоит услышать ложь.

– Нет, мне незнакома эта девушка.

Я расстроенно закивала.

– А можно мне взять с собой папку с рисунками Кастора? – спросила я, возвращая портрет на место, и, предупреждая отказ, продолжила, взяв миссис Фьюри за руку: – Поверьте, любая мелочь может помочь найти его.

Та быстро закивала.

– Берите, конечно же. Берите все, что вам нужно, – платочек снова оказался прижатым к глазам женщины.

Я же мягко улыбнулась и завязала ленты на папке, торжествуя маленькую победу.

– Я бы еще хотела посмотреть на комнату Кастора, если это вас не шокирует, – высказала я просьбу и взглянула на взявшего себя в руки мистера Звиллинга.

– Я не возражаю и меня это не шокирует. Эмансипация женщин уже стала привычной, – ответил тот. – Хотя я не понимаю, что можно найти в комнате Кастора. Наша прислуга довольно хорошо убирается.

Я закивала головой, мысленно поставив жирный плюс хозяину за современность взглядов.

– Но, если я не осмотрю комнату, мистер Фокс будет очень недоволен. А с прислугой вам и правда повезло. Садовник у вас просто волшебник.

Мистер Звиллинг нахмурил брови, соображая, потом перевел взгляд на окно, и, поняв, о чем я говорю, мягко усмехнулся.

– Нет, дорогая мисс Фэлкон, – опередила его сестра. – За садом ухаживает мой Кастор. Он так талантлив. И проводит в нем очень много времени. Видимо, перенял свой талант от отца. Гарольд был прекрасным садовником, несмотря на положение в обществе.

Легкая и теплая грусть коснулась ее голоса.

– Простите, мисс Фэлкон, – прервал ее воспоминания мистер Звиллинг. – Мне пора идти. Если вы не возражаете, то в комнату вас проводит моя сестра. Ты же проводишь мисс Фэлкон, Эмма?

– Конечно, пойдемте, мисс. Я вам все покажу.

– И, мисс Фэлкон, – остановил нас хозяин дома почти у дверей. – Передайте мистеру Фоксу, что завтра в шесть часов вечера я приду за результатом. А если оного не будет, то не будет и оплаты.

Я посмотрела в глаза нанимателю и, молча кивнув, вышла из гостиной следом за миссис Фьюри.

Глава 4. Четыре мелкие монеты

Второй кусочек сахара перекочевал в правый карман, но я до сих пор стояла у калитки к дому Звиллнгов и не могла определиться, куда поехать сначала. Время было обеденное и мой урчащий желудок требовал пищи, вспоминая съеденные корзиночки с тоской.

Потеряв у нанимателя два часа, я не могла сетовать на то, что все прошло впустую, но и к ощутимым результатам это не привело. Прислуга и правда работала довольно усердно. Никаких записок, бумажек, открыток и писем я не нашла. Не нашла и бутылок, а потому не смогла теперь с уверенностью сказать, был ли Кастор в дурном расположении духа, когда исчез. Зато мне посчастливилось побеседовать с его матерью без надзора хозяина дома, и беседа вышла довольно милой. Я узнала, что Кастор, несмотря на взрывной холеричный темперамент, нежно любил растения и с большим терпением относился к своему дяде, пытавшемуся, конечно, из благих побуждений, привить племяннику любовь к торговле всеми возможными способами. Но Кастор упрямо не желал постигать эту прибыльную специальность, каждую свободную минуту проводя в саду или за рисованием. Однако в последний месяц он стал рассеян, все время что-то обдумывал и миссис Фьюри уже хотела поговорить с братом о необходимости показать сына доктору, но сия необходимость пропала сама собой.

Нет, все же следовало пообедать, прежде чем продолжать. Но времени не было совсем. На то, чтобы заезжать в контору, где я и квартировала, уж точно. Следующим пунктом плана у меня числился театр, а все едальни вокруг него отличались не только разнообразным меню, но и кусачей ценой, видимо, подходящей только театралам. Я к театралам относила себя только в те периоды жизни, когда это касалось дела, и потому думала, как решить дилемму, стоя на тротуаре и нетерпеливо постукивая ботильоном.

Погода портилась. Солнце спряталось за тучами, погружая город в серую марь. Но улица, не обращая на это никакого внимания, гомонила на все голоса. Спешившие по делам мужчины галантно обходили меня стороной. Пробегавшие мальчишки-газетчики орали новости прямо под ухо, лихо лавируя меж проезжавших парокаров и лошадей.

– Читайте в свежем номере! Вампир загрыз ребенка! Банкира ограбили в веселом доме у мадам Коко! Корова родила двухголового теленка! Читайте в свежем номере! Лорд Ольден оказался обманщиком!

Лоточники, офени, сапожники, точильщики рекой потянулись по улице в послеполуденный час, рассчитывая своими зазывными криками всполошить прикорнувшую после обеда прислугу и заставить вспомнить о намерении починить хозяйские прохудившиеся сапоги или поточить затупившиеся ножи на кухне. Я оказалась в центре этой бурлящей толпы.

– Пышки, крендели, пироги с зайчатиной, с ягодой, с рыбой, баранки, ватрушки. С пылу, с жару. Подходи, разбирай, пока горячие, – послышался зычный голос лоточника с конца улицы.

Я направилась прямо к нему, но тут меня поймал за рукав один из юрких разносчиков и протянул пахнувшую типографской краской сложенную газету.

– Мисс, купите газету. Всего четыре мелких монеты. Купите, не пожалеете.

Конопатый нос, широкая чумазая улыбка и залихватский вихор, торчавший из-под модного, но заштопанного кепи.

– Я уже слышала все новости, – проворчала я, сердясь на то, что меня так бесцеремонно остановили.

Шагнула прочь, но мальчишка меня не отпустил, вцепившись в рукав пальто всей пятерней. Я увидела, что краска, в которой были вымазаны его руки, остается пятнами на синем фоне и дернула рукав на себя.

– А ну пусти, убери руки, – зашипела я.

– Мисс, ну купите газету, – клянчил тот.

– Ты мне пальто испачкал, а я еще и газету купи? А ну…

– Вот, возьми, – прозвучал спокойный мужской голос слева, и в ладонь мальчишки легла монета. Газетчик тут же отпустил меня и протянул листок мужчине, остановившемуся около меня.

– Благодарю, – сухо проговорила я и поспешила к лотошнику, стараясь одновременно оттереть платком рукав от краски и не уронить альбом Кастора.

Купив горячий пирожок с капустой и грибами, я заплатила, отсыпав пару монет и совершенно бесцеремонно откусив от него, быстрым шагом пошла к станции, где как раз остановился очередной парокар.

– На Театральную площадь проследует? – спросила я у закопченого машиниста и тот кивнул, чуть замешкавшись.

– Чутка не доедем, мисс, за квартал свернем, – пояснил скучающий молодой кондуктор.

Я радостно протянула ему монету и нырнула в салон, где осталось два последних места в конце кабинки. Устроившись на месте около окна, я с наслаждением вгрызлась в пирожок. Подумаешь квартал, пробегусь, не впервой.

По окну закапали первые капли, кабинка качнулась на рессорах, видимо, впуская последнего пассажира, послышался негромкий гудок и шипение пара. В этот момент я, во-первых, ощутила, как рядом со мной кто-то садится, а во-вторых, поняла, что забыла свой зонтик у мисс Нолан. Осознание этого вызвало злость на собственную безголовость, потому что теперь, если небо не сжалится, мне придется добираться еще в кучу мест под дождем. Я, конечно же, вымокну и, как всегда, простыну.

Парокар дернулся, набирая ход. Сидевший рядом со мной пассажир так тряхнул развернувшейся газетой, что я невольно заморгала.

– Будьте, пожалуйста, чуть аккуратнее. Вы этой газетой чуть не попали мне в глаз.

– Прошу прощения, мисс, – прозвучал мужской голос и мне показалось, я его уже где-то слышала.

Скосив глаза на сидевшего рядом со мной, отметила: нет, ни разу его не видела. Дождь, застучавший по стеклу резвее, отвлек мое внимание, вновь рисуя безрадостную картину моего предстоящего мокрого будущего.

– Не любите газеты? – послышалось сбоку.

Я посмотрела на пассажира, подняв вопросительно брови. Так, напрямую, он оказался симпатичнее, чем когда я разглядывала его украдкой. Но чисто, до скрипа, выбритое лицо, торчавший из-под черного пальто белоснежный воротник рубашки и узорчатое кашне вызвали тошноту. В довершении всего мой нос уловил бывший в моде десять лет назад парфюм – и затошнило еще сильнее.

– Прошу прощения? – подтвердила я словами ошеломление его наглостью, но тот ничуть не смутился.

– Сначала едва не подрались с газетчиком, теперь возмущаетесь по поводу самого предмета. Вот я и подумал, что вы не любите газеты.

В кабинке стало душно, и я, положив папку на колени, принялась остервенело расстегивать верхние пуговицы пальто, сердясь на бесцеремонного наглеца. Да, я уловила, что это был мужчина, который выкупил газету у мальчишки. Но чтобы напоминать мне об этом, да еще и в такой форме…

– Нет, я люблю газеты. Просто момент был неудачным.

– Хм, – чуть усмехнулся он, чем взбесил меня еще больше.

Машинист, видимо, принялся подтапливать в салоне, боясь, что мы замерзнем, но стало лишь еще более душно. Я попробовала открыть окно, но мужская рука в перчатке легла на мои пальцы. Возмущенно уставившись на него, я отдернула руку.

– Что вы себе…

– Не трогайте окно, пожалуйста, иначе промокнете. Лучше я открою вентиляционное отверстие побольше, – пояснил он свой жест и, сложив газету, поднялся.

Если честно, то сама езда в парокаре рядом с незнакомым мужчиной считалась некоторыми матронами неприличной, и в данный момент, когда перед моими глазами оказалась та самая газета, зажатая в широкой мужской руке, я понимала причину их беспокойства. Это было слишком близко и совершенно неприемлемо. В этот момент парокар принялся лавировать и мужчина, дабы не упасть на меня, оперся на стену над моей головой. Мне же в нос вдруг уперлась пуговица его пальто. Я вдохнула мужской острый запах и аромат все той же туалетной воды, ойкнула, ошалело представила, что там под пальто и, почувствовав себя в западне, резко оттолкнула чуть не упавшего соседа.

– Да как вы… – просипела я севшим голосом, проклиная тот час, когда села в этот парокар. Истерика была на подходе. Я ее очень хорошо чувствовала. Мне уже стало трудно дышать. А значит, совсем скоро накроет дрожью. Я сжала зубы и прикрыла глаза.

– Прошу прощения, но вы сами захотели открыть окно, а я еще не умею левитировать, – проговорил мужчина, усаживаясь на свое место.

Я ничего не ответила, борясь с подступающей паникой. Только не это, только не сейчас.

– С вами все в порядке? – беспокойство в его голосе я услышала, но лучше бы он молчал.

Я подскочила с места и, ловя равновесие в едущем парокаре, принялась пробираться к выходу, то и дело натыкаясь на сидевших людей и постоянно извиняясь.

– Будьте любезны, остановите на ближайшей станции, – попросила я у кондуктора. Тот удивился, но кивнул, и через минуту я вылетела на улицу под проливной дождь.

Свежий воздух приглушил панику, а холодные капли дождя заставили меня искать укрытие. Пришлось спрятаться под крышу какого-то дома и, прислонившись спиной к стене, опереться о нее затылком, облегченно прикрыв глаза. Влажное лицо остудил ветер, мне стало легче. И хоть руки все еще дрожали, паника отступила.

– Вам плохо? – услышала я знакомый голос и, распахнув глаза, испуганно посмотрела на преследователя.

Серьезный, но участливый взгляд карих глаз заставил дрожь вернуться.

– Что вы здесь делаете? – спросила я. – Учтите, я буду кричать.

А у самой сердце в пятки провалилось. Я все уже себе представила, и едва отступившая паника вернулась стократ. Его рука, протянувшаяся ко мне, заставила дернуться и сильнее вжаться в стену. Надо было закричать, но голос сел.

– Не трогайте, – прошептала я пересохшими губами.

– Что?! Да не собираюсь я вас трогать! – возмущенно проговорил он.

Я посмотрела в его сердитое лицо.

– Тогда почему вы меня преследуете?

– Я? – он отошел на шаг и мне стало легче дышать.

– Да. Зачем вы вышли за мной? – усилием воли я расправила плечи.

Он протянул мне альбом Кастора.

– Вы забыли это, когда убегали от меня, как умалишенная.

Мне не было стыдно, лучше быть умалишенной, чем…

– Не благодарите, – проговорил он, тронув свою шляпу рукой, прощаясь.

Он ушел, а я облегченно выдохнула, понимая, что теперь придется ждать следующий парокар. Уж лучше бы я купила эту дурацкую газету. Каких-то четыре мелкие монеты.

Глава 5. Три платья Сюзанны

Найти реквизитора-костюмера в театре можно где угодно, только не в реквизиторской. Возможно, это особенность нашего театра, а в других все вовсе наоборот, но факт оставался фактом: мистера Генри Куберта нигде не было. Точнее, он был. Но администратор на входе мне сказал, что реквизитор в данный момент еще и костюмер и поэтому должен быть в костюмерной или в гримерках, готовит актрис к вечернему спектаклю. В костюмерной было пусто. Из одной гримерки меня послали в другую, из другой – в третью, из третьей – к помощнику режиссера, а помощник режиссера – в реквизиторскую. В реквизиторской же было пусто.

Я остановилась в коридоре, подумала пару минут, теребя в кармане полурассыпавшийся кусочек сахара и вдруг поняла, что бегать не нужно, нужно просто встать там, где он обязательно покажется. Поэтому я спокойно вернулась в костюмерную и, сняв промокшее пальто, повесила его на одну из вешалок. Шляпа нашла свое место рядом, на крючке, альбом лег на старое пианино, а мне выдалась возможность рассмотреть костюмы вблизи. Те, что были надеты на манекены и радовали взгляд отглаженными лентами, кружевами и пелеринами, вероятно, предназначались для сегодняшнего спектакля. Это не могло не радовать, так как укрепило меня в надежде на возвращение мистера Куберта. Это и еще набор мужской одежды, сваленный в углу на стул, скорее всего, ожидающий, когда его почистят и разложат по местам. Особенно мне запомнился лежащий на всей этой куче сверху длинный вязаный красный шарф.

В комнате пахло нафталином и пылью. Да, это была пыль костюмов, в которых игрались великие «Дни» Андре Шарро или «Годарские сезоны» Мелиссы Клемет, но все равно это была пыль. И мой нос ее безошибочно определил. На первом чихе я еще надеялась на то, что просто замерзла в мокрой одежде. На втором – в душу закралось подозрение, а на третьем – я уже решительно открывала маленькое окошко под потолком, забравшись на один из присутствующих здесь колченогих стульев. История костюмов, украшений и шляпок мне стала абсолютно неинтересна, поскольку я безостановочно чихала, стоило мне спуститься с треклятого шатающегося стула.

Зависнув у окна, выходящего на мостовую той самой Театральной площади, я смотрела как дождевые капли отскакивают от камней, рассыпаясь на мелкие брызги и слушала шумевший за окном город, состоявший из приглушенных звуков звонящих колоколов соседнего храма, хлопанья театральных и домовых дверей, стука каблуков и редкого цокота копыт. Заодно стало понятно, почему ни один парокар не ходил через площадь. Здесь не ездили. Здесь чинно прохаживались: стуча каблучками и оставляя длинный шлейф дорогого парфюма.

– Что вы делаете? – Скорее испуганный, чем возмущенный возглас за моей спиной вынудил меня обернуться. – О, какая красотка! Но это не значит, что вы можете так поступать.

Пухлый молодой человек с карими веселыми глазами и широкой улыбкой на круглом лице подбежал ко мне, прихватив по дороге еще один стул и, с разбегу забравшись на него, закрыл окно и повернулся ко мне.

– Как ваше имя, прелестница? – улыбнулся он еще шире, хотя шире уже было вроде бы невозможно.

– Кларисса, – представилась я своим именем, все еще пребывая в некотором ошеломлении от его вихреподобного появления.

– Позвольте вам помочь спуститься, милая Кларисса. – Он и правда намеревался мне помочь, но я, покосившись на мужскую протянутую руку, слезла самостоятельно. – Позвольте тогда представиться, Генри…

– Куберт, – закончила я за него. – Вас-то я и ожидаю.

– О, таинственная незнакомка, ожидающая меня, – загадочно и томно, но с пляшущими демонятами в карих глазах протянул он. – О чем еще может мечтать такой романтичный молодой человек, как я? Вы, наверное, новая актриса, да? Вас приняли в театр совсем недавно? Иначе я бы знал, уж поверьте.

– Нет. Я не актриса. Я помощ… чхи. – Первый чих перебил мое торжественное представление, за ним последовал второй, а дальше я вовсе чихала без передыха.

Мой собеседник сначала смеялся и желал мне здоровья, а после беспокойно всмотрелся в мои покрасневшие глаза и, моментально собравшись, принялся искать что-то в этом бедламе, называемом костюмерной. Поползав на коленях, роясь в узком, но длинном комоде с миллионом ящичков, он, наконец, торжественно вытащил из одного из них пузырек темного стекла. Подбежав к столу под непрестанное чихание с моей стороны, он махом налил воды в стакан, пролив половину на полированную поверхность, капнул туда пять капель из пузырька и протянул стакан мне. Я покосилась с недоверием, но он так убедительно замотал головой и принялся меня уверять, что это самое действенное средство от аллергии, что я, уже доведенная чиханием до почти бессознательного состояния, залпом выпила неизвестную по составу жидкость.

Первые мгновения ничего не происходило. Я так же чихала. И вдруг мой нос неожиданно легко вдохнул воздух, а горло перестало саднить. Какое же это было облегчение. Я достала носовой платок и вытерла влажные глаза. Мистер Куберт наблюдал за моей реакцией с широкой улыбкой.

– Благодарю вас, мистер Куберт, – проговорила я, спустя минуту, – я бесконечно вам обязана этим спасением.

– Ну что вы! – бросился энергично убеждать меня он. – Это вам надо благодарить покойную миссис Эштон. Она работала здесь костюмером до самой смерти и этот пузырек остался от нее. Бедняжка, как и вы, страдала аллергией на пыль.

Я аж поперхнулась воздухом от возмущения.

– Хотите сказать, что дали мне лекарство мертвой костюмерши, почившей сто лет назад? Да вы могли меня отравить!

– Что вы, что вы. Она умерла совсем недавно!