90-е: Шоу должно продолжаться – 15

– А у него прямо бордель? – спросил я. – Ну, там, особняк, спальни с красными шторами, кровати размером с аэродром?

– Да нет, конечно! – фыркнула Ева. – По телефону звонят, вызывают на адрес. Приезжает или дядя Вова, или его этот… Не помню, как зовут. Привозят девочек, клиент выбирает, ну и… Ужасно!

– Ну да, согласен, такое себе, – хмыкнул я. Тонкая разница, конечно, между съемками в портно и проституцией. Прямо исчезающе-тонкая. И то, и другое – прямо скажем, морально-сомнительные занятия. Но если порнушка хоть как-то может быть притянутой к искусству. Ну, это же Леонид Карлович, человек интеллигентный, секс-просветом занимается во все поля. Никого никогда не принуждает, то проституция… Особенно здесь, в девяностые.

– Вот поэтому я и убежала, – вздохнула Ева. – Теперь не знаю, как вообще в глаза дяди Вовы смотреть. Для меня, если честно, даже история с тем, как он наташкину однокурсницу трахал, была уже чересчур. А это… Короче, не знаю… Может, у тебя есть какие-то мысли?

– Мне кажется, Наташке все-таки нужно разводиться, – задумчиво сказал я, выкручивая руль. – Любовь-морковь, эти все хорошо, конечно. Но шлюхочные – это стопроцентный и махровейший криминал. Субботники там всякие… Ни за что не поверю в добровольность и безопасность. Бороться с этим явлением и дядю Вову убеждать в чем-то у нас с тобой нос не дорос, конечно. Но убрать Наташку подальше мы как-то можем.

– Наверное, – медленно кивнула Ева. – Я только боюсь, что она упрется. Тот ведь еще баран в некоторых вопросах.

– Ничего, у нас с тобой впереди целый отпуск у моря, – подмигнул я. – Чтобы как-то на наташкино мнение повлиять.

– Ага, – Ева вздохнула. Как-то у нее это обреченно получилось. Как будто она сама не верит в успех затеи «повлиять на мнение Наташки». И, пожалуй, я в этом был с ней согласен. Наташа у нас – личность феноменальная, так сходу и не придумаешь, что нужно эдакого учудить, чтобы…

– А кто еще в курсе всей этой истории? – спросил я.

– Она только мне и Светке рассказывала, – ответила Ева. – И взяла с нас слово молчать. Но я, как видишь, уже проболталась. Так что, возможно, Дюша тоже знает.

– Тогда пока что сделаем вид, что мы не в курсе, – хмыкнул я. – Ну, в том смысле, не обсуждаем эту щекотливую тему при других-прочих. Только если сама Наташа об этом заговорит.

*******

Вайбы автовокзала в Новокиневском аэропорту меня так и не оставляли. Каждый раз, как здесь оказываюсь, об этом думаю. Не могу привыкнуть, что аэропорт здесь и сейчас – это скучная серая коробка, на входе в которой нет никаких рамок и досмотров. Реально, у нас автовокзал сейчас такого же размера, если не больше! И вообще похож… Будто по одному проекту скроены. Не исключено, что это так и есть.

Мы с Евой вышли из такси, водитель открыл багажник. Я со вздохом достал оттуда рюкзак и спортивную сумку. Вещи Евы. И еще одну сумку, в три раза меньше сумки моей девушки – это все мои вещи, собственно. Причем треть от объема занимает видеокамера. Не хотелось дополнительно на себя ничего вешать просто. Зачем людям столько вещей на отдыхе, не понимаю? Попытки каким-то образом повлиять на сборы своей девушки, я моментально оставил, сразу после первого же грозного взгляда. Ладно, фиг с ним. Значит будем с чемоданом, что уж теперь…

– Вон там Саша и Кристина! – Ева махнула рукой в сторону лавочки. Ну да, точняк. И выглядят они так нетерпеливо, будто ждут уже часа два. А это еще рядом с ними кто?

Я взгромоздил на себя обе сумки, подхватил чемодан и поволок все это к этой самой скамейке.

– Привет, – насупленно сказал Астарот. – Что вы так долго? Там уже регстрацию… скоро объявят.

– Не опоздали же, – лекгомысленно пожал плечами я. – Привет, Кристина. Привет… Мы знакомы, кстати?

Парень повернулся ко мне, сначала окинул подозрительным взглядом с ног до головы, обычное такое приветствие здесь, в девяностых.

– Это Гриша, – сказал Астарот с непонятным выражением лица. – Мой двоюродный брат. Из Салехарда. Вы же знакомились, он ко мне приезжал раньше. В седьмом классе еще.

– Ни фига себе, ты здоровенный вымахал! – воскликнул Гриша. – Саня мне сказал, что Корнеев сейчас придет, но ты же тощий был совсем, я бы тебя не узнал даже. Ты что, културист теперь что ли?

И Гриша заржал очень таким знакомым каркающим смехом. Как будто гиена подавилась.

Блин, надо же! Как только в голове всплыла вот эта самая ассоциация, про гиену, я тут же вспомнил, что это за Гриша такой!

Глава 3

«Да задрали вы со своей гиеной! Совсем не так гиена хохочет!» И Гриня копался в телефоне, находил звук хохочущей гиены. Мы все дружно соглашались, что да, мол, точняк, Гришаня, вообще не похоже… Потом намолкали. А потом кто-то, либо Генка, либо я, либо Костян обязательно изрекали что-то вроде: «Но вот если гиена подавилась… То вообще один в один!» Чем именно подавилась гиена, зависело от многих факторов. Ну, там, где этот разговор происходил, что стояло на столе, о чем трепались до этого.

В общем, Гриша, Салехард и гиена были неразлучными чертами одного образа. Только другого. «Мой» Гриша на этого Гришу был похож, только если очень хорошо приглядеться. Этот Гриша был пышущим здоровьем и жизнерадостностью спортсменом. Косая сажень в плечах, квадратный подбородок, могучие плечи тяжелоатлета. Взгляд такой самоуверенный, улыбка белозубая. А «мой» Гриша был совсем другим. Меньше этого раза в два, по ощущению. Ссохшийся, сутулый, с глубокими скорбными морщинами, которые делали его лицо еще старше. Он в нашей компании был самым… как бы это сказать? Неблагополучным что ли. Мы над ним постоянно подтрунивали, возможно иногда даже довольно зло, но как-то старались поддерживать что ли. Работу с определенного момента ему подгонять перестали, после того, как он пару раз уходил в запои и на обязанности забивал. Но пару штук взаймы без мозгоклюйства и закрыть глаза на его неучастие в общем счете в кабаке – это было делом обычным. Потому что… ну, как-то так уж сложилось. Что есть у нас свой Гриша, не сказать, чтобы человек какой-то особо душевный, даже наоборот. И мы его как можем поддерживаем. Возможно, как напоминание самим себе о том, что жизнь может по кому угодно проехаться немытыми траками и превратить все на свете в прах и говно. И каждому как-то подсознательно хотелось знать, что если такое вот случиться с ним, то друзья не сделают ручкой, мол «вот заработаешь, тогда и приходи».

Мда, Гриша и Гриша. Надо же, двоюродный брат Астарота. Получается, что в своем прошлом-будущем и с Астаротом мог встречаться?

– Велиал, ты чего завис? – Астарот толкнул меня в плечо.

– А? – встряхнулся я. – Да, точняк, погнали уже внутрь!

Мы подхватили вещи… Ну как, подхватили. Нагрузились, как ослики и потащили всю эту гору скарба внутрь. По ходу дела, пока мы сдавали вещи в багаж и топали на посадку, выяснилось, что Гриша вовсе не упал к нам на хвост, просто совпадение такое. Его клуб уже уехал в Геленджик не то на сборы, не то на соревнования, а ему самому надо было задержаться по семейным делам, так что сейчас он своих догоняет. И летит, фактически, тем же маршрутом, что и мы – через Москву в Сочи. А дальше по его плану переночевать и с утра рвануть морем сразу до Геленджика. В момент обсуждения последнего плеча его путешествия Астарот незаметно так облегченно выдохнул. Ему вообще присутствие Гриши в нашей компании как-то как-то не особенно нравилось. Он нервно дергался каждый раз, когда Кристина с ним заговаривала. При этом не сказать, чтобы Гриша вел себя как-то неприятно. Нормальный дружелюбный парень. Ну, со скидкой на могучий плечевой пояс, по сравнению с которым даже я смотрелся дрищом, не то, что Астарот.

Место у окна досталось Еве. Астарот с Кристиной сидели впереди, ближе к носу самолета, а Гриша – наискосок через проход от нас. Когда мы погрузились и распихали свою ручную кладь по полкам, он открыл книжку и уткнулся в страницы. Хм… Интересно… Что же такое случилось с ним, что из вот этого цветущего парня, спортсмена-комсомольца, который еще и Ремарка в самолете читает, Гриша стал тем, кем стал. Поломанным и потерянным.

Самолет медленно рулил к взлетке. Ева смотрела в окно, иногда ее рука находила мою и крепко сжимала. Волнуется. Это нормально. Я тоже слегка так мандражировал, но не столько по поводу перелета, сколько насчет всего нашего отпуска. Это в прошлом-будущем все было легко. Открыл нужные приложухи, полистал варианты, просмотрел фотки и отзывы, выбрал подходящее, забронировал, приехал, заселился. А тут, получается, мы летим совершенно наобум. Вчетырнадцатером. Хех. Я еще раз мысленно произнес это же слово по слогам. Ничего так себе, компания, да уж. В Питер мы гоняли меньшим составом. Впрочем…

Я снова оглянулся на Гришу. Тот на разгон самолета не обращал вообще никакого внимания. Шевелил губами и перелистывал страницы. На лице – спокойная безмятежность.

Самолет остановился. Двигатели рев двигателей стал громче. Ева снова нашла мою руку и сжала пальцы. Я посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся. Она ответила тревожной такой слабой улыбкой. И тут самолет сорвался с места и погнал на взлет. Спину прижало к спинке сидения, где-то впереди заплакал ребенок. Кто-то нервно засмеялся.

Ева нервно выдохнула и прилипла к окну. Не отпуская при этом мою руку.

Три. Два. Один.

Тряска прекратилась, земля стремительно ушла вниз, превращаясь в спутниковый гугль-мэп. Дороги, машинки… Хех, почему-то этот момент меня всегда восхищал, с самого первого раза. Не знаю даже, сколько лет мне тогда было. Три? Четыре? В общем, когда первый раз я летел на самолете еще совсем мелким, то когда впервые увидел дорогу и медленно ползущие по ней машинки, то так обрадовался. И теперь в каждый свой перелет я всегда старался увидеть дорогу внизу. Увидел машинки, значит все, взлет прошел нормально.

Самолет воткнулся в молоко облака, его тут же затрясло. Ева сжала мои пальцы крепче. Никто в салоне больше не смеялся и не разговаривал. Все сосредоточенно молчали.

А я снова посмотрел на Гришу. Тот читал.

Мысль внезапно свернула в неожиданное русло. А вдруг эта встреча не такая уж и случайность? Вдруг мне таким образом реальность пытается на что-то намекнуть? Обычно такие разговоры затевал Иван. Это ему хотелось видеть во всем высший смысл и персты судьбы. Предназначение и все такое. Сам я от этой всех этих сложных материй далек. Если я по какой-то причине был избран для выполнения какой-то высокой миссии, то те, кто меня выбирали, должны были знать, что с туманными намеками я плохо дружу. И всякий там символизм плохо понимаю. Однако же…

Само собой, тут же всплыл другой мой друган. Костя. Ситуация же практически идентичная. Есть «тогда» и «сейчас». Мой друган из прошлого-будущего ненавидел рок-музыку. Плевался ядом, когда включали, клеймил всех рокеров скопом наркоманами и придурками. Ну и покрепче слова тоже употреблял в их адрес. А Костян нынешний – активист рок-клуба, активно участвовал в фестивалях, на сцену лез с упертостью бронепоезда. Наташу трясет, чтобы она делала новый поток своих актерских курсов. А поскольку та пока отнекивается, забрал документы из политеха и в культпросветучилище на актерский факультет решил поступить. Глаза горят, энтузиазмом брызжет. Автографы взял у всех наших звезд, до которых дотянулся. Сфоткался тоже со всеми.

Это судьба его поменялась, значит? Или ключевой момент еще не прошел?

Поди знай…

И вот Гриша сейчас. Что я вообще про него знаю? Ну, знал. Что он про себя рассказывал? А молчаливым он не был, трепался периодически о своем прошлом, когда речь о воспоминаниях заходила. Я знал, что он был каким-то спортсменом.

Галочка. Не врал, вот я сейчас его вижу, и он точно спортсмен.

Знаю, что он рано закончил свою спортивную карьеру. Практически на пике формы. О причинах этого он говорил как-то скупо, так получилось, типа.

И знаю, что где-то в девяностые он получил довольно серьезную травму. И вроде как… сидел. Этот вывод мы сделали без его участия. По косвенным признакам. На все сто никто из нас уверен не был, татух специфических на теле тогдашнего Гриши не было. Просто он, скажем так, производил впечатление сидельца. Генка сказал, что услышал какой-то специфический оборот в его речи, который, мол, употребляют те, кто побывал не по своей воле в казенном доме.

Хрен знает.

Ну так-то, обычное дело. Турнули из команды, крепкий парень прибился к какой-нибудь ОПГ. А потом облава, статья, скамья подсудимых и ага.

И вместо цветущего парня, бывшего спортсмена-активиста-красавца получаем поломанного инвалида, который так и не смог устроиться нормально. Жены у него, насколько я помню, не было. Была какая-то, как он сам говорил, «баба», которая и не давала ему сдохнуть с голоду. Но нам он ее никогда не показывал.

Такие дела.

Так что, судьба? Это ты мне такой знак подаешь, чтобы я Грише не дал оступиться, например?

Раздался звуковой сигнал. Значок «пристегните ремни» погас. Народ тут же повскакивал со своих мест, загомонил, в туалет выстроилась очередь. Некоторые вещи не меняются. И неважно, летишь ты на широкофюзеляжном боинге куда-нибудь а тропическое баунти юго-восточной Азии. Или на изрядно ушатанной «тушке» из Новокиневска в Москву.

– Слушай, а ты заметил, что Саша как-то Гришу не любит? – спросила Ева.

– Ага, – кивнул я.

– Интересно, почему? – задумчиво спросила Ева. – Вроде бы, Гриша нормальный.

– Ты же у меня психолог, – подмигнул я. – Вот и предположи. Все равно пока летим, заняться нечем. В отличие от Гриши, я книжку никакую не взял.

– Так я пока неопытный психолог, – смутилась Ева.

– Ну так я и не предлагаю тебе править кому-то мозги, – я погладил Еву по плечу. – Считай, что мы играем так. Вот встретились случайно встретились два двоюродных брата, которые вроде бы не ссорились. Но один другого не любит. Почему?

– Маловато данных, – помолчав, сказала Ева. – Ты же его тоже знаешь, расскажи о нем?

– Так неинтересно, – мотнул головой я. – Расскажи первую же версию!

– Хм… – Ева перегнулась через мои колени и посмотрела на Гришу. Третье кресло рядом с нами пустовало. Повезло, да. – Что-то случилось, когда он приезжал в седьмом классе… Причем такое, чему этот Гриша значения не придал, а вот Сашу здорово задело… И Саша еще очень нервничает, когда с Гришей заговаривает Кристина.

– Тоже заметила, да? – подмигнул я.

– Это ты тоже заметил! – гордо вздернула подбородок Ева. – Сам же говоришь, что я психолог!

– Договорились, я тоже заметил, – покладисто кивнул я. – Мне случайно повезло, а ты профессиональным взглядом отсекла.

– Да уж… – фыркнула Ева. – А, и еще когда Гриша рассказывал, что привез маме Астарота какие-то гостинцы, хотя ему пришлось тащиться со своими вещами, он прямо напрягся весь.

– Вот видишь, а говоришь, что без опыта, – хмыкнул я. – Про маму я не заметил. Ну так что? Есть версии, что там произошло между Астаротом и Гришей.

– Я думаю, это не между ними, – медленно проговорила Ева. – Саша злится, но старательно это скрывает, будто ему стыдно, что он злится. А Гриша ведет себя, будто ничего не произошло. Так что, скорее всего, для него ничего и правда не произошло. Он приехал, нормально пообщался, а потом уехал.

– Но что-то же случилось? – я толкнул Еву в бок локтем. – Может быть, Астарот просто завидует широким плечам Гриши и опасается, что он Кристину очарует и уведет. Но это скучно.

– Думаю, все дело в маме Астарота, – сказала Ева. – Вы одногодки. Гриша, насколько я поняла, сын сестры мамы Саши. И приехал, такой весь прекрасный, спортивный, мамина надежда и опора. Помощник и защитик. И мама стала тут же ставить его в пример. Я ее не очень хорошо знаю, но она к таким вещам точно склонна. Гриша уехал, а жизнь Саши превратилась в ад. Потому что мама взялась клевать ему мозг. «А вот Гриша лучше учится!» «А Гриша бы помог!» Ну и все такое.

– Сын маминой подруги, – усмехнулся я.

– Точно! – Ева хихикнула. Я даже чуть не поперхнулся. Надо же, в этот раз не пришлось объяснять значение общеизвестного в будущем мема. Очень уж понятное определение. У каждого человека, наверное, был такой вот «сын маминой подруги», который все делает лучше.

– Хех, какой-то недраматичное получилось объяснение, – хмыкнул я. – Ни тебе накала страстей, ни скелетов в шкафу.

– Зато похожее на правду, – важно подняла палец Ева.

– Нет, подожди… – я театрально задумался, уперев кулак в лоб. – Я считаю, что нужно все-таки включить бредогенератор и придумать что-то более развесистое!

– Бредогенератор – это по твоей части, – подмигнула Ева.

– Вот поэтому я и пытаюсь его напрячь, – сказал я. – Значит так. Есть вот какая идея. На самом деле Саша и Гриша – родные братья… Не, это какой-то индийский фильм тогда получится.

– Погоди-погоди, давай договаривай! – оживилась Ева.

– Нет, я уже другую историю придумал, – сказал я. – На самом деле, Гриша… эээ…

– Понятно, ничего не придумал, – засмеялась Ева.

– Бредогенератор барахлит, – развел руками я. – Без сбоев только на сцене работает.

– А может быть, все дело в девушке? – Ева снова перегнулась через мои колени и посмотрела на Гришу. – Например, в седьмом классе Саня был влюблен в какую-то вашу одноклассницу. Но как и все семиклассники, ужасно стеснялся. Ну и пригласил ее как бы не на свидание, а погулять. А тут как раз Гриша приехал. И пошли они гулять втроем, а девушка повисла на Грише, влюбилась в него. И потом еще полгода просила Саню записки передавать.

– В Салехард, – добавил я.

– Ну, или не записки, – пожала плечами Ева. – Просто постоянно о нем расспрашивала. Вот и получилось, что Саша любит девушку, а девушка этого не замечает и все время трындит про Гришу.

– Зато Саша стал для этой девушки самым задушевным другом, – добавил я.

В салоне самолета наступило оживление, потому что настало время обеда. И стюардесса как раз докатила до нас тележку.

Мы на время замолчали, увлеченно поглощая безвкусное хрючево самолетной еды. Меня опять слегка накрыло детскими воспоминаниями. Когда я был очарован вот этими вот фирменными кусочками сахара и крохотными пакетиками соли и перца. Помнится, я потом еще долго хранил эти пакетики у себя в столе. Хрен знает зачем. Видимо, на память об отлично проведенном лете. В детстве же я летал только на курорты с родителями. Так что самолет и купание в море для меня были связаны напрямую.

– Гадость, – резюмировала Ева, отодвигая от себя судочек. – Я вроде заказала курицу, но она, по-моему, от рыбы ничем не отличается. Еда в самолете всегда такая противная?

– Как повезет. От авиакомпании зависит, – пожал плечами я. И чуть было не начал рассказывать, что вот когда мы летели в Грецию, то… Ну да, Вова-Велиал, конечно же, большой специалист по полетам за границу.

– Это ты чисто умозрительно рассуждаешь? – прищурилась Ева.

– Знакомые много летали, а я просто у них спрашивал, – выкрутился я. – Друзья родителей летали за границу. Заграничной же авиакомпанией. Вот там, говорят, очень вкусно кормили. И вино еще подавали, белое и красное.

– А у нас рыбу с курицей в одной кастрюле варили, – вздохнула Ева с тоской посмотрев на свою порцию. – Нет, я не могу больше. Рис еще этот липкий. Бррр… Давай лучше еще про Сашу и Гришу что-нибудь повыдумываем!

– Есть другая идея, – сказал я, дожевывая суховатую булочку. – Предлагаю заключить пари.

– На что будем спорить? – глаза Евы азартно заблестели. – И о чем?

– Давай ты будешь за то, что Саша не любит Гришу из-за девушки, например, – сказал я. – А я за то, что… Ну, скажем, что они поссорились, когда были совсем мелкими шкетами, а потом Гриша забыл, а Астарот просто злопамятный. И возможно даже в книжечку записывает.

– А как же версия про сына маминой подруги? – спросила Ева.

– Она слишком очевидная, скучно, – махнул рукой я.

– Ладно, – энергично кивнула Ева и протянула руку. Но тут же отдернула. – А на что спорим?

– На «американку», – быстро ответил я.

– Годится, – глаза Евы заблестели еще ярче. Мы церемонно пожали друг другу руки, я изобразил левой рукой третьего, который разбил наш спор. Ева снова перегнулась через мое кресло, практически высунувшись в проход.

– Гриша! – позвала она и помахала рукой. – А что ты там один сидишь? Или к нам, у нас место свободное!

Глава 4

– Получается, никто из нас не выиграл? – резюмировала Ева.

– Пока результат неочевиный, – покачал головой я. – Гриша же не раскололся.

– А мы с тобой не договорились, что делать, если оба проиграли, – задумчиво проговорила Ева с тоской глядя на место у окна, которое в этот раз было занято грузным мужиком в коротких шортах и не сходящейся на пузе рубашке.

– Или оба выиграли, – подмигнул я.

Наше общение с Гришей весь остаток перелета до Москвы оставило смешанные впечатления. Раскрутить его на подробности детства нам с Евой не удалось, хотя Гриша болтал о себе довольно много и с удовольствием. Но в основном это были рассказы о поездках на очередные соревнования. А вот что у них там произошло с Астаротом, хрен знает. С этой темы он каждый раз ловко спрыгивал, а в лоб мы его спрашивать не стали. Как-то не сговариваясь. Потому что, ну мало ли, вдруг нам показалось, что Астарот нервно вибрирует. Скажем напрямую, и двоюродные братья на самом деле поссорятся. Но спор зашел в тупик, это да. На пересадке в Москве дознание пришлось прервать. Времени а нас практически не было, успели ухватить по паре пирожков и бутылке сладкой газировки, и снова посадка. В отличие от самолета до Москвы, салон был битком. Сначала ощущение вообще было такое, что часть народу полетит, стоя в проходе, как в автобусе. Пассажиры были шумные, нервные, одетые в летне-курортные шмотки, обвешанные сумками и пакетами. Глядя на все это, я даже с некоторой тоской вспомнил про «Победу» с ее драконовскими правилами ручной клади. Да, в моменте бывает и бесит, но зато никаких проблем с полками. И не случается вот этого вот: «Что вы тут понапихали своих вещей, это мое место!» «И что мне теперь на голове своей это везти?!» «В багаж надо было сдавать!»

Ссорились мужья и жены. Родители орали на детей. Дети просто орали.

Какой-то мужик громко рассказывал заяснял своему другану про то, что он точно знает, что большинство авиакатастроф от нас скрывают. И что на самом деле самолеты падают вообще через один. Окружающие его соседи сначала слушали, а потом начали попытки затыкать этот фонтан красноречия. Но тот только ржал и обещал, что мы все покойники, вот увидите.

– Пока что спор не завершен, – сказал я на ухо Еве.

– И как же мы узнаем, кто из нас прав? – хмыкнула Ева. – Гриша из Сочи отдельно от нас поедет.

– Но с нами останется другой источник информации! – я важно поднял палец. А про себя подумал, что с Гришей мы точно еще встретимся. Хрен знает, откуда взялась в моей голове такая уверенность. Может быть, это и было той самой «выдачей миссии от мироздания». А может быть, все гораздо проще. Геленджик – город небольшой. И шансы встретиться там вовсе не исчезающе малы. Так что…

– Да, точно, можно же Саню раскрутить, – кивнула Ева.

Перелет был тяжелым. Рейс до Москвы мы проскочили как-то легко, без турбулентностей, тряски и прочих авиационных спецэффектов. Но на Москве удача, видимо, решила, что отсыпала нам достаточно. И с самого взлета нас начало трясти. Старенькая «тушка» скрипела, качалась, несколько раз ухала в воздушные ямы. Шумный салон реагировал на все эти выкрутасы довольно бурно. А еще и этот придурок со своими пророчествами масла в огонь подливал. Стюардессы носились по салону то с пакетами, то с водой, то просто прибегали успокаивать особо нервных пассажиров. В общем, такой себе полет. Башка от шума и всего этого к середине начала болеть прямо как в памятное утро моего прибытия в девяностые.

В какой-то момент я даже подумал, что хрен с ним, давайте уже упадем, только пусть эта коробка, набитая нервными курортниками, уже как-нибудь исчезнет из моей реальности.

За этот момент малодушия я немедленно выдал себе мысленного леща. Сделал несколько вдохов и выдохов. И провел среди себя воспитательную беседу. Мол, что ты завелся-то? Ну и подумаешь, истерички вокруг. Ну шумно. Ну и что? Можно подумать, на рок-фестах было не шумно.

В общем, отвлекся, откинулся на спинку кресла. Правда, получилось только в вертикальном положении, потому что механизм был сломан…

«Во всем хороша гармония, – философски заметил внутренний голос. – На этом рейсе просто не могло быть идеально-новенького самолета с медиасистемой, эргономичными креслами и идеальным расстоянием для ног. Ушатанная «тушка» – это прямо то, что надо».

В общем, я погрузился в некое подобие нирваны. И вынырнул из нее только когда наш самолет бухнулся об взлетно-посадочную полосу в Сочи. Ну да, сели мы тоже гармонично. Так, что зубы клацнули.

Я посмотрел на Еву. Она выглядела бледной, но уже осторожно так улыбалась, будто сама не верила в то, что мы наконец-то приземлились.