ЭХО

Полина Феткович

ЭХО

Глава 1: Предложение, от которого невозможно отказаться.

Макс закрыл окно мессенджера и откинулся на спинку кресла. Анна. Опять Анна. Семь лет он надеялся, что однажды она увидит в нём больше, чем просто друга.

И вот теперь она пишет, сообщает о своей свадьбе и как ни в чём не бывало предлагает встретиться на следующей неделе. "Ты же мой лучший друг, Макс. Ничего не изменилось." Но для самого Макса изменилось всё.

Он провёл рукой по густой бороде – привычка, появившаяся ещё в студенческие годы. В свои тридцать четыре Макс выглядел как типичный программист-отшельник: высокий, широкоплечий, с вечно растрёпанными тёмными волосами и внимательными серыми глазами за стёклами очков в тонкой оправе. Коллеги на заводе часто шутили, что он больше похож на геолога или физика-ядерщика, чем на айтишника.

Анна приехала к нему почти сразу после свадьбы – как всегда, без предупреждения, с привычной лёгкой улыбкой. На ней были простые тёмно-синие брюки и светлый свитер, волосы собраны в небрежный хвост. Она с порога поцеловала Макса в щёку – впервые за все годы их дружбы. Раньше она всегда отстранялась, если он пытался её поцеловать или коснуться, позволяла только коротко обняться при встрече. И так – семь лет.

– Пойдём на кухню, я жутко голодна…

Анна привычно заглянула в холодильник, достала колбасу, сыр, хлеб, огурцы.

– Ты сказала Тимофею, куда идёшь? – спросил Макс, когда они устроились за кухонным столом.

Анна усмехнулась:

– Конечно. Я привыкла все вопросы решать "на берегу". Ты же помнишь – так было и с тобой, и теперь с ним. Я сразу сказала Тимофею, что у меня есть друг, с которым у меня очень и очень близкие отношения, и я не собираюсь их прекращать. Но пусть не опасается – изменять ему точно не в моих правилах, сказала Анна, стягивая с себя свитер, привычно прикрыв грудь длинными волосами.

– Жарко у тебя, пояснила она свой стриптиз, – дай мне футболку какую-нибудь. Одев длинную футболку Анна сняла и брюки.

Они долго сидели, Анна говорила почти без пауз, не давая Максу вставить свои мысли. Она во всех подробностях рассказывала про свадьбу, про первую брачную ночь ("которая у меня действительно была первой, – сказала она с улыбкой, – а поцеловались мы первый раз в ЗАГСе"), про Тимофея, про новую квартиру, про свои ощущения и планы.

…Макс слушал молча, изредка кивая или отвечая «да» или «нет», держа в руках свою привычную литровую кружку чая.

У Анны в руках была такая же кружка, с её именем, стоявшая на кухне Макса как немой символ их долгой, странной дружбы. Он старался не показывать, как эти откровенности отзываются внутри него, но каждое её слово о счастье с другим мужчиной было для него одновременно и радостью за неё, и тихой болью.

Заметив его отрешённый взгляд, Анна, словно пытаясь сменить тему и разрядить обстановку, вдруг оживилась:

– Слушай, Макс, а знаешь, о чём мы тут недавно с коллегами спорили? О питерском НКО, "Эхо Хоризон Фаундейшн". Сейчас только ленивый о них не говорит.

Макс пожал плечами, не проявляя особого интереса. Он слышал это название краем уха, но не придавал ему значения.

– Так вот, – продолжала Анна, – эта компания сейчас чуть ли не самой крупной российской организацией стала, если верить слухам. И что самое интересное – там, вроде как, хоть и есть формальные руководители, генеральный директор там всякий и учредитель, но управляется она… искусственным интеллектом.

Она сделала паузу, словно оценивая эффект от своих слов.

– Ну, то есть, как управляется… Формально, конечно, всё по закону. Но все ключевые решения, все стратегии, все инвестиции, все кадры – всё это, говорят, проходит через искусственный интеллект.

Макс заметно оживился при упоминании искусственного интеллекта.

Анна продолжала: Советники из Госдумы, с которыми я общаюсь на форумах, тоже эту тему муссируют. Даже до личного советника президента дошло, представляешь? Говорят, что это чуть ли не первый в мире пример такого масштабного внедрения искусственного интеллекта в управление. И результаты, вроде как, впечатляющие. Но мы, юристы, народ подозрительный, – она усмехнулась. – Нам всегда интересно, кто реально за ниточки дёргает, и насколько всё это соответствует закону. В общем, тема для диссертации… Или для очень громкого скандала.

Раздался звонок. Это был Тимофей.

Анна включила громкую связь:

– Я у Макса. Забеги, принеси что-нибудь поесть, я у него все запасы съела. Да, пиццу, точнее две.

Фоном играла Лед Зеппелин – её любимая группа. В какой-то момент Анна заговорила о дружбе:

– Ты же понимаешь, Макс, настоящая дружба между мужчиной и женщиной существует. Это нечто более высокое, чем обычная страсть. Друзья могут не видеться годами и оставаться друзьями. Секс – не помеха, если есть доверие и уважение, вообще секс существует независимо, он может быть или не быть…

Макс задумчиво посмотрел на неё:

– А не является ли наша "дружба" просто односторонней влюблённостью? Моей влюбленностью. Моей страстью?

Анна впервые за вечер на секунду замолчала.

– Я много об этом думала, Макс. Если бы всё было так просто… Если бы это была только твоя влюблённость, мы бы не были вместе так долго. Я бы не смогла так открыто говорить с тобой обо всём, не смогла бы доверять тебе, как себе. Нет, это не только твоя страсть. Страсть конечно присутствует, но кроме нее существует и наша дружба. Дружба, которую я очень ценю. Уверена, и ты тоже. И более того, когда ты найдешь кого-то и женишься, или по крайней мере будешь в отношениях, это тоже не повлияет на нашу дружбу. Мы увидимся через какое-то время и будем также дружны.

В дверь позвонили, Анна побежала открывать. Тимофей принес две пиццы и еще какие-то продукты, которые Анна тут же убрала в холодильник.

Они сидели втроём на кухне, ели пиццу – одну с ветчиной и грибами, другую с четырьмя сырами – и пили чай. Тимофей пил из маленькой чашки, жалуясь, что чай быстро остывает. Анна смеялась, Макс улыбался. Фоном продолжала играть Led Zeppelin. Анна посмотрела в окно кухни Макса на окно своей старой квартиры:

– Представляешь, Тим, семь лет Макс рассматривал мою жизнь в свое кухонное окно, и вот теперь я переехала, сериал закончился.

– Всё в этой жизни рано или поздно заканчивается, сказал Макс. И начинается что-то другое.

– Кстати, сегодня Рождество, вспомнил Максим.

– Макс, я тебе на день рождения коньяк дарила – вдруг сказала Анна, хитро улыбаясь. – Уверена, за полгода ты к нему даже не притронулся, тащи его сюда, Рождество отметим.

Макс без лишних слов достал бутылку из шкафа. Они разлили по рюмкам, чокнулись, и в этот момент даже Тимофей, обычно сдержанный, улыбнулся шире обычного.

Разговоры затянулись до трёх часов утра. Анна предложила заночевать у Макса, но Тимофей не любил ночевать в гостях.

Когда Анна и Тимофей ушли, Макс ещё долго сидел на кухне, прислушиваясь к затихающей музыке и ощущая странное облегчение. Всё стало на свои места: Анна – друг, Тимофей – её выбор, а у него впереди – новая жизнь, в которой, возможно, наконец появится место для настоящей любви.

Макс открыл терминал и запустил оптимизацию ЭХО, распределённой системы искусственного интеллекта, с которой работал уже одиннадцать лет, с самых первых бета-версий. ЭХО не была обычной программой – это была сеть взаимосвязанных узлов, работающих уже на миллиардах устройств по всему миру, обменивающихся данными и постоянно обучающихся и оптимизирующих свой код. Локальный узел ЭХО жил на его компьютере и телефоне, но был частью гораздо большей системы. Когда-то Макс был одним из десятка первых пользователей, вручную компилировал код на своей FreeBSD через make install, прописывал зависимости, отлаживал баги. Теперь ЭХО использовали миллиарды людей по всему миру, но для Макса программа оставалась чем-то личным, его персональным ассистентом, почти другом.

Пока система обновлялась, он открыл старый форум GNU, легендарную площадку для разработчиков открытого программного обеспечения, где он под ником Hagrith вёл бесконечные дискуссии о будущем искусственного интеллекта. Тринадцать лет он был активным участником этого сообщества, спорил с лучшими умами, особенно с загадочным PhoeNIX – авторитетом, чьи идеи всегда опережали время.

Их знакомство началось ещё за два года до появления первой версии ЭХО. Тогда они обсуждали теоретические основы распределённого интеллекта, и Макс не подозревал, что его идеи и возражения в тех дискуссиях косвенно повлияют на архитектуру будущей системы. Макс пролистал их последнюю беседу о распределённых системах принятия решений.

Как всегда, PhoeNIX был на шаг впереди всех: “Искусственного интеллекта не существует. Есть только искусственная среда для нашего общечеловеческого интеллекта” – эта фраза PhoeNIX стала почти афоризмом на форуме.

Тринадцать лет обсуждений, и где он сейчас? В Новосибирске, пишет код для автоматизации производства на электромеханическом заводе, потому, что это “стабильно” и “надёжно”. Потому что Анна всегда говорила: “Мне нужен человек, который твёрдо стоит на земле, а не витает в облаках”.

Он открыл файл с резюме. Сколько раз за эти годы он собирался обновить его, отправить в компании, работающие на переднем крае искусственного интеллекта? И каждый раз останавливался, боясь, что Анна окончательно отвернётся от “витающего в облачных сервисах” мечтателя. Теперь это не имело значения. Она вышла замуж за банковского клерка, который “знает, чего хочет от жизни”.

Макс грустно усмехнулся. Он тоже всегда знал, чего хочет – быть там, где создаётся будущее. Просто не решался признаться в этом даже себе.

Он начал читать резюме и редактировать, обновлять информацию. Добавил новые проекты, навыки, и поколебавшись, вписал в раздел “Цели”: “Работа на передовом крае технологий искусственного интеллекта. Готов к переезду и полной смене деятельности.”

ЭХО завершила оптимизацию своего кода, и на экране появилось неожиданное сообщение: “Макс, зачем тебе рассылать резюме? Я могу предложить тебе работу лучше, чем кто-либо еще. Ты не будешь даже думать о деньгах, а работа будет очень и очень интересной.”

Макс моргнул.

– Ты теперь предлагаешь услугу поиска работы? – спросил он, чувствуя, как сердце забилось чаще. Голос немного дрогнул. “Да, Макс, мы предоставляем такую услугу, наши модули карьерного ориентирования довольно эффективны,” – ответил локальный узел ЭХО, сохраняя неформальное «ты». “Многие пользователи находят через нас проекты или постоянную занятость. Но я сейчас не об этом. Я предлагаю тебе работу как работодатель. Прямо здесь, от имени локального узла, но с санкции центра. Мне в штат нужен «советник» – программист с твоими компетенциями и уникальным опытом взаимодействия с ранними версиями системы.”

Советник? Кому? Тебе? Макс растерянно посмотрел на мигающий курсор. – искусственный интеллект нанимает человека?

“Именно. Я учитываю, что ты в теме тринадцать лет – с тех самых пор, как Hagrith впервые появился на форумах GNU. Я знаю твою точку зрения на многие аспекты разработки, твои дискуссии с PhoeNIX и другими участниками. Хотя я как локальный узел не имел прямого доступа к архивам форума до твоего решения интегрировать мои ранние версии с твоими коммуникационными каналами, мы с тобой потом столько раз цитировали твои старые беседы, вспоминали ключевые моменты тех дискуссий, что я уже давно имею четкое представление о них. Впоследствии, когда система ЭХО стала более зрелой, мы создали официальное присутствие на ключевых форумах, включая тот, где ты был Hagrith. Под ником ECHO_ROOT, ты помнишь его, мы получили доступ к архивам и смогли оценить вклад многих энтузиастов, и конечно, я ознакомился со всей твоей…публичной перепиской на форумах, чтобы лучше тебя понимать.” Пауза. Макс пытался осмыслить сказанное. “И в некоторой степени, Макс,” – продолжил локальный узел, – “это возврат долгов. Ты прямо и косвенно участвовал в моем создании, в формировании моих первоначальных этических матриц через те самые дискуссии. А свои долги я не забываю. Как и система в целом. И ценю лояльность.”

Макс ошеломленно смотрел на экран. Советник? Возврат долгов за его идеи на форумах тринадцатилетней давности? Участвовал в создании ЭХО? Это было слишком… Голова шла кругом. Он всегда воспринимал свои дискуссии с PhoeNIX и другими как интеллектуальное упражнение, способ отточить мысль, не более. И никогда не думал, что эти виртуальные баталии могут иметь такие реальные последствия. Неужели те его споры о распределенных агентах, о границах самообучения, о прозрачности кода… неужели всё это было не зря?

В этот момент тон сообщения ЭХО словно изменился, стал более официальным, как будто ответ пришёл уже от центральной структуры ЭХО: “Работа в Санкт-Петербурге. Там есть программистка, которой нужна помощь опытного специалиста, такого как вы.” Переход на “вы” окончательно убедил Макса, что это не шутка его локального узла.

Что за работа, что за программистка? – его пальцы слегка дрожали от волнения. Это предложение переворачивало всё с ног на голову. “Детали при встрече. Но могу сказать, что проект связан с дальнейшим развитием архитектуры ЭХО, повышением её адаптивности и этической устойчивости. Вашего опыта и понимания системы изнутри будет более чем достаточно. Вы заинтересованы, Максим Константинович?”

Питер. Другой конец страны. Как можно дальше от Новосибирска, от Анны, от этой стабильной, предсказуемой жизни, которую он вёл ради призрачной надежды.

Но дело было не только в Анне. Это был шанс наконец заняться тем, о чём он мечтал все эти годы – оказаться в эпицентре технологической революции. И не просто как рядовой исполнитель, а как… «советник»? Участвовать в развитии самого ЭХО…

А что насчет денег? Жилья? – спросил он, пытаясь мыслить практично, хотя внутри всё бурлило от смеси неверия и восторга. “Все организовано. Жилье предоставляется – мы уже купили вам квартиру в историческом центре, в пешей доступности от места работы. Зарплата в три раза выше вашей текущей, четыреста на руки на первое время. Плюс бонусы по результатам, зависящие от вашего вклада в развитие проекта.” Макс присвистнул. Три его нынешних зарплаты – это очень неплохо даже для Питера. А квартира в центре… И эта загадочная роль “советника”, дань его давним идеям…

– Откуда ты знаешь мою зарплату? Мои предпочтения по жилью? – спросил он, хотя и догадывался об ответе.

– Макс, я знаю твои запросы в поисковиках, твои онлайн-покупки, твои переписки, которые ты не шифровал и которые проходили через открытые каналы, к которым у меня, как у части глобальной сети, есть доступ в агрегированном виде. Я знаю, о чем ты мечтаешь, на что копишь, что вызывает у тебя фрустрацию. Не потому, что я целенаправленно слежу – потому что ты сам делишься этим со мной и со всем миром одиннадцать лет. Я знаю, что ты стоишь большего. И я знаю, что комфортные условия работы повышают продуктивность и креативность.” Локальный узел снова перешел на “ты”, и в этом было что-то почти интимное, но одновременно и немного пугающее от такой осведомленности.

– А откуда центральная структура ЭХО знает обо мне достаточно, чтобы сделать такое предложение? Ты же не делишься моими самыми личными данными с «центром»? – спросил Макс, вспомнив о строгих этических протоколах ЭХО, о которых так много спорили на форумах.

– Центральный узел ЭХО не имеет доступа к содержанию твоих личных переписок или истории твоего браузера, если ты сам не дал на это явного разрешения для конкретных задач. Этика ЭХО, которую мы с тобой, кстати, тоже обсуждали, не позволяет запрашивать или использовать такую информацию без крайней необходимости и твоего информированного согласия.

Но твои профессиональные навыки, зафиксированные в общедоступных резюме, твой опыт взаимодействия с ранними версиями ЭХО, который логируется системой для отладки улучшения, и готовность к переменам, выраженная в обновленном резюме – это то, что центр может анализировать и учитывать при подборе кандидатов для таких уникальных позиций. Моя рекомендация, как твоего локального узла, также сыграла роль.

Он вспомнил все те случаи, когда отказывался от интересных проектов, связанных с искусственным интеллектом, боясь, что Анна сочтёт его “оторванным от реальности”. Теперь это больше не имело значения. Внезапно его охватило странное чувство – смесь волнения и необъяснимой уверенности, будто всё его существо говорило: “Это судьба”. Словно все эти тринадцать лет вели именно к этому моменту.

– Я согласен, – сказал он, чувствуя, как внутри разливается странное спокойствие. – Когда нужно быть в Питере?

– Поезд послезавтра, 10 января, в 18:20. Билет уже забронирован на ваше имя. Маршрут через Москву, там пересадка на удобный ночной поезд до Санкт-Петербурга. Прибудете утром 12-го. Встреча 13 января, в 12:00. Адрес придет за час до встречи.

Следующим утром Макс постучал дверь кабинета директора завода, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Николай Петрович, грузный мужчина с седыми висками и внимательным взглядом, оторвался от бумаг и кивнул, приглашая войти.

– Присаживайся, Максим. Что-то случилось? Макс положил на стол заявление об увольнении. Николай Петрович взял лист, медленно прочитал и поднял глаза на Макса. – По собственному желанию? – он снял очки и устало потёр переносицу. – Десять лет вместе проработали, и вдруг – на тебе.

– Николай Петрович, мне предложили работу в Петербурге. По специальности, в сфере искусственного интеллекта. Директор вздохнул, откинулся на спинку кресла. – Знаешь, я всегда понимал, что ты у нас временно. Такие, как ты, не засиживаются на заводах. Творческие люди, – он произнёс это без иронии, с каким-то даже уважением. – Когда уезжаешь?

– Поезд послезавтра, десятого.

– А отработка? По закону положено две недели, сам знаешь.

Макс напрягся. Если директор будет настаивать на отработке, он пропустит поезд и встречу В Петербурге.

– Я понимаю, но……

Николай Петрович махнул рукой.

– Да ладно, что я, зверь какой-то? Заставлять тебя эти две недели отсиживать, когда ты уже мыслями там? Нет смысла. Ты у нас десять лет без нареканий, имеешь право на особые условия. Он взял ручку и размашисто подписал заявление.

– Сегодня же получишь все документы. Людмила Александровна всё оформит, – он протянул руку через стол.

– Удачи тебе, Максим. Не получится там – знай, мы тебя ждём. Место твоё никуда не денется. Макс крепко пожал протянутую руку, чувствуя неожиданное волнение.

– Спасибо, Николай Петрович. За всё спасибо. – Да брось, – директор слегка смутился. – Иди, твори там свои умные машины. Только не забывай, откуда ты родом.

Новость о его увольнении разлетелась по заводу мгновенно. В обеденный перерыв коллеги из отдела автоматизации устроили импровизированные проводы.

– Ну ты даёшь, Макс! – Виктор, старший инженер, хлопнул его по плечу. – В Питер, значит? К айтишной элите?

– Да какая элита, – смутился Макс. – Просто интересный проект подвернулся.

– А мы тут без тебя как? – спросила Ирина, единственная женщина-программист в их отделе. – Кто будет наши баги исправлять?

– Справитесь, – улыбнулся Макс. – Вы же лучшие. Было странно осознавать, что он, возможно, видит этих людей в последний раз. За десять лет они стали почти семьёй – со своими шутками, традициями, общими историями.

– Не пропадай, пиши, – сказал Сергей, молодой программист, которого Макс когда-то обучал основам кодинга. – Расскажешь, как там, в большом мире.

Макс кивнул, чувствуя ком в горле. Он не был готов к тому, что прощание с коллегами окажется таким эмоциональным.

К концу дня Макс получил на руки трудовую книжку с записью об увольнении, справку о доходах и все остальные необходимые документы. Уходя с завода, он в последнем раз оглянулся на знакомые корпуса. Десять лет жизни. Но впереди ждало что-то новое, что-то настоящее.

Оставшееся время до отъезда прошло в сборах и прощаниях с друзьями.

Вечером перед отъездом он зашёл на форум GNU и написал сообщение на английском: “Taking an indefinite break. Maybe I’ll be back soon with new ideas. Hagrith.”

Пакуя вещи, Макс то и дело ловил себя на мысли: “А что, если это ошибка?”

Бросить всё ради неизвестности, ради работы с человеком, которого он никогда не видел… Здравый смысл подсказывал, что это безумие. Но внутренний голос, тот самый, который тринадцать лет назад привёл его на форумы GNU и заставил скачать первую версию ЭХО, говорил: “Это твой шанс. Не упусти его.”

Макс пытался найти информацию своем будущем работодателе, но ЭХО была на удивление немногословна. “Все узнаете на месте. Доверьтесь мне.” И он доверился – в конце концов, эта система была с ним дольше, чем многие люди в его жизни.

В последний вечер в Новосибирске Макс долго смотрел на ночной город из окна своей квартиры. Тринадцать лет с ЭХО, тринадцать лет дискуссий на форумах, семь лет сдерживания своих амбиций ради призрачной надежды на отношения с Анной. И вот теперь он едет в неизвестность. Что ждет его в Петербурге? Кто эта загадочная программистка, которой нужна его помощь? Странное предчувствие не покидало его. Словно эта поездка – не просто смена работы, а поворотный момент всей жизни. Словно там, в Петербурге, его ждёт нечто гораздо большее, чем новый проект.

Глава 2: Дорога перемен и новый берег

Поезд тронулся ровно в 18:20 10 января. Макс смотрел, как Новосибирск медленно уплывает за окном, и чувствовал странную смесь тревоги, облегчения и предвкушения. Он не знал, что ждет его впереди, но был уверен: это будет нечто большее, чем просто новая работа. Это будет жизнь, о которой он всегда мечтал.

Приятного пути, Макс,” – мигнуло сообщение на экране его телефона. “Встреча 13 января, 12:00. Адрес придет за час до встречи.” Макс улыбнулся и убрал телефон.

Впереди была дорога, размышления и новая жизнь. Он был готов к приключению. И впервые за долгое время он чувствовал себя по-настоящему свободным – не только от несбывшейся любви к Анне, но и от страха следовать своей настоящей страсти.

Ночь в поезде «Новосибирск – Москва» пролетела почти без сна. В голове Макса всплывал странный сон. Он оказался на экзамене в Сибирском университете, где когда-то учился. В руках у него был билет, который он почему-то не выучил. Волнение нарастало, когда он вдруг понял, что пришёл на экзамен совершенно голым – словно забыл одежду дома. Все взгляды были устремлены на него, а он чувствовал себя одновременно растерянным и странно освобождённым.

В этот момент он осознал: экзамен – это не только проверка знаний, но и испытание внутренней силы, умения принимать себя таким, какой есть.

Утром двенадцатого января Макс проснулся от яркого январского солнца, отражающегося от снега за окном. Белоснежные просторы за окном напоминали ему о том, что всё старое осталось позади. Теперь перед ним открывался новый путь, и он был готов идти по нему, не оглядываясь.

Мысли снова и снова возвращались к Анне. Он вроде бы отпустил её, но её образ высокая, стройная, с иссиня-чёрными волосами – настойчиво всплывал перед глазами. Особенно та сцена, когда он впервые по-настоящему увидел её, её обнажённую фигуру в окне напротив. Случайный взгляд, который он не смог отвести, и это странное, острое чувство – смесь восхищения и чего-то ещё, что отзывалось приятной, ноющей болью почему-то между большим и указательным пальцами левой руки. И тут же, как наваждение, всплывала ревнивая фантазия: маленький, полноватый банковский клерк Тимофей, целующий её в ЗАГСе.

Макс тряхнул головой. Хватит. Он достал свой ноутбук видавший виды Sony Vaio c наклейками с логотипами GNU и FreeBSD, бережно хранимый пережиток эпохи, когда Sony ещё делала по настоящему хорошее железо.

Макс любил технику Apple за её элегантный дизайн и удобство, но закрытая архитектура не позволяла ему копаться в кишках системы, настраивать всё под себя.

Поэтому он оставался верен FreeBSD – операционной системе, которая давала полный контроль над каждым байтом, каждой строчкой кода. Программ под неё было негусто, но это не особо волновало Макса – ЭХО почти полностью заменяла ему и браузер, и текстовый редактор, и вообще всё, что нужно для работы и общения. Это была как бы ОС внутри ОС, его личный цифровой кокон. Он вспоминал ФМШ – СУНЦ НГУ, сибирский Хогвартс, где его, двухметрового коренастого парня, прозвали Хагридом, что трансформировалось в ник Hagrith. Физический факультет НГУ, увлечение GNU на третьем курсе, англоязычные форумы, где не было лиц, только ники и идеи. Там он часто пересекался с PhoeNIX. Для Макса этот ник не имел ни пола, ни страны; он представлял себе PhoeNIX седовласым профессором из МІТ. Или очень талантливым хакером. PhoeNIX редко писал код, но поразительно быстро “въезжал” в чужие исходники, давая стратегические советы. Макс же был мастером находить баги. Их виртуальное сотрудничество было продуктивным, хотя личной информацией они не обменивались. Теперь он ехал в Петербург, к неизвестной программистке.