Оскалия

Эржан Раматиллаев

Оскалия

Глава 1 – Обычное утро

Меня зовут Аку. Я живу в доме с жёлтыми стенами и железной крышей, которая дрожит на ветру.

Мне пятнадцать. Или шестнадцать. У нас это не особо считают – кто-то взрослеет к десяти, кто-то так и остаётся ребёнком до двадцати. Всё зависит от того, как на тебя смотрят.

Я выгляжу немного странно, и люди это замечают.

У меня очень тёмные волосы – чёрные до такой степени, что они не блестят, даже на солнце. Волосы длинные, немного лезут в глаза. Часть почти всегда закрывает правый глаз. Я не убираю – мне так удобно.

Тем более, глаз всё равно закрыт.

Я почти никогда его не открываю. Не потому что боюсь. Просто… когда он открыт, бывает странно.

Что именно происходит – объяснить не могу. Но мне этого не нужно. Я привык держать его закрытым.

Я высокий. Уже метр семьдесят пять. Здесь это редкость. Даже отец ниже. Он говорит, что, наверное, я с детства питался железом.

Телосложение у меня обычное, но руки крепкие. Я много двигаюсь, таскаю тяжёлое, подтягиваюсь, чиню всякое.

Мы живём вдвоём. Отец – не совсем отец. Он меня не рожал, понятно. Он меня нашёл.

Говорит, я лежал у его двери, когда он вернулся с работы. В тряпке. Тихо. С открытым глазом. Он всё время это повторяет – «один глаз был открыт и смотрел прямо на меня». Я не знаю, правда это или просто история, чтобы я не лез с вопросами.

Я часто спрашивал, кто я. Откуда. Но он каждый раз отвечал одинаково:

– Я и сам не знаю, Аку. Просто нашёл. Ни имени, ни записки. Ни следов. Ничего. Ты просто был.

– А как я туда попал? – спрашивал я.

– Если бы знал… – разводил он руками. – Может, кто-то оставил. Может, что-то случилось. А может, тебя просто подбросил сам этот странный мир. Ты не первый, не последний.

Он не врёт. Я это чувствую.

И зла на него у меня нет. Он меня вырастил. Кормил. Учил. Никогда не бил. Не прогонял. Он – как железо в стене. Молчит, но держит всё на себе.

Наш дом – обычный. Две комнаты, коридор, кухня. Стены из обожжённого пластика. Пол гудит, потому что сделан из старого судового металла. Когда ходишь – чувствуется, будто идёшь по пустой цистерне.

На кухне стоит генератор. Старый, шумный. Иногда работает, иногда нет. Я умею его перезапускать, но часто просто жду, когда он сам очнётся. Отец с ним лучше управляется.

В то утро было спокойно. Ветер – сухой, с привкусом железа. По радио передавали старую программу: «новости недели» и советы по ремонту фильтров.

Я сварил себе рис. Немного масла, соль. Ел молча. Отец ещё спал – он поздно вернулся из зоны. Там он обычно ищет старые детали. Иногда приносит что-то стоящее, иногда просто пыль и ожоги.

После еды я вышел во двор.

У нас маленький двор. Пыльный. Загорожен обломками. В углу – куча металлолома, которую мы перебираем по вечерам. В небе – остатки конструкций, зависших после Катастрофы. Они не падают. Просто висят. Иногда медленно движутся, будто живые. Никто не знает, почему.

Я сел на трубу у стены и стал смотреть на ботинок. Один шнурок порвался. Надо будет починить. Потом поднял голову.

Солнце было тусклым. На Эмерее всё всегда немного в дымке. Не знаю, это воздух такой или просто мир.

Вдалеке пролетела маленькая машина-разведчик. Такие летают сами по себе, на автопилоте. Мы их не трогаем – бесполезно. Иногда они падают. Тогда мы их разбираем на детали. Внутри почти ничего ценного, но иногда попадается полезный металл.

Дверь за спиной скрипнула. Это отец. Он вышел, потянулся, почесал затылок.

– Опять рано, – пробормотал он. – Ты вообще спишь когда-нибудь?

– Сплю. Просто проснулся.

– Ты так говоришь каждое утро. Может, тебе попробовать высыпаться? Это полезно, говорят.

Я пожал плечами. Он подошёл ближе и сел рядом.

– Ладно. Что снилось? – спросил он, вроде бы небрежно, но я знал – ему интересно.

– Не знаю. Сначала – пусто. Потом как будто серое что-то. Я стоял. Было тихо.

– Что-то видел?

– Может быть. Но неясно. Как туман.

– И глаз?

– Закрыт.

– Ну и хорошо, – сказал он. – Пусть так и будет.

Он немного помолчал, смотрел перед собой.

– Ты ведь знаешь, да? Что я не придумал про то, как тебя нашёл.

– Знаю.

– Если бы хоть что-то было… хоть обрывок, хоть след. Но не было. Ни имени. Ни следов. Только ты. Смотришь – и молчишь.

– Я не злюсь, – сказал я.

– Хорошо, – вздохнул он. – Просто иногда чувствую, будто что-то упустил.

Он встал и пошёл к генератору.

– Если хочешь – проверь его, – сказал он. – Шумел вчера.

– Посмотрю.

– Только не сожги.

– Не обещаю.

Он усмехнулся, махнул рукой и вернулся в дом.

Я остался сидеть. Ветер затих. Где-то треснул пластик.

Я смотрел, как над домами ползут старые конструкции. Медленно, будто что-то ищут.

Иногда мне казалось, что они следят. Или ждут.

Обычный день. Один из многих.

Глава 2 – Деревня

Наша деревня называется Дрон. Или, если точнее – Дрон-Сектор 4, но никто здесь не говорит полное название. Только когда нужно записывать в документах. Да и кто их вообще заполняет. Документы здесь – редкость.

Дрон стоит на краю старого потока, рядом с расщелиной. Поток когда-то был рекой, говорят. Сейчас в нём – сухая металлическая лента, утыканная ржавыми трубами. Временами по ней что-то шевелится. Иногда – просто воздух. Иногда – звук. Бывает, что к вечеру слышно, как там что-то поёт. Отец говорит, это ветер. Я не уверен.

Деревня небольшая. Пятнадцать или шестнадцать домов, собранных из разных обломков. У каждого – свой стиль, потому что кто как смог, так и построил. У нас, например, всё из старого судового металла. У соседа Кера – из керамики и стекла. У его жены – половина дома вообще открытая, с навесом из ткани. Она любит говорить, что живёт «на ветру».

Люди здесь в основном спокойные. Почти все взрослые. Детей немного. Я один из самых младших, и это ощущается.

Многие смотрят на меня странно. Не потому что плохой – просто… не свой. Иногда кажется, будто я для них как пустая зона на карте: вроде есть, а вроде – и не отмечена.

Я всё равно всех знаю. И почти всех уважаю.

Вот, например, тётка Нена. Она старше всех, живёт в доме, заросшем металлическим плющом. У неё голос скрипучий, как старый засов, и она помнит вещи, которые никто уже не помнит. Иногда я приношу ей старые платы или мелкие детали, и она даёт мне засахаренные фрукты. Их вкус странный, но привычный.

Есть ещё Варн – большой, с грубым лицом, но добрый. Он чинит мост через расщелину. Каждый день. Хотя мост почти не используют. Я как-то спросил его, зачем он это делает.

– Чтобы он был, – ответил он. – И чтобы не забыли, что здесь когда-то ходили.

Иногда я просто хожу по деревне. Без цели. Это не потому, что скучно – просто когда двигаешься, легче думается. А когда думается – не так давит тишина.

Сегодня я вышел ближе к центру, туда, где стоят три самых старых дома. Один из них давно пустует. Он странный. Не разрушенный, просто… как будто чужой. Никто не живёт, но его никто и не трогает. Даже дети туда не суются. Не из страха, просто по привычке. Как будто сам воздух вокруг говорит: «не надо».

На центральной площадке сидел Тарек.

Я его знаю с детства. Он всегда выглядел так, будто уже взрослый – даже когда был двенадцать. Широкие плечи, короткая стрижка, руки все в следах от ожогов и резки. Его мать чинит внутренние цепи, а он помогает, лазает по крышам. Говорит, любит высоту. Я не понимаю, зачем туда лезть, если можно просто сидеть, но спорить не стал.

– Эй, Аку, – сказал он, не оборачиваясь. – Всё по кругу, да?

– Что?

– Утро. Обход. Центр. Потом ты идёшь к хранилищу, потом домой.

– И что?

– Просто интересно, насколько ты предсказуем.

Я сел рядом.

– А ты каждый день тут сидишь. Это предсказуемо или уже привычка?

– Это называется наблюдение, – фыркнул он. – Я вообще-то тут сижу, чтобы следить.

– За кем?

– За всеми. Кто как ходит, кто как дышит. Вон, видишь Керу? Он сегодня на одну ногу прихрамывает.

– И что это тебе даёт?

– Понимание. Мелочи показывают, как живёт деревня. А ты всё время смотришь только на небо или в землю.

Я пожал плечами.

– А что мне туда и туда смотреть. Внизу – пыль, наверху – железки.

Он усмехнулся.

– Ну вот. Видишь? Пыль и железки – это ты. А я – движение. Мы дополняем друг друга.

Я посмотрел на него.

– Ты где-то это слышал.

– Конечно. От Нены. Она меня вообще философии учит. Когда не ворчит.

Мы помолчали. Тарек поднялся, похрустел спиной.

– Пошли, покажу тебе одну штуку. Нашёл пару дней назад. Только не говори отцу.

– Я и не собирался.

– Я знаю, ты молчаливый, как утёс. Но на всякий случай.

Он повёл меня вдоль задних строений, туда, где раньше был склад. Всё развалено, но остался спуск – бетонная лестница, часть металлической конструкции и провал в стене. Мы полезли внутрь.

Запах был – как в старом металле. Не гниль, не сырость, а именно ржавое, прожитое железо. Свет падал сверху через щели в обшивке. Я видел пыль, подвешенную в воздухе, как в остановленном времени.

– Смотри, – сказал он, показав на то, что стояло у дальней стены.

Это было зеркало. Не совсем зеркало – панель, скорее. Тёмная, почти чёрная, с каким-то зелёным отливом. Поверхность ровная, но странная. Будто она не хочет отражать, пока ты не смотришь в неё достаточно долго.

– Откуда оно?

– Нашёл тут. Наверное, часть от чего-то. Может, прибор. Может, дверь.

– Проверял?

– Подключить нечем. Я вообще думал, что это просто мусор. Но когда встал перед ним… оно как будто включается.

– Как?

– Ну, не мигает и не шумит. Просто… появляется отражение. Чётче, чем у обычного зеркала. Как будто не то чтобы ты там – а будто оно тебя вспоминает.

Я подошёл ближе. Действительно – не сразу, но через пару секунд я увидел своё лицо. Немного искажённое, будто в глубокой воде. А потом – нормальное. Обычное. Только я как будто чуть-чуть старше.

– Странная штука.

– Угу. Я хотел домой оттащить, но тяжёлое. И как-то… не хочется его в дом. Знаешь?

– Да, – сказал я. – Пусть здесь стоит.

Глава 3 – За пределами

Я вышел за деревню утром, когда солнце ещё не встало до конца, и свет был серо-жёлтым, будто разбавленным водой. Воздух – почти неподвижным. Только лёгкое покачивание трав на границе.

Граница – это обычные вбитые в землю стойки из железа. Низкие, с полосками жёлтой краски. Их поставили давно, когда деревня ещё называлась по номерам.

Сейчас она ничего не огораживает. За ней – то же самое: пыль, сухие заросли, разбитые поверхности. Но всё равно, каждый, кто живёт в Дроне, знает: граница – это место, где «ещё деревня» заканчивается.

Я перешагнул её без слов. Отец знает, что я так хожу. Никогда не ругает. Только иногда спрашивает вечером:

– Ну что, много нового?

– Нет.

– Ну и ладно.

За границей становится тише. Не потому что звуки исчезают. Просто другие.

Шаги звучат по-другому – как будто земля слушает.

Ветер тоже другой. Более прямой. Без привычных скрипов крыш, треска пластика, лязга антенн. Только шум через редкие стебли и трещины.

Я пошёл по старой тропе, вытертой ногами и ветром. Она ведёт вдоль бывшей распределительной линии. Сейчас это просто ряды пустых коробов – откуда раньше, наверное, шли провода, энергия, вода, что угодно.

Теперь в них только пыль, сгоревшие пластины и иногда – корни. Корни странные. Они растут прямо сквозь металл, как будто он им не мешает.

Я сел на бетонный блок. Впереди – откос, и дальше – пустая плита. Её называют Промежуток.

Это плоская территория, где ничего не строится, ничего не растёт, и никто не живёт.

Иногда кажется, что там когда-то был город, но его стёрли – не разрушили, а именно стёрли. Без следа. Только ровная поверхность, будто кто-то расчистил место под что-то важное – и передумал.

Я сидел и смотрел.

Далеко на горизонте висела конструкция. Одна из тех, что не упала. Она держится в небе – без опор, без кабелей. Просто есть.

Иногда наклоняется. Иногда исчезает в тумане. Иногда, говорят, поворачивается.

Ветер чуть усилился. Пронёсся по плите, задев траву у краёв.

И вдруг – очень негромко, почти шёпотом – я услышал звук.

Три коротких тона.

Пауза.

Потом один, чуть ниже.

Я не испугался.

Я и сам не знаю, почему. Просто замер. Вслушался. Но звук не повторился. Только ветер.

Я встал.

Пошёл вдоль границы Промежутка, никуда не торопясь. Смотрел под ноги – видел следы. Мелкие. Почти стертые. Может, от зверька. Может, от кого-то, кто шёл, а потом передумал.

Никто не говорил, что тут опасно. Но все почему-то говорили, что лучше не задерживаться.

Я дошёл до небольшого выступа. Там была стена. Не настоящая, а обломок – часть старого здания, или барьера.

На ней – выцветший знак.

Шестиугольник.

Внутри – круг. Только не полный. Оборванный.

Я провёл по нему рукой – пыль рассыпалась. Он был выгравирован, не нарисован. Глубокий. Стереться сам по себе не мог.

Я запомнил этот знак.

Не потому, что понял. А потому, что он смотрел на меня, как я смотрел на конструкцию в небе.

Когда я вернулся в деревню, был почти полдень. Отец копался в генераторе. Он посмотрел на меня и ничего не сказал.

Я сел у стены. Посмотрел в небо.

И небо смотрело в ответ.

Глава 4 – Разговор

Вечером мы ели фасоль. Отец приготовил. Он всегда готовит быстро, почти не глядя, но получается вкусно. Я, например, так не умею – у меня либо пересолено, либо недоварено. Он говорит, что дело в привычке, но мне кажется – просто в руках.

Мы сидели молча. Иногда говорим, иногда нет – у нас не принято тянуть за язык, если нет чего сказать. Но сейчас я не мог просто есть и молчать. Слова как будто тянулись к горлу всё это время.

– Ты ведь был за деревней? Далеко? – спросил я.

Он посмотрел на меня поверх чашки. Прожевал. Проглотил.

– Был.

– И что там?

Он пожал плечами.

– Разное. Иногда пусто. Иногда странно. Бывает красиво. Бывает – не по себе. Всё зависит.

– Зависит от чего?

– От того, с каким настроением туда идёшь. И от того, что внутри.

Я покрутил ложку в руках.

– А ты один туда ходил?

– Нет. Тогда ещё были группы. Поисковые. Ремонтные. Иногда с нами шёл кто-то, кто просто… хотел понять, что с этим миром стало.

– А ты чего хотел?

Он усмехнулся.

– Найти кусок работающего фильтра и не сломать ноги. Тогда это уже было много.

Я улыбнулся.

Пауза вышла лёгкая. Он не закрывался, и это обнадёживало.

– А что дальше? Есть кто-то там, за Промежутком? Люди?

– Может, есть. Мы находили следы. Иногда сигналы. Иногда обломки вещей, которые точно не наши. Но никто не ждал нас там. И никто не звал.

– А если я пойду? – спросил я. Я сам удивился, как прямо это прозвучало.

Отец посмотрел на меня дольше обычного. Не строго. Просто внимательно.

– Ты уже думал об этом, да?

– Постоянно.

Он кивнул, но не сразу ответил.

– Я это видел. Как ты смотришь на горизонт. Как сидишь у стены и не просто сидишь, а будто что-то ищешь глазами. Я ж не глупый. Я просто ждал, когда ты сам скажешь.

Я почувствовал, как внутри потеплело. Не от гордости. От того, что он знал – и не мешал.

– Только, – добавил он, – прежде чем идти, ты должен понимать: там не приключение. Там тишина. И дорога. И куча вещей, которые не ответят тебе сразу. Или вообще не ответят.

– Я и не ищу приключений, – ответил я. – Я просто хочу понять… кто я. Или хотя бы – зачем я такой.

Он хмыкнул.

– Ну, в этом ты в меня пошёл. Я тоже ходил, думал, найду ответ. А нашёл – пыль, железо, ржавчину, да одну разбитую рацию, которая пищала на одной частоте всё время. Три года.

– И?

– А и ничего. Она до сих пор пищит, наверное. Может, ждёт кого-то. Может, просто ломалась красиво.

Он поставил чашку, опёрся на стол руками.

– Слушай. Я тебе не буду мешать. Но и не буду гнать. Если соберёшься – я помогу. Только не ради «найти смысл». А ради того, чтобы ты шёл сам, по-настоящему. Без ожиданий, что там кто-то всё объяснит.

Я кивнул.

– Хорошо.

– А пока, – он поднялся, – спи. Завтра будет обычный день. Или нет. Эмерей – он с характером.

– Ты только что сам сказал, что смысл искать глупо.

– А я не говорил, что обычный день – это плохо. Иногда самое важное случается именно в таких.

Он вышел, забирая с собой посуду. Я остался за столом.

И в этот раз – не просто сидел.

Я думал. Не тревожно. Не в панике. Просто по-настоящему.

Глава 5 – Подготовка

Я не говорил, что ухожу.

Не собирался кричать об этом на весь Дрон, не ждал слов поддержки или прощальных объятий. В нашей деревне люди вообще не любили громких слов. Всё решалось поступками. Сказал – значит, уже поздно.

Поэтому я просто начал.

Начал с сумки.

Старый рюкзак, который стоял в кладовке под лестницей, пах пылью, маслом и чем-то приторно-сладким – как будто внутри когда-то что-то протекло и высохло навсегда.

Я вытащил его, вывернул, встряхнул, и обнаружил внутри забытый платок, изогнутую металлическую ложку и кусок обломанного жезла-наблюдателя. Наверное, остался от отцовских вылазок. Оставил его себе – просто на удачу.

Зашёл в мастерскую и взял инструменты – щипцы, кусачки, пару универсальных болтов. Положил всё в карман.

Флягу я нашёл в доме у Реми, старого техника. Он даже не спросил, зачем. Только протёр её рукавом и сказал:

– Она немного подтекает, если сильно трясти. Но держит тепло. Как мы с тобой.

Я кивнул и поблагодарил. Он хлопнул меня по плечу, будто мимоходом, и вернулся к своим деталям.

Карта.

Она хранилась в ящике у отца, под резиновыми перчатками и сложенными вчетверо тряпками. Я знал, где она лежит, потому что пару раз видел, как он её достаёт, когда думал, что я не смотрю.

Он сидел на крыльце, когда я вышел с ней в руках.

Проверял генератор – очередной обрыв на третьей линии.

– Забрал? – спросил он, даже не оборачиваясь.

– Ага.

– Только не верь ей полностью.

– Почему?

– Потому что с тех пор многое поменялось. Где раньше были тропы – теперь пустоты. А где стояли стены – может быть лес. Она не врёт. Но и не подскажет.

Я развернул карту на коленях.

Пыльная, с трещинами по сгибам. Нарисована от руки. Центр – Дрон. От него отходят ниточки в разные стороны – с цифрами, названиями, стрелками. Некоторые перекрещены крестами, другие обведены красным. Больше всего пометок – в юго-западной части.

Я провёл пальцем по одной из линий – тонкой, почти стёртой.

– Что здесь? – спросил я.

Отец посмотрел.

– Место, где я нашёл кое-что, что лучше было бы не находить.

– И ты не пошёл дальше?

– Я тогда ещё не был готов.

– А сейчас?

– Сейчас… я бы пошёл. Но уже не могу.

Он встал, хлопнул по трубе и ушёл в дом. Без лишних слов. Как всегда.

Весь день я что-то проверял. Снова и снова.

Ремни. Петли. Груз. Карта. Фляга. Ткани.

Я знал, что часть этого – просто от волнения. Как будто каждая мелочь может решить, вернусь я или нет.

По дороге я зашёл к Наа – пекарше. Она всегда улыбается, даже когда у неё подгорает хлеб.

– Слишком много муки? – спросила она, заметив, что я стою у дверей.

– Нет, наоборот. Слишком мало хлеба.

– А, значит, ты уходишь.

Я замер.

Она усмехнулась, даже не глядя.

– У тебя взгляд изменился. Те, кто остаются, смотрят иначе. А ты уже в пути. Даже стоя тут. Подожди.

Она завернула два горячих ломтя в ткань и сунула мне в руки.

– Не знаю, куда ты собрался, Аку. Но если вернёшься – расскажешь. А не вернёшься – пусть хотя бы этот хлеб будет последним, что ты ел из Дрона.

Я хотел что-то сказать, но она уже отвернулась к печи.

Я прошёл через всю деревню.

Мимо водокачки, которая больше не качает. Мимо ржавого столба, на котором осталась табличка: "Узел 3-Р-12. Протокол временно недоступен."

Мимо забора, на котором когда-то рисовал мелом круги.

Теперь они почти стёрлись. Только один остался – самый маленький, в углу. Я провёл по нему пальцем.

Холодный. Ровный. Как будто ждал.

Я посмотрел на небо. Оно было обычным. Никаких знаков, туч, вспышек. Просто небо.

Но внутри уже было ощущение – вот-вот. Ещё немного. Я уйду.

Ночью мне не спалось.

Не потому что страх или волнение – хотя и то, и другое пряталось где-то внизу живота. Просто… слишком тихо. Слишком ровно. Комната, в которой я вырос, вдруг стала казаться не своей. Как будто я уже не принадлежал ей, а она – мне.

Я сел на кровать и начал раскладывать вещи.

Не потому что не мог уснуть, а потому что хотел понять, что действительно нужно.

Это было почти как обряд.

Фляга – да.

Платок – пусть будет.

Старая ручка от приёмника – зачем-то да.

Осколок зеркального стекла – оставлю. Просто нравится, как он преломляет свет.

Записка, которую мне когда-то написала Лайна…

Я сжал её в руке, потом положил обратно в ящик. Нет.

Я знал, что больше не вернусь в эту комнату тем, кем ухожу. И не хотел потом возвращаться за "мелочами", которые вдруг станут важными. Надо уходить всерьёз.

Утром я проснулся рано.

Всё было готово.

Отец уже не спал.

Он не спросил "идёшь?" – просто подошёл, взял рюкзак, проверил пряжки, вес, баланс.

– Слишком тяжело, – сказал он. – Сними один свёрток.

– Какой?

– Любой. Просто чтоб почувствовать, что можешь оставлять лишнее.

Я снял тот, в котором была старая кофта и два пустых контейнера.

Он кивнул.

– Вот. А теперь… иди посмотри на карту ещё раз. Не глазами. Пальцами. Найди не путь, а ритм.

Я понял, о чём он.

Мы сели на пол у стола. Я разложил карту. Она уже немного тянулась – от тепла рук, от сгибов.

Я вёл пальцем по линиям. Не думая. Просто скользил. Иногда останавливался. Снова шёл.

– Вот, – сказал я.

– Почему тут?

– Не знаю. Просто… что-то отзывается.

– Тогда и иди туда, – кивнул отец. – Если что-то зовёт – нужно хотя бы послушать.

Я вышел за порог, когда солнце было ещё низко. Тени от домов тянулись почти до середины улиц.

Люди уже двигались – кто-то нёс ящики, кто-то вёл старую тележку, кто-то возился у ворот.

Они видели меня. Но никто не сказал ничего.

И это было честнее любых «удачи» и «возвращайся скорее».

Когда я почти прошёл через всю улицу, кто-то свистнул.

– Эй, странник. Подожди.

Я обернулся.

На деревянном барьере, который давно никто не ремонтировал, сидела девочка. Нет – девушка. Примерно моего возраста. С рыжим платком на шее, в лёгкой бронежилетке, короткой куртке и высоких ботинках.

Волосы собраны в пучок, но из него выбивается всё, что может.

На поясе – меч, закреплённый под углом. Лезвие в ножнах, но по утору видно: он наточен. И часто использовался.

– Ты уходишь, – сказала она.

Не спросила. Констатировала.

– Да, – ответил я, немного сжав ремень рюкзака.

– Возьми меня с собой.

Я моргнул.

– С чего вдруг?

– Потому что я всё равно пойду.

– Но я не звал.

– А я не спрашивала. Я просто иду. А ты – удобный повод не шагать одной.

– Ты вообще кто?

Она спрыгнула с барьера, подошла ближе.

Глаза – яркие, цвета янтаря. Улыбка – нахальная.

– Эсса. Живу тут третий день. Уже надоело.

– Я не собираюсь няньчить кого-то на дороге.

– И не надо. Я не девочка в беде. Я – мечница. У меня цель, изучить этот мир. Просто мне надоело ходить по кругу.

– А если я скажу нет?

– Тогда пойду рядом. А ты будешь злиться. А потом всё равно привыкнешь. А потом – сам удивишься, как путешествовал бы без меня.

Я хмыкнул.

– Ты уверена, что не ошиблась дверью?

– Ты – Аку. Тот, кто всегда смотрит на небо, будто хочет его перепрыгнуть. Тот, кто ест быстрее, чем говорит, и тот, кого в деревне никто не зовёт по делам – потому что все знают, что он здесь не задержится.

Я замолчал.

Она говорила быстро. Без пауз. Но не глупо. Просто… живо. Словно внутри у неё мотор.

– У тебя меч – и ты говоришь, что не боишься.

– Боюсь. Но мне страшно оставаться, а не идти. Так что я уже выбрала.

Мы стояли друг напротив друга.

Потом я пожал плечами.

– Ладно. Но если не сможешь идти – возвращайся.

– Не дождёшься, – усмехнулась она. – Только не жди, что я буду молчать, как ты.