Консультант

Мэтьюз колебался.

– Какие-то оруэлловские методы. Разве это не подпадает под вторжение в частную жизнь работников? Мне кажется, от счастливого сотрудника можно получить выхлоп куда больший, чем от замордованного, – особенно в нашем творческом деле. Предоставление им небольшой свободы действий кажется мне хорошей политикой.

– Будь это хорошая политика, я бы рядом с вами сейчас не стоял, – заметил Патов с улыбкой. – Вы наняли меня, потому что у «КомПрода» проблемы. Я уверен, вы знаете, что суды постановили: сотрудники не имеют права на конфиденциальность на рабочем месте. Разрешение отслеживать использование компьютеров сотрудниками в течение пусть даже краткого периода времени позволит нам более тщательно анализировать структуру работы вашей компании и поможет разработать комплексный план по возвращению «КомПрода» в нужное русло.

Мэтьюз еще немного посмотрел на бланк – и вернул его.

– Не хочу думать об этом сию минуту, – сказал он. – Давайте-ка вернемся к вопросу в понедельник. Тогда и поговорим.

– Зачем тянуть? Просто поставьте подпись, и…

– Мистер Патов. – Мэтьюз взглянул на часы. – Сейчас двадцать один час двадцать три минуты, пятница. Мои выходные уже начались.

– Я понимаю. Но если вы просто…

– Смотрите-ка, сэр, – заговорил Мэтьюз, теряя терпение. – Неделя выдалась долгая. Вы уж меня простите за то, что нужно немного расслабиться. Еще этот ужасный несчастный случай на работе… Думаю, все заслуживают передышку, хотя бы маленькую, а? Некоторое время, чтобы осознать и преодолеть…

– Да-да, – равнодушно отчеканил Патов. – Несчастный случай. Не сочтите меня, Ральф упаси, циничным, но смерть мистера Лэнга избавляет нас от необходимости увольнять его и выплачивать выходное пособие. И, насколько я понимаю, компания освобождена от своих пенсионных обязательств, поскольку те льготы, что предопределены в настоящее время, не подлежат передаче супругам и семьям. Так что, по сути, случай-то у нас счастливый.

Мэтьюз в шоке уставился на собеседника.

Консультант поднял руку в успокоительном жесте.

– Мне жаль, правда. Не подумайте лишнего. Я только хотел сказать, что…

– Увидимся в понедельник, – твердо сказал Мэтьюз. Он наклонился вперед. – Я уже говорил тебе раньше, красавчик, и говорил серьезно: я НЕ хочу, чтобы ты приходил ко мне домой. – Он отошел в сторону, жестом пригласил Патова пройти и последовал за ним к входной двери. Он не расслаблялся, пока консультант не вышел на улицу и дверь за ним не закрылась. Глядя в дверной глазок, он наблюдал, как мужчина идет по подъездной дорожке и выходит на улицу, перед ним открываются ворота. Мэтьюз вздохнул с облегчением, когда высокая фигура консультанта перестала мозолить ему глаза.

Он повернулся лицом к жене.

– Извини, – сказал он. – Не хотел приносить работу домой.

Рэйчел фыркнула.

– Ты не принес работу домой, она сама сюда притопала. – Она невольно вздрогнула. – Я хочу, чтобы ты знал: я чуть не схлопотала нервный срыв, пока ждала тебя. Этот тип… – Она покачала головой, не закончив мысль.

– Что такое? Он что, приставал к тебе?

– Нет. – Рэйчел помолчала. – Нет, не в этом дело. Но было что-то у него на уме весьма, как бы тебе сказать, поганое. Вроде как… ну… не могу точно описать. Он говорил только о работе, но было в нем что-то неприятное. Мне не нравилось оставаться с ним наедине. Ему нельзя доверять, Остин.

– Он просто работник месяца, – попытался отшутиться Мэтьюз, хотя сам чувствовал себя ровно так же – погано. Лучше о впечатлении, нагоняемом консультантом, сложно было сказать.

– Надеюсь, больше домой к нам он не явится.

– Я прямо сказал ему больше так не делать. Он не вернется.

Рэйчел снова вздрогнула.

Мэтьюз уже успел пройти половину коридора по дороге в туалет, когда его жена вдруг крикнула:

– Остин!

Он поспешил обратно в гостиную:

– Что такое, радость моя?

– Один из моих стеклянных шаров пропал.

– Не может быть.

– Может. Я знаю их все наперечет. Одного нет.

– Ну вряд ли мистер Патов его украл.

– Почему ты встаешь на его сторону, а не на мою? – В голосе Рэйчел встали слезы.

– Я… да брось, господи, – возразил Мэтьюз, понимая, что жена права. Действительно, почему?.. Прямой ответ не шел на ум, но явно был как-то связан с тем, что он не хотел ни упрекать консультанта в чем-либо, ни прямо бросать ему вызов… возможно, даже боялся это делать.

– Как он выглядит? Может, просто закатился куда-то.

– Как, скажи на милость, коллекционный стеклянный шар на подставке может куда-то там закатиться? Я их никогда не переставляю. Они все у меня на одном столике.

– И как этот твой потеряшка выглядит?

– Как стеклянный шар. Рождественский сувенир. Не самый большой – размером где-то как вон тот, что прямо под лампой стоит. С золоченой подставкой.

– Вот этот? – Остин Мэтьюз с облегчением увидел на полу рядом с диваном один шар, соответствующий этому общему описанию, и подошел, чтобы поднять его. – Ну вот, сама посмотри. Никто его не крал.

Рэйчел подошла, заглянула в стекло и в ужасе отпрянула.

– Остин! Это не мое!

– А чье же еще? – Присмотревшись, впрочем, Мэтьюз понял: и впрямь, едва ли эта штука происходила из коллекции Рэйчел. Не в ее вкусе. Внутри заполненного водой шара вылепленные с поразительной дотошностью фигурки мужчин и женщин сходились в чем-то вроде крайне разнузданной оргии.

– Выкинь эту дрянь, ради Бога! – велела Рэйчел. – И звони в полицию!

– Не могу.

– Что? Это еще почему?

– Не могу, и все. Не сейчас. У нас подписан эффективный контракт с этим парнем. «КомПрод» выкладывает большие деньги за услуги фирмы, и в сложившейся ситуации я не могу позволить себе натравить на представителя наших партнеров копов. Особенно если нет никакой реальной причины…

– То есть ты спустишь этому уроду с рук то, что он украл мою вещь и заменил какой-то… какой-то… хренотенью?!

– Конечно же не спущу, – пообещал Остин. – Поговорю с ним завтра… ну то есть в понедельник… и все улажу. Не волнуйся. Если он начнет юлить, тогда я, конечно, поставлю в известность полицию. Но сейчас у нас реально слишком хлипкие предпосылки…

– Хлипкие? Он украл один из моих антикварных шариков. Заменил какой-то стремной порнушной новоделкой. Называй как хочешь, а по-моему, это преступление. Если не станешь звонить в полицию сам, я сделаю это.

– Я поговорю с ним, – твердо сказал Мэтьюз.

– Я хочу свой шар назад!

– Я его верну.

– Да уж, постарайся!

– И постараюсь, – сказал Мэтьюз, – но прямо сейчас мне нужно в туалет.

С такой отмазкой поди поспорь.

Он снова пошел по коридору. Ему не понравилось, что Патов снова появился у него дома, хотя он ему это специально запретил. Консультант не уважал его. Мэтьюз задумался: а не в этом ли и смысл этих визитов – выказать бесстрашное, сумасбродное непочтение?

Как быть, если ситуация повторится?

Он не знал, но от одной мысли об этом у него потели ладони. И Остин подумал, что ему лучше противостоять этому человеку, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля.

* * *

Утром в понедельник Мэтьюз велел секретарше Диане пригласить Регуса Патова к нему в офис; он хотел поговорить с консультантом начистоту.

С тех пор как он проснулся, он думал о том, что собирается сказать, прокручивая в уме деликатный вопрос: спросить, не украл ли мистер Патов снежный шар бедной Рэйчел и не подмахнул ли его другим, крайне специфическим? Трудно было обвинить кого-то в воровстве, столкнувшись лицом к лицу.

Особенно кого-то вроде Патова.

Хоть Остин и отмахивался от обвинений Рэйчел, он был уверен: она права на все сто процентов относительно того, что произошло. Какое еще может быть объяснение?

Хотя зачем Регусу так мелко пакостить?

И где он взял этот мерзкий шар на замену?

Откуда он вообще узнал, что Рэйчел коллекционирует эти сувениры?

Ситуация отчетливо попахивала абсурдом.

Мэтьюз взял с собой на работу сувенир, завернув его в непрозрачный пакет, а теперь вынул и поставил перед собой на стол. Маленькие фигурки прямо перед ним делали что-то настолько неестественное и отвратительное, что он не мог смотреть на это и с гримасой повернул предмет на пол-оборота вправо, пока не увидел хотя бы знакомое ему извращение.

– О, да вы, я смотрю, ценитель…

Мэтьюз поднял голову и увидел Патова, стоящего в дверях. Если Диана и объявила о его прибытии, гендиректор этого не услышал. Сделав вид, что ничуть не удивлен, Мэтьюз пригласил консультанта в кабинет. Патов улыбнулся, но холодно и отстраненно – ни тебе дружелюбия, ни даже веселости. Это была расчетливая манера, и ее он носил, как и свой вызывающий и вездесущий галстук-бабочку, контрастирующий с переливчатой сединой его коротко стриженных волос. Рэйчел была права: этот тип прямо-таки излучал какую-то скверну. Мэтьюз был рад, что дверь открыта, потому что ему было некомфортно оставаться наедине с консультантом в комнате.

Но почему?

Потому что терялся КОНТРОЛЬ.

Хотя он был соучредителем этой компании, был ее главой с самого начала, превратил ее из стартапа из двух человек в крупную корпорацию, он никогда не чувствовал себя менее ответственным за «КомПрод», чем когда Патов маячил неподалеку.

Незваный гость уселся в кресло перед столом Мэтьюза.

– Я не ценитель подобного, уверяю вас, – сказал Остин, указывая на шар. – И нам с супругой очень не понравилось, что вы принесли эту вещь в наш дом. Более того, моя жена требует, чтобы вы забрали это себе и вернули то, что взяли.

Фальшивая улыбка осталась на месте, словно посаженная на клей.

– Боюсь, я не понимаю, о чем речь.

– Боюсь, понимаете. – Пришло время действовать жестко. – Моя жена собирает эти снежные шарики. И после вашего ухода в пятницу один из них пропал. Зато появился вот этот. – Остин вдруг ощутил, как по хребтине прополз холодок. Он нервничал. – Моя жена оказала вам любезность, пригласила в дом… и это после того, как я ясно намекнул, что не хочу вас там видеть… и вот чем ты ей отплатил, недоносок? Украл ее антикварную вещь – и заменил вот… вот этим!..

– Мистер Мэтьюз. – Консультант воздел очи горе. – Сделаем вид, что я не услышал, как вы только что назвали меня, вашего добросердечного партнера, «недоноском». Хотя уже это серьезный маркер неуважительного отношения. Итак, еще раз – я ничего у вашей жены не крал. И никогда раньше не видел эту вещицу. Поверьте и вы, мне все эти фетиши, знаете ли… неинтересны. – Улыбка, померкнув ненадолго, растеклась по лицу Патова как ни в чем не бывало. – Самое сильное удовлетворение в жизни мне доставляет моя работа. Добросовестный труд – вот мой фетиш, мистер Мэтьюз.

– Нас там было трое. Только ты… только вы могли это сделать.

– Я ничего не делал, клянусь!

– Жена хотела позвонить в полицию. Я убедил ее не спешить с этим.

Консультант расправил плечи.

– Я могу вам гарантировать, что они не найдут никаких доказательств того, что я имел к этому какое-то отношение. Но если она действительно хочет узнать, что произошло, не будет лишним обратиться в полицию. – Он встретился взглядом с Мэтьюзом, и тот понял: не будет найдено никаких доказательств связи Патова с кражей… хотя ответственность за это, несомненно, лежала на нем.

В какую игру этот тип играл с ним?

– Что ж, значит, обращению в полицию – быть.

– Отлично.

– И я запрещаю вам впредь приходить ко мне домой, – добавил Мэтьюз.

– Вы мне запреща-а-а-аете?

Дурашливый тон консультанта был откровенно насмешливым, но Остина Мэтьюза это ничуть не смутило:

– Да. Я запретил вам один раз, запрещаю и сейчас. И если на этот раз вы не обратите внимания на запрет, вас привлекут к ответственности за вторжение. Я ясно выражаюсь?

На этот раз в выражении лица Патова что-то сместилось – в сторону неподдельной веселости.

– Ох, да, конечно. Извините, что заподозрил в вас тунеядца, не берущего работу домой. Я-то думал: раз уж вы меня наняли, то относитесь к той породе людей, которые удавятся, лишь бы не дать прогореть своей компании. Прошу прощения. – Патов встал и галантно, на японский офисный манер, поклонился.

Мэтьюз беспомощно проводил его взглядом.

Он чувствовал себя так, будто ему задали вопрос, не подразумевающий хорошего ответа. Что-то в духе: «Ты больше не бьешь свою жену?»

Нанять «БФГ» было ошибкой. Теперь Остин понимал это. Но он ничего не мог с этим поделать. Его сдерживали не только контракты «КомПрода» с консалтинговой фирмой, но и условия рыночной игры. Стоит только инвесторам учуять слабину, как акции тут же рухнут в цене. Но сейчас Мэтьюз был почти готов выплатить щедрые отступные, лишь бы только избавиться от Патова. Но даже если бы ему удалось убедить совет директоров согласиться на столь радикальные действия, такой шаг отправил бы их акции прямо в канаву, а при всей нестабильности ситуации Остин сомневался, что даже самая лучшая пиар-кампания сможет обратить ситуацию к лучшему.

Однако он, возможно, сможет добиться переназначения Патова. Он понятия не имел, есть ли в консалтинговой фирме кто-то выше этого человека, но если бы он мог связаться с кем-то еще, это во многом облегчило бы ему жизнь.

А если подумать, может быть, было бы не так уж и плохо, если бы Патова арестовали за кражу. Подобные внутренние проблемы он не мог контролировать, и если бы «КомПрод» остался в одной упряжке с «БФГ», несмотря на скандал, сводящий к минимуму раздутую важность консалтинговой конторы… фирма, вероятно, смогла бы пережить бурю.

Телефон на его столе разразился трелью. Остин нажал кнопку интеркома.

– Слушаю.

– Ваша жена на линии, – известила секретарша.

– Спасибо. – Он взял трубку. – Рэйчел?..

– Я нашла его, – с явным облегчением выдохнула жена в трубку. – Мой стеклянный шарик. Он был в шкафу под раковиной в гостевой ванной, за рулонами туалетной бумаги.

– Под раковиной в ванной?

– Да.

– Ты его туда положила? – спросил Мэтьюз, уже зная ответ заранее.

– Что? Разумеется нет!

– Он ходил в ту ванную?

– Знаешь, странно, но… нет. – Рэйчел вздохнула, показывая, что и для нее все это было загадкой. – Я не знаю, как он оказался там.

Остин тоже не знал, но был почти уверен, что знает, кто его туда положил.

Они поговорили еще немного, вместе решив, что вызывать полицию по пустяковому делу бессмысленно, а когда он спросил, что ему делать с экземпляром в своем кабинете, Рэйчел посоветовала ему выбросить его.

– Даже не думай нести его в комиссионку или что-нибудь в этом роде. Никому этот мусор не должен достаться. Разбей его к чертям собачьим.

– Хорошо, – сказал Мэтьюз. – Так и сделаю.

Он повесил трубку, глядя на предмет на своем столе. Вполне возможно, Патов не имел никакого отношения к сокрытию сокровища Рэйчел. Но совершенно точно только он и мог принести этот сомнительный подарочек к ним в дом.

Возможно, он и впрямь решил, что эта штука будет к месту.

Чем больше Остин Мэтьюз об этом думал, тем более мрачными казались перспективы: он понимал, что не сможет доказать ни совету директоров, ни гипотетическим высшим чинам «БФГ», что Патов неэтичен и требует замены. Импульсивно Остин решил позвонить Моргану Брандту, генеральному директору «Белл Компьютерс» и одному из тех людей, на кого он полагался в самом начале дела, чтобы узнать, были ли у Брандта какие-либо контры с Патовым. Брандт ответил, что лучшего специалиста попросту не видел, но отказался при этом вдаваться в подробности, сославшись на неотложные дела.

Остин и Брандт были ровесниками. Они появились на свет практически под одной звездой и были друг для друга скорее союзниками, чем соперниками, и, насколько ему известно, генеральный директор «Белл» никогда ему не лгал.

Но Мэтьюз теперь ему не поверил и повесил трубку с тревогой в душе.

Глядя на странный снежный шар на своем столе, он увидел миниатюрного мужчину, согнувшегося и пытающегося сделать себе самому минет.

С отвращением он взял поделку и швырнул в корзину для мусора, стоявшую на краю кабинета.

9

Энджи поцеловала на прощание Крейга и Дилана, прежде чем отбыть в отделение неотложной помощи. Все еще завтракая, они помахали ей рукой из-за стола.

Иногда она жаловалась на необходимость выходить на смены в выходные. Она знала, что семье нужен бюджет – особенно сейчас, когда на работе мужа назрели проблемы, – но Дилану шел шестой год, и она чувствовала себя все более виноватой из-за того, что не могла проводить выходные с ним. Все-таки эти дни – семейное время. Дни, когда нужно что-то делать вместе, всем троим. Каждая проходящая суббота заставляла ее понимать: это время утекает безвозвратно. Оно больше не вернется, никогда в жизни.

Сама по себе жизнь – штука быстротечная.

Тем не менее ей нравилась ее работа, и ей было очень приятно осознавать, что она помогает людям. Меняет мир к лучшему, хоть чуть-чуть. Занимается чем-то важным.

На трассе образовалась пробка – ремонт дороги продолжался целую вечность, и ей следовало об этом помнить, – но она все равно явилась раньше всех медсестер. Подъехав к стоянке для сотрудников, расположенной на заднем дворе, она увидела, что перед главным входом уже выстроилась целая очередь из пациентов. Энджи вошла через черный ход, заняла пост, включила свет и компьютер. Следом за ней прибыли доктор Башир и еще две медсестры утренней смены. Нина Тран позвонила и сказала, что не сможет прийти сегодня, – что ж, по крайней мере, она позвонила в этот раз. Энджи вошла в систему, протестировала, работает ли электронная очередь.

Прежде чем они открыли двери для пациентов, через вход для сотрудников вошел еще один мужчина в сопровождении Пэм, менеджера отделения неотложной помощи. Все сразу поняли, кто он, и Энджи переглянулась с другими медсестрами. Это вот и был консультант, решающий их судьбы? Он выглядел так, будто его телепортировали прямо с задней парты близлежащей школы. Наряд, по-видимому, должен был производить щеголеватое, дерзкое впечатление, но на деле казался извлеченным из дурного сна продавца в торговой сети «Хот Топик». Худой и нервный, молодчик предпочитал никому не смотреть в глаза, пялясь прямо перед собой в блокнот, пока Пэм представляла его.

– Девушки, это Дэвид Моррелл. Он из компании «Счастливая Семерка» и нанят для изучения нашей с вами эффективности. Прошу любить и жаловать следующие несколько недель.

Мужичонка робко кивнул в знак согласия.

– Сегодня он просто прощупает наш рабочий пульс, посмотрит за тем, чем мы все тут заняты, выяснит, как у нас налажена работа. Поэтому я хочу, чтобы вы все притворились, будто его здесь нет, и продолжили заниматься своими делами, как обычно. Он не будет вам мешать, и все вы, вероятно, даже не заметите, что он где-то рядом.

Пэм спросила, есть ли какие-нибудь вопросы. У Энджи их не было, но даже будь они тут у кого-то другого, времени на обсуждение не оставалось – они и так открывали прием с задержкой в две минуты, а толпа уже собралась изрядная, судя по виду из затемненного окошка с правой стороны от входной двери. День грозил выдаться напряженным.

Таким он, собственно, и получился.

Консультант начал с того, что встал столбом в углу приемного покоя и наблюдал за процедурой приема. Энджи понятия не имела, что он делал после этого, да и ей было все равно. У нее была своя работа, и пока он держался в стороне и оставался незаметным, она больше о нем не думала.

Все смотровые кабинеты в первую же минуту оккупировали больные, и ситуация не менялась на протяжении всего утра. Энджи достались укус собаки, ушная инфекция, боль в горле, волчанка, аллергическая реакция на пчелиный мед и два случая кишечного гриппа. С трудом удалось улучить среди этого потока минутку и опрокинуть пару стаканчиков кофе в каморке для швабр, бывшей здесь за комнату отдыха.

Шэрон, медсестра, обычно подменявшая ее на посту, высунула голову из-за угла.

– Доктор Башир зовет тебя в шестой кабинет.

Энджи допила до кофейной гущи.

– Бегу-бегу.

У женщины в смотровой палате № 6 геморрой настолько раздулся, что его пришлось проколоть и дренировать. Энджи помогла ей надеть халат и занять правильное положение для осмотра. Женщина была молодой и худой – что было необычно в таком случае, – но ей было очень больно, и когда Энджи увидела размер геморроя, то все вопросы отпали сами собой. Подошел доктор Башир и мигом назначил пункцию. Он приготовил необходимые инструменты и анестетик, пока Энджи укладывала пациентку на бок, лицом к стене.

Дверь ни с того ни с сего открылась – и ввалился консультант с блокнотом и ручкой в руках. Осознав ситуацию, он должен был понять, что его присутствие здесь неуместно, но не предпринял никаких попыток уйти. Неуклюже застыв в центре маленькой комнаты, он как прикованный смотрел на ягодицы женщины. Энджи с ужасом увидела, что ширинка его штанов заметно выпирает наружу.

Доктор ничего не сказал и не предпринял никаких действий, чтобы выгнать мужчину, поэтому Энджи, заслонив ему обзор, взяла огонь на себя.

– Выйдите, пожалуйста, – отчеканила она. – Вы мешаете операции.

– Мне очень жаль, – проблеял консультант, спотыкаясь и пятясь к закрытой двери. – Я вовсе не хотел… – Он покраснел точно рак от смущения и заелозил пальцами по ручке двери, выглядя до того жалко, что Энджи почти сменила гнев на милость. Но тут же она вспомнила, как навязчиво он смотрел на голый зад пациентки. Молниеносно брошенный вниз взгляд подтвердил, что стояк незваного гостя ничуть не ослабел.

Выведя его в коридор, она закрыла и заперла за ним дверь, прежде чем снова помочь врачу с лечением геморроя.

Пэм специально сказала, что они должны игнорировать консультанта и позволить ему наблюдать за их практикой и процедурами, поэтому Энджи почти ожидала, что ее вызовут в кабинет менеджера и отругают, но этого не произошло, и она продолжала работать без перерыва. Наступило небольшое затишье, и вскоре после двух ей разрешили пообедать. Ничего не взяв с собой, она планировала забежать в кафетерий на другой стороне улицы, и когда она увидела Шэрон в комнате отдыха, наливающую чашку кофе, Энджи спросила, не хочет ли та чего-нибудь. Шэрон тоже еще не обедала, но сказала, что обойдется.

– Что не так с этим парнем? – спросила она. – Этот сопляк еще должен указывать нам, как управлять отделением неотложной помощи? Я пугаюсь каждый раз, когда он просто на меня смотрит. Знаешь, он ввалился в смотровой кабинет, когда там была женщина, и сам на нее хорошенько так посмотрел. Верх непрофессионализма. Если никого лучше этого Моррелла не смогли найти…

– Я понимаю, о чем ты, – призналась Энджи. – У нас была женщина с геморроем, и он не просто ее осматривал – он словил стояк.

– Боже мой.

– Да, тот еще тип. – Она посмотрела на часы. – В любом случае мне пора идти. У меня всего полчаса в запасе. Уверена, что тебе ничего не нужно?

– Нет, правда.

– Ладно. – Энджи вышла за дверь, повернулась налево…

И наткнулся на консультанта.

Его лицо пунцовело, и он тут же упер взгляд в пол, пробормотал какие-то извинения и поспешил прочь по большой косой дуге. Он слышал, как они разговаривали! Энджи так и не поняла, умышленно ли он шпионил за ними или случайно подслушал разговор, но в любом случае ему было, очевидно, стыдно – и снова она даже застеснялась, что задела его чувства. Хорошо, что после возвращения с обеда Моррелл больше не попадался ей на глаза.

Дома Крейг и Дилан удивили ее пиццей на ужин. Угощение было скорее для них, чем для нее, но Энджи устала, не была в настроении готовить и уже потому оценила сей жест. Она бы оценила его еще выше, если бы они попытались приготовить что-нибудь сами, но Крейг был не из славной породы «мужей-шефов». Его редкие кулинарные усилия всегда и везде оборачивались безоговорочной гастрономической катастрофой.

Так что пусть будет пицца.

Она говорила о консультанте, пока они ели, но не уточнила детали при Дилане, рассказав Крейгу только о том, что произошло после того, как их сын вышел из комнаты. Он усмехнулся.

– Ну, похоже, нынче в консалтинговые агентства набирают напрямую из психушек.

– Я не беспокоюсь о своей работе или о чем-то таком, – сказала Энджи. – У меня есть стаж, и я – дипломированная медсестра. Но меня тревожит, что часть штата как пить дать попадет под сокращение. Это скажется и на моем графике в том числе. И да, как ни крути, а мне отчего-то жаль этого парня. Он ведет себя так, будто весь пубертатный период жил в подвале у матери – этакий Барни Файф, только без обаяния. Наверное, для него это первый серьезный выход на дело, а тут еще я ему наперчила…

– Дорогуша, так, как он, себя серьезные люди не ведут.

– Это понятно. Но у нас просто такая специфика… то, что видим мы, не каждый день увидишь.

Крейг ухмыльнулся.

– Неужто у нее были настолько отменные булки, что даже геморрой не испортил вид?