Полная версия
Шамиль Урусов
Проводник. Пять стихий
Пульс Тьмы
Последний Дар Короля (Прошлое – Тысячелетия назад)
Ад смотрел в глаза Королю Самеи. Грохот битвы за стенами последнего бастиона сливался в сплошной рев смерти. Воздух дрожал от ударов чужой энергии и собственного хаоса – хаоса, исходящего от камня в руках его сына. Черный алмаз, названный предками «Душой Народа», пульсировал тревожным, почти предсмертным багровым светом. В его глубинах клокотали пять стихий – Вода, Огонь, Воздух, Земля и Разум – господство над миром, заключенное в холодной тверди, лишенное Проводника. Без избранного артефакт был не щитом, а плетью, хлещущей по своим же защитникам.
Самеи, окровавленный, в изодранных доспехах, схватил сына за плечи. Его глаза, лишенные страха, горели ледяной решимостью. «Слушай! Би́тва проиграна! Сивара… их звездные машины… хаос камня… все кончено здесь»! Он перекрикивал грохот обрушения свода.
«Отец! Мы можем…»– начал принц, лицо его было искажено ужасом и тяжестью ноши.
«НЕТ!» – резкость короля была как удар. «Единственный шанс – он» – он ткнул пальцем в алмаз. «Он без избранного, но он должен выжить! Чтобы найти своего Проводника… где угодно… когда угодно!» Король повернулся к могучему гному в боевой броне, чье лицо было гримасой боли за гибнущее королевство. «Роб! Клятва предков! Ты – его щит! Его молот! Веди его! Спрячь камень!»
«Клянусь ваше величество,» – хрипло ответил Роб, сжимая рукоять топора. «До последней капли крови и искры в бороде. Принц, за мной!»
Король Самеи поднял обломок древнего скипетра – последний огрызок королевской магии. Цена была его жизнью. Кровь хлынула из носа и ушей, по полу поползли трещины. Энергия сгустилась в рвущуюся рану реальности– портал, мерцающий хаотичными картинами чужих миров: пустыни, океаны, космос. Опасный. Непредсказуемый. Камень в руке принца взвыл пронзительно, его багровый свет исказил портал, рванулся к родной земле, которую заливала кровь.
«ИДИТЕ!» – прохрипел Самеи, толкая сына и Роба в мерцающий хаос. «Пусть звезды… пусть сам камень… ведет вас! СПРЯЧЬТЕ ЕГО!».
Последнее, что видел принц, – лицо отца, гибнущее королевство и тяжесть алмаза, жгущего ладонь. Роб втянул его в вихрь. Порта́л схлопнулся с оглушительным хлопком. Король Самеи рухнул на камни. Где-то далеко бились двери. На его губах застыла кровавая улыбка. Камень спасен. Надежда жива. Затем – лязг оружия и крики чужаков. Последний король поднял меч. Его история закончилась здесь, он умирал достойно. Их – только начиналась.
Пробуждение Сердца (Наши дни – Катманду)
Прошло несколько тысяч лет. Планета Земля. 2026 год.
Гора проснулась в гневе. Вулкан Катманду, долго дремавший, изверг лаву и пепел, содрогнув континент. Когда дым рассеялся, на склоне зиял огромный разлом. Геологи, исследовавшие последствия, наткнулись на нечто невозможное: гробницу. Не человеческой работы. Древнее пирамид, совершеннее любых технологий. А внутри…
Он лежал на каменном ложе: черный алмаз, манящий и опасный. Исследователи назвали его «Кровавым Оком». Оно пульсировало. Глубоким, тревожным багровым светом изнутри. Как сердце. Сердце, запертое на тысячелетия, наконец почувствовавшее свободу. Сердце, начавшее искать Проводника. Его свечение привлекало не только ученых. Датчики засекли странные сигналы из глубин космоса.
Совет Тьмы (Наши дни – Ватикан)
Апостольский дворец. Сумерки. Кардинал Лоренцо Манфреди, глава дипломатии, отодвинул портьеры. Кровавый закат лег на спутниковые снимки с грифом КАТМАНДУ-ОМЕГА. «Взгляни, Сильвио,» – его голос был тише скрипа пергамента. – «Гора обнажила вход».
Кардинал Сильвио Баттиста, Префект Конгрегации Доктрины Веры, поднес лупу. Его пальцы не дрожали, но в глазах горел холодный ужас познания. «Гробница. Не наша. Не человеческая.»
«Важно, что внутри!» – перебил Манфреди. – «Они называют его 'Кровавым Оком'. Он пульсирует. Как сердце демона.»
Баттиста отшвырнул лупу. «Око? Нет! Cor Tenebrarum' – Сердце Тьмы! Anima Populorum Perditorum' – Душа Погибшего Народа!» Он встал, его тень легла на фреску Страшного Суда. «Оно в Запретных Свитках! Оно ищет Проводника. Того, кто оседлает его стихии: Воду, Огонь, Воздух, Землю… и Разум! Пять бичей!».
«Суеверия?» – Манфреди бледнел.
«Слепец!» – Баттиста ударил кулаком по столу. – «Вулкан проснулся неспроста! Сердце свободно! И оно жаждет руки, держащей бич Господства!» Он схватил распечатку древнего текста. «И не будет ему покоя, доколе не обретет руку…' Господство, Лоренцо! Сдвигающий горы! Жгущий мысли!».
«Откуда оно?» – прошептал Манфреди.
«Из бездны времен. Или… не только Земли,» – Баттиста отвернулся к окну. «В текстах… звездные пришельцы. Охотники за душами миров. Сивара!Созвездие Льва. Они спят. И чуют пробуждение Сердца. Как стервятники – запах падали.»
Манфреди закрыл глаза.
«Война, Лоренцо,» – Баттиста обернулся, лицо – маска аскета. – «Война за душу планеты. Найти Проводника первыми. Контролировать. Или… уничтожить Сердце, даже если оно унесет пол-Азии. Цена не важна. Только результат.»
Красный свет погас. В кабинете воцарилась тьма, нарушаемая лишь мерцанием экрана с изображением зияющего разлома.
Метка Избранного (Наши дни – Москва)
Три недели спустя. Москва. Комната студента. Ночь.
Холодный пот. Сердце – бешеный барабан. Алан, студент 3-го курса МГУ вскочил с койки. Кошмар не отпускал. Леденящий камень гробницы. Багровый взрыв. И ГОЛОС. Не сон. Ясный. Безжизненный. В костях, в корнях мыслей.
«Путь будет указан. Через плоть твою. Через знак избранного.»
– Заткнись! – Алан зашагал, вцепляясь в виски. Дедлайн по Византии/квантам. Вчерашняя пицца. Скрип лифта. Реальность таяла. Голос звучал как закон природы. – Схожу с ума. Психоз. Врач…
Он подошел к зеркалу. Отражение: тени-провалы под глазами, землистая кожа. Но не это… Алан поднял руки.
От запястий до локтей вились узоры. Не тату. Тончайшие, извивающиеся линии, словно выжженные холодным пламенем. Корни? Руны? Чужие созвездия? Темно-бордовые, почти черные, чуть приподнятые. Они пульсировали в такт сердцу. Излучая слабый, зловещий жар.
«Метка дана. Сомнения – предательство духа. В путь, Проводник. Время утекает, как песок в горстях мертвеца.»
Голос гремел, не терпящий возражений.
– В путь? Куда?! – Алан схватился за голову. Узоры заныли. Острая боль – игла, ткнувшая на юго-восток. – Не могу! Не знаю куда! Болен!
Он судорожно тер руки. Кожа покраснела. Линии не поблекли. Они въелись в плоть. В него. В висках ударило – ясная картина: горы в пепле. Зияющий разлом. Багровое сияние из глубин. Катманду. Извержение. Странные находки… Он знал место.
«Сомнение – слабость. Слабость – смерть. Твоя. И всех, кто встанет на пути. Иди. Или будешь сожран изнутри пустотой, что зовешь своим разумом.»
Угроза была абсолютной. Без эмоций. Не безумие. Вторжение. Захват. Тело. Разум. Уже не его. Узоры горели. Боль сверлила виски. Картина разлома не отпускала.
Он посмотрел на отмеченные руки. На убогую комнату. На спящий город за окном.
Выбора не было.
На автомате, Алан оделся: джинсы, куртка, рюкзак. Паспорт. Деньги. Руки под рукавами, но жар узоров пробивался сквозь ткань, напоминая. Мысли о билетах, универе тонули в ровном, неумолимом гуле реактора в его черепе.
Он открыл дверь. Холодный московский воздух хлестнул по лицу. Шаг. Еще шаг. Без оглядки.
Путь начался.
«Быстрее. Они чуют пробуждение. Сивара не дремлют. Твоя кровь – их маяк. Иди на юго-восток. К камню. К твоей судьбе. К началу конца… или началу истинного Господства.»
Алан растворился в утренней толпе на Ломоносовском проспекте, отмеченный, ведомый, несущий в груди Сердце Тьмы и невыносимую тяжесть пути к бездне. Первая глава захлопнулась, оставив в воздухе лишь багровый отсвет и жгучую дрожь узоров на невидимой коже, навсегда изменившей жизнь студента из Москвы.
-–
Место: Тот же мрачный кабинет в Ватикане. На столе – новые спутниковые снимки гробницы в Катманду, отчеты с пометкой «ПРОВАЛ» и видео с камер наблюдения. Экраны показывают хаос вокруг разлома.
Кардинал Лоренцо Манфреди: Раздражен, подавлен, прагматичен до цинизма.
Кардинал Сильвио Баттиста: Спокоен, как ледник. В его глазах – холодная уверность фанатика.
Манфреди: (Швыряет папку на стол, документы рассыпаются) Бессмысленно! Абсолютно бессмысленно! Вчера – лучшая группа «Крестоносцев». Опыт Афганистана, Ирака, тренировки против… против неестественного. Он указывает на экран, где видно заваленный камнями вход в гробницу и тела в черной форме) Результат? Шесть человек – мертвы или безумны. Трое кричат о жгущих глазах и голосах в костях. Камень даже не тронут!
Баттиста: (Не глядя на документы, изучает увеличенный снимок самого камня. Багровое свечение на фото кажется зловеще ярким) Я предупреждал, Лоренцо. «Cor Tenebrarum» не артефакт. Он – сущность. Его нельзя взять силой. Как нельзя взять силой бурю или землетрясение. Он защищается. Стихиями. И… чем-то иным. (Он касается пальцем снимка, где воздух над гробницей искажен, как над раскаленным асфальтом) Разумом. Он выжигает волю.
Манфреди: (Саркастично) Замечательно! Значит, мы просто наблюдаем? Пока это… это Сердце Тьмы решает, кому вручить бич Господства?
Баттиста: Его глаза встречают взгляд Манфреди. В них – не страх, а железная решимость хищника. Именно. Они ждут Проводника. Значит, нам тоже нужно его ждать. Но не как пассивные наблюдатели.
Манфреди: (Насторожившись) Ждать? И что? Упасть на колени перед избранным камнем? Признать его Мессией Тьмы?
Баттиста: (Тон не меняется, но в нем появляется сталь) Нет. Мы устроим засаду. Камень выберет своего носителя. Проводник придет к нему. Это неизбежно. Как прилив. Он почувствует зов. Он пройдет сквозь любые преграды. (Он стучит костяшками пальцев по столу, ритмично, как отсчет времени) И когда он придет… когда он откроется камню, когда будет наиболее уязвим в моменте их… соединения… вот тогда мы нанесем удар.
Манфреди:(Понимание, смешанное с ужасом, медленно проступает на его лице) Убить его. Убить Проводника. Пока камень не передал ему всю силу. Пока он не стал неудержим.
Баттиста: «Mors ante servitium Tenebrarum». Смерть прежде служения Тьме. Это не убийство, Лоренцо. Это высшее милосердие. И единственный практический шанс. Уничтожить сосуд, пока скверна не перетекла в него полностью. Камень, лишенный Проводника, возможно, снова погрузится в сон. Или станет уязвим для иных методов… уничтожения.
Манфреди: (Молча смотрит на экраны: хаос в Катманду, тревожные метки Сивара на орбите, застывший багровый свет камня. Он видит логику. Безжалостную, но логику. Его голос хриплый) А если камень выберет… ребенка? Невинного? Человека, не понимающего, что с ним происходит?
Баттиста: Невинных в этой игре нет, Лоренцо. Тот, кого выберет Сердце Тьмы, уже обречен. Наша задача – сделать его смерть осмысленной. Спасти миллионы ценой одной души. Разве не этому учит нас история Церкви? Жертвоприношение Авраама… только ягненком станет тот, кого избрало Зло. (Он поднимается) Отдайте приказ отряду «Крестоносцы». Передислокация в Непал. Полная маскировка. Абсолютная готовность. Они должны быть невидимыми тенями вокруг гробницы. И ждать. Ждать Знака Избранного.
Манфреди: все еще смотрит на багровое свечение на экране. Затем медленно берет красный телефон на столе – прямую линию к командиру спецотряда. Знак Избранного? Как мы его узнаем?
Баттиста: Узнаем. Камень… или сама Тьма… подаст сигнал. Аномалии усилятся. Сивара активизируются. Или… (он оборачивается, его глаза блестят в полумраке) …у нашего агента «Соловей» в Катманду есть приборы, фиксирующие пси-всплески. Когда Проводник придет и коснется камня… это будет как ядерный взрыв для чувствительного оборудования. Вот тогда… – его рука сжимается в кулак, жест окончательный и беспощадный, – бейте на поражение. Никаких сомнений. Никакой пощады. Уничтожить любой ценой.
Кардинал Баттиста выходит, оставляя Манфреди одного в кабинете. Кардинал-Секретарь все еще держит красную трубку. На экране перед ним пульсирует «Сердце Тьмы». Он закрывает глаза на мгновение, затем нажимает кнопку связи. Его голос, когда он говорит, лишен всяких эмоций, кроме холодного приказа:
– Это Манфреди. Операция «Падший Ангел» утверждена. Цель – «Сосуд». Критерий активации – «Сигнал Омега» Метод – «Очищение Огнем». Повторяю: «Очищение Огнем» Никаких свидетелей. Никаких следов. Бог простит нас… или нет.
Он кладет трубку. В кабинете тишину нарушает только едва слышный гул серверов и зловещее, немое мерцание экрана.
Знак Пути
Москва. Утро после Кошмара.
Холодный пот. Сердце – бешеный барабан. Алан вскочил с койки, вырвавшись из тисков кошмара. Но кошмар не отпускал. Он висел в воздухе, как гарь. Леденящий камень гробницы. Багровый взрыв. И ГОЛОС.Не сонный бред. Ясный. Безжизненный. Звучащий в самих костях, в корнях мыслей.
Путь будет указан. Через плоть твою. Через знак избранного.
– Заткнись! – Алан зашагал по крошечной комнатке, вцепляясь пальцами в виски. Дедлайн по квантам. Вчерашняя пицца. Скрип лифта. Якоря реальности скользили, не держали. Голос звучал как аксиома. – Схожу с ума. Психоз. Врач…
Он подошел к зеркалу над раковиной. Отражение заставило сглотнуть ком. Тени под глазами – фиолетовые провалы. Кожа – землисто-серая. Но не это… Алан поднял руки.
От запястий до локтей вились узоры. Не тату. Тончайшие, извивающиеся линии, словно выжженные холодным пламенем. Корни? Руны? Чужие созвездия? Темно-бордовые, почти черные, чуть приподнятые. Они пульсировали в такт сердцу. Излучая слабый, зловещий жар.
«Метка дана. Сомнения – предательство духа. В путь, Проводник. Время утекает, как песок в горстях мертвеца.»
Голос гремел, не терпящим возражений. Рок.
– В путь? Куда?! – Алан схватился за голову. Узоры заныли. Острая боль – игла, ткнувшая на юго-восток. – Не могу! Не знаю куда! Болен!
Он судорожно тер руки. Кожа покраснела. Линии не поблекли. Они въелись в плоть. В него. В висках ударило – ясная картина: горы в пепле. Зияющий разлом. Багровое сияние из глубин. Катманду. Извержение. Странные находки… Он знал место.
«Сомнение – слабость. Слабость – смерть. Твоя. И всех, кто встанет на пути. Иди. Или будешь сожран изнутри пустотой, что зовешь своим разумом.»
Угроза была абсолютной. Без эмоций. Не безумие. Вторжение. Захват. Тело. Разум. Уже не его. Узоры горели. Боль сверлила виски. Картина разлома не отпускала.
Он посмотрел на отмеченные руки. На убогую комнату. На спящий город за окном.
Выбора не было.
Как автомат, Алан оделся: джинсы, куртка, рюкзак. Паспорт. Деньги. Руки под рукавами, но жар узоров пробивался сквозь ткань, напоминая. Мысли о билетах, универе тонули в ровном, неумолимом гуле реактора в его черепе.
Он открыл дверь. Холодный московский воздух хлестнул по лицу. Шаг. Еще шаг. Без оглядки.
Путь начался.
«Быстрее. Они чуют пробуждение. Сивара не дремлют. Твоя кровь – их маяк. Иди на юго-восток. К камню. К твоей судьбе. К началу конца… или началу истинного Господства.»
Алан растворился в утренней толпе на Ломоносовском проспекте, отмеченный, ведомый.
Аэропорт Трибхуван. Катманду. Полдень.
Ступени трапа жгли подошвы. Катманду ударил в лицо стеной влажного, пыльного воздуха. Алан замер, подавленный шумом, пестротой, чужбиной. Но внутри… царила леденящая ясность.
Голос камня стих. В сознании вспыхнула карта – линия, как раскаленная проволока, тянулась из точки «Я» через хаос аэропорта, прямо к Разлому. Маршрут был выжжен в нейронах головного мозга.
«Добро пожаловать домой, Проводник,»– прошелестел Голос. «Путь открыт. Иди.»
Алан потер руки под перчатками. Узоры пульсировали нетерпением. Он сделал шаг.
И вдруг – тень. Чувство пристального, нечеловеческого взгляда. Тот самый леденящий холод. Сивара-тень. Здесь. Алан резко обернулся – никого подозрительного, но ощущение слежки не исчезало.
Сдавленный стон вырвался у него. Он поднял взгляд к небу, ища глоток чистого воздуха.
И замер.
Над аэропортом, в ослепительно-синей вышине плыли облака, сложившиеся в знак. Четкий, ясный, невозможный. Переплетение острых углов и спиралей, похожее на языки пламени. Алан понял его.
«Файр'акан» – пронеслось в мыслях. Руна Огня.
«Твой первый язык, Проводник,» – прошипел Голос. «Руна Огня приветствует тебя на Пороге. Но помни: она – Ключ. Только знающий Руну Огня – истинный язык ее пламени – сможет снискать право подойти. Сможет быть… принят Сердцем.
Жар в руках усилился. Горы на горизонте манили. Холодный взгляд Сивара давил на спину. А в небе пылало предзнаменование его пробуждающейся мощи. Он сделал шаг вперед.
Автобус. Дорога из аэропорта.
Автобус рычал, подпрыгивая на колдобинах. Алан вжался в сиденье. Маршрут в голове пульсировал. Но сквозь него пробивалось ощущение – пристальные взгляды. Целенаправленные. Изучающие. Сердце забилось. «Сивара? Уже здесь?».
Он медленно повернул голову. И увидел их.
Первый: Мужчина с горделивой осанкой короля, сидевший на потрепанном сиденье, как на троне. Глаза странного, неземного сине-зеленого оттенка. Глубокие, старые. Он смотрел прямо на Алана.
Второй: Карлик? Нет. Гном. Едва достающий ногами до пола, но с плечами, упавшими мощными скатами. Густая борода, острый, как кремень, взгляд из-под мохнатых бровей. Он тоже смотрел на Алана, словно прицеливаясь.
«Враги?» – панически подумал Алан. Узоры вспыхнули жгучей волной.
Но Голос камня не закричал тревогу. Он зазвучал торжественно:
«Спутники… Смотри, Проводник. Принц Воло. Сын Самеи. Роб Скальный Кулак. Страж Глубин. Тот, кто воздвиг укрытие. Камень… определил их. Они – его длань и щит. Твои длань и щит.»
Воло, казалось, услышал. Его глаза вспыхнули багровым светом. Он негромко произнес что-то на странном языке. Роб хрипло хмыкнул, пробормотав: «Тысячи зим… и вот он. Щуплый птенчик. Но Метка… на нем горит.»
Обочина. Тень скалы.
Автобус кряхтел, замирая на пыльной обочине. «Поломка!» – крикнул шофер. Алан выскочил, жадно глотая воздух. Горы были ближе. Маршрут горел. Мысли путались. Принц? Гном? Друзья?..
– Тощий! – хриплый голос Роба за спиной. – С тобой можно познакомиться поближе?
Алан обернулся. Они стояли перед ним – древний принц и гном-воин.
Роб ткнул пальцем в грудь Алана.
– Роб я. Скальный Кулак. А это Воло. Сын Самеи. И вот скажи, щуплый птенчик, какой худой может быть Тем Самым? Он?Камень с ума сошел?
– Роб,– голос Воло прозвучал как удар колокола. – Я чувствую узоры. На его руках. Горит. Метка Сердца. Истинная.
Роб хмыкнул, скепсис сменив на пристальный взгляд. Воло подошел вплотную. Алан почувствовал волну древней силы.Принц снял перчатку, протянул руку в жесте открытой ладони и доверия.
– Проводник,– сказал Воло, усталость и надежда в голосе. – Ты. Тебя выбрал Камень.Дай мне почувствовать Пламя Ключа.
Алан, дрожа, снял перчатку. Пульсирующие темно-бордовые узоры обнажились. Воло положил ладонь поверх них.
Искра! Крошечная, багровая, реальная, прыгнула с кожи Алана на ладонь Воло. Жар вырвался импульсом. Лицо принца озарилось блаженным облегчением и счастьем.
– Да! Ключ! Огонь! Настоящий! – Он сжал руку Алана. – Тысячи зим мы ждали. Камень не обманул. Сейчас я расскажу тебе все. О Судном Бое. О ловушках. О Сивара. Иди с нами.
Под скалой.
Тень была прохладной. Роб прислонился к камню, проверяя топор. Воло стоял перед Аланом, его глаза отражали бездны космоса.
– Цивилизация Сивара,– начал Воло, голос – погребальный звон, – жнецы душ. Пожиратели цивилизаций. Их инструменты… Камни. Красный Камень Ярости.Выжигает волю. Синий Камень Безмолвия. Гасит звезды. Но им нужен Третий. Черный Камень. Тура'кея. Сердце Первотворения. Сила созидания и контроля над самой тканью бытия.
Он махнул рукой к горам.
– Земля? Для Сивара – пылинка. Они пришли за Тура'кеей. И за тем, кто сможет его оживить. Им нужен Проводник, Алан. Симбионт. Чтобы ты стал их орудием. Чтобы сковать вселенную.
Тишина. Алан смотрел на свои руки. «Тура'кея». «Первые Властители». «Ключ ко всему».
Слова кружились бешено.
– Я… – голос сорвался. – Я простой парень из Москвы! Учусь на историка. Люблю футбол… пиццу… я обычный землянин! Почему я?! Я сойду с ума!
Громкий, раскатистый хохот Роба разорвал тишину. Он ткнул Алана в бок.
– «Сойду с ума»! Обычный землянин»! Ага! Обычные не носят огненные руны Первотворения! Не искрят принцам!
Роб вытащил огромный, жирный бутерброд, еще сунул Алану в руки.
– Не бойся, тощий! Жри. От стресса мозги сохнут. А насчет «почему ты»… Камень выбрал. Он чует… потенциал. Искру в пепле. – Его каменные глаза смягчились. – Первый Проводник Кельдара был… пастухом. Щуплым, как ты. Потому что ты можешь не сломаться. Вот почему.
Алан тупо смотрел на бутерброд, потом на Роба, на Воло. Принц молча кивнул. Алан откусил. Вкус был острым, сытным. Простое действие – есть бутерброд под гималайской скалой, слушая о конце вселенной – стало якорем. Безумие не ушло. Но появилась точка опоры. В грубой заботе Роба. В уверенности Воло.
– «Потому что ты можешь не сломаться», – прошептал Алан. Узоры пульсировали чуть спокойнее.
Зал Вечной Геометрии. Планета Сивара. (Параллельно)
Кристаллические структуры резко сжались Синий и красный свет под плитой из черного нейтрониума вспыхнули яростно. Воздух завыл.
РАХМАР (Гул, ломающий пространство):
ПРОВОДНИК! ГДЕ ПРОВОДНИК?! ПОЧЕМУ ОН НЕ В НАШИХ РУКАХ?! ОТВЕЧАЙ, СИРИУС!
СИРИУС (Импульсы холодного лазера):
КАЛЬКУЛЯЦИИ ИДУТ ПО ПЛАНУ. СЛЕД ОБНАРУЖЕН. ОН ДВИЖЕТСЯ К ГРОБНИЦЕ. МОЙ УЧЕНИК БОНГО УЖЕ НА ЗЕМЛЕ. РАЗУМ – МАТРИЦА СИРИУС-9. ТЕЛО – БИОМАССА С НАНОТРОНАМИ КРАСНОГО КАМНЯ. ОН ВЕДЕТ ОХОТУ. ПОРТАЛЫ ОТКРЫТЫ. КАК ТОЛЬКО БОНГО ЗАХВАТИТ ПРОВОДНИКА – МГНОВЕННЫЙ ПЕРЕНОС. ТУРА'КЕЯ И ОРГАНИКА БУДУТ ЗДЕСЬ. ДЛЯ ФИНАЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ.
РАХМАР:
СКОРО?! Я ВИЖУ, КАК ОНА ПРИБЛИЖАЕТСЯ! ЕСЛИ ОНА АКТИВИРУЕТ КАМЕНЬ…
СИРИУС:
ВЕРОЯТНОСТЬ УСПЕХА БЕЗ НАС: 0.00073%. ОНА СЛОМАЕТСЯ. БОНГО БУДЕТ ТАМ РАНЬШЕ. ЭФФЕКТИВНОСТЬ 99.998%. ЗЕМЛЯ СТАНЕТ ТОПЛИВОМ. ОЖИДАЙТЕ ОТЧЕТ В 37 ЦИКЛОВ «ЧАС».
РАХМАР (Гул, полный угрозы):
37 ЦИКЛОВ. ИНАЧЕ – ГЕОМЕТРИЯ ЗАБВЕНИЯ ДЛЯ ОШИБШИХСЯ.
Сириус сжался в точку, взорвавшись каскадом вычислений. Он На голографической карте Земли ядовито-красная метка Бонго рванулась к багровой точке Алана. Отсчет начался.
Вечер. Окраина Катманду.
Автобус выдохнул Алана, Воло и Роба на пыльную улицу. Воздух гудел от мотоциклов, криков, запаха специй и… чего-то еще. Густого, тяжелого. Как перед грозой. Горы, увенчанные снегами, нависали над городом. Туда вел внутренний компас Алана. Туда же указывал молчаливый взгляд Воло и настороженный поворот головы Роба.
– Там,– тихо сказал принц, кивнув на хаотичные постройки, карабкающиеся вверх по склону. Над одним районом, в стороне от центра, висел легкий, персиковый туман, странно контрастирующий с чистым небом. Оттуда же, едва уловимо, исходила вибрация– низкая, на грани слуха, заставлявшая зубы ныть. Разлом. Гробница.
– Чую их ловушки, – хрипло пробурчал Роб, сжимая рукоять топора, спрятанного под плащом. – Старые, добрые… но кто-то копался. Новое… мерзкое. – Он метнул взгляд в сторону, где тени сгущались раньше времени.
Алан почувствовал, как узоры на его руках заныли предупреждением
Голос камня прорывался сквозь гул города:
«Порог близок, Проводник. Время Судного Боя настало. Неси Ключ. Неси Огонь. Докажи свое право.»
Он посмотрел на Воло – спокойного, как гора. На Роба – готового разбить что угодно. На свои руки, скрытые тканью, где жила сила Файр'акана. И на персиковый туман над Разломом, за которым ждало Сердце Тьмы, засада Ватикана, и ядовито-красная тень Бонго, отсчитывающая часы.
Он сделал шаг вперед. Первый шаг к Порогу. К Огню. К концу… или началу всего.
Тот же мрачный кабинет в Ватикане. Поздний вечер. Единственный свет – мерцающие экраны с изображением гробницы в Катманду. Кардинал Сильвио Баттиста сидит в кресле, лицо скрыто в тени. На столе перед ним лежит древний свиток с изображением трех камней: Черного, Красного и Синего, окруженных сложной космической символикой.
