Под ручку с фортуной. Повести

Под ручку с фортуной

Повести

Владимир Алексеевич Козлов

© Владимир Алексеевич Козлов, 2025

ISBN 978-5-0067-6414-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОД РУЧКУ С ФОРТУНОЙ

ГЛАВА 1

В конце 1991 года Михаил Струнин, известный как Струна или Мишель, задержался в профессионально-техническом училище, где уже пятый год работал преподавателем физкультуры и тренером. Он вернулся из Афганистана, где провел почти год. В тот зимний день улицы были темными, и единственным источником света служил белый снег, покрывавший дороги. Михаил шёл по пустынной набережной, время от времени поглядывая на хмурую и бурлящую Волгу, ещё не скованную льдом. Отойдя от Речного вокзала, он наткнулся на компанию из трёх мужчин, громко разговаривающих с привлекательной дамой в капюшоне. Её возраст было сложно определить, но её приятные черты лица не могли не привлечь внимания. Мужчины вели себя нагло, словно требуя от неё чего-то. Один из них, в спортивной шапке и высоких полусапожках, пытался завладеть её сумочкой, которую она крепко держала у груди. – Дай я загляну в твой ридикюль, – настаивал он. – Лишнего нам не надо, возьмём только то, что полагается, и ты с облегчением потопаешь домой. Или ты хочешь, чтобы мы сняли с тебя все цацки? Увидев Михаила, один из грабителей помахал ему ладошкой, намекая уйти. Миша бросил на женщину вопросительный взгляд и сказал: – Если вам нужна моя помощь, просто закройте глаза, и через десять секунд вы будете в безопасности. – Ты, браток, угости нас куревом и иди своей дорогой, – зашипел на него один из грабителей, опираясь на эбонитовую трость. – А то и тебя на штраф посадим.

Михаил ответил: – Не курю и другим не советую.

Всё произошло мгновенно: как только женщина закрыла глаза, он перехватил руку с ножом. Раздался оглушительный крик, и к месту происшествия сбежались зеваки. Один из грабителей был обезврежен, но его приятели напали на Михаила с кулаками. Он технично давал им отпор, но увлёкшись боем, не заметил, как исчезла женщина и подъехал автомобиль ППС. Из него вышли три милиционера и начали его избивать дубинками. Михаила охватила ярость, и, не контролируя себя, он бросил одного из милиционеров под крутояр, откуда тот скатился к реке. Мучительный стон охранника правопорядка охладил его, и Михаилу пришлось пройти с ними в машину.

ГЛАВА 2

Ночь он провёл в затхлой камере предварительного заключения, а наутро, словно выжатый лимон, предстал перед дознавателем Чадовым. Тот, распахнув девственно чистую папку, обдал его ледяным взглядом и отчеканил:

– Мне думается, вы не из тех, кто рубит сплеча. Поэтому буду с вами откровенен, как с покойником. Вы влипли, голубчик, по самые гланды. Наш старший лейтенант Валетов, коему вы, не будем кривить душой, знатно подправили здоровье, – племянник самого Рудакова, птицы высокого полёта. Да и папаша у него, до выхода на пенсию, был огнеборцем с именем. Выкарабкаться будет ох как непросто. Предлагаю сделку: выкладываете мне всю правду о вчерашней потасовке, и, возможно, я смогу вам подстелить соломки. Сопротивление властям – статья тяжёлая, как чугунная плита, и смягчающих обстоятельств в ней, как правило, не водится. Так что давайте всё обсудим детально, по косточкам разберём.

Миша, с грустной надеждой в глазах вглядываясь в лицо дознавателя, начал свой рассказ:

– Я возвращался с работы, как вдруг увидел – группа отморозков окружила женщину, пытались вырвать сумочку. Не могу я спокойно смотреть, как обижают слабых, вот и вмешался.

– Кажется, вы в недавнем прошлом были чемпионом области? – вкрадчиво поинтересовался дознаватель.

– Да, самбо занимался серьёзно, – ответил задержанный. – Сейчас физкультуру преподаю в ПТУ. И вот что хочу заметить: ваши доблестные милиционеры провели задержание из рук вон плохо. Увидели, как я пытаюсь остановить грабителей, и давай меня дубинками охаживать. А где, спрашивается, грабители? Где свидетели? Я точно знаю, что они были!

– К сожалению, немного их, – с тяжёлым вздохом признал майор. – Придётся мне прошерстить набережную, поискать очевидцев среди местных жителей. И вам стоит приложить все усилия, чтобы я их нашёл. Иначе будущее у вас будет мрачнее ночи. А пока оставайтесь здесь и не пугайтесь, если прокурор даст санкцию на ваш арест. Это формальность, но всё может измениться в любой момент.

…Три дня провёл он в душном отсеке КПЗ, но спасителя так и не дождался. Через неделю его дело передали другому следователю, Солодову, глухому к мольбам обвиняемого, зато усердно строчившему протокол, словно роман, переписывая его по нескольку раз. За это время великая страна рассыпалась на осколки, и под самый Новый год его перевезли в тюрьму, в огромную камеру, где подследственные спали по очереди, как в переполненном ночлежке. Свидетелей его «преступления» так и не нашли. Судья, словно марионетка, плясал под дудку наспех состряпанного следствия, искажённых фактов, начисто игнорируя, что перед ним – ветеран Афганистана, мастер спорта СССР. Все его оправдания тонули в глухой стене равнодушия.

Судебный процесс был скорым и кривым, как турецкая сабля. Проходил без потерпевшего. Правда, признали, что травма нанесена в состоянии аффекта. В итоге Михаилу влепили реальный, но, к счастью, небольшой срок – всего два года усиленного режима.

В начале июня его с двумя десятками зеков привезли в лесной лагерь и выстроили перед комиссией. Главный начальник, полковник Царёв, в роговых очках, с причмокиванием изучал бумаги прибывшего.

– Ну хорош, нечего сказать! – торжественно объявил он собравшимся. – Спортсмен, командир, преподаватель, да ещё и воевал в мусульманской стране. Такой кадр нам подойдёт на должность заведующего клубом. Николин у нас позавчера по УДО отбыл, вакансия имеется. Вот этот бравый молодец его и заменит. Для справки могу добавить, что в СИЗО, в камере с сорока восемью подследственными, он за неделю показал себя толковым сидельцем, с внутренним стержнем, и условно стал правильным паханом. – Он перевёл взгляд на Михаила и спросил: – Согласны? – требовательно буравил он глазами зека с мужественным лицом.

– Слишком подозрительно принимать от вас такой щедрый подарок, – не раздумывая отрезал тот. – Первый раз вижу вас и сразу – королевская милость. Уж лучше я лес валить пойду, так безопаснее будет.

– Думаете, мы о вас ничего не знаем? Ошибаетесь, – хитро прищурился подполковник. – Вы не в детский сад попали, а в исправительное учреждение, куда за вами приехала вся ваша биография. Ознакомились, нет ни одной отрицательной характеристики, что делает вам честь. Не понимаю, зачем вам лесоповал? Здоровье подорвать хотите? Или к воровским понятиям прикоснуться? Не советую, ничего хорошего вам эта публика не принесёт.

– От вашей благосклонности я попаду в опалу к тем, с кем буду хлебать одну баланду, – старался он как можно быстрее отбиться от заманчивого предложения. – И сами посудите, что они обо мне подумают, когда я завтра заступлю на творческую ниву?

– Где вы этой вредной идеологии нахватались? – продолжал наседать Хозяин зоны. – Не в следственном ли изоляторе? А мы хотим уберечь ваш организм от простудных и других неприятных заболеваний. Вы же интеллигентный человек, к тому же лейтенант запаса. К нашему производственному режиму вам будет сложно приспособиться.

– Если законники рассуждают так же, как и я, то они разумные люди, – резюмировал Струнин. – Хотя я ни разу с ними не общался, но наслышан о них много хорошего.

Тут из-за стола вскочил белобрысый капитан и, изобразив на лице звериную гримасу, процедил сквозь зубы:

– У нас воров нет и не будет! Зарубите себе это на носу!

– Мне это известно, – согласился Мишель.

– Тогда вам следует вступить в актив и принять участие в борьбе с беспорядками на нашей территории, – предложил его оппонент, хотя и знал, что его совет останется без ответа.

Вновь прибывший зэк смело посмотрел в глаза офицеру и без тени колебания в голосе заявил:

– О вашем контингенте ходят хорошие слухи по всему следственному изолятору, поэтому я не буду долго ломать голову и присоединюсь к большинству. Ведь оно всегда сильнее и дружнее любой кучки.

После такого ответа офицер, оказавшийся кумом зоны, обратился к председательствующему:

– Если он так рвётся на делянку, уважьте его просьбу. А мы понаблюдаем, как он будет себя вести через месяц.

– Не буду, – гордо вскинул подбородок Струна. – На всякий случай я профессиональный спортсмен по единоборствам, и надеюсь, что ваша тайга не сожрёт меня за полтора года.

После этой фильтрации его отправили в пятый отряд, на производство фанерного кряжа.

ГЛАВА 3

Майор, начальник пятого отряда, забрал его и ещё двоих мужиков с вахты и повёл в барак. Михаил, словно зачарованный, не видел ничего вокруг – ни унылой серости плаца, ни покосившихся заборов. Взгляд его приковался к грубым кирзачам, выданным вчера после бани. Никогда прежде не носил он такой обуви. Даже в армии, где после военной кафедры отслужил всего год, яловые сапоги надевал с неохотой, пока не разжился щегольскими туфлями за двенадцать рублей. Сейчас же в голове билась лишь одна мысль: избавиться бы от этих колодок, обернуть бы ноги тряпками, лишь бы не чувствовать эту чудовищную тяжесть.

Перед входом в бревенчатое здание майор остановился, обвёл взглядом новоприбывших и, словно хозяин над стадом, изрёк:

– Отныне вы мои питомцы. Это моя ферма, – кивнул он на покосившееся строение. – Фамилия моя – Злобин. Обращаться строго по уставу. Сейчас проведу ознакомительную беседу с каждым и распределю по бригадам. У меня их четыре, итого сто голов скота. Первым пойдёшь ты, – ткнул он пальцем в несостоявшегося культработника.

В кабинете Злобин, повесив фуражку на оленьи рога, водруженные над столом, уселся напротив Струнина и, вперив в него испытующий взгляд, заговорил вальяжно:

– Ты что, при всей администрации дурака валял? Не понимал, что Хозяин решил облагодетельствовать тебя, обезопасить твой срок? Он дело твоё изучил, понял, что ты здесь пассажир случайный. Надо было апелляцию писать, на пересуд подавать, да адвокат твой проворонил. Где ты его откопал-то?

– Мне его дали, – ответил Струнин. – Только после суда он как воды в рот набрал. Шепнул лишь: «Судья из стана вражеского, нам его с тобой не одолеть, денежки маловаты».

– Балбес он и вымогатель, а ты в юриспруденции, видать, ни бум-бум, – усмехнулся Злобин. – Неужели в СИЗО не нашлось сидельцев толковых, кто бы подсказал, как развалить это шитое белыми нитками дело? Я твою историю вдоль и поперёк изучил. Жаль тебя, по-человечески жаль.

– Наверное, вы правы, – грустно пробормотал Струнин. – Но у нас там такая мясорубка была, не до откровений. Не хотелось хвастуном прослыть. Хотя, признаться, уважение за свой «подвиг» я снискал небывалое. Всё-таки ключицу представителю власти сломал технично. Да вы мне сейчас прямо глаза открыли.

– Голову сильно не ломай. Жалобу через спецчасть в прокуратуру напиши, требуй, чтобы ту женщину разыскали, за которую ты заступился. Ничего невозможного нет, подключи друзей, знакомых, авось они сработают лучше этих правоохранителей. Царёв наш всё-таки старался тебя от всякой мрази уберечь, верит в тебя. Осмотришься здесь, узнаешь нравы местные, выберешь путь к условно-досрочному. Но главное – пересмотр дела. Дерзай! А сейчас – марш в девятнадцатую секцию. Дежурный тебе койку с тумбочкой выделит. Вечером, после отбоя, с бригадой и бригадиром познакомишься. Может, родственные души найдёшь. Да, вот ещё что, – остановил он спортсмена. – Если со здоровьем проблемы – поликлиника у нас есть, и больничка стационарная, на все окрестные зоны. Не забывай об этом. Работа у тебя будет активная, но не пыльная. А на фанерный кряж, где у меня две бригады вкалывают, тебе соваться нечего.

…Дневальный, он же шнырь по-местному, смахивал на мультяшного Карлсона. Он указал на место у окна, привилегированное по здешним меркам, и прогнусавил:

– Располагайся. Что неясно будет – спрашивай, а я пока санитарией на прилегающей территории займусь.

– Может, познакомимся для начала? Меня Мишель зовут, – представился Струнин.

– А я Лёха Слива, – протянул ему руку мужичок. – Ты всего сутки на карантине проторчал, а тебе уже царские хоромы предоставили. Видать, птица ты не простая, раз сам Фермер о тебе так печётся.

– Как я понимаю, это кличка вашего комбата?

– В точку.

– Так вот, Лёха, клянусь, я такой же сиделец, как и все здесь.

– Странно. Чтобы такую колыбель получить, надо быть блатным на воле, шишкой какой-нибудь.

– Я простой человек, и в моём окружении сроду не было ни ментов, ни чинуш из подобных заведений. Я всего лишь борец, известный, правда, не только в регионе, но и по стране.

– А-а, вот оно что, – с облегчением выдохнул Алексей. – А я уж думал, серый кардинал из УФСИН к нам инкогнито заехал. Был тут у нас один такой, да его братки быстро раскололи. Собрались ему прописку устроить, а он как угорь выскользнул. Через день явился в форме капитана, да с охраной. До сих пор по казематам шастает с церберами, но больше в оперчасти околачивается. Питоном его у нас кличут.

Миша легонько постучал ладонью по верхней койке и с любопытством взглянул на словоохотливого соседа.

– А кто там наверху спит? Храпун или страдалец с мочевым пузырём?

Сосед дёрнул занавеску и с лёгкой улыбкой ответил:

– Нет, он тебе не помешает. Тихоня и человек порядочный, по нашим меркам. Новичок, месяц назад приехал. За попрошайничество осудили. С виду – сущий миротворец, интеллигент. Рост – как у баскетболиста, и трость, без которой он даже в туалет не ходит. Инвалид, на промзоне не работает, куда пошлют – туда и идёт. Оформитель, рисует – как Репин. Диву даёшься, зачем ему с таким талантом в криминал подался? Продавал бы картины и жил припеваючи. Видно, острых ощущений захотелось. Стропой его здесь зовут. Не будет он тебе докучать – молчаливый и вежливый. Но авторитет в секции умудрился установить неимоверный. При нём даже матом не ругаются. В общем, уважаемый человек. В столовой через пару часов познакомишься.

Затем он щёлкнул по прикроватной бирке и прочитал: «Буслаев Всеволод».

– Меня это не пугает. Я пять месяцев в изоляторе с разными отбросами провёл, ко всему привык, – изрёк Струнин. – Как говорили в нашем зверинце: «Покой нам только снится».

Лёха приподнял объёмистый рюкзак новичка и заметил:

– Это не про нас. Благодаря твоему соседу климат у нас изменился в лучшую сторону. Тихо здесь, как в читальном зале. Поживёшь – увидишь. Так что располагайся, приляг, если хочешь. Никто тебе не помешает. К обеду разбужу.

– Хорошо, – скупо ответил спортсмен, стаскивая с себя непомерные кирзачи. Достав из рюкзака тапочки, он тут же подумал: «Почему инвалида наверх засунули? Неужели нельзя было вниз положить? Надо будет поменяться с ним, заодно и познакомиться».

ГЛАВА 4

Он отмахнулся от настойчивого предложения местного старожила занять свежевыстиранную койку и принялся за обустройство своего угла. Вещи обрели своё место в прикроватной тумбочке, а видавшие виды сапоги, словно проштрафившиеся солдаты, были сосланы за неё. Удовлетворённый наведённым порядком, он вышел на улицу – поймать ускользающие лучи солнца.

Двор, даже без бинокля, казался вымершим. Большинство обитателей этого скорбного места были поглощены утробой промзоны. Он выбрал скамью с обманчиво пологой спинкой, примостившуюся у подножия турника, и, удобно устроившись, прикрыл глаза. Мысли, словно стая встревоженных птиц, взмыли ввысь, рисуя картины его будущей жизни в этом неприветливом краю.

Первое впечатление о следственном изоляторе, мрачном преддверии ада, не вызывало отторжения. Он сравнивал его с крематорием, где сгорают последние надежды.

– В целом, как в армии, – пронеслось в голове, – лишь бы нравы местные не оказались слишком лютыми.

В этих раздумьях он незаметно провалился в сон, прерванный до боли знакомым голосом, въевшимся в память, словно запись на старой магнитной ленте:

– Земляк, что, прямо подо мной решил прикорнуть?

Мишель распахнул глаза, и в тот же миг его сознание пронзила вспышка воспоминаний – тот роковой день, что привёл его за колючую проволоку. Перед ним, опираясь на трость, стоял мужчина – несомненно, тот самый, которому довелось познакомиться с отработанным приёмом в его родных пенатах.

…Просьбу калеки он проигнорировал, лишь приподнялся и, заняв сидячее положение, бросил:

– Присаживайся.

Тот осторожно опустился рядом, вытянув вперёд здоровую ногу, заметно длиннее искалеченной, и с надеждой в голосе спросил:

– Куревом не разживёшься?

– Не курю и другим не советую, – последовал сухой ответ.

– Избитая фраза, – хмыкнул тот, водя клюкой по земле, словно буравом. – Я вообще-то на воле никогда не стреляю сигареты, всегда при себе портсигар, доверху набитый.

– И ножик в рукоятке своего посоха, – парировал Михаил.

Хромой сделал вид, что не понял намёка, и невозмутимо произнёс:

– Здесь временно обнищал, но скоро поправлю положение. А насчёт посоха – это был зеркальный муляж, но иногда и он меня выручал. Откуда тебе знать про мой секрет? Я вроде никому здесь не рассказывал. Да и перед судом я залил полость пластмассой.

– Мудро! – оценил находчивость инвалида Струнин, затем, вперив взгляд в его лицо, поинтересовался: – Сколько всего отсидел?

– Около двух месяцев, – выплюнул тот на свежую траву изжёванную жвачку. – До суда был под подпиской. Но я не отчаиваюсь, всё равно отсюда раньше тебя выйду. Мне всего-то год с небольшим осталось. Да и вообще, думаю, меня, как оформителя, по заказу местной администрации засудили. Я ещё в восемьдесят шестом здесь у них с кистью на харчевне и на вахте отпахал. Посадили за ведро белил, которое я унёс из дома колхозника после работы. А в этот раз, мне кажется, под Шемякин суд попал. У них тут много работы, особенно в клубе пахать придётся. Он замолчал на мгновение и, окинув собеседника оценивающим взглядом, продолжил: – Кого-то ты мне из женского пола сильно напоминаешь. У тебя случайно нет в роду красивой сестры по имени Тереза?

– Нет, только кузина, моя ровесница, и вряд ли ты её знаешь. Она аспирантуру заканчивает и никогда с законом проблем не имела.

– Ну и ладно, забудь, просто так спросил, – он помотал головой и, кивнув в сторону Сливы, убиравшего территорию, спросил: – Дневальный говорит, что тебе срок в прошлом месяце дали и хотели заведующим назначить. Видимо, тебе хорошо известно значение слова «презирать». Уважаю, правильно поступил. Я вот до сих пор не пойму, чем здесь сидельцы дышат. Понятия и законы изменились с тех пор. Кажется, что тут через одного крепостные живут. По крайней мере, мне так кажется. Знаю ещё, что в нашем отделении собраны маломерки – те, у кого сроки небольшие. Как группа малышей в детском саду. А значит, с психикой у них всё в порядке.

– А у тебя как со здоровьем? – глубоко вздохнул Струнин.

– Я человек больной, но чувствую себя сносно.

– А чего порой так истерично воешь от испуга?

– Плевал я на все испуги, знаю, как себя среди этой публики вести.

– Ясно, – не меняя тона, подчеркнул Миша, – но на берегу Волги зачем ты так сильно кричал? Это был сигнал для милиции?

От услышанного у собеседника пропал дар речи. Он принялся яростно махать ладонью перед открытым ртом, затем несколько раз перекрестился и пробормотал:

– Ну и капкан мне всевышний подстроил. Встреча в лесном царстве, кому расскажи – не поверят. С ума сойти, а я голову ломал, где видел похожие контуры профиля. Теперь понятно, кто на мне «вертушку» отработал?

– Он самый, и по твоей милости я здесь срок мотаю. Ведь через пару минут после тебя я своё мастерство сотруднику милиции показал. Правда, ему я увечья нанёс. А теперь послушаю тебя. Как ты мне чистосердечно изложишь тот злополучный эпизод. Тогда я тебе не причиню физиологически неприятных ощущений, ведь мы с тобой со свободы знакомы. И про нашу первую встречу распространяться не стану, хоть мы с тобой и земляки.

– Особо исповедоваться не буду, мы даже не думали грабить владелицу кафе Терезу Шиманскую. Наш друг детства, старлей милиции Валет, влюбился в её дочку Беату, но она на него ноль внимания. Вот мы и решили посвятить его в рыцари, которые дают отпор трём гопникам. Этот дурацкий сценарий он придумал, а мы, дураки, повелись. Выследили её путь от лавки, где они жарят и продают свои изделия. Её дочка часто помогает матери, хоть она и студентка. И однажды её воздыхатель зашёл к ним в форме, мамаша его за дверь выставила, заявив, что её прелестница никогда не станет женой нехристя в бесовском обмундировании. Мамуля у неё с юмором была. Вот мы выбрали день, когда мамаша шла одна с работы, а влюблённый Ромео ждал в машине со своим нарядом. И всё бы у нас получилось, но карты спутал случайный прохожий. А орал я не от боли, а чтобы нашему любовнику уши пробить, чтобы прибежал на помощь. Это он тебя тогда дубинкой дубасил. И я знал, что тебя в тот вечер арестовали. Он и не думал тебя привлекать, но начальство заставило. Я ему тогда намекнул: «Лучше бы мои дела о попрошайничестве закрыли». А он мне: «Тебе рэкет переквалифицировали в статью полегче». Я тут же заткнулся. А что тебя осудили, я не знал, сам недавно здесь, да и тебе приговор месяц назад вынесли. Давай договоримся: нам здесь делить нечего, забудем про неприятности. И на всякий случай, меня зовут Сева, – протянул он руку своему соседу по койке, – а твоё имя я вчера узнал, но не думал, что ты окажешься знакомым. Фермер всю секцию оповестил, что сегодня заедет важная персона по имени Михайло, но фамилию не назвал. И чтобы ты знал, на твою шконку кладут тех, кого к скорой свободе готовят. Здесь многие об этом знают. Позавчера бывший завклубом по УДО ушёл. Информация к размышлению. И ещё: тебе повезло, что ты в наш локальный отряд попал. Место лучше не найдёшь, здесь ни урок, ни беспредела нет. Это надо ценить и быть благодарным хозяину, который знает, где чьё место.

ГЛАВА 5

Вскоре они переместились в столовую, возвышавшуюся над лагерным пейзажем, словно неприступный замок, чтобы подкрепиться. После скудного обеда Сева отправился вдыхать жизнь в унылый клуб, а Михаил побрёл к корпусу. На крыльце его уже поджидали старые знакомцы по этапу – Валёк Кирка и Витя Молот, оба – могучие метростроевцы, получившие, казалось бы, щадящие, но всё же ощутимые сроки – по семь лет каждому. Удивительные люди, начисто лишённые искры юмора, свои прозвища, словно боевые ордена, они с гордостью вынесли из затхлых стен СИЗО, где их пути пересеклись со Струниным.

– Повезло тебе, Михайло, – первым пробасил Виктор. – Ваши хоромы тут «Артеком» кличут, а наш отсек, с парадным входом, словно из глухой деревни, окрестили «Скалой». Отрезали нас, будто прокажённых, от греха подальше. Боятся, видать, что блатную заразу посеем, как рецидивисты. Оступились-то всего раз, а выходит, нас теперь до скончания века гнобить будут. Ждём Фермера, как манны небесной, чтобы он нас на общак перевёл.

– Да там одни неудобства, – поддержал его земляк, мрачно кивая. – В туалет, пока добежишь, полные штаны наложишь.

Струна было расхохотался, но вовремя осёкся, и в голосе его прозвучали примирительные нотки:

– Понимаю вас, братцы, как самого себя, но дельным советом вряд ли помогу – сам в той же лодке. Хотя, по моим наблюдениям, наш начальник, Злобин, хоть и грозен с виду, в душе – добрейшей души человек, справедливый, как арбитр. Поговорите с ним по душам, сделайте упор на расстройство желудка, скажите, что после следствия у вас жидкий стул не прекращается. Не требуйте новых апартаментов с панцирными кроватями, а попросите, чтобы сортир, что в ста пятидесяти метрах, к вашему отсеку перенесли. Он, может, и посмеётся, но точно вас в другое бунгало переселит. У нас, между прочим, шесть верхних шконок свободные, я лично считал.

– Так и сделаем! – воодушевились метростроевцы и, полные надежд, ринулись в кабинет Злобина.

Час спустя в отделение с постельными принадлежностями зашёл Валентин.

– Выбирай себе любой верх, – махнул рукой Лёха на ряд пустующих коек.

Валентин водрузил свои пожитки на две тумбочки и принялся осматриваться. Заметив знакомое лицо на противоположной стороне, он приблизился и тихо спросил:

– Борец, откуда такие привилегии? Небось, сумел втереть ему, что у тебя подагра и по лианам лазить сил нет.

Струнина распирал внутренний смех, но он сдержался, лишь поманил Валентина пальцем и, сохраняя невозмутимое выражение лица, прошептал:

– У меня со Злобиным контракт подписан.

– Что за контракт? – не понял Валя.

– А то, я ему пообещал, что никого из местной братии не буду обучать запрещённым приёмам, которые могут из человека отбивную сделать. Тебе тоже надо идти моим путём, нашепчи ему, что на воле был кротом, тоннели для подземных поездов копал. Клятвенно заверь его, что подкопы здесь рыть не будешь и в побег не собираешься. Но сейчас нет смысла его просьбами обременять, иначе за назойливость он тебя вернёт на старое место. Кстати, а где твой кореш? – Струна бросил взгляд на входную дверь.