Портрет одалиски

– Неплохо придумано, – заметил господин и протянул Софии платок. – Очень, очень неплохо. Однако ваше произношение… le kozel juet travu. Уж простите мне это замечание, и другие тоже… Но было бы преступлением держать вас в неведении относительно ваших способностей в языках, раз вы приехали завоевывать столицу.

София пожала плечами и вытерла губы от пыли.

– Что ж, и вы меня простите. В меня будто бес вселяется, когда я сержусь, – она тут же добавила поспешно: – Но вы не подумайте, это не воспитание! У меня родители достойные, просто я в них не пошла. Отец – коллежский асессор11 в отставке… А его предок служил в одном полку с Суворовым.

– Армия великого полководца расширяется с каждым обновлением гербовника. Становится ясен секрет его непобедимости, – господин достал и закурил сигару. – Кстати и некстати: Константин Андреевич Рунов. Будем знакомы.

Он кивнул с достоинством. София подобрала юбку и шаркнула башмачком по мостовой.

– София Алексеевна Камнеева.

– Что ж, царевна Софья, на обратный путь в ваш Ямбургский уезд вы уже заработали. Чем думаете заняться дальше?

– Никуда я не поеду, – пробормотала София. – Я остаюсь в Петербурге. Правда, не представляю как и на какие средства.

– Вот пока думаете, прокатитесь со мной еще по паре дел. Заодно денег подзаработаете, лишними не будут.

– Постойте, но сначала мне нужно отдать долг за квартиру…

– Это еще что такое «отдать долг за квартиру»? Разве царевны платят за квартиры? Разве царевны знают, что это за зверь такой – «квартира»? Опомнитесь! – Константин содрогнулся и взмахнул тростью, подзывая извозчика. – Carpe diem! Ловите день, ловите момент и скорей полезайте, нам предстоит много работы. А вы, сударь, держите двугривенный и на Большую Морскую, к «Кюбе»!

***

«Кюбой» оказался дорогой ресторан с белой дорожкой ковра на лестнице, швейцарами во фраках и мраморными умывальниками. Столы разделяли тропические растения, скрывая с глаз обедающего соседа. Изредка его присутствие выдавал звон оброненной вилки и дым, курящийся над пальмой. По утверждению Константина, в этих джунглях прятался весь петербургский бомонд.

Софию и Константина усадили под люстрой с дрожащими хрусталиками. Официант тотчас принес шампанское, газету и карандаш с ручкой из слоновой кости.

– Прошу простить за газету. Для меня это дело чрезвычайной важности. Заказывайте, не стесняйтесь, – бросил Константин, шелестя газетными страницами. – У меня тут бессрочный кредит.

С соседнего столика полыхнуло жаром: там официант тушил горящий ананас на серебряном блюде.

– Рекомендую говядину а ля мод с трюфелями.

Софии было уже не до говядины и не до трюфелей. Ее совершенно загипнотизировал горящий ананас, пальмы и зеркала, в которых за трепещущей листвой иногда мелькали совершенно экзотические птицы. Их плечи украшали кружевные вуали, бюсты – жемчуг в два ряда, а головы – шляпки с букетами цветов, перьями и птичьими гнездами.

Яркое впечатление на мгновение вытеснило и голод, и мысли о враждебном будущем.

К их столу подошла пара: мужчина с застывшим красивым лицом и немолодая, но молодо держащая себя женщина.

– О, mon cher ami12, рада вас видеть…

Константин приподнялся из-за стола, они с дамой расцеловались.

– Моя дальняя кузина, София Николаевна. Sofie, баронесса фон Ливен и ее спутник – господин Зубов.

Раскланялись.

– Вижу, и вас зацепила эта лихорадка с чемпионатом по атлетике! – воскликнула баронесса, указав веером на газету. – Признаюсь вам честно, мой дорогой друг: я собираюсь поставить неприличную сумму… Мой George будет бушевать, а я все равно поставлю.

– Ставьте на Гвидо Мейера, – ответил Константин, вбрасывая в глаз монокль. – Наш петербургский фаворит. Не прогадаете, уверяю вас.

– Думаете?

– Знаю! Видели бы вы его фигуру – двенадцать вершков13… Настоящий колосс! Такой даст фору любому атлетишке из Риги или Иваново. Победа гарантирована – это известно мне из источников достовернейших, но секретных, – Константин понизил голос. – А потому я прошу вас хранить молчание. Запомните: никому ни слова!

Зубов нетерпеливо кашлянул и нахмурил тонкие брови.

– Ах, ну что же, – заторопилась баронесса, подхватывая своего спутника под локоть. – Я всецело доверяю вам, граф. Непременно последую совету и – будьте покойны – никому не расскажу о вашей любезности. Merci, merci, merci. À bientôt!14

Едва парочка удалилась, София повернулась к Константину:

– Отчего же вы сразу не представились графом, ваше сиятельство?

– Обстоятельства к этому не располагали, – пожал плечами Константин. – И давайте без «сиятельств», просто «граф». Глупо церемониться после того, что между нами было. О, а вот и Львовский. Улыбайтесь.

Возле столика вырос высокий мужчина с физиономией, помятой недавним сном. Оказалось, прокурор. На время разговора София породнилась не только с самим Константином, но еще и с неким Краевским, доктором медицины и «гением русской атлетики». Это родство произвело на прокурора самое благожелательное впечатление, и Константин легко уговорил его ставить на атлета Кравченко.

Затем подошли еще двое, по виду – финансисты. На сей раз Софию представили как сестру «великого темповика Эдельмана» из Риги, который в своей Лифляндской губернии пек атлетические рекорды как блины. Банкир из Юрьева довольно крутил усы и соглашался, что против кулака рижанина нет приему у петербургских «михрюток».

Последним был большеглазый щеголь с напомаженными волосами. На его шее болталась какая-то красная тряпка вместо галстука. Ему Константин рекомендовал другого рижанина – Лааса, человека, основательного во всем: и в животе, и в кулаках. София приходилась этому Лаасу племянницей.

Разумеется, все эти сведения были сообщены каждому в обстановке строжайшей секретности.

– Что-то я не понимаю, – невнятно заметила София, прикрывая рот платком (она пыталась доесть трюфели, пока ее еще с кем-то не породнили). – Ведь вы каждому назвали разные имена шампиньонов. Ой! Чемпионов.

– Ну да. Я вообще не разбираюсь в спорте.

– Но, получается, выиграет деньги только один из ваших друзей.

– Именно, – Константин повернул к ней газету, она была в карандашных пометках. – У меня все они, голубчики, записаны. После соревнований погляжу, кто сорвал куш и будет меня благодарить.

София выронила ложку.

– Не понимаю, – пробормотала она в растерянности. – Сначала – картина. Теперь вот эти ставки. Чушь какая-то. Как может человек с вашим титулом заниматься подобными вещами? А я ведь думала, что вы – обыкновенный…

Она замялась, но все же прибавила шепотом:

– Мошенник.

– Обыкновенный? – сморщил нос Константин. – Как вы решились, как вы смели, в глаза все это мне сказать15… Я, если хотите, виртуоз. Другого такого, как я, вы не сыщете во всей империи. Вы только что сами убедились, что мой титул прекрасно охраняет меня от всяческих подозрений в приличном обществе. Другие же субъекты, не вхожие в это общество (вроде нашего друга Василия), и вовсе не знают моего настоящего имени. А если узнают, то сами себе не поверят.

– Но зачем вам все это? – недоумевала София.

– Есть причина. Надеюсь, вам этого ответа достаточно. Мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы я рассыпал перед вами откровения. Впрочем, если говорить о той штуке с атлетами, я так забавляюсь.

Чувства Софию захватили неоднозначные. С одной стороны – дела Константин проворачивал отменно некрасивые. А с другой – как ловко вышло-то!

Кроме того, возмущаться было не в ее положении. До повторного поступления в Бесстужевку нужно еще как-то продержаться, а как продержишься-то с пустым карманом? Комнатка, чайник чая, самый постный борщ да хлеб с перышком масла – все стоит денег. Перспектива ходить по рабочим объявлениям вызывала холод в руках и неприятное замирание в желудке. Не приведи господи снова нарваться на какого-нибудь Василия Федо…Феодо… А, не все ли равно, как этого черта по батюшке!

– Я вас, конечно, не осуждаю, граф, – подумав, сказала София. – Но мне деньги нужны, только потому и не осуждаю. Можете рассчитывать на мою помощь сегодня… А что, та картина и правда кисти этого француза-Энгра?

– Вы мне скажите, – ответил Константин равнодушно. – Ваш же дедушка.

Он опрокинул в себя бокал шампанского и поднялся из-за стола:

– Ладно, хватит нам с вами рассиживаться! А то, что согласились – молодец. Люблю людей хватких и здравомыслящих.

Уже у гардероба, где София спрятала под верхнюю одежду свое единственное парадное платье, а Константин сибаритское брюшко, произошла еще одна неожиданная встреча.

– Граф! Граф Константин!

К ним приблизился невысокий господин с бронзовым лицом и южным прищуром тяжелых, морщинистых век. Он опирался на трость из черного дерева. На вид ему можно было дать лет шестьдесят, однако ни возраст, ни хромота не производили впечатления немощи: он был необыкновенно широк в плечах, и в каждом движении чувствовалась выправка военного.

– Здравствуйте, полковник, – Константин пожал ему руку. – Позвольте представить, моя кузина, София Алексеевна. Полковник Давид Михайлович Чагодаев – старый друг семьи.

Давид Михайлович едва взглянул на Софию темными, строгими глазами и отрывисто кивнул.

– Чрезвычайно соболезную вашей потере, – продолжил Константин. – Как вы себя чувствуете?

– Скверно, граф. Однако не воротишь. А я каждую неделю обедаю здесь с акционерным обществом. Ничего не поделать. Это закон.

– Ужасная трагедия… И, право, совершенно непредсказуемая. Броситься в ледяную Неву! – Константин покачал головой. – Бедная девушка. Кто бы мог подумать, что она так мучилась. И из-за чего?

На лбу Давида Михайловича сдвинулись морщины, а выдающаяся нижняя челюсть дрогнула, будто слова Константина рассердили его.

В памяти Софии всплыла заметка из Петербургского листка про несчастную утопленницу. Неужели о ней речь?

– Душа – потемки, – отрезал Давид Михайлович. – А я по делу. Заберите книгу.

– Какую?.. Ах, вы про Толстого. Право, не стоит. Это подарок.

– Теперь без надобности. Неприятные воспоминания. И этого нехристя проклятого я терпеть не могу. Это она была без ума.

– Что ж, если вы уверены… Я пришлю кого-нибудь на неделе. Был рад вас видеть, пусть и в таких обстоятельствах.

Давид Михайлович еще раз кивнул им обоим, отдал лакею пальто и удалился в зал, где разгоревался румынский оркестр.

– Его невеста покончила с собой, – сказал Константин вполголоса. – Я видел ее месяц назад. Она мне казалась вполне здравомыслящей девушкой. Ума не приложу, откуда такой фортель.

– Может, оттого, что она выходит замуж за старика? – возразила София.

– Кому – старик, а кому – завидный жених. Я же сказал, что она была здравомыслящей девушкой, – усмехнулся Константин. – Чагодаев – полковник в отставке, владелец железных рудников. Миллионер.

София обернулась, чтобы еще раз посмотреть, как выглядят миллионеры. Но в зале Давида Михайловича уже не было видно.

– А о какой книге вы говорили?

– По просьбе полковника я заказал невесте в подарок Анну Каренину в превосходнейшем золоченом переплете. Еще и раздобыли автограф автора. Она просто обожала Толстого. Наверное, в этом и разгадка. Я всегда подозревал, что у почитательниц его таланта не все в порядке с нервами.

***

Остаток дня вышел таинственный, суетливый и тревожный.

Они помчали до ювелирного, который находился на самых окраинах Петербурга. В магазин София уже зашла графиней Каменской, заказавшей бриллиантовое колье в зеленом футляре и брошь с алым камнем – чисто сгусток запекшейся крови.

Сразу же после извозчик довез их до каменного двухэтажного особняка на берегу Невы. Безмолвные слуги проводили их в темную приемную, замурованную со всех сторон занавесками. В приемную вошел господин Зубов с футляром из синего плюша. В полном молчании он и Константин обменялись футлярами, кивнули друг другу и разошлись.

Синий футляр в скором времени оказался в руках престарелого мужчины с холеной седой бородой, доходящей ему до груди. Константин представил его антикваром Иваном Иванычем, Софию барышней Анной Николаевной. У Ивана Иваныча не было вывески и даже магазина, только квартира, набитая всяким барахлом.

Проходить дальше порога София отказалась. Мало ли что. Одно дело особняк на Неве, а тут все-таки квартира в нехорошем переулке, где пахнет спиртом и солеными огурцами…

Пока она топталась на входе, Иван Иваныч открыл футляр. Внутри оказалось еще одно бриллиантовое колье – двойник предыдущего.

Иван Иваныч сквозь лупу осмотрел колье, удовлетворенно крякнул, отодвинул ящик письменного стола и достал пачку кредиток16. Прикинув издали, сколько было в этой пачке, Софии страшно стало не только за себя, но и за Константина.

Тот небрежным жестом пересчитал деньги. Часть перекочевала в его карман, а вторую он зачем-то аккуратно свернул и уложил в серебряный портсигар.

Когда они вышли из квартиры антиквара и взяли извозчика, уже начало темнеть. Возница ловко тряхнул вожжами, и сани покатили бодрой рысью вдоль набережной. Легкий мороз колол щеки, а холодный ветер с реки свистел в ушах и распахивал пальто.

К концу путешествия гамаши Софии покрылись инеем и стали будто каменные. Когда она соскочила с саней вслед за Константином, то стучала зубами от холода. Вокруг – густая темень, и в этой темени одиноко качались огоньки фонарей.

Тоскливой и жуткой казалась черная река, в которой среди льдин плавал едва различимый обрезок луны.

– Здесь через мост находится больница для душевнобольных, – зачем-то поделился Константин.

У Софии не было сил поддерживать светскую беседу.

Они зашли в двухэтажный особняк с башенкой. Тотчас повсюду загремела жизнь: голоса, смех, звон бокалов, чье-то пение. На них набросились лакеи и освободили от верхней одежды.

Константин вдруг оказался одетым во фрак.

– Но как?! – изумилась София.

– Своих секретов не выдаю ни за какие деньги, – невозмутимо ответил Константин.

Их проводили в зал. София завертела головой, потерявшись в окружении живых и неживых фигур – гости во фраках и роскошных платьях прогуливались меж мраморных статуй. Посреди зала, облаченная в красный бархат, стояла баронесса фон Ливен под руку с господином Зубовым. На ее груди блестело знакомое бриллиантовое колье.

Константин поцеловал руку фон Ливен и пожелал всего лучшего в честь именин. А затем вытащил из-за ее ушка кровавую брошь, приведя немолодую баронессу в состояние ребяческого восторга.

Нацеловавшись с баронессой, Константин пожал руку Зубову и незаметно вложил в нее серебряный портсигар.

– Смотри не профинти все в рулетку, как в прошлый раз, – вполголоса сказал Константин.

Тот криво улыбнулся в ответ и медленно моргнул холодными глазами.

Спустя час София с Константином уже вышли из особняка. Все это время на ее лице отражалась напряженная работа мысли. Она вдруг воскликнула:

– Ах, с этим колье все ясно! Но как же так?.. Ваша подруга, баронесса…

– Одним бриллиантом меньше, одним рубином больше, – Константин поправил в глазу монокль и свистнул, подзывая извозчика. – Как видите, по-настоящему никто ничего не потерял и вышло изящно.

– С вашей стороны, похоже, всегда все изящно выходит…

– С моей? – Константин выразил вежливое удивление. – Позвольте, я ничего не делал. Это графиня Каменская приобретала копию бриллиантового колье из богемского хрусталя и брошь с рубином. Это барышня Анна Николаевна продавала бриллиантовое колье своей покойной матушки. А я всего лишь посредник, дорогая моя.

Константин всунул ей в руку заработанные деньги, а затем прибавил кратко и сухо, будто резанул ножом:

– Всегда посредник.

Кредитки начали двоиться в глазах. София крепко зажмурилась. Тут-то ее молнией поразила здравая мысль, но, как это всегда бывает, слишком поздно. По телу пробежала неприятная дрожь.

– А… а меня не отправят в тюрьму?

– Хотите, чтобы я убедил вас, что этого не произойдет? – Константин с кряхтением забрался в сани. – Извините, я не всеведущий бог, таких гарантий не предоставляю.

Софии вдруг остро захотелось оказаться дома.

– Что, уже струсили? – усмехнулся Константин. – Подвезти вас до вокзала?

– Не до вокзала, – отрезала София и тоже залезла в сани. – А до квартиры. И я только так спросила, по неопытности. Надо же понимать…

Небо над Петербургом было чистое, звезды горели ярко. Под мерный стук копыт их сани плыли в темноту.

Константин смотрел вверх с задумчивым, невеселым вниманием, подперев подбородок набалдашником трости. София разглядывала вязаные перчатки – синие, с белым узором. Их старшая сестра Тася связала из фильдеперса17. Смешная вещица – совсем не греет. И зачем только она ее взяла?

Воспоминание о Тасе заставило Софию нахмуриться. Жутко представить, что бы сказала сестра про ее приключения в столице! Ночь, пустая дорога. Рядом с ней незнакомец, пусть и граф. Весь день София ходила с ним по особнякам и квартирам других незнакомцев, помогала обмануть их на большие деньги…

Но не все ли равно, что сказала бы Тася? Старшая уже взяла свое. Ей всегда во всем уступали, «уважали личность». Теперь настал ее, Софии, черед жить по своей совести.

– Я вот одного никак не пойму, граф, – она первой нарушила молчание. – В деньгах у вас, похоже, нет нужды. Так для чего вы всем этим занимаетесь?

– А вы у каждого картежника спрашиваете, отчего он играет? – усмехнулся Константин. – Его мучает каждый свободный рубль в своем кармане… Ну, а меня – в кармане чужом.

– Так значит, для вас это игра?

– Разумеется. Обдумывание стратегии, просчет каждого шага, учет разного рода вероятностей… азарт от высокой ставки… опьянение от победы. Кто-то за этим идет на войну, мое же дело безобидное, относительно, – он помолчал и продолжил задумчиво. – В азарте с человека спадают все маски и намерения его оголяются. Взять хоть вас, например. Ваша поездка в Петербург – это же чистой воды авантюра, и бестужевские курсы тут не при чем.

София посмотрела на него с недоумением.

– Раз вы скорее броситесь в Неву, чем напишете своей семье и попросите их о помощи, речь идет о побеге. А для побега любой предлог сгодится, пусть даже и высшее образование, – Константин нетерпеливо кашлянул. – Хотите упрочить свое положение в Петербурге? Я могу попробовать пристроить вас к Чагодаеву. Утешите его после кончины невесты. Сердце пустоты не терпит, знаете ли.

– Ну это уж слишком! – возмутилась София. – Я приехала поступать на курсы, это чистая правда. И провалилась, и это тоже правда. Но в письме черным по белому было: «принята». Я только по приезду узнала, что произошла ошибка, и мне в месте отказано. Что же до вашей идеи, то я скорее сбегу в Америку, буду охотиться за леопардами и торговать бисером с туземцами, чем пойду замуж, да еще и за этого вашего Чагодаева!

Константин в изумлении слушал эту исповедь, то и дело поправляя в глазу монокль и запахивая шубу.

– Бог мой! – пробормотал он под конец. – И к чему такие страсти? Я же не предлагаю вам заживо хоронить себя. Рассчитывайте лет на пять: старому князю недолго осталось.

– Благодарю покорно, мне этого добра даром не нужно. У меня со старшей сестрой был уговор: мы вместе должны были поступить на курсы. Да только Тася вышла замуж и началось: Митя то, Митя се… Она совсем помешалась и умерла ко всему, что не Митя. И вот теперь я одна здесь… – София резко замолчала и поежилась, хотя холода уже не чувствовала. – Людей с образованием уважают. Но уважение другого – это не так важно, уважают и за глупости всякие. Страшно, когда к себе уважения нет. А откуда ему взяться, если ничего в жизни не смыслишь? Может, вы правы, я и бегу… от собственной глупости. Я твердо решила, снова поступать буду, только деньги нужны.

– Что ж, поговорим о материальном, – хмыкнул Константин. – Вы сегодня неплохо справились. Есть одно дело, которое нужно провернуть на завтрашних скачках. Мне бы пригодилась ваша помощь: утром вы пронесете на ипподром ведро с рыбой…

– Благодарю за предложение, – поспешно сказала София. – Только я тут подумала, что с вашей работой я долго в Петербурге не пробуду. А на Сахалин не хочется18. Мне бы устроиться в какое-нибудь тихое место, чтобы в свободное время подготовиться к экзаменам. Делать много что умею, а что не умею – научусь. У меня натура способная.

Вдруг Константин встрепенулся, стряхнул снег с шубы и окинул Софию оживленным взглядом.

– Зря я вас Чагодаеву сватал. Знаю я одно место, где все стабильно, как в могиле. Извозчик, на Литейную!

***

Сани домчали их до каменного четырехэтажного дома. Он принадлежал к новому типу, который местные остряки прозвали многоквартирной гробницей: в меблированных комнатах подороже хоронилось по человеку, а подешевле – по десять человек. Всем кучно и душно, все дышат друг другу в затылки, и уж кажется, будто мертвым свободнее на кладбище, где на каждого нежильца приходится по шесть аршин19.

Первый и второй этажи украшали вывески торговых заведений: шляпное ателье Огарева, аптека Мори, музыкальная торговля Эллера. На углу мрачный, похоронного вида магазин с рядом узких окон, занавешенных плотными шторами. Двумя зелеными точками мерцали фонари по бокам от дверей, подсвечивая широкую черно-золотую вывеску – «Антиквариатъ». Имя владельца не значилось.

На часах заполночь.

– Второй этаж горит, – бросил Константин, указав тростью на светлые окна. – Трудится допоздна, как всегда.

Он поднялся на порог магазина, а София застыла в нерешительности. Несмотря на откровенные разговоры в санях, личность Константина все еще не вызывала у нее доверия. Он так и не объяснил, кто такой «чудеснейший Яков Сергеевич» и почему нужно непременно ехать к нему в такой поздний час. А вдруг это обыкновенное сводничество? Пристроить ее Чагодаеву он уже предлагал.

– Уже поздно, – сказала София. – Я лучше завтра приду.

– Что-что? А, не беспокойтесь. Для Якова не поздно. Сейчас мы его с вами немного расшевелим.

Константин забарабанил тростью в дверь.

Внутри магазина зашевелились тени, раздались шаги. Константин обернулся, щуря глаза с улыбкой, будто хотел сказать: «ну, что я вам говорил?».

Дверь резко распахнулась. Зеленоватый свет фонаря упал на лицо с кровожадным оскалом, перекошенное неистовой злобой.

Неизвестный обеими руками схватил Константина за шиворот и легко поднял в воздух.

София от неожиданности отпрянула, поскользнулась и шлепнулась наземь. Весь мир перевернулся, перед глазами замелькали звезды и яркие разноцветные огоньки, а во рту от крови стало солоно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Заговенье (здесь: Прощеное воскресенье) – последняя неделя перед Великим Постом. В Российской империи считался праздничным днем.

2

Конка – вид рельсового общественного транспорта. Конка представляла собой открытый или чаще закрытый экипаж, иногда двухэтажный с открытым верхом (империал). Вагон по рельсовым путям тянула пара лошадей, управляемая кучером. Предшественник современного трамвая.

3

Гамаши – чехлы, закрывающие щиколотки. Надевались поверх ботинок, застегивались на пуговицы сбоку и предназначались для защиты обуви и ног.

4

Прелестно! (фр.)

5

Великий художник (фр.).

6

Отец (фр.).

7

О, отец, мой бедный отец! (фр.)

8

Мой дорогой отец! Мое несчастье! (фр.)

9

Какая софа? Это – софа? (фр.)

10

«Желтенькая» – один рубль бумажной купюрой (жарг.).

11

Коллежский асессор – чин VIII класса. Ценился очень высоко, и достичь его было нелегко даже дворянину – как правило, требовался университетский или лицейский диплом, либо сдача соответствующего экзамена. (Ю.А. Федосюк. «Что непонятно у классиков»).

12

Мой милый друг (фр.).

13

Вершок – 4,45 см. В старину рост человека часто определялся в вершках свыше обязательных для нормального человека двух аршин (то есть 1 м 42 см). Таким образом, Константин утверждает, что рост атлета достигает двух метров. (Ю.А. Федосюк. «Что непонятно у классиков»).