Мост

Платформа, въехав на мост, сошла с рельсов, но в лог не упала, однако своим весом опустила деревянную конструкцию ниже края аршина на два15. Получалось, что груз оставался цел, сама платформа не повреждена, только лежала наискось на полотне моста.

Глядя на случившееся, первым высказал свое мнение Григорий Алексеевич:

– Платформу не вытянуть, груз не поднять, придётся все скидывать в лог вместе с мостом и строить по-новому.

– Не думаю, – возразил Дьяконов. – платформу можно поднять, груз спасти, тогда и мост восстановим быстро.

– Это как же, Павел Иванович? – начал спорить машинист, там только груза пудов16 на тысячу будет, платформа ещё более, – руками не вытянуть, да и мост хлипкий, не выдержит людей. Ежели «ворота»17 ставить, то как их крепить? Да не выбрать всё разом. Месяц работы, не менее.

– Сделаем из твоего маневрового подъёмный механизм по типу крана Коулза18.

– Кого мы сделаем из моего паровоза? – опешил от неожиданного предложения машинист.

– Кран, – коротко подытожил Дьяконов.

Он взял в руки длинную ветку, которая валялась рядом с рельсами, и выбрав место, принялся рисовать на снегу схему.

– Смотри, нам надо создать конструкцию в виде двух треугольников со срезанными вершинами, на них мы положим рельсы и установим каркас дрезины. Получится тележка, которую можно перемещать в горизонтальной плоскости.

В середину каркаса установим ролик, пропустим через него стальной трос, подцепим к паровозу. Движением маневрового будем выбирать или отпускать этот трос. Как тебе идея?

– Хитро, – согласился Григорий Алексеевич, – значит, тележку подвели, выставили на нужное место, закрепили башмаками и тянем груз, подняли его на нужную высоту, тележку освобождаем, ролик блокируем и тянем уже не вверх, а вдоль.

– Только не вдоль, а в горизонтальной плоскости, – поправил Павел.

– Иваныч, ты голова, конечно, но как же мы эту хреновину соорудим?

– На станции Куеда есть склад материалов, там мы найдём нужное, я рассчитаю нагрузки, сделаю чертеж. Соберем конструкцию, проверим работоспособность, потом разберём, доставим к месту аварии, установим. Всё.

– Понятно, а сколько дней надобно для этого дела? – уточнил машинист.

– Проект сделаю за полдня, на подбор материалов ещё подня, сборка, проверка – дня два, может, три, ну и два дня на установку и подъем груза – за неделю справимся.

Нам повезло, что мост не обвалился полностью. Значит, сможем перенести часть конструкции на другой берег лога без особых затрат. Сложнее будет устанавливать рельсы и затаскивать тележку наверх, но это тоже решим. На складе я видел рельсы для узкой колеи, они легче стандартных. Опять же мороз нам поможет, почва твердая как камень, опоры не дадут усадку. После подъёма груза можно быстро восстановить мост так, что урон небольшой, могло быть хуже.

На том и порешили.

Неделя прошла быстро. Все удалось сделать так, как задумывалось, и вот «маневровый», после вынужденной задержки, прибыл на станцию Чернушки. Дальше надлежало ехать на санях по зимнику.

Решили выезжать по утру, но чтобы засветло. Ночевать, значит, приходилось в Чернушках. Зашли к станционному начальнику и увидели того в полной растерянности.

– Ты чего такой напуганный? – бесцеремонно спросил Жора-генерал.

Тот повернулся в сторону говорившего, но смотрел совсем не на него, а куда-то в угол. Наконец, трагическим голосом он произнёс:

– Царя-батюшку свергли.

На календаре было 4 марта19.

Глава 5

Весна 1917 года

Екатеринбург – Сарапул

Ижевский и Воткинский казенные заводы

В середине марта семнадцатого года Дьяконов был вызван в Екатеринбург для представления его инспектору Министерства путей сообщения Кулакову Александру Ивановичу, с которым они ранее познакомились на комиссии по вручению диплома.

Александр Иванович занимал этот пост с начала шестнадцатого года и был известен среди железнодорожников как очень грамотный и выдержанный человек. Особо отмечался его вклад в строительство Китайской восточной железной дороги, за что он удостоился ордена Святого Станислава III степени и звания титулярный советник.

События февральской революции изменили в России многое, но не всё. Такие люди как Кулаков оставались гранитными патриотами империи, бурное течение революционных потоков не могло смести их, во всяком случае пока.

Прибыв на аудиенцию, Павел Иванович убеждал себя, что с реакционерами-монархистами ему не по пути, и что бы ни предложил этот обломок царизма, он гордо отвергнет это.

Однако, увидев перед собой пожилого и явно больного человека, который, впрочем, говорил с ним о делах твердо и точно, не путаясь в цифрах и последовательно формировал задачи, инженер засомневался в правильности своего начального решения.

Начал пожилой инспектор с общей характеристики дел на строительстве дороги:

– Строительство железной дороги Казань Екатеринбург, – говорил он – сильно замедлилось из-за отсутствия денег. Однако бросать это важное государственное дело, особенно в условиях войны, не следует.

Царский слуга сделал паузу, отпил глоток чая из высокого стакана, впущенного в латунный подстаканник, и продолжил:

– Работы успешно доведены до Красноуфимска. Окончательно закончен участок: «Казань-Сарапул». Есть уверенность, что, с Божьей помощью, закончим и участок «Сарапул-Красноуфимск». С пятнадцатого года, в связи с войной, открылось движение «Казань-Ижевский завод».

Александр Иванович вновь остановился, посмотрел на карту строительства, лежавшую перед ним, и, поправив пенсне, обратился к своему визитёру.

– Голубчик, Камский мост строится не так быстро, как хотелось бы. Мостостроители собрали лишь первый пролёт, а надо бы к лету уже закончить работы.

Воткинский завод держит с изготовлением ферм. Ижевский не поспевает с другими заказами. Надзор за работами там слабый, акционерное общество Московско-Казанской железной дороги принимает усилия, но этого мало.

Для налаживания дела вам надлежит туда убыть, с правлением общества это согласовано. Вы будете теперь представитель министерства и временного правительства. Как только закончите на заводе, приступайте к руководству строительством моста, назначение получите сейчас же в канцелярии.

Кулаков закончил и откинулся на спинку огромного кожаного кресла, явно пытаясь набраться сил.

Павел Иванович смотрел на него и не мог избавиться от странного сравнения, которое приходило ему на ум.

Империя умирает, а вместе с ней умирают люди, преданно служившие ей. Судьба бросила их в водоворот страстей борьбы за власть, а они не знают за что им выпала такая доля. Справедливо ли это?

На мгновение Александр Иванович снова принял решительную позу и, прищурившись, спросил Дьяконова:

– Вы вроде из семьи священников.

– Да, – незамедлительно ответил тот.

– Слышали, что изменили присягу для государственных чиновников?

– Что то слышал, – осторожно ответил Павел Иванович, – но не до конца осведомлен.

– Осведомитесь, Вам сию присягу, придется дать20.

Все чаще инженер размышлял о справедливости. Раньше, когда он писал статьи о божественной сути революции, о её значении для России, он верил в то, что справедливое равное общество нужно людям, но теперь, глядя на этого старика, он вдруг ясно осознал, какая она разная – справедливость.

Ему самому сейчас и здесь придётся делать выбор. Присягать власти, в которую он не верит, войти в неё, стать представителем. Так ведь это очень похоже на предательство.

– Будем строить мост, – решил инженер и, пожелав здоровья инспектору, удалился.

Объявлять о назначении пришлось двум своим соратникам и близким людям, своей жене и своему другу Баранову. Присягать временному правительству для человека левых убеждений, коим был Дьяконов, сложно, но как ни странно, Григорий Алексеевич тут же сам попросился на службу и выразил готовность следовать за начальством на Каму.

Анастасия также не была против и потребовала у правления строительства перевода по месту службы мужа. Она недавно получила медицинский диплом, чему способствовала революция, и была преисполнена новых профессиональных надежд. При царизме женщинам стоило немало трудов получить звание врача, но теперь было другое время.

Работа на партию большевиков меж тем не прекращалась, хотя велась весьма скрытно.

В детали агитации Павла Ивановича не посвящали, он знал только то, что среди австрийского контингента пленных удалось создать крепкую марксистскую ячейку.

Сарапул, куда приехали они для жизни и работы, в самом конце марта семнадцатого года являл из себя типичное захолустье распавшейся Российской империи.

Течение времени тут было неспешным. Однако, революция сюда всё же докатилась, причём, весьма своеобразным образом.

Полномочия городской думы были остановлены 10 марта некой загадочной комиссией, которую никто не избирал и не назначал.

Дореволюционный Сарапул (фото исторического музея города Сарапул).

В неё входили представители партии эсеров21, причём не местных, а приехавших из Москвы. Эта бригада политических гастролёров приехала, всё отменила, ничего не определила взамен и уехала. _ В результате местная власть ничего не поняла и продолжала управлять по инерции.

Следующим этапом в становлении власти в городе стало первое апреля.

День выдался погожим: светило солнце, щебетали птицы, на дорогах лежала непролазная грязь, которую месили толпы разного люда.

Колонны демонстрантов под красными флагами стекались к зданию городской думы. В городе тогда проживало около тридцати тысяч человек, три из которых решились на участие в митинге.

Все слои городского населения от дворян, купцов до нищих, бродяжек, сидевших в ожидании милостыни у храма, имели тут своё представительство, и все как один прилепили к своей одежде красные банты.

Казалось, единение народа являлось полным. Однако, так только казалось.

Участники митинга 1917 год.

Жора – генерал явился в дом Дьяконовых накануне митинга и потребовал участия в нём Павла Ивановича. Откровением было то, что он именно требовал. Инженер решил не заметить этой нарочитой претензии, молча надел пальто, шляпу и пошёл за машинистом.

Они пришли к колонне, над которой двое крепких парней держали транспарант. На красном полотнище белой краской было написано всего одно слово: «мостостроители».

Баранов бесцеремонно занял своё место в первых рядах демонстрантов, поставив рядом с собой Павла, кроме их двоих возглавляли колонну ещё три человека: высокий белобрысый мужчина с острым носом, небритым лицом, коренастый мужик в армяке, нелепой шапке ярмарочного шута и интеллигентного вида молодой человек в фуражке инженера-железнодорожника.

Все впятером они смотрелись весьма демократично. Между тем, на площади перед городской управой собралось достаточно народу.

На импровизированную трибуну, сколоченную наспех из неструганных досок, забрался какой-то господин в белой папахе, в шинели царского жандарма, правда, без вензелей и прочей атрибутики царизма.

Он попытался что-то сказать, но тут же был освистан и поспешно сбежал. Потом на трибуну по очереди стали подниматься люди разного рода, по виду: купцы, мещане, чиновники, но никто так и не смог привлечь внимания толпы, всех заглушали криками и руганью.

Павел Иванович, глядя на всё это, силился понять, зачем собрался народ и чего ждать от этого мероприятия. Наконец, он решился спросить о сути и содержании сего действия у своего соседа по ряду, молодого человека в фуражке.

– Милейший, не подскажете что тут происходит? – вежливо спросил он.

– Сергей Антонович Бычков, – вместо ответа представился сосед, – главный инженер мостового участка.

– Павел Иванович Дъяконов, – осознав свою ошибку, в ответ представился новоиспеченный чиновник, инспектор Министерства путей сообщения при временном правительстве.

– Очень приятно, – искренне признался мостостроитель, пытаясь говорить громко, чтобы его услышали через шум, объяснил.

– Митинг посвящён приветствию революции и свержению самодержавия. Цель не до конца ясна, но вроде как сегодня хотели определиться с выборами в советы рабочих и крестьянских депутатов.

– А эти люди, которых постоянно освистывают, кто они?

– Это представители бывшей власти, новой власти пока нет, хотя, постойте, Вы же и есть представитель новой власти.

– Я? – изумился Дьяконов.

Бычков тут же замахал кому-то руками и ринулся в толпу. Через некоторое время к Павлу Ивановичу подвели человека в фетровой шляпе, и это оказалось невероятным, но Дьяконов узнал его, перед ним стоял его сокурсник Сергей Ламартиньер.

– Сергей? – изумлённо произнес Павел.

– Паша, – ответил выпускник Московского института путей сообщения, – как я рад тебя видеть!

Приятели обменялись рукопожатиями, но поговорить толком не получалась, толпа вокруг снова взревела, провожая очередного неудачника, пытающегося начать митинг с трибуны.

Тогда Ламартиньер, подхватив товарища под локоть, повел его куда-то мимо митингующих людей. Через минуту они оказались в подъезде служебного дома, бывшего зданием уездного суда.

В подъезде стояло человек пять мужчин среднего и старшего возраста, одеты все были прилично и, очевидно, представляли городскую знать. Сергей тут же представил своего спутника. Люди приветственно заулыбались.

– Павел Иванович, – начал один из них, по виду самый представительный, – меня зовут Никита Феоктистович Зуммер, я местный представитель финансовых структур, проще говоря, банкир. Это мои товарищи – предприниматели. Нас очень волнует отсутствие власти в городе, нам нужна ваша милостивая помощь.

– Что же я могу? – изумился Дьяконов.

– Вы представитель временного правительства, – продолжил свою речь Зуммер, – вас послушают. Выйдете на трибуну и попросите всех начать процедуру назначения временной власти в городе. Нам даже неважно, кто будет у этой власти, главное, с кем нам можно говорить. Умоляем вас.

– Господа, простите, – начал оправдываться чиновник, – но у меня нет полномочий.

– Тут нет полномочий ни у кого, – прервал его банкир, – важны не полномочия, важны правила. Пообещайте людям, что правила избрания власти скоро будут, иначе митинг может стать бунтом и разорением.

Немного поразмыслив, Дьяконов согласился. Дальше его подвели к трибуне. Сергей подозвал здоровенного детину- пожарника, в латунной блестящей каске и рупором в руках. Через минуту пожарный уже влез на трибуну и проорал в свой рупор:

– Представитель временного правительства – Дьяконов Павел Иванович!

Толпа мгновенно затихла, чиновник поднялся на трибуну и, наконец, осознал нелепость всего происходящего: он, социалист по убеждению, должен призвать людей выбрать власть, которая, по сути своей, не может быть народной.

Оглядев собравшихся, Павел прочёл лозунги, которые трепетали на ветру, как знамёна, и решил, что он просто их повторит, тем самым не навредив никому.

Первое, что он прочел, был лозунг как раз временного правительства: «Власть учредительному собранию».

– Товарищи, – начал он вполне демократично.

Обращение тут же вызвало волну одобрения в толпе.

– Я, как представитель временного правительства, призываю всех сохранять спокойствие, объединиться и поддержать решение о созыве Учредительного собрания, которое решит судьбу России.

Толпа снова одобрительно загудела и даже раздались хлопки. Дьяконов, тем временем, искал в лозунгах поддержку и прочел про себя «Власть советам».

Он, конечно, слышал об этой дискуссии в обществе, читал в газетах о Петроградском совете рабочих и крестьянских депутатов, но не очень понимал суть этой народной власти. Он не верил в то, что «советы» – орган исполнительной власти, поэтому на митинге решил публично вопрос не раскрывать, а сказал просто:

– Пока доверимся Советам.

Толпа буквально взорвалась радостными криками, в несколько секунд оратора стащили с трибуны и принялись качать на руках.

– Господи, – думал Павел, – что я такого сказал?

Меж тем его снова водрузили на трибуну, и воодушевленный народ принялся задавать вопросы.

– Товарищ, как будем советы выбирать? – орали из одного угла.

– Требуем избрать советы немедля! – неслось из другого.

Внутреннее чувство подсказывало чиновнику временного правительства, что нужно принимать какие то решения, но это был тонкий лёд, к которому вначале требовалось приглядеться, потом идти, а возбуждённая масса народа ждать не хотела.

– Предлагайте, кого изберем в совет Сарапульских рабоче – крестьянских депутатов! – выкрикнул Дьяконов в толпу.

Слова оказались спичкой или даже факелом, брошенным беспечной рукой в бочку с керосином. Люди на площади пришли в неописуемый восторг, все кричали так, что казалось, слышно было в державной столице. На помощь пришёл Ламартиньер, он схватил в руки рупор пожарного и что есть сил заорал в него:

– Кто за то, чтобы в совет вошли эсеры – защитники крестьян и угнетенных?

Толпа заорала ещё больше, хотя больше казалось и невозможно это сделать.

Однако, не все вышло гладко с народной демократией. Оказалось, что в толпе были не только эсеры. Отдельные группы попытались что-то прокричать против, за что тут же подверглись нападению со стороны сторонников социалистов – революционеров. Завязалась драка. Насколько мог судить Павел, в качестве оппонентов эсерам вышли и мостостроители.

Видно было, как размашисто лупил кого-то Жора-генерал. Тут же рядом высокий белобрысый отмахивался от нападавших палкой, очевидно изятой прямо из транспаранта.

Конца драки, чиновник не увидел, его свели с трибуны и проводили с площади.

На следующий день в квартиру Дьяконовых пришёл потрёпанный Баранов.

– Господи, – взмолилась Анастасия, глядя на синяки и ссадины на лице гостя.

– Давайте я обработаю ваши раны, Григорий Алексеевич, – продолжала хлопотать она.

– Не требуется, – гордо отверг заботу о себе Жора-генерал и, увидев в комнате Дьяконова, не раздеваясь, ринулся прямо к нему.

– Партийный комитет большевистской партии, артели мостостроителей выражает тебе, Павел, – начал он строго, своё недоверие. Не за тем ты на митинг был позван, чтобы нам морду набили после твоих речей.

– На митинг меня не звали, а по принуждению притащили, – возразил Дьяконов.

– По принуждению! – повысил голос обиженный большевик, – какое такое принуждение должно быть – идти на митинг в честь революции?

– Извини меня, Жора, – раздражённо ответил чиновник, – но так нельзя со мной поступать. Пришёл, потребовал идти куда-то, ничего не объяснил, а теперь обвиняешь меня в предательстве.

– Пока не в предательстве, – примирительно заговорил машинист паровоза, – в партийной близорукости и непонимании текущего момента.

– А сам ты его понимаешь? Текущий момент? – возмутился Павел Иванович.

– Трудно, конечно, все осознать, – согласился Баранов, – но всё же сообразить ты мог, что не надо было на трибуну лезть, постоял бы тихо, пригляделся, а то попер, на те здрасте, представитель временного правительства.

– Расставим точки над, – резко развернувшись, перешёл в атаку Дьяконов.

– Какие точки? Над чем? – прервал его большевик.

– Я, говорю, – смутившись немного, продолжил инспектор Министерства путей сообщения, – надо окончательно разобраться в случившимся. Я, не большевик, и не меньшевик, я на свободной ассоциации, просто член РСДРП.

– Извини, Паша, – тут же прервал его Жора-генерал, – то, что ты просто член, мы уже поняли, но и ты понять должон, нет времени на партийные дискуссии, надо пользоваться случаем.

После твоей пламенной речи в Совете власть взяли эсеры, но нет худа без добра, тебя теперь они за своего держат, а мы пока к власти не готовы. Добиться надо, чтобы народ от них отвернулся, вот такая вот у тебя теперяча дискуссия.

Павел Иванович задумался. Не укладывалось у него в сознании всё, что происходило сейчас в его доме. Главное, он никак не мог взять в толк, как он оказался в таком сложном и противоречивом положении?

С одной стороны, был твёрд в своих убеждениях. Свобода, равенство, братство, социализм – не были для него пустыми словами.

С другой, он присягу дал, первую, кстати, в своей жизни, в которой слова были и о Боге, и власти народной. Учредительное собрание не такая уж и плохая идея, если рассудить.

Как быть? Пойти за жесткими и бескомпромиссным большевиками, отрекшись от присяги, или всё же искать правды в демократии, которая виделась ему как возможность выбора? Так ничего и не решив для себя, он выбрал паузу. Время рассудит, так ответил он на свои сомнения. Баранову ответ дал такой:

– Не знаю, насколько из меня выйдет шпион, но обещаю действовать по совести.

– Это странный ответ, – возмутился Григорий Алексеевич, – совесть твоя – это партийные решения, смотри, ежели вильнёшь, в долгу не будем.

– Что ты, Гриша! – отчаянно воскликнула Анастасия доселе молчавшая.

– Извини, Настя, но он должон знать, вступив однажды в борьбу за правое дело, нельзя с пути этого сойтить.

Сказав это, Жора-генерал подхватил со стола свою высокую шапку с кокардой и направился к дверям, на пороге, впрочем, притормозив, добавил:

– Инструкции давать будем через Настю, а пока што, готовься, на следующей неделе на казенные заводы поедем, вдвоём, да смотри у меня, там без митингов.

На этом закончилась эта история, хотя тут же началась другая. Поездка на Ижевский и Воткинский завод оказалась испытанием.

Производственные дела и там, и там шли неважно, причины были разные, но все их можно было решить. Погрузившись в дела, Павел Иванович не понял сам, как опять вовлёк себя в политическую игру.

В конторку Воткинского завода, где был его рабочий стол, к концу одного из дней зашел серый и невзрачный человек.

Он снял шляпу, показав блестящую лысину и изобразив гримасу деланой улыбки, представился.

Воткинский завод до революции 1917 года. Фото раскрашено.

– Мордасов Петр Петрович, я к вам по поводу вашего помощника Баранова.

– Вы, собственно, кто по должности и праву? – уточнил вместо приветствия Дьяконов.

– Я на заводе слежу за политическим порядком, – скромно ответил посетитель

– Не осведомлён, – удивился чиновник, – разве такие есть при новой власти?

– Такие были и при старой власти, будут и при новой, но я не пугать Вас пришёл, просто предупредить, ваш помощник – большевик.

Павел Иванович не знал, как реагировать на сказанное, поэтому смолчал, а Мордасов продолжил.

– На казенных заводах, политическая агитация запрещена в связи с военным положением, а ваш работник этим занят, если Вы его не остановите, то его остановим мы, но тогда и Вам не будет приятно.

– Но позвольте, – решил возмутиться Дъяконов, – я занят важными делами и не могу уследить за всем.

– Каким делами заняты, знаем, но большевиков терпеть не будем, надеюсь, Вы услышали.

Человек встал, делано поклонился и с нагловатой улыбочкой простился.

– Всего хорошего, господин инженер.

Намёков было более чем достаточно. Политическая деятельность и биография Павла не являлось секретом ни для правительства, которое его наняло, ни для тех, кто вел скрытую борьбу за власть на местах. Так ещё раз он осознал свою уязвимость.

Глава 6

лето 1917 года

г. Сарапул

Май закончился тем, что поставки с Воткинского казённого завода удалось согласовать. Изготовление ферм для моста, наконец, стали реальностью.

Вначале июня к Дьяконову пришёл Баранов и испросил отпуск для свидания с семьей, его родные жили в Казани. Отпуск, конечно, Павел Иванович ему дал, только вот из этого отпуска бравый машинист не вернулся. Вестей о себе он не подавал, и Павел уже решил, что утратил связь с этим большевиком, но дальнейшие события покажут, что он ошибался.

Строительство моста пришло в порядок. Дьяконов перезнакомился со всеми видными мостостроителями. Всего на стройке трудилось около семи сотен человек. Работы делились по артелям. Была артель каменщиков, которые укладывали пять опорных быков для моста, была артель мостовиков, они трудились на установки ферм, были люди на вспомогательных работах. Тут же трудились и военнопленные, в основном венгры.