Хроники Милика: Ранние произведения (После Митинеиды). 18+

Недавно прибыл. Говорили.

Лучше отпустите. Хоть в поле, —

Пусть живет на свете».

«А если он и правда заключенный,

То сдохнет пусть собачьей смертью»! —

И тот, кто бил, взял ружье у кого – то…

Ударил в голову прикладом.

Минут через пятнадцать я очнулся.

И скоро на чердаке бежал от казаков.

Их было много. Очень много.

С окна я прыгнул на лошадь смело,

И заорал:

«Пошел вперед»!

13

Я мчался через лес, едва переводя дыханье.«Ну и денек»! – крутилась одна мысль.Меня тошнило от нехватки кислорода.Я был готов упасть с коня.Хотелось есть и пить. Ну ничего, терпимо.Тут могут быть враги. Но пока тихо, никого.И тут мой конь споткнулся о корягу,Заржал, раздались свист и крики,И я свалился под ноги казаков,Которые внезапно вышли на дорогу.Засада.«А это еще кто»? – так Пугачев спросил.Он посмотрел на меня беглоИ обернулся к казакам.«Это юнец – тот заключенный,Что с кем – то дрался, да сбежалС острога. В лесу поймали».«Как звать тебя, отрок»? – спросилБеглый казак.«А! Я Михаил»! – ответил я.«Целуй мне руку, – будешь жив». —Он протянул мне руку.С презрением на нее глянув,Я процедил: «Ты поцелуя не получишь!Не Петр Третий ты!А донской беглый казак,Вор, самозванец, мошенникИ обманщик»!Махнул тут Пугачев белым платком:«Щенка сего повесить сразуВ ближайшем селе или деревне»!Меня поволокли куда – то казаки.Опять…Меня к «Кремлю» приволокли.Я даже говорить не мог – устал.И к виселице тихо подошел.Поднялся на помост,И вдруг, – крик:«Нет»!!! – Это была Елизавета.Я глянул на нее, рукой махнул,Послал воздушный поцелуй…И сунул голову в петлю.Раздался тут казачий крик счастливый.И женский – той девушки несчастной.

14

Недолго я висел так. Ко мне потомШагнул казак, – проверить, точно ль помер,И получил мгновенно по зубам.Я рубанул петлю ножом, и прыгнул на помостС веревкою на шее. Где был синяк.Все в страхе разбежались, крестясь конечно.Елизавета бросилась ко мне, со своимиМокрыми глазами, и мы обнялись.Одни стояли. Лиза рыдала. ГоворПродолжался изумленный.Что чудо, блин… как же наивны!Лиза рыдала, уткнувшись личикомВ мою рубашку. «Не плачь, я жив.Меня убить нельзя».И губы наши тут слилисьВ последний раз.Второй роман, но третья КримиТоже покинула меня.Еще одно простое исполненьеДавней мечты. А как все начиналось…Боялась, а потом любила.Бывает так.В доме – в «Кремле» —Родители той ЛизыЖениться предлагали на ней мне.А проще – обвенчаться.На той, кою я полюбил.Я отказался. Нельзя венчаться.Но Лиза согласилась.Я только головой качал, заплакал.А после долго в карманах рылся,И наконец, достал свойМаленький портрет.Картину маленькую в рамке,Минатюру. «Бери, Елизавета.Пообещай мне только,Что если выйдешь замуж,То только за того, кто будетОчень на меня похож.Пообещай, прошу».Она заплакала опять. Потом сказала:«Я обещаю. Выйду замуж.Прощай, любимый мой»…«Прощайте, люди добрые.Прощай, Елизавета. Я тебя люблю,И я тебя не позабуду».

15

И через полчаса я ехал по степи.С разбитым сердцем и тоской.Буран поднялся и бушевал всю ночь.И ехать стало невозможно.Но ради той Елизаветы к утру я«Дополз» до Петербурга, да ехалК Зимнему Дворцу. ДоползПри помощи перемещенья.Я полуэльф, не человек.Потом пришел к Екатерине,И вспыхнул сразу, как ее увидел.Мы разговаривали долго,Я рассказал про ту поездку,И умолчал про Лизу. Мало ли.В итоге через года дваВойска ИмператрицыРазбили того Пугачева,А еще через год он был казненВ Москве, – был обезглавлен в январе,Десятого числа тысяча семьсотСемьдесят пятого годаНа площади Болотной…

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

(4. 07. 2000 Г.)30. 01. 2001 Г.2. 08. 2001 Г.

МИЛИК В РОССИИ

(ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

23. 06. 2000 Г.-2. 08. 2001 Г.

Прошло сто лет.Прошло сто лет с того момента,Как мы в России появилисьВ том доме брошенном…Вначале в Москве я был,Вот так вот очутился, гулял, страдал.А после воевать ушел,Как полагается. А почему?Москва была мне не мила.Она вся древняя была,Там правил поначалу Петр Первый.Нам всем он дал там дом.В деревне.А потом правили РоссиейЕкатерины, Елизаветы, Анны,Три Петра.Потом я с Пугачевым воевал,И как назло влюбился там.Как в ту же Екатерину – Софью.Что дальше? И золотая серединаОтветит на этот вопрос.(1800 – 1881г. г)

1

Идет начало девятнадцатого века.Вот наступил нулевой год.Мертвы Суворов, Павел Первый…ВСЕ мертвы. ВСЕ умерли. Три поколеньяПрошлого века за сто лет.Остались мы. И все. Об этомНе жалею. Но кончилосьПрекрасное то время:Кончился век. Век всех переворотов,Войн и побоищ, и разрух…Прошло сто лет. И я совсем не постарел.Конечно, этому я рад. И жить охота.Не надоело. И каждый день хожуПо Невскому проспекту.Я по нему ходил и раньше…Улица широкая и тишина…Ведь утро раннее. Часов так шесть.Не ходят петербуржцы,Кареты не летят, и не открыты лавкиС калачами, булками и остальным.Никого нет.Как же домой хотел… Невыносимо это!!!Ведь дома лучше!Но раньше срока из России и из МираЛюдей и предрассудков хода нет!И остается только ждать.Я, мрачный, разозленный, ушел в лес.Чтоб успокоиться от мыслей.Не стал мечтать. Я лег во влажную траву,И вспоминал, что со мной было.Припомнил я друзей, императриц…Их не забуду никогда.И буду так всегда их помнить.Суворов, Румянцев, Петр, Екатерина…Елизавета и другие…МЕРТВЫ ВСЕ… будто не рождались.Мне хорошо избавиться от мыслей. А они,Как бабочки, над головой вьются,А слезы катятся и катятсяВ траву со щек.Мечтал я о свободе. Но нет ееВ России мне!!! Свобода – только дома!

2

Весь день ходил по Петербургу.

Пошел и к Зимнему Дворцу.

А мимо пронеслась карета.

Россией в это время Александр правил.

Первый. Он был начитан,

Образован и воспитан.

О нас он слышал, и давно.

И как – то слуги Александру разболтали,

Что я любил саму Екатерину!

И это все сразило наповал.

Ведь захотел мне царь руку пожать,

Благодарить. Мне скуку сдуло,

Словно ветром, и я гуляю по проспекту.

Когда вернулся, – поразился:

Царь был у нас! Звенели ложки в комнате тогда, —

Все пили чай из блюдец и из чашек.

Лишь дверь толкнул я, – так Митиней

Рукой махнул мне, завлекая:

«Ты заходи, Милик! Все тебя ждем»!

Вот Александр обернулся, поклонился.

Руки пожали мы тепло.

Пошел рассказ про Фредерику Софью.

И очень тот царь удивился.

Спросил меня о личной жизни.

Рассказал ему я правду:

О сыне, о жене, и как те умерли трагично.

Нам всем приятен был визит сей.

3

Нас видел всех тот Император.И был доволен, горд и рад.Все рассказал жене, Императрице,А та сияла, хлопала в ладоши.«Ты правда видел полуэльфов?Они какие“? – „Да, видел их.Они понравились мне очень. И всеПриятны, деликатны, аккуратны,И главное, – добры. Скромны.Их можно видеть очень редко,Но лишь сейчас, и в наше время.Потом их не увидим никогда.И то нас на тот час исчезновеньяУже не будет. Они давно здесь».Мы выходили редко, и тогда,Когда народу было мало.Очень любил я Петербург.Его я в жизни не забуду.И не забыл до сей поры.Мне нравились Зимний Дворец,Мостик Любви, Невский Проспект,И петербургские балы.Это мне скрашивало жизнь:Ведь жить в мире людейСто десять лет еще…Домой по – прежнему хотелось.Надоедало просто все.Но Дверь во Времени и ПереходВ Миры другие вовсе исчез!Часы, которые сюда нас занесли,Негодны стали. Один из полуэльфов, —Силий, – берег их до сих пор.Без них домой вернуться мы не сможем.Никак. Мечтал о доме днем и ночью,Мечтал вернуться!Нескоро сбудется мечта…Через сто десять лет.На память, может, чего – нибудь сложу.Балы времен тех лет – то просто чудо!Вальс, ленты, песни, танцы, да пиры…Все герцоги, князья, и графы.Да девушки с блестящими глазами.И женщины с печатью жизниНа челе. И умный взгляд.

4

Жара сводит с ума. Окна открыты.Но это не спасает от нее.Зала сверкает и горит.Шуршанье дамских платьевДа звон шпор неких офицеров…Стоят все, ждут царя. А вот и он.Зашел и Александр Первый.Вместе с женой Елизаветой.Сели на трон, и бал открыт.Объявлен вальс. Я тоже там.С родней, и с верными друзьями.Вот начали все быстро танцевать.А мне банально не хватило пары.И я, один, стоял в сторонке у стены.Я стоял у стены. Я смотрелНа громадную люстру, висящуюНад потолком, и на мои глазаВдруг навернулись слезы.Не из – за дамы, – я Крими вспомнил.Как танцевал с ней, почти также,Как и здесь. И как похожи платья…Лишь крыльев нет да усиков на голове…Слишком там все похоже было, —У офицеров форма слишком схожаС той, что из Силирии…Моя любовь… Моя краса… Ах, Крими…И снова в сердце к ней любовь.И слышал я восторженные крики,Да возгласы сейчас, и снова звон шпорНа сапогах…Хоть было весело, но на моих губахУлыбки не гуляло вовсе.Мое лицо было спокойным,И грустным. Я не сердилсяПо той причине меньшинства.Думал о Крими. И вспоминал,Как мы женились,Как она мне сына родила,Как прожили те годы в счастье…Мой Фердинанд погиб на Ядерной Войне.Пятнадцать лет радости и мира, —Все те года, когда я был женат,Когда я жил с супругой, с сыном…Заметил уединенье АлександрИ подошел ко мне. Я обернулся.И начался банальный разговор…«Милик, ты что?! Ты сам не свой!Танцуй, как все… ты как лучинаТлеешь. Вот вальс, или другое»… —Так начал он.«Благодарю, но я»… – ответил я.Да только царь не дал закончить:«Что ты такое говоришь, Милик?!Пойдем»!И голову я опустил стыдливо.«Нет пары у меня, не страшно.Я вспоминаю свою жизнь.Как было в моем замке далеко…Почти все также… как знакомо…Понаблюдаю лучше яЗа всеми вами, извините»…«Тебе что, Милик, не хватило дамы,Говоришь»? – «Да, не хватило». —Сказал я.«Тогда танцуй с императрицей».Не ожидал такого жеста!«Она супруга Ваша! Не могу»…«Не возникаю я, но коль не хочешь»…Так Александр мне ответил.Вот так стоят два самодержца:Из двух Миров.Два Императора держав.Один бессмертный полуэльфС династии Минея да и Силия произошел,А этот, – человек. Простой Романов.«Я б с удовольствием, я бы потанцевалИ свои танцы, – даже со своими,С той Клэей, например, —Родною тетей, но не поймет никто…Но что поделаешь»…«Ну хорошо… – так царь вздыхает. —Но… у тебя прекрасный голос!Ты можешь спеть при всех,И каждый! Приятно станет людям слышать».Тогда я согласился. Но танцеватьНе захотел, хотя любил все танцы.А вальс особенно.Настала очередь моя. Я пел и пел.Стояла тишина. А после все сталиХлопать в ладоши. Все поклонились.А одна дама даже в тот деньПреподнесла букет цветов.И руку ей пришлось поцеловать.Еще раз поклонилась, покраснела,И отошла. Пустяк, а все равно приятно.Опять те танцы продолжались.На этот раз потанцевал, и счастлив был.И все кружился и кружился по паркету.А рядом остальные кавалеры,Или как их зовут там… я не помнил.Весело стало.

5

Под утро я пошел домой. Один.

Другой дорогой. Пел. Адреналин

Ударил в кровь. Над дальним лесом

Туман стелился. До дома от Дворца

Короткая дорога. Недалеко.

Домик Петра белел в лучах

Рассвета. И в зелени тонул.

Часов уж пять или четыре бьет…

Уж очень рано я ушел.

Кончилась ночь на том балу.

Но так прекрасна она стала!

И нулевой год нового века

Стал переломным для меня.

Лето прекрасно! Нежная зелень,

Цветов аромат, Нева и остальное…

И тишина… Ведь ночь та Белая…

Белая Ночь… Чудо природы.

Когда нет Солнца, но светло.

Когда все тени исчезают.

Я шел домой. Свежо. Но воздух сей

Прохладен. Я обо всем забыл.

Свобода! И не пошел домой, —

Ушел на луг, и прогулял так до полудня.

Шелест листвы мне навевал прохладу

В том климате морском.

Дул ветер. И мягкая трава

Все расстилалась под ногами.

Росли ромашки, васильки…

Цветы России, – ах, цветы России,

Легко и хорошо, когда вас вижу!

А может быть, нашего друга,

Того, кто прибыл в наш полк

Последним, —

Василька, – того блондина – полуэльфа, —

Назвали так лишь из – за глаз больших?

И длинные волосы он вяжет

Черным бантом, – на манер русский.

И этот тихий, скромный полуэльф

Понравился мне очень даже.

Красив, и деликатен, аккуратен,

Как и мы все.

Каким же образом тот парень

В Дверь Времени попал в тот день, —

Не знал ни я, ни остальные.

Вот только помнил: в разгар войны

Мы встретились с ним резко.

Турецкая война гремела.

Когда горел их флот поганый.

А после боя Василек

Благодарил нас очень долго,

Любезностей наговорил.

А где он был, где жил до нас,

До встречи той? В Рязани!

От Петербурга парень тот

Пришел в восторг.

Наивен был, не скрою…

Ведь самый младший он у нас…

Город ему мы показали.

И с нами Василек стал жить.

А мы ему и помогали,

Предупреждали о плохом,

И правило наше железно:

Не выдавать себя кому попало.

Недолго длилось наше счастье:

Вскоре напал Наполеон.

Да. Бонапарт. Француз из семьи бедной.

Измотаны мы были все в боях,

На тех полях, залитых кровью…

Пока они гремели под Смоленском.

Мы чуть там было не погибли!

И чуть было не умер Василек.

Я за родню, друзей боялся:

Коль срубят голову – конец…

Но обошлось все.

А Василька я отнес в лагерь.

Сквозь дым и кровь.

Жара нас всех с ума сводила.

Но шел я, следя за жизнью друга.

И выжил он, весь истекая кровью…

Бой день гремел под городом Смоленском,

А к вечеру девятка наша собралась.

Кого – то все равно недоставало:

Осмий опять исчез! Он не вернулся с боя.

Его арестовал Наполеон.

За что – вопрос.

Мы этого не знали, и решили поначалу —

Погиб он.

На самом деле вот что было.

6

Во время боя, – в двенадцатом году, —

Наполеон, французский император,

Героя подцепил на драке

И расстрелять велел тотчас.

Но Осмий не погиб, и кинули его в темницу

В крепость. Лишь через шесть лет

Он сбежал. Он встретил по пути вампира

И подружился с ним. Откуда тот явился, —

Непонятно. Мог заграничным быть.

Они ходили куда желали, —

И на банкеты, на балы, еще куда – то.

Купили дом аж. По девушке у каждого

Вдруг появилось. И только году в двадцать пятом

Осмий письмо родному сыну написал.

Просил прийти и выручить быстрее.

И Митиней испробовал, что можно, – из вариантов,

Кои не подошли.

И вдруг у сына Дверь во Времени просил.

Тот дал ее. Открыл часы те, сказав печально

В шутку:

«Перенесите к Осмию меня»! – и в свет

На зеркале шагнул. Исчез и удивился.

Отца он встретил. И оба убежали наконец.

Кто – то внезапно из них опять открыл

Ту Дверь – и на дворе опять война,

Но Крымская. Лишь через двадцать лет

Отец и сын вернулись к нам.

В годах семидесятых…

Аж в семьдесят втором.

И оживил успех всех нас, с той Дверью.

А вдруг домой вернуться можно?

Но больше та не открывалась.

…Шел год двенадцатый, век девятнадцатый…

Идет война. И в этот час я не был дома.

А под Москвой со всеми.

Москва пылала… Был или октябрь,

Или ноябрь. Шел снег на фоне

Той умирающей, пылающей столицы.

Но даже в этой обстановке

Я смог на время в прошлое вернуться

И окунуться в воспоминанья с головой.

В воспоминанья, кои случились

В начале века под цифрой восемнадцать…

(7. 07. 2000 г. —3. 08. 2001 г.)
Я поскакал в ту самую деревню,В коей сам жил когда – то, – лет сто назад.Туда, где я гулял по лесу,Гулял, мечтал… она почти не изменилась.Не пострадала от войны.И дом, подаренный царем тогда,Еще стоял!!! В нем обжиласьКакая – то семья.Я подошел к нему, коня оставив у двора,Запел… а на глазах блеснули слезы.И вспомнил песни, – все, какие знал.И пел я точно так же, как век назад.И вдруг ко мне мальчишка подбежал.Спросил, что делаю я здесь.Ответил я, что ничего. И он опять:Впервые я ли здесь. Ответил «да»,И платок выжал.И тут он начал говорить другое…«У нас лет сто назад был здесьОдин певец. Бабки сказали и их мамы.Он пел почти как Вы, солдат.Также красиво и прекрасно.Ему царь Петр денег дал —Рублей аж пятьдесят!За песню… это был отрок молодой.Примерно лет под тридцать пять емуНа вид, а то и меньше.Милик имя его.Конечно, он давным – давно уж умер.Ведь столько не живут на свете.У него зеленые глаза,Как изумруды и трава,И волосы, – как у девицы,Иссиня – черные, дивен тот цвет.И белый лик. Белее снега.Все как у Вас. Поете так же.Как и он. Его потомок Вы?Его ни с кем не перепутать»!Я озадачен был с такого.Ох, помнят до сих пор меня!Я промолчал немного и ответил:«Да. Это мой дед. Я его внук.Приехал его вспомнить.Не знаю, где он похоронен.Отца уж нет – скончался»…«А Вы похожи на того Милика!Его фамилия имелась Стюарт»! —Бойко сказал мальчишка мне.«За мои песни все тут помнят»… —Так мне подумалось.Потом спросил у мальчугана:«Послушай, мальчик, остались лиВ деревне люди здесь, со времениМилика? Когда тут дедушка мой жил»? —Спросил всего – лишь в шутку.Но ответ добил:«Да, они живут, но очень мало».Похолодел я до корней волос с такого:«Я умоляю, – меня к ним отведи!Прошу! Дам десять я серебряных монет»!«Не лжете Вы мне»? – «Нет».Я дал мальчишке десять тех монет.Тот взял меня за руку, и повелАж вглубь деревни, к избе одной.Довольно старой.Сердце мое бешено билось.Сколько же лет прошло с тех пор,Как стал я жить в деревне под Москвой!!!Лет сто двенадцать, и не меньше!А в тысяча семьсотом том годуСердились на меня за то,Что я крестьянам спать не давалНочами! Обычно бабам…

7

Остановился мальчик у избы,

Довольно ветхой, и сердце мое

Сильнее прежнего забилось…

Кого я встречу? Непонятно.

В избушке дым с печи стоял.

Открыл я дверь,

Прокашлялся сначала,

Когда вошел. Тут печь черна,

Как уголь… сажей измазан пол.

Старческий запах…

Закопчена печь старая, которой

Побольше сотни лет уже.

И вдруг услышал хриплый голос,

И подошел к черной печи…

Да насмерть чуть не испугался:

На ней сидела мумия – старуха,

Вся ссохшаяся, как лист осенний…

ЖИВАЯ!!! Зубов уж не было давно

В помине, а вместо глаз, —

Две щели узкие. Как яблоко в печи,

Или под дымом, лицо засохло,

Сморщившись до кости…

Когда старуха голову к мальчишке

Повернула, – ладонь я с уст убрал.

Это они. Те люди. Что видели меня.

Я круглыми глазами

Глядел на женщину, которая осталась.

А может, есть еще там люди

С тех годов?

«Кто Вы такой»? – старуха прохрипела.

И я задал один вопрос:

«Вы видели Милика здесь?

Отрока, который жил тут

Лет сто назад? Он по утрам пел»…

Старуха на меня взглянула, тянула шею,

И руку подняла:

«Милик… Ах, да… Я видела его.

Сейчас стоите Вы, как он, передо мной,

Как будто с лет тех! Не отличить!

Лишь платье разное у вас обоих.

Как будто он сейчас сюда пришел,

И заново вдруг запоет…

Как в утро то… Двойник Ваш,

Сударь! А я тогда к царю Петру

Ходила, хотела, чтоб тот его казнил.

Но поняла потом, как я ошиблась.

Милик был совершенством, причем

Во всем.

А я жестоко так с ним обошлась!

Ходила я тогда еще крепостной девкой.

Двадцать четыре мне тогда годочка

Всего было. У меня внуков не осталось,

Детей и правнуков. Но есть праправнук.

Коли найдешь его могилу, —

То извинись же за меня.

Пока жива я… И больше я о том Милике

Не знаю ничего»… —

Старуха замолчала тут же.

«Уже Вы извинились перед ним! Его

Внук я»! – я улыбнулся. Но колотило…

И ноги аж тряслись от напряженья.

«Вы так похожи»… —

Старушка вновь так прохрипела,

А я тепло с ней попрощался,

Заплакав от избытка чувств.

Я со слезами на очевидицу смотрел,

И пожелал ей радости, удачи.

Сто лет для нас – всего лишь миг.

А для людей – целая вечность.

Мы умираем все внезапно, —

Или сердечный приступ, или старость.

Но не та старость, коя косит людей.