Элита

Повисает тишина. Я машинально смотрю на Леона, задумчиво карябающего карандашом по листку бумаги. Мне начинает жутко хотеться, чтобы он попытался восстановить справедливость, но, судя по его непроницаемому лицу, это вряд ли случится.

– Студенческий совет отвечает за благоприятную атмосферу в университете, – наконец произносит председатель, с пониманием посмотрев на Тимура, – и мы видим, что между тобой и другими студентами имеется значительное напряжение. Мы запросили мнение штатного психолога, и он порекомендовал, чтобы ты прошла восьмичасовую психотерапию дважды в неделю. Это первоначальная мера.

– Простите… что?! – я вскакиваю, ощущая, как к лицу приливает горячая волна крови. – Мне назначили принудительную психотерапию, хотя я до последнего не поддавалась на провокации члена совета? Я что, особо опасный преступник-рецидивист, которого нужно держать под наблюдением специалиста? Или…

– Нет, – нетерпеливо перебивает девушка. – Мы не называем тебя преступницей. Но ты создаёшь проблемы, и совет вынужден реагировать. Если ты откажешься или сорвёшь эти сеансы, возможны дальнейшие санкции, включая рекомендацию декану о твоём отчислении.

В горле встаёт ком. Я человек, а не блохастый питомец, требующий санации. Кем эта кучка людей себя возомнила? Они же даже ещё не получили высшего образования, чтобы так запросто налево и направо раздавать предписания!

– Минуточку, – голос Леона звучит негромко, однако в комнате моментально воцаряется тишина. – Очень уж быстро совет выносит решение, невзирая на то, что мы до сих пор не выяснили, кто в действительности первым начал конфликт. Пока у нас одно слово против другого.

Глаза Тимура опасно сверкают.

– Леон, друг мой, мы ведь не в суде. И даже не в деканате. Это студенческий совет. Наша задача – не рыться в грязном белье, а предотвратить дальнейшие проблемы. К тому же у меня есть не меньше дюжины свидетелей, которые подтвердят, что это она спровоцировала конфликт.

– Предлагаю не отвлекать студентов от занятий и просто снять записи с камер. В правом крыле ведь есть камера? – Леон вопросительно смотрит на председателя, на что тот, поджав губы, кивает. – Вот и отлично. И если подтвердится, что рюкзак упал сам собой, появится повод уличить Лию во лжи и уже после этого рекомендовать сеансы у психотерапевта.

Я с облегчением прикрываю глаза: наконец-то запахло справедливостью.

Но тут встревает девушка.

– Зачем камеры, Леон? Нам важен результат: здоровая атмосфера среди учащихся. Если есть подозрение на агрессию, мы предлагаем помощь. Разве так плохо, чтобы человек пообщался со специалистом?

Я мысленно фыркаю. Здоровая атмосфера среди учащихся? Это шутка такая?

– Принудительная помощь – сомнительное мероприятие, – спокойно возражает Леон. – Вы хотите заставить Лию пройти терапию под угрозой отчисления, а это скорее наказание, а не забота о психике.

– Послушайте, – встревает Тимур, к которому наконец вернулся ровный цвет лица. – Если Лия хочет или может что-то сказать в свою защиту…

– Я сказала всё, что хотела, – говорю я, решив, что любое неосторожное слово сыграет против меня. – Но я точно не согласна ни с обвинениями, ни со столь абсурдным вердиктом.

Тишина затягивается. Похоже, совет разрывается между желанием наказать меня и нежеланием конфликтовать с Леоном. Напряжение в воздухе растёт пропорционально моему участившемуся сердцебиению.

– Ладно, – изрекает председатель, побарабанив пальцами по столу. – Решение относительно конфликта пока не принято. Но знай: если в ближайшие дни поступят новые жалобы в твой адрес, психотерапия будет обязательным условием для дальнейшего обучения здесь. А при повторных конфликтах совет будет ходатайствовать о твоём отчислении.

9

Парковка университета пустынна – большинство студентов либо разъехались по домам, либо прячутся в элитных кафе неподалёку. Мелко моросит дождь.

Зябко передёрнув плечами, я оглядываюсь в поисках знакомого седана и, не обнаружив его, в сотый раз проклинаю этот день. Отстранение от занятий, вызов в Совет, угрозы принудительной терапии – и всё это за два дня. За два, блин, коротких дня.

Из проезжающего мимо ярко-красного Порше на меня таращится незнакомый парень. Натянув на лицо улыбку, я машу тему так яростно, что запястье начинает ломить. Черта с два вы меня отсюда выкурите. Если для того, чтобы получить диплом, мне потребуется стать самым приветливым человеком в этом университете, я им стану. Буду топить вас, топлю вас, в своих обаяниях и любви до тех пор, пока вы не взмолитесь о пощаде.

– Очередной увлекательный день?

Я оборачиваюсь. Леон стоит в паре метров, засунув руки в карманы брюк. На лице привычная тень задумчивости.

– Если бы не ты, он мог бы стать ещё более увлекательным, – невесело усмехаюсь я. – Большое тебе спасибо за поддержку на совете. Я жду Игоря.

– Помогу скрасить твоё ожидание, – Леон подходит ближе, останавливаясь в шаге от меня. Ярко-синий взгляд смотрит цепко и изучающе. – Я выяснил, в чём причина всей этой травли.

– И в чём же?

Он медлит, словно взвешивая, стоит ли мне знать правду, и когда я уже готова на него наброситься, коротко сообщает:

– Морозов хочет сделать тебя своей «прислугой».

По позвоночнику пробегает холодок.

– В каком смысле?

– Альф и легионеров в университете стало слишком много. Так называемая прислуга сейчас на вес золота. Хотя, насколько мне известно, у Морозова есть одна.

– Ну, допустим, – я машинально обнимаю себя руками, чтобы скрыть растущий озноб. – И почему тогда они так яростно хотят выжить меня отсюда?

– Они не хотят тебя выжить. Они хотят сломать, чтобы ты сама заёрзала в поисках покровителя.

Я смотрю себе под ноги, пытаясь осознать услышанное. Господи. Да эти детишки ещё более отбитые, чем я предполагала.

– Почему я? Если, по твоим словам, у него уже есть эта прислуга.

Несколько секунд Леон пытает меня взглядом, затем беззвучно усмехается.

– Это же очевидно.

– Мне нет, – в отчаянии бормочу я.

– Потому что ты красивая.

Мои глаза округляются одновременно со ртом. Я думала, прозвучит что-то вроде: «Потому что ты типичная жертва», или «Потому что у тебя руки как лопаты», или: «Потому что ты потомственная домработница». Но Леон говорит именно это.

– И… только из-за этого? – спрашиваю я, от волнения вцепляясь пальцами в лямки рюкзака.

– Это не единственная причина, но, думаю, главная.

– Отлично, просто замечательно, – бормочу я, невольно начиная расхаживать туда-сюда. – То есть на меня ополчился весь университет, потому что я приглянулась какому-то тупоголовому качку?!

– Дерьмо случается, – изрекает Леон, пожав плечами.

Резко остановившись, я впиваюсь в него глазами.

– Так, может, мне стоит податься в «прислуги» к кому-то более приятному, чем этот имбецил? Альфы с альфами ведь не конкурируют?

– Такие случаи бывали, но редко, – сдержанно замечает Леон.

– Так, может, ты скажешь остальным, что я твоя… – я морщусь, прежде чем ещё раз произнести это идиотское слово, – прислуга… Я ведь и так работаю у вас в доме. Могу покупать тебе кофе, ну или делать за тебя курсовые…

Выпалив всё это, я смотрю на него с надеждой. А что? Отличное решение. Там, на совете, я лично убедилась, что Леона уважают и к нему прислушиваются. Если мы заключим эту сделку, я пару лет точно не буду знать проблем.

– Нет, – твёрдо произносит Леон, покачав головой.

– Но почему? – от разочарования мой голос взвивается.

– Потому что это нарушает мои принципы.

Я набираю побольше воздуха в лёгкие, собираясь едко прокомментировать его нелепую принципиальность, но Леон меня опережает:

– И раз уж ты решила искать покровителя-альфу, для начала стоит изучить, что в действительности входит в обязанности «прислуги».

Эта фраза звучит так двусмысленно, что я теряю всякое намерение продолжать дискуссию и просто глазею на него. Он ведь сейчас не о стирке нижнего белья говорит?

Позади раздаётся мягкое шуршание шин, звук открывающейся двери, но я не могу заставить себе обернуться.

Леон первым разрывает наш зрительный контакт, кивая мне за плечо.

– Игорь подъехал. Тебе пора.

10

Целую неделю я умудряюсь балансировать между учёбой и придирками со стороны гопников от Шанель. Вполне успешно, судя по тому, что меня не вызвали в деканат. А затем наступает пятница – день званого ужина в честь друзей Демидовых, на котором будет присутствовать невеста Леона.

Действо начинается ровно в семь. Золотые подсвечники, которые мама натирала весь день до зеркального состояния, бокалы с гравировкой Made in France, шампанское, название которого я слышала только в кино о красивой жизни, чёрная икра в серебряных вазочках – всё это лишь малая часть запланированного пиршества.

За огромным столом, напоминающим взлётную полосу для частных самолётов, собралась элитная элита. Морозов-старший – типичный представитель высших кругов: чесучовый костюм, дорогие часы, расслабленный, чуть надменный взгляд. Его жена, полная копия Мелании Трамп, ведёт себя крайне сдержанно и почти не разговаривает, не говоря уже о том, чтобы улыбаться. Возможно, виной тому излишек ботокса в её лице.

Что касается их дочери… Помнится, я сочувствовала Эльвире, вынужденной комплексовать рядом со своим красавцем-парнем. Так вот, это было преждевременно.

Эти двое рядом могли бы составить конкуренцию хоть Брэду с Анджелиной, хоть Блейк и Райану. Морозова Эльвира до отвратительности хороша собой: длинные платиновые волосы, кукольное лицо, модельная фигура – и всё это в обёртке от итальянских кутюрье.

При этом держится она под стать матери – вежливо, но безэмоционально и холодно. Фригидная снежная королева, так именую я её про себя, опуская на стол тарелку.

Сколько ей? Двадцать два-двадцать три? На пару лет старше меня, но ведёт себя так, будто невыносимо устала от сорока лет замужества и четверых детей.

– Как дела в университете, Эля? – интересуется милашка Каролина.

– Всё отлично, – сдержанно отвечает та. – Сейчас занимаюсь проектом по истории искусств. Буду проходить стажировку в Милане.

– Отлично, – одобрительно кивает Вилен Константинович. – Леон говорил тебе, что на будущий год тоже собирается в Италию по делам?

Эльвира смотрит на Леона, тот – на неё. В их взглядах, помимо рафинированной вежливости, сложно рассмотреть что-то ещё.

– Мы это обсуждали, – негромко отвечает Эльвира, промокая губы салфеткой.

Я с тоской смотрю на закрытое окно. Мне одной тут душно?

– Эльвира, вам налить шампанского? – опомнившись, предлагаю я, поймав мамин выразительный взгляд.

– Минеральной воды, – сухо роняет она, не удосужившись повернуть голову в мою сторону.

Я стискиваю челюсти. Да, я нахожусь здесь в качестве домработницы, но это не означает, что со мной надо разговаривать, как с чернокожей рабыней. К чему этот тон?

Когда я подаю десерт – торт с фруктами и итальянской мастикой, Эльвира демонстративно отодвигает свою тарелку.

– Унесите, – негромко произносит она всё с тем же оттенком снисхождения. – Я не ем сладкого.

– Извините, я не знала, – бормочу я, ощущая, как горят щёки. Не ест сладкого? Мама говорила, что именно ради этой белокурой принцессы Демидовы и заказали этот торт.

– А я ем, – негромко раздаётся справа.

Вытянув руку, Леон придвигает тарелку, отвернутую Эльвирой, к себе.

– Спасибо, Лия.

Улыбнувшись, я смотрю на него с благодарностью. Его невеста – с немым возмущением.

– У тебя вдруг проснулся интерес к сладкому? – тихо уточняет она, наспех сформировав на лице плохое подобие улыбки.

– Очень уж торт красивый, – Леон отламывает вилкой кусок и начинает жевать. – М-м. Вкусно. Зря ты отказалась.

Машинально отвесив очередной реверанс, я поспешно семеню на кухню за новой порцией калорий для господ. Сердце волнительно ухает. Уже в третий раз он заступается за меня. Совпадение?

11

Когда гости, насытившись икрой и дорогущим шампанским, наконец уезжают, настает мой звездный час. Собирая скомканные салфетки и орудуя пылесосом, я считаю минуты до момента, когда смогу лечь.

Со своей паршивой физической выносливостью и нелюбви к уборке, я просто обязана закончить университет, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах не надевать резиновые перчатки. В идеале открыть что-то свое, или уйти во фриланс, работая в какой-нибудь пляжной кафешке на Бали. И зарабатывать при этом столько, чтобы иметь возможно заказывать еженедельный клининг.

Я с сожалением смотрю на почти нетронутый торт. Разве стоило ли Демидовым так напрягаться ради скучнейших посиделок?

Во время ужина меня не покидало ощущение, что я наблюдаю паршивый спектакль, в котором половина актеров не выучили свои роли. Разговор удавалось поддерживать только главам семейства, остальные же просто молчали. Жена Морозова демонстрировала безупречное владение приборами, Эльвира делала тоже самое, изредка косясь на Леона.

Единственный раз она проявила инициативу в разговоре, когда решила поинтересоваться, есть в соусе к батату тимьян. Тимьян, Карл! На месте Леона я бы бежала от нее без оглядки, и желательно куда-нибудь подальше. В Гондурас, например.

– Лия, на сегодня мы закончили, – командует мама, когда последний бокал отправляется в сушилку. – Иди отдыхай.

Торопливо закинув в рот пару канапе, оставшихся после пиршества, я поднимаюсь на второй этаж. Настенные бра отбрасывают тусклые пятна света, коридор тонет в полумраке. Усталость окончательно овладевает мной, так что я решаю потерпеть запах приправ от волос, и еще минимум часов семь и не принимать душ.

До заветной двери остается несколько метров, когда мой слух вдруг улавливает звук голосов. Невольно замерев, я смотрю на тонкую полоску света, пересекающую паркет. Разговор доносится из комнаты Леона.

– Объясни, пожалуйста, почему я узнаю о поездке в Италию от твоего отца? Я чувствовала себя полной идиоткой.

Мой рот невольно округляется. Так значит, Эльвира не отбыла вместе с родителями, а решила наведаться в опочивальню суженого! И, конечно же, выбрала лучший способ скоротать время наедине: начать с ним собачиться. Все же недаром мое взбалмошное подсознание подкинуло ей именно такое прозвище.

– Я собирался рассказать тебе, когда планы станут окончательными, – голос Леона звучит спокойно и почти меланхолично.

Перед глазами само собой всплывает вечно скучающее лицо Киллиана Мерфи, и мне приходится зажать рот рукой, чтобы ненароком не рассмеяться.

– Окончательными? – тон Эльвиры полон возмущения и обиды. – Ты подразумеваешь тот момент, когда сядешь в самолет, чтоб вернуться домой?

– К чему так драматизировать? Речь ведь идет о банальной рабочей поездке.

– Ты хоть понимаешь, как глупо я себя ощущала?! Мы встречаемся уже пять лет. Неужели этого недостаточно, чтобы посвящать меня в свои планы?

Повисает пауза. Я ловлю себя на мысли, что мое случайное подслушивание переходит в намеренное, и лучше немедленно уйти. Но чертовы ноги словно приросли к месту, отказываясь сделать хоть шаг. Спишу это на чудовищную усталость.

– Прости, если ты почувствовала себя неловко, – наконец примирительно произносит Леон. – Я бы тебе обязательно сказал обо всем немного позже.

– Ты живёшь так, словно все вокруг должны заранее соглашаться с твоими решениями. А ты просто ставишь их в известность, – продолжает кипятиться Эльвира. А она, оказывается, та еще скандалистка. – Твоя реакция несоразмерна значимости эпизода. Возможно, тебя расстроило что-то еще?

Возможно, у Эльвиры просто начались месячные, – мысленно иронизирую я. – Это объясняет то, почему вы ругаетесь вместо того, чтобы заниматься сексом.

– И мне, разумеется, не понравилось, что ты бросился защищать домработницу, словно её кто-то оскорбил.

По спине пробегает холодок. Так, чего началось-то? Почему разговор вдруг переключился на меня?

– При чём здесь Лия? – теперь в голосе Леона появляется заметная нотка раздражения.

– При том, что ты ел торт! При мне ты ни разу не ел сладкое! И, пожалуйста, не забывай, что Денис мой брат, и я в курсе того, что происходит в университете.

Я моргаю. Твою же… То есть бугай, требовавший уступить ему место, это её брат? Тупица и фригидная снежная королева – родственники?

– Твой брат склонен преувеличивать, – сухо парирует Леон. – Я ел торт, потому что мне так хотелось, и точно не планирую за это извиняться.

– Денис сказал, что ты её защищал в университете и перед советом, – возмущенно цедит Эльвира. – Сегодня я лично в этом убедилась. Вопрос, для чего? Понравились её разноцветные глаза?

– Благодаря твоему брату Лие устроили травлю, поэтому мне время от времени приходится вмешиваться. Она живет в нашем доме, и это мой отец устроил её в университет.

– Насколько я знаю, Денис готов взять её в прислуги. Так в чем дело? Пусть найдет себе покровителя и все закончится.

– Она его не найдет. – тон Леона становится таким ледяным, что кожу дерет озноб. – И ты тоже это знаешь. Никто в университете не захочет связываться с твоим братом.

– Даже если и так. С каких пор тебе есть дело до вопросов студенческой иерархии, Леон?

Мое сердце бешено стучит. Господи, во что я встряла? Надо было и впрямь уступить этому придурку место. С первого взгляда было понятно, что брат фригидной снежной королевы – тот еще отморозок. Такие как он в девяностые носили красные пиджаки и держали в кармане кастет.

Раздается шумный раздраженный вздох.

– Предлагаю вовремя прекратить этот бессмысленный разговор. Ты приехала за рулем, или попросить водителя тебя отвезти?

– Ты, что, меня выгоняешь? – оскорбленно шипит Эльвира. – Не стоит, я уйду сама.

Я чудом успеваю отпрыгнуть назад, до того как распахнувшаяся дверь успевает проломить мне переносицу.

При виде меня Эльвира, появившаяся на пороге, становится пунцовой.

– Подслушивать чужие разговоры – плохая привычка, – гневно чеканит она. Хотя она очень типична для прислуги.

Мое лицо заливается краской стыда. Уела. Тут мне даже ей возразить нечего.

Леон появляется следом за ней, выглядя таким вымотанным, будто он вместе со мной и мамой два с половиной часа разбирал пирамиды из тарелок. Наши взгляды пересекаются, после чего я, окончательно смутившись, со всех ног несусь к своей комнате.

И что же выходит? Я обречена до конца выпуска быть объектом травли, либо попасть в наложницы к тупому качку, потому что все остальные его боятся?

Что тут скажешь? Спасибо за щедрый подгон, Вилен Константинович.

12

– Что могу вам предложить? – девушка за стойкой университетского кафе улыбается так широко, словно я не нищая студентка, чьих денег хватает лишь фильтр-кофе и самую скромную булку, а сотрудник банка, одобряющий семейную ипотеку под шесть процентов.

– Мне только кофе, – я возвращаю ей улыбку, благодарная, что хоть один человек здесь не горит желанием портить мне настроение.

Получив пластиковый поднос с бумажным стаканом и двумя пакетиками сахара, я по привычке иду в самый дальний угол кафе. Местная знать предпочитает сидеть у окна, так что мы в этом смысле мирно сосуществуем.

Правда, сегодня мне не суждено побыть в одиночестве. Стоит сделать первый глоток, как над головой разносится тонкий женский голосок:

– Привет… можно к тебе?

Я чуть кофе не давлюсь. Я не ослышалась? Кто-то из местных спрашивает моего разрешения присесть?

Подняв взгляд, я вижу невысокую худощавую девушку с милыми карими глазами и доброжелательной улыбкой. По местным меркам, одета она более чем скромно: вязаный кардиган и джинсы. Также при ней нет ни салонной укладки, ни профессионального макияжа.

– Присаживайся, конечно, – отвечаю я, указывая на противоположный стул.

Девушка ставит поднос с супом на стол и садится.

– Я Тоня.

– Лия.

– Я тебя не отвлекаю? – она смущенно улыбается. – Видела тебя на одной из пар и захотела познакомиться поближе. Я тоже учусь на втором курсе.

Это впервые, когда кто-то из студентов заговорил со мной без намерения унизить и нахамить, поэтому на радостях во мне активируется режим особой доброжелательности.

– Здорово, – я улыбаюсь даже шире, чем девушка из кафе. – А на каких предметах мы пересекаемся?

– У Шанского. И ещё, кажется, у Палыча по математическому анализу, – Тоня смешно морщится. – Ты могла меня не видеть, потому что я вечно прячусь на задних рядах, в надежде, что он меня не заметит. Если честно, я его боюсь.

– Ой, это старикашка любит погонять студентов, – смеюсь я, ощущая, как от дозы непринуждённого общения на душе теплеет. – Но мне нравится его слушать. Видно, что он фанат своего предмета.

– Это точно. Сумасшедший фанат, – Тоня запускает ложку в суп и, подув, пробует. – Я заметила, что ты в экономической теории шаришь. Помню, на паре была мини-дискуссия, и ты так чётко и грамотно отвечала.

Я отмахиваюсь.

– Я люблю подискутировать, а тема была интересная.

Тоня подается вперёд и заговорщически шепчет:

– Это большая редкость встретить человека, который пришёл сюда не козырять родительскими деньгами, а учиться. Отчасти поэтому в местную среду непросто влиться.

Я вздыхаю.

– Прекрасно понимаю, о чём ты говоришь. Я здесь уже вторую неделю, но никак не впишусь. По большому счёту, ты первая из студентов, с кем у меня сложился нормальный человеческий диалог.

– Ага, – Тоня сочувственно улыбается. – Здесь своеобразные законы.

– Слушай, а где-нибудь поблизости есть кафе с более либеральными ценами? – я стучу ногтем по крышке своего стакана. – Здесь один кофе стоит как обед из четырёх блюд в моем старом университете.

– Примерно в полукилометре отсюда есть приличная и недорогая кофейня. Можем сходить туда вместе как-нибудь, – неожиданно предлагает Тоня. – Я обожаю их какао с зефирками.

Внутри множится радость. Наконец-то в этом элитном клоповнике нашёлся человек, с которым можно общаться.

– Значит, договорились! Может, на неделе выберемся?

– Давай, – подхватывает Тоня и внезапно серьёзнеет. – Слушай, а ты же в курсе про местную иерархию, да?

– Сложно не знать о ней, когда в первый же день на меня накатали две жалобы и вызвали в деканат, – со вздохом признаюсь я. – А почему ты спрашиваешь?

Тоня перекладывает ложку из одной руки в другую, словно не зная, с чего начать.

– Лучше скажи, как ты собираешься с этим справляться? Насколько я знаю, за тобой наблюдают самые значимые альфы университета.

– Если честно, понятия не имею, – я слабо улыбаюсь. – Бунтовать, по опыту, не самый лучший вариант.

– Единственный способ выжить здесь – это подчиниться. Тут иначе не бывает. Либо терпишь, либо уходишь. Но уйти не все могут себе позволить, – я так точно.

В груди нарастает неприятная тяжесть, что неудивительно. Местные правила кому угодно испортят настроение.

– А ты сама… – осторожно уточняю я. – Ты справилась?

– А ты сама… – осторожно уточняю я. – Ты справилась?

– Пришлось. Мне помог покровитель. Я ему очень благодарна за это, – Тоня опускает взгляд в тарелку. – На самом деле, я не просто так подсела к тебе. Мне поручили с тобой поговорить. Мой покровитель захотел, чтобы ты к нему присоединилась в качестве… – она запинается, подбирая нужное слово, – в том же качестве, что и я.

От услышанного стакан с кофе едва не выпадает из моих рук.

– Что? – шиплю я в надежде, что ослышалась.

– Мой покровитель – Денис Морозов. Я думаю, ты знаешь, кто это.

Сердце бьётся так громко, что вибрирует грудь. Значит, то, что сказал Леон – правда. Этот тупоголовый хряк всерьёз вознамерился заполучить меня в рабыни.

– И что же мне предлагает твой покровитель? Быть его личной официанткой? – с сарказмом осведомляюсь я.

– В обязанности входит выполнять его мелкие поручения здесь, в университете, иногда ухаживать за ним на вечеринках, – с готовностью поясняет Тоня. – Ну, знаешь… принести напитки, отогнать ненужных людей, передать сообщения. И изредка ему требуется секс.

Мои глаза едва не вываливаются из орбит. Интонация Тони такая будничная, словно речь идёт об одолженной зубной нити.

– Ты это серьёзно?! – я непроизвольно приподнимаюсь со стула. – Вы тут совсем рехнулись?

– Я понимаю, ты шокирована, – её тон становится сочувственным. – Но мы все взрослые люди и вольны делать свой выбор. Речь ведь не идёт об изнасиловании. Денис вполне ласков и после секса часто дарит подарки. И он не занимается им часами. Он быстро кончает, и порой ему достаточно и пяти минут. Я думаю, это не столь высокая плата за возможность таким, как мы, спокойно существовать среди элиты.

У меня голова идёт кругом. Да что не так с этой девушкой?! Она искренне считает нормальным отдаваться кому-то за коробку конфет и возможность передвигаться по университету?