Опасная любовь командора

Когда позади меня раздались тяжёлые шаги, я лишь ускорилась. Но длинный подол платья путался в ногах и мешал бежать, поэтому командор настиг меня буквально через несколько мгновений. Ухватил за локоть и поволок в сторону стоянки, где усадил на заднее сидение военного экипажа и коротко приказал:

– Ждите здесь и не вздумайте шататься по части!

Я низко опустила голову, не позволяя ему увидеть набухшие на глазах слёзы, и покорно осталась сидеть в магомобиле, пока Блайнер искал шофёра. В отличие от городских экипажей, в этом были огромные окна, вернее, просто оконные проёмы, в которых не оказалось стёкол. Пять минут спустя командор вернулся с пожилым военнослужащим и рокочущим голосом приказал:

– Доставь её в Кербенн, сдай на руки сёстрам или брату. За её безопасность отвечаешь головой. И не гони сильно, а то её продует.

– Так точно, – отозвался шофёр и занял своё место, украдкой бросив на меня любопытный взгляд.

Непривычная конструкция вызывала дискомфорт – в городских экипажах салон отделён от водителя глухой перегородкой для сохранения приватности, а тут я была у водителя на виду и даже поплакать толком не могла.

Я думала, что мобиль тронется, вместо этого несносный командир широко распахнул соседнюю дверцу, и стало страшно при мысли, что этот садист решит меня сопровождать. Но нет. Он лишь откинул переднее сиденье, нашарил под ним пропахший машинным маслом и пылью тёмный плед и небрежно швырнул его рядом со мной:

– Искренне надеюсь больше никогда с вами не встречаться, нобларина Боллар.

Хотела ответить колкостью – но горло сдавило спазмом, и я лишь отвернулась, стиснув челюсти и сжав кулаки.

Я тоже надеялась больше никогда не встречаться с этим Блайнером и впервые лично убедилась, что Боллары не зря ненавидят эту чванливую, зарвавшуюся семейку.

Но что теперь делать? Как вернуться к Брену и признать, что все усилия, потраченные на получение этого назначения, напрасны? И что будет с имением, если я не найду работу?

Десятое эбреля. Вечер (4)

Кеммер

Кеммеру никогда раньше не давали пощёчин. Это оказалось не особенно больно, но очень звонко и довольно унизительно. Хотя в данном случае он наговорил не только на пощёчину, но и на дуэль, если бы за Аделину было кому вступиться.

Ах да, у неё есть старший брат, такой же целитель, как и она. Если он не дурак, то не станет связываться с командором, в конце концов, неприятный разговор происходил с глазу на глаз, и репутация юной нобларины никак не пострадала, только гордость.

Опять же, Кеммер не лгал. Да, не стал приукрашивать неприглядную правду и не добавлял мёда в горькое зелье, ну так пусть это послужит Аделине предостережением. Если хочет работать в гарнизоне, то должна понимать, что такое толпа молодых, изголодавшихся по женскому вниманию парней, изнывающих от скуки между учениями.

Именно поэтому учения командор проводил регулярные и изнуряющие. Нет ничего страшнее, чем молодой боец с доступом к легковоспламеняющимся субстанциям, врождённым любопытством и большим количеством свободного времени.

Однако на душе всё равно было погано. Пусть он избавился от ненужной целительницы, но довёл её до слёз и унизил, без чего изначально хотел обойтись. Настырность Аделины сыграла с ней злую шутку. Хотя сколько раз Кеммер ни повторял себе, что он прав и всё сложилось бы именно так, как он обрисовал, жгучее ощущение пощёчины никак не проходило. Он даже подумал приложить лёд, но потом применил более универсальное средство – рюмку рома натощак.

Не помогло. Отвращение к себе не хотело растворяться даже в роме. Одно дело – спустить три шкуры с такого же здоровенного мужика, и совсем другое – оскорбить молоденькую девушку. Ещё и такую прелестную.

Не очень справедливо с Болларами обошлась судьба. Кеммер, конечно, слышал, что все сёстры пошли в мать, но слухи он обычно пропускал мимо ушей, а такую нобларину пропустить мимо глаз как-то не получалось. Вряд ли он смог бы найти изъян во внешности Аделины, даже если бы захотел. И это почему-то задевало, подзуживало изнутри и каким-то совершенно нелогичным образом делало его поступок ещё омерзительнее.

С точки зрения морали обижать старых, молодых, красивых и страшных – одинаково неправильно, но в данном случае инстинкты восставали против того, что он сделал. С такой девушкой нужно обращаться совершенно иначе. Совершенно. Воображение незамедлительно подкинуло пару вариантов правильного обращения, и Кеммеру стало жарко.

Луноликая Геста, спасибо за то, что она уехала!

Командор был прагматиком и реалистом: если даже у него возникли шальные мысли, то вся часть непременно сошла бы с ума, позволь он целительнице остаться. А значит, он всё сделал правильно. В конце концов, Блокада вокруг Разлома – это та же война, а тут не до сантиментов и пиетета перед хорошенькими девицами. Или так рассуждают только бесчестные скоты, ведь война – именно то место, где обнажается истинная натура человека?

Кеммер окончательно запутался, рассердился и направился к ангару, куда загоняли злополучный М-61.

– Что, так и клинит? – спросил он у главного механика-полуденника, вечно недовольного седого ворчуна с цепким, пытливым взглядом.

– Клинит, дракон его подери! – в сердцах выругался тот. – Мы всю штурвальную колонку перебрали, весь вал перепроверили, а всё равно клинит, мать его кнутохвостая бата!

М-61 был самым проблемным маголётом во всём авиапарке. Не хватало, чтобы он сгинул где-то в недрах Разлома вместе с пилотом. Будь воля Кеммера, он бы списал наземно-невоздушный биплан, потому что не доверял ему. Лётчики – вообще суеверный народ, и скептичный командор – не исключение.

Для любого пилота маголёт – это друг. М-61 успел зарекомендовать себя капризным, ненадёжным и вечно хандрящим, поэтому и дружить с ним никто не желал, прозвав инвалётом. К счастью, бипланов в части хватало, так что этот Кеммер предпочитал держать в ангаре, заодно и обучать на нём новых механиков. А то приходят из академии с видом, будто всё знают и умеют, но М-61 быстро с них сбивает спесь.

– А 54-й что?

– Уже готов. Тросики подтянули, стабилизаторы проверили, всё смазали. Стал краше прежнего, – заверил главмех Дреса́ер и с весёлым вызовом посмотрел на командора.

Смуглый полуденник магов не особо жаловал, но за много лет сработался с ними, да и открытой враждебности не проявлял.

У Разлома две населяющие Довар расы – полуденники и полуночники – либо ладили, либо уходили сами, либо их настоятельно просили удалиться. Всё же общее дело делали на благо Империи, не до междоусобиц.

Неодарённые полуденники становились незаменимыми в профессиях, которые полуночники-маги выбирали неохотно. Это порождало множество попыток поддеть друг друга и помериться удалью. Маги и обычные люди не упускали случая схлестнуться в споре, кто из них умнее и изобретательнее.

С одной стороны, большинство технических открытий действительно принадлежали неодарённым, а с другой – далеко не все маги считали нужным развивать технологии и больше внимания уделяли разработке заклинаний и ритуалов, а не механизмов. При этом полуночники старались подчеркнуть, что уж если бы они выбрали путь технического развития, то добились бы куда больших успехов, чем полуденники. Ведь, к примеру, маголёт изобрёл маг. Однако люди парировали, что в основу его разработки легло более раннее изобретение спиртового двигателя, и без него маг ничего бы придумать не смог.

В общем, спор не затихал.

Полуденники могли работать днём, когда испепеляющие лучи Солара уничтожали магию и истощали резерв любого одарённого. Однако по ночам, когда в сиянии двух лун пробуждалась магия, от них не было толка. Ночной цветок или зверёк могли запросто убить любого полуденника, поэтому обычно от заката до рассвета они сидели по домам за плотно закрытыми ставнями и дверями, не высовывая на улицу носа.

Но Разлом не имел расписания, и дежурства возле него несли ежечасно, без перерывов. И даже среди пилотов было несколько полуденников, вылетавших днём. Опасное, конечно, дело, ведь каждый лётчик должен в первую очередь уметь напитать свой маголёт энергией, но командор вынужден был признать: из полуденников получались очень осторожные и потрясающе экономные асы. Они умели планировать на холостых оборотах так, как никто из магов, и Кеммер не проявлял ненужного снобизма.

Да, есть части, в которых к бипланам допускали только магов, но у него и главмех полуденник, и половина технической бригады, отчего бы не дать людям полетать?

Запрет подниматься в небо Кеммер считал самым строгим из возможных наказаний, поэтому отстранял своих подчинённых от боевых вылетов только в самых крайних случаях.

– Подготовьте мне свободный крылатик, я вылечу вместе с третьим звеном на патрулирование, – неожиданно для себя решил Кеммер. – Можете подать незаправленный, силы у меня есть.

Главмех понятливо кивнул. Крылатиками бипланы начал называть именно он, и постепенно название прижилось в части, а потом распространилось и за её пределы. Когда молодой командор получил должность, это название стало настолько привычным, что никому и в голову не приходило, что когда-то бипланы звали иначе. Птичками, например. С этим главмех боролся безжалостно, потому что птички только и хороши, что гадить. И вообще – как можно давать маголёту прозвище женского рода? Кощунство какое-то.

Третье звено поднялось в воздух, когда второе доложило о возвращении через артефакты связи.

Стоило Кеммеру оказаться в широком кресле пилота и положить руки на штурвал, как все лишние мысли растворились в восторге от единения с маголётом. Металлические крылья стали его собственными, мощный мотор – покорным продолжением его воли, а энергия потекла по тросикам, стержням и валам сложного механизма, как кровь по жилам. Он вдохнул в биплан жизнь и под мягкий гул мотора поднял его в воздух – навстречу к двум лунам, Гесте и Танате.

Кеммер повёл своё звено к Разлому не кратчайшим путём, а чуть забрал в сторону, чтобы зацепить вид серебрящейся в свете ночных светил Сте́ры, петляющей среди дикого леса вдалеке. По другую сторону блестела идеально ровная стрела железной дороги, пересекающей континент вдоль Разлома.

Полуденники не летали в тёмное время суток, так что он не беспокоился о том, что кому-то из пилотов не хватит энергии на обратный путь.

Три других маголёта следовали за командором неровным клином и практически бесшумно рассекали гладь ночного неба, словно ножницами разрезая чернильно-синий шёлк. Кеммер посмотрел на ярко сияющую голубую Гесту, заметно похудевшую с начала месяца.

Луна убывала, а значит, совсем скоро будет новый прорыв у Разлома.

Однако сегодня тёмно-зелёная чаща под крыльями дышала покоем. Редкие поляны светились ночными цветами, жадно впитывающими сияние луны. Иногда раздавались пронзительные крики – к примеру, триумфальный рёв кнутохвостой баты, поймавшей добычу.

Пилоты уже знали, что им предстоит не боевой вылет – и всё же синхронно напряглись, подлетая к месту бесчисленных сражений и бессчётных смертей.

Наконец перед ними предстало проклятие их мира – Разлом.

Чёрную змею узкого каньона давно заковали в каменный острог. Линия гарнизонных укреплений тянулась через весь континент и огибала Разлом с двух сторон. Единственное место, где не существовало государственных границ, полуденники и полуночники работали плечом к плечу, а устав был един для всех.

Поодаль от крепостной стены располагались гарнизоны. Казармы, госпитали, столовые, жилые корпуса для семейных пар. Ночами там кипела жизнь, потому что абсолютное большинство пехотинцев – боевые маги. Полуденникам нет смысла соваться в рукопашную с лезущими из Разлома тварями, их просто сожрут заживо. Даже маги не ступали за пределы укреплений, это было строжайше запрещено. Один молодой кантрад способен с лёгкостью уничтожить десяток магов, а нанесённые им ранения чаще всего смертельны.

Именно поэтому мало было дураков соваться в покрытые шипами жвала кантрадов и исполинских телифонов. Их сначала поливали огнём сверху, а потом уже добивали магией у стен. Кеммер наклонил штурвал от себя и пустил крылатика в бреющий полёт над безмолвным Разломом.

Гигантская решётка, стягивающая его края, тускло бликовала в свете двух лун. Мать магов Геста заливала мир живительными голубыми лучами, в то время как её извечная соперница, Рыжеокая Таната отравляла ржавым светом всё, до чего могла дотянуться. Безжалостная мать закованных в Разломе драконов не оставляла надежды разрушить решётку и выпустить своих детей на свободу.

Так гласили легенды.

Кеммер не знал, верить ли им, но другого объяснения наличию огромной решётки, закрывающей Разлом, не находил. Слишком грандиозное инженерное сооружение, чтобы его могли создать люди, пусть и магически одарённые.

Возможно, легенды не лгут, и когда-то давно Таната отобрала у детей Гесты дар и посмеялась над ними. Так от магов произошли полуденники, обычные люди. Геста потребовала, чтобы Таната вернула дар её детям, но та лишь издевалась над сестрой. И тогда голубая богиня заманила драконов в Разлом и накрыла сверху решёткой, которую каждую ночь напитывала силой.

Таната разъярилась, но ничего поделать не смогла.

С тех пор длится противостояние двух лунных богинь на небосводе, и в затмение, новолуние или просто непогоду, когда тучи не позволяют лучам Гесты добраться до земли, из Разлома вырываются гигантские твари.

Никто не помнит времён до Разлома. Никто не представляет жизни без него. Никто не знает, как побороть саму болезнь, а не её симптомы – лезущих из-под постепенно ослабевающей решётки монстров.

Лоарельская Империя не заглядывает дальше завтрашнего дня и заботится лишь о том, чтобы военным частям у Разлома хватало припасов и магов.

Но командор знает, что даже за те восемь лет, которые он провёл у Разлома, ситуация изменилась катастрофически. От одного прорыва раз в пару месяцев они пришли к паре в месяц. Людей не хватает, техника быстро изнашивается, а верховное командование призывает экономить боеприпасы.

Только как они себе это представляют? Если Кеммер начнёт экономить боеприпасы, то на гарнизонных кладбищах и в фамильных склепах перестанет хватать мест. А если хоть один кантрад прорвётся за линию обороны, то пострадают мирные жители. Огромная кровожадная тварь не остановится. Она будет жрать, рвать и крушить, пока её не уничтожат военные. Экономя боеприпасы, разумеется.

В последнем предписании, полученном авиачастями от военного министра, была директива расходовать максимум три огненных снаряда на одну особь.

Командор спорить не стал, просто подогнал цифры так, чтобы бомб хватало. Статистика части внезапно взлетела до небес, и мистическим образом вместо пяти тварей в месяц они начали убивать в три раза больше. Кеммер ненавидел подобные бюрократически выверты, и уже сообщил обо всём деду, чтобы тот поднял вопрос в Синкли́те на совещании с императором.

Блайнеры были одной из тридцати шести высших аристократических семей Лоарельской Империи, и поэтому им принадлежало место в Синклите. Туда же входили и Боллары, но последний оставшийся в живых мужчина рода – брат Аделины – был слишком юн, чтобы заседать и голосовать в совете императора.

Все предполагали, что со смертью Бреура Боллара их род прервётся, ведь за почти десять лет с момента, как стало известно об их родовом проклятии, никто так и не нашёл способа его снять или обойти. Как уже упоминала Аделина, фиктивные браки не получали одобрения богини, а выйти замуж за проклятого Боллара никто бы не рискнул – слишком велика цена за сомнительное удовольствие купаться в нищете и дурной славе.

Ещё не освободившееся место в Синклите уже делили, а на Боллара, по слухам, даже совершали несколько покушений. Но целителя такого порядка, да ещё и с даром мага жизни убить не так просто, поэтому странный статус-кво пока сохранялся. Кеммер ни за что не хотел бы оказаться на месте последнего из Болларов: бороться с непосильным налоговым бременем, заботиться о семи сёстрах, ни одну из которых нельзя выдать замуж, и не иметь возможности вырваться из этого замкнутого круга.

Вероятно, именно поэтому ему было настолько паршиво из-за своего поведения. Вместо того, чтобы протянуть руку помощи, он, по сути, пнул лежачего. И чем больше командор об этом думал, тем поганее становилось на душе. Хоть бери и пиши письмо с извинениями.

С этим проблемы не возникло бы – Кеммер охотно признавал свою неправоту, если ошибался, но в данном случае он поступил правильно, а любые извинения упрямая нобларина Боллар расценит, как слабину. И, не дай Геста, вернётся в часть с новым назначением.

Настроение, поднявшееся за время полёта, снова испортилось. И ни свет дарующей магию луны, ни миртовое море под крыльями уже не радовали. Кеммер потёр левый висок с родовой печатью, недовольно сжал челюсти, долетел до крайней точки патрулирования, а затем заложил резкий разворот в воздухе и повёл отряд обратно на базу кратчайшим путём.

Отдав крылатику остатки сил, командор посадил его на взлётно-посадочную полосу, ловко выпрыгнул из кабины, кивнул механикам и направился обратно к себе в кабинет. Писать объяснительную о причинах, почему ему не подошла направленная Имперской Канцелярией целительница. Ничего выдумывать он не собирался, планировал изложить всё, как было: одинокая, юная, красивая и незамужняя женщина переполошит всю часть и помешает несению боевой службы.

Кеммер знал главное армейской правило: чем больше бумаги, тем чище задница, поэтому собирался обозначить свою позицию до того, как юная Боллар придёт требовать пересмотра решения с его стороны. Он, конечно, сделал всё, чтобы этого не случилось, но кто знает, насколько отчаянно её положение?

Вдруг она решит бороться за должность гарнизонного целителя до конца?

Десятое эбреля. Полночь (5)

Адель

Я влетела в ворота семейного имения ещё до того, как немолодой шофёр успел выйти из магомобиля.

На протяжении всего пути сдерживалась, но стоило только оказаться в вестибюле родного дома, как я дала волю слезам. Громко всхлипнула и выронила на пол документы, случайно прихваченный драконов плед и небольшую сумку, которую держала в руках. Сама же осела на пол рядом с разбросанными вещами и разревелась, уткнувшись лицом в колени.

На звук выбежала Лира, на секунду застыла у выхода из хозяйственной половины этажа, а потом кинулась ко мне:

– Адель! Что случилось?

Младшая сестра положила руку мне на шею, и по телу мгновенно потекла её сила – диагностическое заклинание. С облегчением выдохнув, она обняла меня за плечи и тихонько спросила:

– Не взяли, да?

Я зарыдала ещё горше, со слезами выплёскивая всю обиду, разочарование и боль. Лира сначала замерла, а потом начала тихонько всхлипывать вместе со мной. Не знаю, сколько мы так сидели, обнявшись, пока наконец я не собралась с мыслями и не отодвинулась от сестры. Её заплаканное лицо лишь напомнило обо всех бедах, обрушившихся на нас за последний месяц: о случившемся со старшей сестрой Гвендолиной, об отказе в удовлетворении нашего прошения о снижении налогового бремени в связи с особыми обстоятельствами, об очередном покушении на брата.

Мы с Лирой смотрели друг на друга, но сказать было нечего. Все возможные слова утешения и подбадривания уже давно стали затёртыми и блёклыми, не приносили больше облегчения и не вселяли веру в светлое будущее.

– Вставай. Если вдруг Брен вернётся раньше, то расстроится, что мы опять мокроту развели, – первой поднялась на ноги Лира и принялась собирать раскиданные вещи. Когда ей в руки попался отказ, она пробежала его глазами и зло хмыкнула: – «В связи с недостатком опыта и отсутствием профильного образования… Командор К. Блайнер…» Вот сволочь!

– Ты даже не представляешь какая! – всхлипнула я последний раз и тоже поднялась с пола. – Просто чудовище. Ледяное, бессердечное чудовище. Но в отказе нет реальной причины. На самом деле он не взял меня, потому что я – цитирую – «приторно красива» и «устрою в части бордель, раз не могу выйти замуж».

Лира широко распахнула глаза:

– Что, прямо так и сказал?.. Но это же… Это же просто недопустимо – так разговаривать с ноблариной!

Возмущение в её словах звучало настолько горячо и искренне, что мне стало легче. По крайней мере, я не схожу с ума, и командор Блайнер действительно вышел за рамки допустимого.

– Так и сказал…

– Надо сообщить Брену, – вынесла вердикт Лира.

– Нет, он только расстроится! Что он может поделать? На него и так столько всего навалилось…

– Адель, мы ему обещали рассказывать обо всех подобных оскорблениях, – нахмурилась сестра.

– Но с тех пор, как Гвендолина… – начала я, и Лира меня тут же перебила:

– Брен сделал свой выбор и объяснил, почему поступил именно так. Это было сложное решение, но если всё получится, то мы, как семья, от этого только выиграем. Помнишь, что сказала Кайра?

– Кайра слишком категорична, – вздохнула я.

– Возможно. Но факт остаётся фактом: благодаря решению Брена мы хотя бы не обязаны будем платить за Гвендолину налоги!

На уплату мерзкого налога на безбрачие уходили все деньги. Не знаю, какой бесчеловечный умник его придумал. Налог должен был стимулировать магов жениться как можно раньше. Обычно девушки вступали в брак сразу же после восемнадцатилетия, тогда получалось избежать первого платежа. С каждым годом налог возрастал, и остаться неженатыми к тридцатилетнему порогу могли себе позволить только очень богатые люди.

Через пару месяцев близняшкам исполнится по восемнадцать, а Кайре – двадцать. Лиде и Эве уже по двадцати одному, мне – двадцать три, Брену – двадцать пять. В сумме набегает очень много…

Я бы с удовольствием вышла замуж хоть завтра – лишь бы избавить Брена от необходимости платить за меня и закладывать имение. Но командор Блайнер сказал верно: никто не вступит в брак ни с одной из проклятых Боллар. А значит, у меня никогда не будет законнорожденных детей, как, впрочем, и незаконнорожденных. Разве можно покрыть и без того запятнанную репутацию семьи ещё и позором внебрачной связи? Да и врагу не пожелаешь расти бастардом: их не принимают в обществе, где семья и верность – одни из главных ценностей.

Поначалу я даже обрадовалась назначению к Разлому – просто устала видеть счастливых, взволнованных беременных пациенток и молодых мам с малышами. Изо всех сил желала им добра, а в глубине души обижалась на судьбу – почему мне нельзя испытать то, что по умолчанию позволено всем женщинам? И сколько бы я ни гнала от себя подобные мысли, они всё равно возвращались.

Стараясь найти выход, Брен подал императору прошение об отмене налога в отношении нашей семьи в связи с невозможностью сочетаться браком из-за проклятья. Император отказал, мотивировав тем, что если он сделает исключение для одной семьи, такое же исключение сразу же потребуют тысячи других, особенно малообеспеченных. Следовательно, никаких поблажек. Зато он выдал направления на работу у Разлома для всех достигших восемнадцатилетия сестёр с формулировкой: «Пусть поищут себе мужа среди раненых кантрадами, от его яда ежегодно умирают сотни магов, уверен, что среди них рано или поздно найдутся неженатые и сочувствующие».

Примерно то же самое сказал и командор Блайнер, но мне подобный цинизм всё равно казался дикостью. Как вообще можно кому-то такое предложить? «Уважаемый ноблард, вы молоды, не женаты и умираете в расцвете лет от яда, против которого не существует противоядий. А женитесь-ка на мне заодно? Вам-то уже всё равно, а мне – экономия».

От одной мысли о таком разговоре в животе сворачивался противный узел.

Опять же, Брен с Гвендолиной уже пытались заключать фиктивные браки – каждый раз за существенную мзду, разумеется. Вот только ни одна из попыток не увенчалась успехом, богиня Геста их просто не одобряла. Словно наша семья была проклята не только Танатой, а ещё и ею, хотя мы с братом и сёстрами ничего не сделали, чтобы прогневать Луноликую.

– Хочешь чая? И каши? Если она у меня не убежала, конечно, – спохватилась Лира.

Каша не только убежала, но и пригорела, что расстроило нас обеих. И отмывать теперь, и готовить заново, да ещё и крупу испортили. Мы быстро съели ту часть каши, что хоть как-то годилась в пищу, а затем принялись сначала за готовку, а потом – за варку снадобий про запас. Обычно практикующие целители не делают эликсиры самостоятельно, а покупают у зельеваров, но для нас это было слишком дорого.

Лирина смена в семейном врачебном кабинете начиналась с рассветом, и я собиралась пойти вместе с ней. Пусть много мы там не зарабатывали, но это лучше, чем сидеть дома. Раньше у нас была полноценная клиника – всё же целая огромная семья целителей, однако после смерти деда, отца и дядей из хирургов остался только Брен, а в госпитале при Разломе ему платили больше, чем он мог заработать на частных пациентах. Да и шли к нам не очень охотно, предпочитали конкурентов. Лечиться у «про́клятых Болларов» никто не хотел, будто наше проклятье передавалось воздушно-капельным путём.