bannerbanner
Красная Волчица
Красная Волчица

Полная версия

Красная Волчица

Язык: Русский
Год издания: 2003
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 7

В городе никогда не видны звезды, подумала она.

Сын бросился Аннике на шею так неистово, как будто она отсутствовала полгода. Мальчик прижался к ее лицу влажной щекой и обхватил ее голову.

– Я очень скучал по тебе, мама, – прошептал он ей в ухо.

Взявшись за руки, они пошли в детский сад за Эллен. За десяток метров от входа мальчик побежал вперед, к двери, чтобы с горящими глазами поприветствовать выходивших из садика Леннарта и Елену.

Войдя в группу, мать и сын увидели там усталую и отчужденную Эллен, не желавшую ни идти домой, ни обниматься. Ей надо закончить аппликацию, а потом ее заберет папа.

Анника прикусила губу, чтобы не взорваться, поняв, что находится на пределе.

– Эллен, – громко сказала она, – тогда мы с Калле уходим.

Девочка застыла на месте, личико ее сердито сморщилось, в глазах промелькнуло отчаяние, она тихо всхлипнула:

– Я же еще не одета, мне надо надеть камбизон.

Эллен бросила ножницы и кинулась к шкафчику с одеждой, на котором был приклеен ее рисунок, изображавший загородный домик родителей Томаса в Йельнё. Девочка принялась лихорадочно рыться в горке верхней одежды, которую она вывалила из шкафчика.

Анника спиной чувствовала укоризненные взгляды двух стоявших в коридоре мамаш.

– Одевайся, – сказала Анника, подходя к дочери. – Я тебе помогу, если ты перестанешь дуться.

– Вообще-то это называется комбинезон, – язвительно произнес Калле.

По пути домой Эллен продолжала время от времени хныкать.

– С папой мы обычно ездим на автобусе, – сказал Калле, когда они, стоя на островке безопасности, пережидали поток, несшийся по Кунгсхольмгатан.

– В автобусе очень тесно и жарко, – возразила Анника, едва не задохнувшись от самой мысли об автобусе.

От Бергсгатан до дома было рукой подать, и Эллен больше не капризничала. Анника быстро затопила изразцовую печку, чтобы согреть остывший дом, закрыла окна, выбросила на помойку затхлый мусор. Она все делала машинально, автоматически, не задумываясь. Насыпав на стол горку риса, она одновременно распаковала компьютер, запустила его и подключила к кухонному телефону, а затем сунула в микроволновую печь кусок замороженной трески.

– Можно мы поиграем на компьютере, мама?

– Это папин компьютер.

– Но он нам разрешает. Я уже умею его загружать.

– Вместо компьютера посмотрите «Болибомпу», она скоро начнется, – ответила Анника и подключилась к серверу газеты.

Мальчик горестно опустил голову и вышел с кухни. Пока компьютер загружался, Анника порезала на ломти оттаявшую треску, смазала маслом толстую чугунную сковороду и положила туда посоленные и обвалянные в муке куски рыбы. Прислушиваясь к шипению сковороды и отправив по почте три статьи, она потянулась к банке, побрызгала треску лимонным соком, нашла замороженный укроп, посыпала им рыбу и поставила варить креветки.

– Что у нас на обед, мама? – спросила Эллен, заискивающе глядя на мать из-под челки.

– Моя ты крошка, – сказала Анника и обняла девочку. – Идем сядем.

Дочка забралась к матери на колени и обвила руками ее шею.

– Моя радость, – приговаривала Анника, качая девочку и дуя ей на волосы. – Ты проголодалась?

Дочка слегка кивнула.

– На обед будет рыба с соусом, рис и креветки. Ты одобряешь?

Эллен снова кивнула.

– Ты не поможешь мне нарезать салат?

Третий кивок.

– Вот и хорошо. – Анника поставила девочку на пол и пододвинула стул к рабочему столу. – Ты помыла руки?

Девочка вприпрыжку побежала в ванную и сполоснула руки под краном. У Анники слегка закружилась голова.

Она достала из шкафчика маленький передник, а из ящика стола фруктовый нож, надела передник на Эллен и показала ей, как держать нож. Предоставив дочке нарезать огурец, сама она живо нарубила гору салата и помидоров. Анника полила горку овощей оливковым маслом, уксусом, посыпала итальянской приправой, а Эллен перемешала салат.

– Здорово получилось, правда? – спросила Анника, ставя на стол тарелки. – Положишь столовые приборы? Знаешь, как надо их класть?

– Ты пропустишь «Бьёрне», – крикнул из комнаты Калле.

Девочка побросала ножи, вилки и ложки назад в ящик и опрометью бросилась вон из кухни. Анника машинально отметила, что у нее грязные колготки.

Раздался стук входной двери. Анника услышала радостные вопли детей и стук – Томас поставил портфель на скамейку в прихожей.

– Привет, – сказал он, войдя на кухню и поцеловав жену в лоб. – С кем это ты так долго болтала?

Она приподнялась на цыпочки, поцеловала в губы и прижалась к нему всем телом. На миг она представила себе на месте Томаса белокурого Форсберга из криминальной полиции.

– Я ни с кем не разговаривала, – сказала она, уткнувшись мужу в шею.

– Телефон занят уже полчаса.

Анника отпрянула от Томаса.

– Черт! – воскликнула она. – Я же не переключилась.

Она побежала к компьютеру, выдернула из него кабель и снова подсоединила его к телефону.

– Сейчас мы будем есть, – сказала она.

– Я, пожалуй, не буду, – ответил Томас. – Мы встречаемся отделом, так что, наверное, чего-нибудь пожуем.

Анника разочарованно застыла на месте со сковородкой в руках.

– Я думала, что сегодня ты играешь в теннис, – удивленно сказала она.

Ручка сковороды сильно жгла даже сквозь рукавицы, и Анника быстренько поставила ее на подставку.

– Парни из Министерства юстиции хотят как можно скорее оценить наш проект, а заодно немного поесть.

– Но ты же можешь просто посидеть с нами и немного закусить, – сказала Анника и придвинула к столу стульчик Эллен.

Она украдкой посмотрела на мужа, который громко втянул ноздрями запах риса.

– Калле! – крикнула она в гостиную. – Обедать!

– Но я хочу досмотреть! – прокричал в ответ сын.

Анника положила дочке рис и рыбу, поставила рядом с ее тарелкой миску с салатом.

– Салат, между прочим, сделала Эллен, – объявила Анника. – Неужели не хочешь попробовать?

Она решительно вошла в гостиную и выключила телевизор. Сын в голос заревел.

– Все, – сказала Анника. – Еда важнее телевизора, ты это знаешь. Иди и садись за стол.

– А что у нас на обед?

– Рыба, рис и креветки.

Мальчик скорчил недовольную гримасу:

– Фу, опять эти креветки.

– Можешь их не есть. Поторопись, пока все не остыло.

Когда она вернулась на кухню, Томас с аппетитом ел.

– Ну как, вкусно? – спросила она и села за стол напротив мужа.

– Креветки жестковаты, – ответил он. – Ты их всегда перевариваешь.

Она ничего не ответила, положила еду себе в тарелку, с горечью осознавая, что последнее слово никогда не остается за ней.

* * *

Томас вышел из подъезда, надвинул шапку на уши и всей грудью вдохнул холодный вечерний воздух. Он наелся до отвала, и ощущение сытости было ему очень приятно.

Как повезло ему в жизни, рассеянно подумал он. Жизнь полна удовольствий и любви – во всех отношениях.

Он с наслаждением потянулся.

Хорошо, что вернулась Анника. Дома сразу стало тепло и уютно, и как она любит детей.

Вернее, как они любят детей.

Он стоял с портфелем у подъезда, размышляя, стоит ли ехать на встречу на машине. Они встречаются в Сёдермальме, в каком-то кабаке на Хорнгатан. В этом ресторанчике есть отдельные кабинеты. Наверное, они выпьют бутылку вина, и тогда одно из двух: либо ему придется остаться трезвым, либо положиться на случай и сесть за руль слегка пьяным. Но сегодня четверг, ночь уборки города, так что передвигаться придется в пробках.

Он шагнул от подъезда, свернул направо, потом еще направо и вышел на Агнегатан.

Будем надеяться, что эта старая рухлядь заведется, подумал он, и рывком распахнул дверь своей «тойоты».

Эта машина осточертела ему до смерти. Она уже была старой, когда он познакомился с Анникой, но она отказалась для покупки новой машины взять кредит под залог квартиры.

– Я езжу на общественном транспорте, – сказала она, – и то же самое будешь делать ты. В нашем городе только идиоты ездят на собственных машинах.

В этом она была на сто процентов права, но автомобиль был еще вопросом политики.

Томас поехал по Хартверкаргатан. Вообще-то улица была закрыта для движения транспорта, но он махнул на это рукой. Конечно, на уборку закрыты и все улицы вокруг Цинкенсдамм. С упавшим сердцем и участившимся пульсом он стал колесить по району, стараясь отыскать разрешенную для движения дорогу. Дороги не было.

В конце концов он остановил машину у дверей кабака и заплатил за стоянку. Анника сошла бы с ума, если бы увидела этот расход на их совместной банковской карточке, поэтому Томас расплатился наличными.

Он остановился и стал рассматривать место встречи.

Второсортная забегаловка, решил он. Грязная пивнушка.

Вздохнув, снял шапку, сунул ее в карман штормовки, поднял портфель и вошел в заведение.

В кабаке было накурено и очень шумно, из плохих колонок несся грохот непонятного рока, на стенах висели мишени для игры в дартс. Там же виднелись старые безвкусные плакаты с рекламой разных сортов пива. В углу молчаливо стоял старый заброшенный музыкальный автомат.

– Томас! Сюда!

Он увидел Софию Гренборг. Она сидела справа от входа, недалеко от стойки бара. Благодарно улыбаясь, он подошел к Софии. Он сердечно поздоровался с коллегой из областного совета, хотя к этой сердечности примешивалось и известное чувство вины. Три года назад они оба искали работу в Союзе общин. Место досталось ему, хотя по квалификации и заслугам оно должно было достаться Софии. С тех пор, когда они сталкивались по работе, он каждый раз испытывал угрызение совести и старался сгладить вину сердечной приветливостью.

– Где Крамне? – спросил он, снимая штормовку.

– Еще не приехал, – ответила коллега и подвинулась, освобождая место на диване. – Я только сейчас удивлялась: о чем он думал, когда назначал встречу в этом притоне?

Он от души рассмеялся, так как сам подумал о том же. Сел рядом с Софией и вдруг с удивлением заметил, что она потягивает пиво. Перехватив его взгляд, она пожала плечами и улыбнулась.

– Решила действовать по обстоятельствам – здесь и сейчас, – сказала она.

Он поднял руку, остановил молодого официанта и заказал большую кружку темного пива.

– Что ты скажешь о брошюре? – спросила она.

Томас поставил портфель на колени, раскрыл его и выложил на стол тонкую пачку бумаг, положив сверху брошюру.

– В общем и целом все хорошо, – сказал он и поставил портфель на пол. – Кое-что, конечно, надо причесать и отредактировать. Надо более четко сформулировать, что должны делать политики в случае угрозы – не пугаться, а осмыслить положение. Возможно, надо привести статистику реакций разных политиков на угрозы. Цифры по преступлениям можно взять в Главном полицейском управлении.

Собственно, это были непосредственные комментарии Анники после того, как она перелистала брошюру перед уходом Томаса. София Гренборг заморгала – замечания Томаса произвели на нее впечатление. Он потянулся.

– Очень интересные соображения, – сказала она. – Можно я запишу?.. Я тут подумала еще об одной вещи, – сказала София, записывая услышанное в небольшой блокнот. – Как ты думаешь, не надо ли исследовать ценность такого подхода? Рассмотреть, как общество смотрит на угрозы в адрес политиков и избранных чиновников?

Он посмотрел на нее, поймав себя на мысли, что не слышал, что она сказала.

– Что ты хочешь этим сказать?

Она положила в сумку блокнот и ручку.

– Я хочу сказать, что надо обдумать систему оценок, которую мы кладем в основу исследований причин молчания политиков. Разве не надо говорить и об этом?

Томас наморщил лоб, чтобы скрыть свой энтузиазм.

– То есть ты хочешь сказать, что мы должны понять, как люди реагируют на феномен?

– Да, – ответила она и подалась вперед, – и одновременно исследовать возможность изменить положение дел их осознанием.

Он медленно кивнул.

– Может быть, нам следует обеспечить поддержку со стороны прессы, – сказала она, – вызвать публичное обсуждение и начать, честно говоря с опозданием, формировать общественное мнение.

– Да, – воодушевленно согласился он. – Надо задействовать информационные ресурсы и интерактивность средств массовой информации.

– В газетах должны появляться статьи о наших новых героях, – сказал Томас, – и в четко выделенных, ярких рубриках. Надо писать о местных политиках, вступивших в борьбу с правыми экстремистами и анархистами в своих городах.

– Но эти статьи не должны преувеличивать опасность и отпугивать людей, собирающихся заняться политикой, – добавила София.

– Это вы пришли на встречу демократов? – спросил подошедший официант и поставил кружку пива на документы.

Томас с быстротой молнии поднял кружку, но ему не удалось избежать неприятности – пузырящаяся пена оставила на документах отчетливую прямую линию.

– Звонил Крамне, – как ни в чем не бывало продолжил официант, – и просил передать, что не сможет прийти сегодня вечером. С вас тридцать две кроны.

Он замолчал, ожидая расчета.

Томас почувствовал, как в нем вскипает неистовый гнев, заливший его, как пивная пена, текущая по рукам и брюкам.

– Что за чертовщина?! – воскликнул он. – Что происходит?

София Гренборг выпрямилась и обратилась к официанту:

– Крамне не сказал, почему он не придет?

Молодой человек пожал плечами и нетерпеливо переступил с ноги на ногу, ожидая, когда с ним расплатятся.

– Он сказал только, что не сможет, и просил передать это вам. Еще он сказал, что вы сможете просто поесть, он уже оплатил счет, а придет в следующий раз.

Томас и София Гренборг переглянулись.

– Пер Крамне живет в этом же доме на шестом этаже, – официант, наморщив лоб, поднял глаза к потолку, – и бывает здесь часто. Мы уже накрыли стол внизу, в зале, на площадке за туалетом.

Томас отсчитал мелочью ровно тридцать две кроны, а потом бережно убрал со стола все документы в портфель.

– На ужин у меня уже нет времени, – сказал он, собираясь встать.

Официант ушел.

– Нам надо обсудить нашу проблему, – остановила Томаса София, – раз уж мы все равно здесь. Подумать, как четко обрисовать суть и образ угроз. Самое важное – чтобы политики сохраняли на своих местах хладнокровие и знали, как вести себя в случае угроз и применения насилия.

– Я отменил сегодняшний теннис, – отозвался Томас голосом обиженного ребенка.

София улыбнулась:

– А я пропустила урок сальсы. Так что пусть правительство кормит нас ужином за причиненные неудобства.

Он махнул рукой и улыбнулся Софии в ответ.

Анна Снапхане, тяжело дыша, поднималась по лестнице, окидывая взглядом окрашенные в спокойные тона стены. Как же долго взбирается она с одного этажа на другой и, боже, как ее качает.

Она остановилась на следующей площадке и посмотрела на задний двор через цветное стекло. Окно квартиры Анники, выходившее во двор, было ярко освещено.

Очень живописно, но и очень тесно. Сама она ни за что не согласилась бы снова переехать в город. Она твердо это знала, как знала и то, что в этом ностальгическом чувстве нет ничего хорошего.

Входная дверь Анники была высока, как церковные ворота, и тяжела, как камень. Анна негромко постучала, понимая, что Анника только что уложила детей.

– Входи, – сказала Анника и тут же ушла в дом. – Я сейчас вернусь, только пожелаю Калле спокойной ночи.

Анна села на скамью в прихожей, стянула с ног модные сапоги. Доносился смех Анники и хихиканье мальчика. Анна не стала снимать верхнюю одежду и сидела до тех пор, пока не зачесался лоб под полоской.

Потом она прошла в гостиную с массивной лепниной на потолке, опустилась на диван и откинула голову на спинку.

– Будешь кофе? – спросила Анника, входя в комнату с тарелкой миндальных печений.

От одной мысли о еде у Анны взбунтовался желудок.

– У тебя нет вина?

Анника поставила тарелку на стол.

– У Томаса есть, но он у нас такой привередливый. Не вздумай взять что-нибудь уж очень необычное. Вино стоит.

Она ткнула рукой в сторону стеклянного шкафчика. Ясная цель облегчила вставание. Анна встала, шатаясь, побрела к винному бару и принялась перебирать бутылки, читая этикетки.

– «Вилла Пуччини», – громко произнесла она, – стоит восемьдесят две кроны. Настоящая фантастика. Можно брать?

– Бери, – ответила Анника из прихожей.

С неожиданной живостью Анна принялась отдирать с горлышка фольгу, ввернула в мягкую пробку штопор и дернула с такой силой, что немного вина брызнуло ей на кофту. Руки Анны дрожали от восхитительного предчувствия, когда она взяла с полки хрустальный стакан и налила в него темно-красную жидкость. Вкус оказался божественным, богатым и свежим одновременно. Анна сделала сразу несколько больших глотков. Она снова наполнила стакан и поставила бутылку в бар. Потом села в уголок дивана, подкатила к себе столик на колесах и поставила на него стакан. Жизнь, кажется, начала налаживаться.

Анника вошла в гостиную и перевела дух. Теперь, когда дети улеглись, с плеч словно свалилась невидимая тяжесть. Не надо больше никуда бежать сломя голову, теперь можно расслабиться и никуда не торопиться. Но мысли уходить не желали, и Анника снова ощутила щемящую пустоту. Квартира превратилась в пустыню, по которой она теперь бесцельно блуждала, в тюрьму с лепниной и красивыми обоями.

Она присела в другой угол дивана, ощущая необыкновенную легкость в теле и пустоту в голове и только теперь заметила, как она замерзла. Поджав под себя ноги, она посмотрела на Анну. Анника заметила болезненную нервозность подруги. Бывают ситуации, когда неудача ненасытного поиска ставит мир на место. Но ясно, что Анна пока сама этого не видит. Анника уже научилась уступать, отказывать себе, ограничивать желания – все для того, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие. Анна жадно, большими глотками, пила вино Томаса.

– Понимаю твое удивление, – сказала она, взглянув на Аннику и поставив стакан на столик. – Я даже не вспомнила о Пауле с поп-фабрики.

Анника отломила кусочек печенья, вылепила из него шарик, но, представив, что его придется жевать и глотать, оставила шарик в тарелке, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

– Я должна выбрать один фронт, – сказала она, – иначе не справлюсь. Идти к Шюману и устраивать скандал – это то же самое, что стрелять себе по ногам. Спасибо, но, спасибо, нет.

Анна согласно кивала, вертя в руках стакан и любуясь цветом вина.

– Значит, надо выбрать приоритеты, – сказала она.

– Я не могу делать все одновременно, – пожаловалась Анника и всплеснула руками. – Смотреть за домом и детьми, убираться и стирать – это не страшно. Работать по восемнадцать часов в сутки – это тоже не проблема, но я не могу делать все это сразу и одновременно. Вот в чем моя проблема.

– Но тебе точно не стоит меняться работой со мной, – проговорила Анна. – Это я тебе гарантирую.

Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к уличному шуму. За окном прошуршал автобус, стемнело, сумерки заползали в углы и закоулки дворов.

– Мне надо посмотреть «Актуэльт», – сказала Анника, взяла пульт и нажала кнопку.

Мигнув, телевизор заработал. Анна покосилась на зашипевший экран, по которому пробежала тень.

– Новая подруга Мехмета работает в редакции новостей, – сказала она.

Анника кивнула, не отрывая взгляда от экрана, напомнила:

– Ты уже это говорила. Дай послушать.

Она прибавила громкости. На фоне рваной музыкальной заставки ведущий сыпал незаконченными фразами. «…Подозреваемый в деле об убийстве журналиста в Лулео; „Эрикссон“ уведомил о предстоящем увольнении четырех тысяч сотрудников; предложен новый проект закона о библиотеках. Добрый вечер. Но начинаем мы с Ближнего Востока. Сегодня террорист-смертник взорвал бомбу у входа в одно из кафе Тель-Авива. Погибли девять молодых людей.»

Анника приглушила звук.

– Ты полагаешь, у них что-то серьезное?

Анна Снапхане отхлебнула еще вина и сделала громкий глоток.

– Она теперь забирает Миранду из детского сада, – с трудом произнесла она изменившимся сдавленным голосом.

Анника замолчала, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала на месте Анны.

– Не могу вообразить, чтобы какая-то чужая женщина водила за руку моих детей.

Анна скорчила недовольную гримасу:

– У меня не столь уж большой выбор, ты так не считаешь?

– Ты не хочешь еще родить?

Сама Анника с опозданием поняла, какой скрытый и мощный смысл таится в этом вопросе, который она никогда бы не задала, если бы не крайняя усталость. Анна удивленно воззрилась на подругу:

– Я хочу быть индивидом, а не функцией.

Анника удивленно вскинула брови.

– Ты и так уже индивид, – сказала она. – Тебе надо подняться выше его обычного мужского ничтожества и стать частью чего-то неизмеримо большего. Добровольно освободиться от власти любого другого мужчины, который в нашем обществе никогда не будет вести себя по-другому.

– Никогда не думала об этом. – Анна выпила еще вина. – Но когда ты это говоришь, то фактически для меня это повод не желать жить с Мехметом. Это единственное, что позволяет мне быть в мире со своими мыслями, иначе я просто сошла бы с ума.

Анника понимала, что Анна всегда думала, будто она, Анника, никогда не одобряла ее отношений с Мехметом, и не представляла себе, насколько все было хорошо вплоть до самого разрыва.

– Человек не становится честнее оттого, что он – просто эгоист, – сказала Анника. – Я хочу сказать, что есть масса вещей, которые мы ставим превыше своих частных интересов, и делаем это ежедневно. И это не только наши дети, то же самое касается работы, спорта, да всего на свете. Сколько можно насчитать людей, которые ходят на работу и при этом остаются чистыми индивидами. И насколько я могла бы оставаться исключительно Анникой Бенгтзон, если бы играла в центре нападения «Тре крунур»?

– Вот, оказывается, где кроется причина моей ненависти к командным играм, – пробурчала Анна Снапхане.

– Но важно, – продолжала Анника, наклонившись к подруге, – стать частью такого целого, какое ты сама находишь чрезвычайно важным, чтобы без мучений стать функцией чего-то неизмеримо большего, нежели твое «я». Почему людей так привлекают секты и другие тесные и замкнутые группы, почему они находят их невероятно привлекательными для себя?

– Секты я всегда ненавидела еще больше, – сказала Анна и отпила из стакана.

Слова иссякли. Тихое жужжание телевизора вызывало противный зуд у корней волос. Анника снова откинулась на спинку дивана. От тишины ей снова стало холодно.

– Какова была реакция на пресс-конференцию? – спросила Анника только для того, чтобы не было так холодно, и отодвинула от себя тарелку с печеньем.

Анна поставила стакан на стол и прижала указательные пальцы к вискам.

– Руководство в Нью-Йорке обосрало все и всех, назвав это справедливой критикой. Поэтому я должна следовать их указаниям. Коллеги ведут себя как цепные псы, но они не заставят нас замолчать.

На экране за спиной ведущего возникла панорама Свартэстадена. Анника прибавила громкости.

Полиция уверена, что смерть журналиста Бенни Экланда наступила в результате умышленного убийства, совершенного с помощью угнанного автомобиля марки «Вольво-V70».

– Это уже не новость, – сказала Анника и снова приглушила звук.

– Он был убит из «вольво»? – спросила Анна, прекратив массировать виски.

– Ты разве не читала мою статью?

Анна виновато улыбнулась:

– У меня так много всего случилось.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
7 из 7