Наследство любви: Вкус второго шанса

На столе лежала дедова книга рецептов.

Светлана открыла её осторожно, как открывают коробку с чем-то хрупким.

Страницы пахли специями, жиром, временем. Пятна на полях выглядели почти трогательно – как отпечатки жизни.

Она листала медленно, и в каждом рецепте была дедова рука: короткие пометки, стрелочки, «не переборщи», «проверь соль», «подача важна».

Ей хотелось сделать что-то прямо сейчас. Не говорить. Не спорить. Не считать. Сделать руками.

Светлана остановилась на «особом шоколадном десерте» – многослойном, сложном, который дед готовил редко. По праздникам. По случаям, когда хотел впечатлить.

«Если мы живы – мы можем готовить», подумала Светлана.

Она поднялась, достала шоколад. Пальцы привычно проверили текстуру плитки – гладкая, ломкая. Взяла сливки. Апельсин. Соль. Кардамон.

Запах цедры ударил свежестью, как резкий вдох.

Она растопила шоколад на водяной бане. Тёмная масса блестела густо, почти чёрно. Лопатка шуршала по миске тихо, ровно. Звук успокаивал.

Светлана так глубоко ушла в работу, что не услышала шагов.

Только когда кто-то остановился у двери и тень легла на пол, она подняла голову.

Даниил стоял на пороге. Без пиджака. Рубашка всё такая же ровная, но взгляд – другой. Усталый. Живой.

– Поздно для экспериментов, – сказал он негромко.

Светлана почувствовала, как сердце ускоряется – не от страха. От того, что он здесь. Опять в её пространстве. Опять рядом.

– Это не эксперимент, – сказала она. – Это… память.

Даниил подошёл ближе. Его взгляд упал на книгу.

– «Особый шоколадный», – прочитал он.

– Да.

Он молчал секунду, потом тихо спросил:

– Ты помнишь карамельный слой?

Светлана удивилась – и это удивление проскочило по лицу, как трещина по глазури.

– Между третьим и четвёртым, – сказала она.

Даниил кивнул, будто подтвердил что-то своё.

– Николай Иванович всегда говорил: «Карамель – проверка характера». Чуть отвлёкся – и всё горит.

Светлана не удержалась от короткой усмешки – и тут же почувствовала, как в груди становится теплее. Опасно. Слишком рано.

– Ты пришёл за чем? – спросила она, возвращая голос к нейтральному. – За документами?

– За воздухом, – ответил он. – И… – он посмотрел на шоколад. – Я могу помочь?

Она не сразу ответила. Внутри всё поднялось на дыбы: «не пускай». Но рядом с этим – другое, ещё более неприятное: «хочешь».

– Карамель и специи – на тебе, – сказала Светлана.

Даниил кивнул и засучил рукава. Движение было простым, но в нём было что-то интимное: будто он снова «на кухне», будто это нормально.

Он поставил сотейник, насыпал сахар. Огонь под ним был маленьким, терпеливым. Светлана заметила: он не торопится. Он делает карамель так, как делают те, кто однажды уже обжёгся и запомнил.

Она занялась ганашем. Тёплые сливки тонкой струёй вошли в шоколад. Масса стала гладкой, блестящей, густой. Запах поднялся богатый, тёмный, с горечью.

Даниил рядом снимал цедру с апельсина – быстро, аккуратно. Пахло цитрусом, и этот запах бил по памяти сильнее любых слов.

Светлана поймала себя на странном: она снова слышит рядом чужое дыхание и не раздражается. Тело помнит, как это – работать в паре. Как плечом не зацепить. Как вовремя отступить. Как подать инструмент, не спрашивая.

Он протянул ей лопатку, не глядя.

Она взяла – и их пальцы на секунду соприкоснулись.

Разряд прошёл по коже так резко, что она замерла. На долю секунды исчезли кабинет, долги, Савельев. Остались только пальцы и жара в груди.

Даниил тоже остановился. Его взгляд поднялся – серо-голубой, слишком близкий.

Светлана почувствовала, как в животе стянуло, как будто её внезапно оставили без воздуха. Она сделала шаг назад, слишком быстро.

– Осторожно, – сказала она, глупо, не к месту. – Шоколад…

– Я знаю, – ответил он тихо.

И в этой фразе слышалось: «я знаю и другое».

Карамель начала темнеть. Даниил резко вернулся к сотейнику, будто спасаясь в работе.

– Здесь, – сказал он уже обычнее. – Кардамон – щепотку. Больше – перебьёт апельсин.

Светлана сглотнула и кивнула. Профессиональная часть мозга цеплялась за рецепт, как за поручень.

Они работали дальше, и постепенно их движения снова стали слаженными: он подал сито – она процедила. Она отступила – он поставил сотейник. Он убрался в сторону – она вылила слой.

Десерт собирался, как собираются отношения: слой за слоем, красиво и опасно. Если поспешить – всё поедет.

Когда пришло время пробовать, они одновременно потянулись к ложке.

Светлана замерла. Ложка остановилась между ними.

Даниил был слишком близко. Его дыхание касалось кожи, как тёплый пар от сотейника. Запах одеколона смешался с шоколадом и апельсином, и это сочетание почему-то казалось правильным. Неприлично правильным.

Светлана подняла глаза.

Даниил смотрел на неё не как на партнёра по бизнесу. И не как на «врага». Он смотрел так, будто узнал вкус, который пытался забыть.

Она отдёрнула руку первой.

Внутри всё грохотало: сердце, кровь, память. Снаружи – ровная спина и холодные пальцы.

– Десерт хороший, – сказала Светлана, стараясь говорить только о том, что безопасно.

– Хороший, – согласился Даниил.

Он взял ложку, попробовал. Кивнул.

– Если мы можем так работать… – начал он и остановился.

Светлана почувствовала, как её грудь сдавило. Потому что «если» – это обещание. А обещания – опасны.

– Мы можем, – сказала она быстро. – По делу.

Даниил посмотрел на неё ещё раз. Медленно.

– По делу, – повторил он. Но голос прозвучал так, будто сам себе не поверил.

Светлана закрыла книгу рецептов. Хлопок получился громче, чем она хотела.

И в этот момент в коридоре снова раздался сухой щелчок.

Тот же звук, что утром. Короткий. Металлический.

Светлана замерла.

Даниил тоже.

– Слышала? – спросил он тихо.

Светлана кивнула. Кожа на руках покрылась мурашками.

Щелчок повторился – и теперь было ясно: это снимали. Кто-то был за дверью. Не случайно.

Светлана медленно подняла взгляд на Даниила.

– Савельев, – прошептала она.

Даниил не ответил сразу. Только челюсть у него стала жёстче.

– Значит, – сказал он наконец, – он уже начал.

Светлана почувствовала, как холод снова опускается внутрь – но теперь рядом с холодом было ещё что-то: горячее, упрямое.

– Тогда мы тоже начнём, – сказала она.

И впервые за весь день слово «мы» прозвучало не случайно.

Глава 4

Даниил

Вечер четверга

Вино лениво стекало по стенкам бокала. Цвет – тёмный, плотный, как будто ему хотелось казаться важнее, чем оно есть на самом деле.

Даниил держал бокал за ножку и не пил. Встреча была не про вкус. Встреча была про то, кто первый моргнёт.

Савельев выбрал столик у окна. Снаружи город светился витринами и мокрым асфальтом, внутри – мягкий свет, официанты в безупречных жилетах, стейки с идеальной прожаркой и воздух, в котором деньги пахли сильнее еды.

Савельев ел ровно, без паузы, будто закрывал задачу. Никакого удовольствия – только контроль: отрезал, проверил, прожевал, проглотил. Так пробуют блюдо люди, которые не любят еду. Они любят власть.

– Николай Иванович был упрямым стариком, – сказал Савельев так, словно обсуждал бывшего арендатора, а не человека. – Талантливым, не спорю. Но мир меняется. Кто не успевает – платит.

В горле у Даниила встал сухой комок. Не обида. Раздражение. Слова Савельева цепляли не смыслом, а тоном – будто Николай Иванович был ошибкой в бухгалтерии.

– «Мельница» держалась не на упрямстве, – сказал Даниил. – А на репутации.

Савельев улыбнулся. Улыбка была широкой, правильной – и пустой.

– Репутация – это тоже цифры. Отзывы, поток, чек. Долги.

Он произнёс «долги» мягко, почти нежно. Как будто это было его слово.

Даниил поставил бокал. Стекло тихо стукнуло о скатерть. Пальцы сами начали отбивать ритм по краю стола – коротко, почти незаметно. Когда-то Николай Иванович говорил: если у шефа пальцы стучат – значит, он держится из последних сил, чтобы не сорваться.

– К чему вы ведёте? – спросил Даниил.

Савельев промокнул губы салфеткой, отложил нож и чуть наклонился вперёд.

– К решению, – сказал он. – Ваша проблема не в кухне. Ваша проблема в капитале. И в партнёре.

Даниил не шевельнулся.

– У меня предложение, которое устроит всех, – продолжил Савельев. – Я выкупаю долю Светланы Николаевны. Вы остаётесь. Мы с вами делаем новый проект на базе «Мельницы»: интерьер, оборудование, маркетинг, команда. Ваше имя и моя инвестиция.

Он произнёс «ваше имя» так, будто это ингредиент, который можно купить и добавить в соус.

– И, конечно, – Савельев сделал маленькую паузу, – вы остаетесь шефом. Полная творческая свобода. Никакой бумажной грязи. Только кухня.

«Только кухня». Сладкая наживка. Именно то, что Даниилу хотелось услышать в тот момент, когда бумаги и долги уже давили, как мокрая спецовка.

– Почему вы решили, что Светлана продаст? – спросил Даниил.

Савельев откинулся на спинку стула, будто вопрос был детским.

– Потому что ей это выгодно, – ответил он. – Она уехала, построила жизнь во Франции. Вернулась по необходимости. Как только поймёт масштаб дыр – возьмёт деньги и вернётся туда, где у неё всё устроено.

Слова лёгли ровно и холодно.

И всё равно резанули.

«Она не держится за прошлое». Савельев не сказал это напрямую, но смысл был тем же. Светлана – временная. Светлана – «иностранный фактор». Светлана – пункт в смете.

Даниил провёл большим пальцем по краю часов. Подарок Николая Ивановича. Металл был прохладным.

– В завещании условие, – сказал он. – Полгода совместной работы. И вы это знаете.

Савельев усмехнулся – уголком губ.

– Условия обходят юристы, – ответил он. – И деньги.

Даниил выдержал взгляд.

– Вы плохо понимаете Светлану, – сказал он. – И вы плохо понимаете, что такое «Мельница».

Савельев поднял брови.

– Я понимаю рынок, – поправил он. – А ещё я понимаю, что ваши сантименты – слабость. У шефов это частая болезнь.

«Слабость». Хотелось встать и уйти. Хотелось перевернуть бокал. Хотелось сделать хоть что-то, чтобы этот человек перестал говорить о Николая Ивановиче так, как будто речь о старой мебели.

Даниил медленно вдохнул.

– Я изучу ваше предложение, – сказал он ровно. – Но не обещаю ничего.

Савельев протянул визитку. Положил её на стол между ними – как фишку на чужой территории.

– Подумайте, – сказал он. – Спокойно. Взвесьте. Полгода пройдёт быстро, а долги – нет.

Даниил встал первым. Скатерть не шелохнулась, стул не скрипнул. Он ушёл так, будто просто завершил встречу по поставкам.

На улице воздух был влажным и холодным. Он ударил в лёгкие и на секунду помог – как вода после крепкого алкоголя.

Даниил дошёл до машины, сел, положил визитку Савельева на пассажирское сиденье и посмотрел на неё, как на насекомое, которое нельзя раздавить – вдруг от него станет только хуже.

Сумма, которую Савельев набросал на листке, была крупной. С такими деньгами можно было открыть новый ресторан. Без долгов. Без прошлого. Без Светланы.

«Она уйдёт», звучало в голове.

Даниил уставился в тёмное стекло лобового.

А он?

Он ведь тоже ушёл однажды. Уехал в Москву. Перерос «Мельницу». Слишком занятой, слишком успешный, слишком уверенный, что вернуться можно всегда.

Он завёл мотор и только тогда понял, что зубы стиснуты так, что болят скулы.

Утро пятницы

В «Мельнице» пахло старым деревом и специями. И чем-то ещё – чем-то знакомым, от чего на секунду становилось теплее, будто в плечи накинули куртку.

Павел уже ждал в кабинете. На столе лежали папки: отчёты, счета, налоговые бумаги. Бумаги, которые люди обычно не любят трогать руками, потому что они липнут к коже хуже карамели.

– Я поднял всё, что можно, – сказал Павел и протянул стопку листов с пометками. – Ситуация плохая.

Даниил сел и молча пролистал первые страницы.

Минус.

Ещё минус.

Срыв платежей.

Поставщики.

Штрафы.

Цифры стояли так тесно, будто им тоже было страшно.

– Когда началось? – спросил он.

– За три-четыре месяца до… – Павел замялся. – До того, как Николай Иванович окончательно сдал.

Даниил поднял глаза.

– Ты писал мне?

Павел кивнул.

– Дважды. Во время твоих съёмок.

Память услужливо подкинула картинку: короткие сообщения в мессенджере, пролетевшие поверх списка дел, как мусор на ленте выдачи. Тогда казалось: «Потом». Всегда было «потом».

– Я видел, – выдавил Даниил. – И не сделал.

В кабинете стало тише. Павел не спорил. И от этого становилось хуже: спорить проще, чем принять.

– Николай Иванович что-нибудь говорил? – спросил Даниил.

– Нет, – ответил Павел. – Он не любил просить. Но… я слышал его звонки. Жёсткие. Один раз точно с Савельевым. Про «старые договорённости». Про «подождать».

Даниил потянул одну папку, потом другую. Бумаги поехали по столу. Руки торопились, как будто можно было догнать время.

Среди финансов вдруг всплыли другие документы: оценка земли, юридические заключения, какие-то буклеты по недвижимости.

Даниил открыл оценку участка. Пробежал глазами.

Цифра выглядела странно. Слишком низко.

Внизу – пометка рукой Николая Ивановича:

«Проверить у другого оценщика! Занижено минимум в два раза?»

На следующем листе – ещё строчка:

«Позвонить Дане после съёмок».

Горло стянуло. Воздух перестал проходить нормально. Он сглотнул – и не помогло.

Позвонить… после съёмок.

Он не взял трубку?

Или дед не успел?

Или оба были упрямыми идиотами, которые всегда уверены, что впереди ещё будет время?

Даниил сунул пальцы в следующую папку и достал небольшую записную книжку в потёртой кожаной обложке. Она легла в ладонь так, будто её держали сотни раз.

Почерк Николая Ивановича он узнал сразу.

«Встретиться с юристом. Обновить завещание. Убедиться, что ресторан останется в надёжных руках.»

Дальше – названия банков, цифры, стрелочки.

И фраза, от которой внутри щёлкнуло так, будто закрыли дверь:

«Даниил и Светлана – единственный шанс для “Мельницы”. Они дополняют друг друга, даже если сами этого не понимают.»

Даниил застыл.

Не потому что «какая мудрость». А потому что дед написал это как диагноз. Спокойно. Без надежды, что ему возразят.

Павел наклонился.

– Даня?

Даниил медленно поднял голову.

– Я снова не увидел, – сказал он хрипло. – Снова был занят. Снова подумал, что успею.

Слова вышли сами. И вместе с ними поднялось то, что он годами держал запертым: ощущение восьмилетнего мальчишки, которому однажды сказали, что родители не вернутся. В тот день тоже было «позже». Только «позже» не случилось.

Павел молча положил ладонь ему на плечо. Тепло было простым и настоящим.

– Он не винил бы тебя, – сказал Павел. – Но он хотел, чтобы ты вытащил ресторан. И… чтобы ты был не один.

«Не один».

Светлана встала в памяти резко: запах ванили, быстрые точные руки, и то, как она вчера сказала «мы», когда Савельев вышел из дегустационной.

Даниил закрыл записную книжку.

Спина выпрямилась сама собой – старая привычка из юности, когда Николай Иванович одним взглядом заставлял собраться.

– По делу, – сказал Даниил. – Почему просела выручка? Не только офисный центр. Не только конкуренты. Что ещё?

Павел открыл ноутбук.

– Я собрал данные по району. Офисный центр закрылся – да. Плюс три новых места. И ещё… – он показал экран. – Пошли странные отзывы. Как будто под копирку. И описывают блюда, которых у нас давно нет.

Даниил медленно кивнул.

– Значит, нас топят.

– Похоже на то, – сказал Павел.

Даниил посмотрел на визитку Савельева в своей памяти – как будто она лежала тут, на столе, между ними.

– Он вчера предложил выкупить долю Светланы, – сказал Даниил.

Павел присвистнул.

– И стать твоим партнёром?

– Да.

– А ты?

Даниил не ответил сразу. Он смотрел на записи Николая Ивановича и видел за ними не текст, а человека, который до последнего пытался удержать своё дело и при этом думал о том, чтобы двое упрямых молодых профессионалов не разнесли ресторан окончательно.

– Я не принимаю предложение Савельева, – сказал Даниил наконец.

Фраза прозвучала сухо. Слишком сухо для того, что внутри было выбором.

Павел изучающе посмотрел на него.

– Ты уверен?

– Нет, – честно ответил Даниил. – Но я всё равно не приму.

Павел кивнул, не давя.

– Тогда тебе надо говорить со Светланой.

Даниил уже знал это. Он просто тянул момент, как тянут пластырь, надеясь, что станет меньше больно.

– Позови её, – сказал он.

Светлана вошла ровно в назначенное время. Никакой спешки, никакой демонстрации. Прямая спина, собранные волосы, деловой взгляд. Даже шаги звучали тихо, экономно.

В кабинет вместе с ней пришёл лёгкий запах ванили и миндаля. Не духи – работа. И от этого пахло ещё сильнее.

– Добрый день, – сказала она.

– Добрый, – ответил Даниил.

Он указал на стул напротив. Сам остался за столом – не из важности. Из-за расстояния. Так проще не сорваться.

Светлана села. Руки – на коленях. Лицо – нейтральное.

Даниил положил перед ней папку с цифрами.

– Я поднял финансы, – сказал он. – Ситуация хуже, чем казалось. Минус сорок пять процентов за квартал. Резервов почти нет.

Светлана пролистала первые страницы быстро. Брови нахмурились, и между ними появилась тонкая морщинка. Укол в памяти – она так же хмурилась, когда ганаш не хотел держать текстуру.

– Это началось до смерти дедушки, – сказала она. – Почему?

– Офисный центр закрылся. Плюс новые конкуренты. И есть признаки, что нас топят отзывами, – сказал Даниил. – Павел показал.

Светлана молча кивнула.

И вдруг спросила, не поднимая глаз:

– Ты был у Савельева.

Не «вы». Не «Даниил Андреевич». Просто – как нож по коже: «ты».

Даниил замер на секунду.

– Да, – ответил он.

Светлана перевернула страницу. Пальцы не дрогнули.

– Он предложил тебе партнёрство?

Значит, ей уже донесли. Маленький город.

– Предложил, – сказал Даниил.

Светлана наконец подняла глаза.

– И?

В её голосе не было истерики. Вопрос звучал слишком спокойно. От этого было страшнее: спокойствие – это контроль, который держится на тонкой проволоке.

– Я отказался, – сказал Даниил.

Молчание повисло ровным пластом. Светлана не улыбнулась, не расслабилась. Только плечи стали чуть мягче – едва заметно.

– Тогда зачем ты меня позвал? – спросила она.

Даниил перевёл взгляд на записную книжку Николая Ивановича. Он не хотел тащить её сюда как аргумент. Но другого аргумента не было.

– Потому что без тебя мы можем не вытянуть, – сказал он. – И потому что дед… – он оборвал себя. – Потому что у меня есть план. И он работает только если мы делаем его вместе.

Светлана смотрела внимательно.

– Я слушаю.

Даниил разложил на столе листы. Не красиво. Не «презентация». Просто план: короткое меню на запуск, упор на фирменные блюда, но с обновлённой подачей, пересмотр поставщиков, быстрые события, которые дадут деньги и шум.

– Мы открываемся не «идеально», – сказал он. – Мы открываемся быстро и честно. Делаем ограниченное меню. Вычищаем себестоимость. Поднимаем качество. И запускаем то, что конкуренты здесь не умеют: мастер-классы.

Светлана моргнула.

– Мастер-классы?

– Ты – десерты. Я – горячее. Платный формат. Это даст поток и аудиторию, – сказал Даниил. – И даст нам историю, которую можно продавать без лжи: наследие Николая Ивановича и два шефа, которые вытаскивают ресторан.

Светлана постучала ручкой по блокноту один раз. Остановилась.

– Это… неожиданно, – сказала она.

– Это прагматично, – ответил Даниил.

Светлана наклонилась, открыла ноутбук. На экране – её доработанная схема, аккуратная, собранная. Не «сломать всё». Именно то, чего он боялся в начале.

– Если соединить твой подход к основному меню с моими десертными сетами, – сказала она, – получится сильнее, чем по отдельности.

Она придвинула ноутбук ближе, показывая слайд. Запах ванили стал отчётливее – и Даниил поймал себя на том, что задержал дыхание.

Светлана заметила и тут же выпрямилась, будто поставила между ними стену.

– А твои мастер-классы, – добавила она, – можно связать с сезонными продуктами. Сделать цикл. Люди любят серии.

– И это будет быстрее, чем бесконечный маркетинг, – сказал Даниил.

Они работали два часа. Спорили коротко, по делу. Исправляли. Резали. Сводили. Удивительно – не убивали друг друга.

Даниил поймал себя на мысли, что начинает угадывать её ход ещё до того, как она его делает: она уже тянется к пункту, и он уже открывает нужный документ. Как на кухне, когда команда наконец начинает работать в одном ритме.

Светлана устало потерла шею.

– Продуктивнее, чем я ожидала, – сказала она.

– Взаимно, – ответил Даниил.

Светлана протянула руку.

– Значит, партнёры.

Даниил задержался на долю секунды. В памяти всплыла их совместная кухня и то короткое соприкосновение пальцев – слишком яркое для случайности.

Он всё равно пожал её ладонь. Тёплая. Сухая. С мозолью у основания пальца – рабочая, настоящая.

Контакт длился мгновение. Но этого хватило, чтобы в груди дёрнулось что-то опасное.

– Партнёры, – сказал он.

Светлана забрала папку, кивнула, ушла так же ровно, как пришла.

Дверь закрылась.

Кабинет снова стал большим и пустым.

Даниил остался за столом, глядя на план. На «мы». На пункты, которые впервые за дни выглядели не как смерть, а как шанс.

Он открыл записную книжку Николая Ивановича на той странице и перечитал фразу про «единственный шанс».

– Это просто работа, – сказал он вслух, будто проверял звук. – Проект. Ответственность.

Слова звучали правильно. Но в груди не становилось легче.

Позже, у окна в квартире, он налил себе виски. Стекло пахло спиртом, горло – уже усталостью.

Он сделал глоток. Жгло. Не приятно.

На телефоне мигнула папка с контактами. Имя «Светлана» было там, как будто ничего не произошло. Как будто семь лет – это просто пауза.

Даниил нажал на контакт. Экран предложил «Позвонить» и «Написать».

Палец завис.

Он представил её голос – спокойный, деловой. И представил, что под этим голосом может снова быть что-то живое. То, что он не имеет права трогать, если хочет вытащить ресторан.

Он нажал «Назад».

– Ничего личного, – сказал он себе и допил виски.

Пальцы дрожали, когда стакан коснулся стола.

И эта дрожь была совсем не от алкоголя.

Глава 5

Светлана

Светлана сдула прядь, которая снова выбилась из пучка, и отодвинула вторую чашку кофе. Горький привкус уже не бодрил – он просто занимал рот, чтобы не хотелось говорить вслух то, что крутилось в голове.

За окнами ещё стоял серый рассвет. Суббота. Город спал так, будто у него никогда не было долгов, завещаний и людей, которые возвращаются туда, откуда сбегали.

В гостевом зале «Мельницы» воздух был холоднее, чем на кухне. Высокий потолок с балками держал в себе эхо – даже когда зал пустой, в нём будто остаётся память о голосах. На полу лежали куски старой бумаги, скрученные трубками, как высохшая кожура. Пахло клеем и пылью – не неприятно, просто по‑ремонтному.

Светлана поставила сумку на подоконник и подтянула рукава блузки до локтей. Ткань послушно легла складками, как будто тоже знала, что такое дисциплина. В Париже она бы не пришла на такую работу в шелке, но здесь шелк был не про красоту. Про броню.

На столе лежали инструменты: шпатель, нож, распылитель с тёплой водой, рулон пакетов для мусора. Она разложила их ровно, в линию. Лишняя привычка – и всё равно лучше, чем стоять на кухне в пустой квартире и слушать, как в коридоре соседи хлопают дверьми.

«Parfait», подумала она зло. Отличный план, ma chérie. Сдирать обои в шесть утра – только чтобы не возвращаться домой.

Она прыснула водой на участок стены. Пятно потемнело, бумага напиталась, отяжелела. Светлана подцепила край ножом и потянула.

Слой отошёл с неприятным шорохом. Под ним показалась более светлая полоска, а дальше – всё та же бесконечная бумага, как если бы кто-то много лет подряд прятал одно и то же под разными обложками.

Работа была монотонной, и это радовало. Руки заняты – голове сложнее расползаться в сторону. Сначала она думала про интерьер, потом – про список поставщиков, потом – про то, что в понедельник придётся вытащить на свет свои парижские контакты и попросить скидку на шоколад, хотя она ненавидела просить.