А где любовь под тенью Тадж Махала

Памятуя свои старые рассказы о полете к Арорам с транзитом через Туркмению и с встречей там стольких красавиц – работниц тамошнего аэропорта, я сейчас же зажглась обязательно настроить брата на эту Динару и убедить его предпринять какие-нибудь шаги. Мне обязательно надо было чтобы он обзавелся подружкой. Ведь вначале приезда это проще всего.

И тут же как ответ на мои мысли все обернулись.

– Вон Динарка идет.

Я с любопытством вглядывалась во мглу и брат тоже. Она шла с какой-то девушкой. Я сразу поняла кто есть кто. Динара шла в коротком черном платье. Оценивая ее фигуру, брат заключил, что она весьма спорная. Бедра нескладные, но ноги красивые. Грудь же замечательно велика, разве что на взгляд не так тверда как орех. Оставалось лицо, которое он еще не мог разглядеть.

– А, вот – что ж, довольно приятно, хотя я ожидал куда большего.

Девушки приблизились к нам. Все выжидательно примолкли и смотрели на них. От этого Динара слегка заробела.

– Динара. Туркмения, – произнесла она, пряча застенчивость.

Впечатление возникло такое, словно она шла по подиуму на конкурсе красоты, а это сидят жюри и оценивают. В сущности так и было.

Саша решил воспользоваться случаем и одновременно как бы спасти ее положение.

– Александр. Россия, – торжественно объявил я себя в свою очередь. При этом придал словам шутливую напыщенность.

Все заржали. Шутка удалась. Динара спасена. И он привлек ее внимание. Так уж повелось- я указывала ему девушек, а он как пес исполнял команды, даже пусть порой и против своей воли.

Разговор продолжался. Начали говорить о том куда поехать. Я вообще не понимала, что такое Индия и куда ехать тоже не знала. Да и зачем куда-то ехать, когда ты и так попал в чужой мир. Путешествовать? Хм. Люди для этого покупали гайд-буки. Я же – деревня – не подозревала ни о них, ни о путешествиях.

– Во, Фатехпур сикри. Давайте туда сначала, – воодушевленно предложил Зафар.

Мне хотелось переспросить название, так как мне показалось он сказал – Фото… и что-то там дальше. В фотостудию что ли? Я слабенько спросила, получила ровно такое же название в ответ. Подняла брови и не повторила попытку. Фото… пур…

Почему-то брат безнадежно взглянул на монголку Баярму. Не учавствует в беседе. С ней разговаривала лишь такая же отрешенная я, Наташа – остальные почему-то нарочно отвернулись от нее. Баярма чуяла, что это не ее компания. Как почуял и кореец Сурадж.

На противоположной стороне дороги уже завывал монотонно старый храмовый служака, время от времени постукивая по металлу и дергая за колокола.

Нам очень захотелось пойти в этот храмик, маленький, ничем не примечательный, но экзотический, поскольку мы были здесь всего день.

Одетые в короткие шорты-трусы Юля с Таней, в халат по колено Ия, Зафар в семейниках, выдавая их за шорты, Саша в майке, из которой бесстыдно вылезали красные волосатые сосцы. И такой компанией, одетой по-домашнему беспечно, поперлись к воротам, а потом в храм.

– Куда? – вскочили с винтовками замученные дежурством сикоди. – Каха?

– Мандир! – заорали мы всеми голосами, махая руками.

– Кью? – удивились охранники почему вдруг нас это заитересовало.

А мы просто орали:

– В храм хотим. Мандир джана чахте хэ!

Главный толстенький с усами, симпатичный, но слащавый до противного, переговорил с одним и приказал ему проводить нас через дорогу.

– Этот толстый, – хихикнула Ия, – влюбился в нашу Динарку. До нее еще в кого-то из европеек.

Я посмотрела на него изучающе. Нет, не завидно.

Под конвоем мы ринулись в темноту к красным развивающимся флажкам и звенящим колоколам полупещерного храмика.

Высохший старик в набедренной повязке, с седой нечесаной бородой обрадовался нам и пригласил внутрь. Мы разулись и залезли на голый каменный пол. Расселись, отпугивая ползающих гигантских муравьев. Как завороженные слушали пение под барабаны всей храмовой семьи деда. Маленькая внучка тихонечко поглядывала на нас, смущаясь и уводя глаза. Она в такт временами постукивала в жестяные диски.

Сикоди постоял, поскалился и вернулся на пост. Нас и оттуда видно было прекрасно – всего три-четыре метра.

Сидели так, может, полчаса, обсуждая местные привычки, вкусы.

– Они так будут всю ночь петь и барабанить, – заметила Таня. – Я из-за них уснуть не могу.

Я вспомнила, что прошлой ночью точно слышала отсюда храмовые звуки. Но не придала им такого значения: мешают уснуть или нет. Ночью была другая причина – суета приезда.

Наконец мы решили расходиться. Потихонечку, деликатно встали, выбрав подходящий момент, когда певцы остановились перед началом нового гимна. Саша, Зафар и я – трое самых смелых – брякнули по колокольчикам, распространяя сакральный звон по всей улице.

– Ой, вдруг ругать будут, – заикнулась тихонько Таня. Юлька поддакнула.

Мы пожали плечами: не хотите – как хотите. Не упрашивать же вас.

Для нас троих ударить по колоколам значило соприкоснуться с новой культурой и отблагодарить ее за наш приезд – подарок всей жизни.

Сели снова на неработающий фонтан, болтая ногами.

Откуда ни возьмись, завелся прежний разговор об индийцах и отношениях с ними.

– А я вообще считаю, – начала Юлька, кривляясь перед сидящими, – это себя не уважать: с ними связываться!

Меня как током прошило. Камень полетел в мой огород. Как она может так говорить? Это минимум не тактично. Нас провожал до самолета Ариджит. Я сказала ей, что это мой, как бы друг. Саша приехал сюда за шоколадной подружкой, может даже жениться. А наша компания с первого же дня унижает наш выбор! Я сделала непроницаемое лицо. Все равно останусь при своем мнении.

– Конечно, – вскочила с плиты Ия, – они такие грязные, противные! Фу!

– Зачем же они вообще приехали сюда? – мы с Сашей переглянулись.

Дружба дала трещину.

Начались жаркие рассказы с красочными примерами, какие индусы гадкие, низкие и лживые. Что парни, что девки. Лицо Саши посерело. Я видела это даже в темноте вечера.

– Один во Владивостоке был, – пищала Юлька. – Такой хороший был. Я прям удивлялась, что он не похож на остальных. Подружку мою обожал. Ухаживал за ней. И всегда со всеми такой вежливый. А она ему и отказала. Он сразу ко мне: «Юля, я тебя люблю!» (как-то неприятно завиляла перед ребятами, показывая насколько она звездная и пользуется у мужчин спросом) Вот-так на! А я-то думала, он особенный.

Они бы еще долго кричали в темноту двора, покрывая грязью жителей Индии и ее переселенцев, если бы удар колотушкой в гонг не предупредил всех, что стукнуло девять и пора расходиться по общагам. Песочные сикоди свистнули в свистульку, постучали по тарелкам.

– Пора сворачиваться набоковую.

Первыми кинулись дисциплинированные нагалендцы. Следом индийцы из других штатов, что учились тут преподавать хинди. Потом уж, под нетерпеливые окрики охраны, встали и мы.

Договорились увидеться назавтра на уроке в институте. Придем посидим, посмотрим.

Остаток вечера провели в комнате у Ирины. Там как на сходку собирались почти все русскоязычные. Рассаживались как куры на две пустынные кровати и трепались в сигаретном дыму.

Мадина включила по-хозяйски чайник. Ирина заварила всем кофе. Я за компанию тоже не отказалась. Я говорила мало. Больше слушала. Мне, странное дело, не хватало теплоты и комфорта в этой компании. Грусть засела в душе: как же так? С первого дня? А как же весь год?

Девки так поносили всех грязных индийцев и особенно тех, кто с ними связывается, что я, сидя на кровати и помешивая горячий кофе, сильно задумалась, а чего,собственно, я делаю в этой компании.

– Все мужики козлы, а индийские особенно, – вульгарно попыхивала тонкой сигареткой Ия, запрокинув нога на ногу. – Фи. Была за одним уродом замужем. Единственно, что хорошее от него осталось, это сынок.

Естественно, он у нее не козел.

– Да, – втягивала глубокомысленно дым Юля и философски, как Сократ, познающий истину, откидывалась на руку позади себя. – Вообще не понимаю, как с такими обезьянами можно разговаривать, не то что гулять? Они же все обманывают и у них мозгов нет.

Меня закидывали камнями. Не оставалось сомнений, что всем им уже известно о моей полудружбе с одним из представителей грязных обезьян Ариджитом. Я и сама его стыдилась, но не могла терпеть критики и нападок со стороны. Особенно не на прямую, в глаза. Никто не называл конкретных имен, и даже не смотрели в мою сторону, но фыркали даже сильнее, чем у фонтана.

Мадина ехидно скалилась, сопя носом, как разбушевавшийся кабан. Вот-вот и накинется на меня. Понять бы только за что такая необоснованная ненависть с первого взгляда?

Заглянула Натя. Я напряглась. С ней мы знакомы поверхностно и она не ездила никуда с нашей компанией. Надменная. Прошлась мимо и села к окну, выпросив у землячек сигаретку. Горделивый рельеф ее колхидского профиля вырисовывался вытянутой тенью на серой стене.

– Звонил? – бросила она Ирине.

Та замялась и покраснела:

– Сказал, что еще позвонит. Завтра договорились в Макдональсе встретится. Все вместе пойдем туда? А то мне одной неудобно с парнем встречаться… – зарделась, заикаясь и коверкая русские слова.

– А с кем встреча? – спросила за нас обеих Юлька.

– Ну Ирина нашла себе одного дурачка в Агре. Вроде богатенький. Пообщается, посмотрит, обезьяна или не очень, – засмеялась колючим отрывистым смехом Ия.

– Да он вроде нормальный… – начала оправдываться Ирина и виновато потупила взор. Дальше ничего по-русски сказать не могла и разразилась обиженно грузинским гортанным полукашлем.

– Да он такой же козел, как и они все-е! – громко растянула Натя, нервно стряхивая пепел. У нее акцент был особенно яркий, но приятный. – Ему без разницы к кому пристать! И ты его кидай!

Ирина всхлипнула. Глаза покраснели.

Ия поучительно глянула на младшую товарку:

– И нечего плакать. Плакать потом придется, если привыкнешь. Вдруг влюбишься, а потом расставаться. За-ачем это надо? – и к нам с пояснениями: – Его Викрам зовут. Он сначала с Натей познакомился. В Кандари поймал по дороге. Она его отшила. Он говорит, ну познакомь тогда с подругой. Ну Натя с Ириной его и познакомила. Теперь он этой глупой девчонке мозги парит. А она уши развесила и верит. Дума-ает, что он ее любит. Мужики вообще любить не умеют. Ха-ха.

– Ха-ха, – отразила ее Юлька. – Только мы бедные женщины и можем. И никакой благодарности. Уж на что мой мальчик, что там остался, – шмыгнула демонстративно носом, – очень хороший и меня любит. Жить без меня не может. И тот эгоист. Все лишь бы ему! Как с ребенком с ним тютькаюсь. Ха-ха.

– Да не реви ты, – привстала Натя и протянула руку с сигаретой к подруге. – Гуляй пока, но лишнего не позволяй. Если любит, покажет. Нет, так и ты не влюбляйся. Потом страдать не будешь. Гуляй пока.

Так на женском совете разрешено было неуважающей себя еще одной дурехе поразвлекаться немного с местным безмозглым существом о двух ногах.

– Да хуже когда страшные пристают, – гаркнула все время молчавшая Мадина, желая показать, что и у нее отбоя нет. – Он-то у тебя красавчик. На моего любимого актера Шахида Капура похож.

– Ой, да? – оживилась Юлька. – На Шахида? Мне он тоже очень нравится. Такой красавчик. Лапочка! И чего он с этой страшной внучкой Капура связался? Уж мы куда как лучше? Правда, девочки?

– Ой, и не говори! – подхватила Таня.

Их общие задорные голоса поднялись вихрем к потолку. Все стали похожи на Тверских ночных звезд, выставляющих тела на прилавок. И кто пять минут назад пел про самонеуважение, если свяжешься с черными мартышками? Хором уже представляли, как прогуливаются в обнимку с Боливудскими звездами, которые по сути те же мартышки, только известно-богатые и недоступные.

Накурившись вдоволь и настрелявшись сигарет, Юлька пожелала всем спокойной ночи и мы поднялись к себе. Приняв по очереди душ легли в постель. Прям так. В одежде. На голые матрасы. Отбивались от жестоких настырных комаров. Листали грамматику хинди. И меня совершенно не беспокоили храмовые песнопения. Наоборот, как гипноз, убаюкали и усыпили.

8

Утром я, вся уставшая от насекомых, вскочила с мыслью непременно узнать, чем спасаются другие и купить, если что продается. И найти коменданта, чтобы дал постельные принадлежности и ведро с ковшом.

Причесалась и пошла на утреннюю крышу, позаниматься теквондо, разогреться.

Воздух только начинал накаляться и можно было смело прыгать и бегать, лупить невидимых врагов еще часа полтора.

Спустилась с крыши счастливая. Вся потная. Юлька заперлась в душевой. Заковырки совместной жизни: не получишь никогда вовремя то, что тебе надо. Не приняв душа, я не могла сидеть причесываться, переодеваться, наводить макияж. Пришлось согреть себе горячей воды в чайничке и попить, смывая слизь с желудка, как пишут умные книжки.

Вышла на балкон. Постояла. Бесцельно полазила в комнате. Села на кровать. Полистала учебник. Записала примерный план на день. Мобильный показывал, что прошло больше сорока минут. Лихуясь, изнемогая от желания когда-нибудь помыться, я услышала шум воды за дверью. Снаружи уже шумели проснувшиеся и спешащие на учебу студентки. Я оставила первую сетчатую дверь открытой и увидела сквозь нее нашу японскую спасительницу Акеду, что одолжила замок. Я вышла ей навстречу. Улыбаясь друг другу, поздоровались. Я вернула ей замок.

– Вы себе уже купили? – спросила она на хинди. Я утвердительно кивнула.

– Пойдете сегодня на занятия? – ее по-японски добродушно-хитрое лицо светилось утренним солнцем.

– Да, собираемся. Но не знаем в какую группу.

– Тест пройдете и потом вас определят.

Я снова согласно кивнула. Акеда махнула рукой «до встречи» и побежала вниз в тивирум, где стоял общественный холодильник. В отличие от меня, люди завтракают.

Я с надеждой вошла к себе. Юлька как раз выходила вся мокрая и с книжкой.

– С легким паром, – кинула я ей, меняя тон и не желая ссориться, хотя очень хотелось съязвить.

– Спасибо, – тряхнула мокрыми волоами. – Доброе утрое.

– Доброе.

– Я проснулась, а тебя нет.

– Я на крыше теквондо занималась. Не могу без тренировок, привычка.

Она покосилась, недоумевая, что я со своей полной комплекцией могу куда-то махать ногами.

– А мне скучно стало и я пошла в туалет книжку читать. Сидела там, курила. И так зачиталась, что и про время забыла. Потом уж душь приняла, чуть постирала.

Я отвернула лицо, чтоб случайно не выдать раздражение: нашла где и когда книжки читать.

– Сейчас с утра надо сходить за простынями и ведром. Как они к стати на хинди называются, ты не знаешь?

Я и впрямь призадумалась.

– Ну простыня – чадар. А больше и не знаю.

Полезли в свои словари. У меня был только хинди-русский и искать в нем оказалось бессмысленно. Русско-хинди я отдала Саше. Чтоб хоть как-то было поровну. Юлька открыла свой электронный переводчик английского. И набрала постельное белье, ведро. Потом по английской версии нашла слова и в маленьком инглиш-хинди бумажном.

Порешили, чтоб не забыть, что она усвоит ведро, я белье.

Получив наконец-то доступ к душу, я собрала шмотки, шампуни, пасту и прочее и помчалась освежаться.

Как же в действительности приятно стоять, разгоряченному, если и не тренировкой, то жарой, под прохладно-умеренными струями воды. Раньше я переживала, что у них не пользуются горячей, только зимой из электро-водо нагревателя. Но сейчас я оценила по достоинству всю эту прелесть.

Юлька на завтрак вытащила остатки московских конфет, угостила меня «Коровкой». Зазвонил ее мобильный. Она вздрогнула:

– Мой мальчик… из России…

Ища уединения, она вышла на балкон и прикрыла дверь.

Я видела на ее лице настоящую привязанность, если не любовь. И мое отношение к ней снова сделалось хорошим. Человек – не пустышка, умеющий чувствовать, не может быть плохим. Сразу я простила ей и ее визги, и «грязных индусов», и выброшенный в ведро чаваль с далем.

Я оделась, привела себя в порядок. Собственно, приготовилась к выходу. Юлька открыла балконную дверь. Внесла телефон в комнату и включила его заряжать.

– Плохой, старый. Надо тут новый купить. Наверно дешевле.

– Не знаю, – я не допрашивала как прошел разговор, и так было видно: чуть покрасневшие веки, опущенный рот.

– Я так по нему скучаю… – простонала Юля. Взяла из чемодана блок сигарет. Распаковала. Вытащила одну. – Ты не куришь?

Я покачала головой.

– Он тоже очень по мне скучает… – я молча слушала. – От этого даже неаккуратно вел машину и у него права отобрали… – слезы брызнули из бледно-серых глаз. – А я ему ничем помочь не могу. Даже утешить. Поговорить…

Она нервно закурила и села на стуле на балконе, поставив ноги на перила.

– Да, тяжело так, – сказала я, не зная, что еще добавить, – только остается звонить домой почаще.