Дети Атлантики

Людмила Заичкина

Дети Атлантики

Как заманить в свои сети

древнюю женскую силу

ДОЧЕРИ ИНВАТИ

Дорога, по которой мы мчали, была прямолинейной, как мой мужчина, и неоднозначной, как я. Миля за милей, зеркальная, расплавленная солнцем, пропитанная соленым бризом, она разделяла Атлантический океан и Мексиканский залив. Одна из красивейших трасс мира Overseas Highway пролегала из Майами к самой южной точке тропического архипелага, на остров Ки-Уэст.

На сиденье нашей машины валялся глянцевый журнал, на обложке которого по случайному совпадению красовалась пара, до смешного напоминающая нас. Девушка с длинными светлыми, спутанными от ветра волосами, в белом фривольном топе ехала в кабриолете, держа за руку брюнета в голубом поло. Справа и слева от трассы их окружали бескрайние бирюзовые водные просторы. В реальности их было не видно. С обеих сторон мелькали бетонные отбойники, и лишь за ними выглядывала голубая кромка воды.

– Символично, правда?

– Что?

– Чтобы увидеть всю ту красоту, среди которой мы сейчас, нужно смотреть не по сторонам. Осознать ее можно только с высоты.

– Я взял дрон.

Я же умела летать и без помощи внешних устройств. Если мысленно подняться высоко в небо, увидишь себя совсем крошечной. Такими же незначительными брызгами становятся все тревоги и сомнения, коих у меня с собой в поездке было предостаточно. В этот раз я увидела еще и небольшой кокос у себя в руках, но, спускаясь ниже разглядела, что это был мой большой живот, где девять месяцев под сердцем я носила наше общее с Дэнисом будущее. Сына.

Если прищурить глаза и смотреть вдаль, картинка красиво расплывается. Можно представить нас героями классического роуд-муви, в котором неважен пункт назначения, важно только то, что происходит в пути. В этом и кроется вся соль Флориды – в ней хочется проживать именно настоящий момент. Одни местные названия чего стоят. Миновав Ки-Ларго, проезжаем Айламораду… Произнесите медленно. Как глоток прохладной кокосовой воды в топленый день. Эти названия – что-то вроде ухмылочки симпатичного парня, от которой в животе начинают порхать те самые бабочки. И вот ты уже не слушаешь, что он говорит, а просто пялишься. Но не на лицо, а только на его губы, и беспомощно тонешь. И это только трепетное, девственное начало невероятной любви.

Мне было неспокойно, ведь именно влюбленность все больше заполняла меня. Любовь к той точке планеты, где я оказалась, словно теплая земля Флориды была уготована мне свыше. Мы знакомимся и, робея, открываемся друг другу.

Поездка на Ключи была спланированным последним побегом вдвоем, где меня не отпускало чувство тревоги за мой суетливый живот, в котором вовсю тренировались схватки, и удивления от того, какой по-африкански смуглой может быть моя кожа.

– Здесь с тобой никогда ничего плохого не случится, – вдруг что-то шепнуло мне на ухо, и плечи, которые я, сама того не замечая, часто чуть сжимала вверх, вдруг расслабились. Я улыбнулась едва-едва уголками губ.

Беатрис

Скоро мы встретим Беатрис, с нее-то все и начнется. Майами-Бич – настоящая обитель риелторов. Вот увидите, первым, с кем вы познакомитесь в солнечном штате, будет агент по недвижимости. Даже улыбчивый фармацевт в аптеке Wallgreens, протягивая вам пакет магниевой соли, неизменного атрибута Флориды, подмигнет и скажет ту самую фразу: «Я еще и риелтор».

В первое утро в Майами мы просыпаемся в старом отеле Sadigo на пересечении Двадцатой улицы и Коллинз. Коллинз-Авеню – одна из главных магистралей штата, пролегающая вдоль Атлантического океана, всего в квартале от него. Мы исколесим ее вдоль и поперек. А пока в небольшие деревянные окна бьют ветви пальм, их в свою очередь нещадно хлещет тропический ливень. В номере с бледно-голубыми стенами душно от влажности. Вместо кондиционера работает вентилятор, и почему-то вспоминается фильм «Апокалипсис сегодня».

«Сайгон», – подумала я и крепче обняла живот, словно это был мой ценный трофей, доставленный через половину планеты.

Лишь только дождь утихает, спускаемся к позднему завтраку в небольшое, утопающее в зелени патио. Крошечные столики на витиеватых ножках сплошь покрыты каплями дождя, и в каждой из них уже сверкает солнце. Смахиваю их рукой. Мне подают единственное блюдо, которое здесь готовят, – большой омлет из трех яиц и тосты с соленым маслом. Божественно вкусно. По тому, как умиляется мной Дэниc, понимаю, что уплетаю за обе щеки, с таким удовольствием и аппетитом, как довольный ребенок. Дэнис – мой муж, но поженились мы недавно. Так что отношусь я к нему со всем трепетом, словно он все еще мой парень.

– Давай, Зайкина, жуй быстрее и идем искать квартиру.

Мы выходим на пляж, босые и счастливые, оставляя четкие следы. Обнимаемся и разглядываем череду высотных домов, острым хаотичным гребнем торчащих из мокрого песка. На одном из этих стеклянных балконов, возможно, и нам предстоит завтракать и пить свежесваренный кофе следующие полгода? В поисках пристанища мы и наткнемся на Беатрис. С нее потянется вереница моих великих открытий. Ради них спустя тринадцать лет я открою ноутбук и, преисполненная благодарности за все дарованные мне чудеса, начну писать эту книгу. А пока ей предстоит показать нам небольшие светлые апартаменты на побережье.

– У меня степень по нутрициологии, даже практика своя была, – щебечет она с улыбкой, пока мы едва поспеваем за быстрым легким шагом этой длинноногой женщины, – но я еще и риелтор. Чтобы не отстать мне приходится двумя руками поддерживать живот. – Зовите меня Беа. Мой родной город Мадрид, но я живу в Майами-Бич уже семнадцать лет. Помню, как впервые приехала сюда, – улыбка становится шире, – у меня был тот же взгляд, как у вас сейчас, ребята. Словно в ожидании приключения. И я осталась. Это место чем-то захватывает тебя и не отпускает, пока само не решит, что пора. Неудивительно! – смеется. – Неподалеку Бермудский треугольник.

Философия жизни во Флориде заманчива: жить нужно так, чтобы каждый день успевать на океан, иначе все не имеет смысла. Плавать не обязательно, но важно воссоединиться со стихией. Утро истинных флоридианцев начинается в одиннадцать, когда улетучится последний сон, бриз до отказа заполнит легкие, завершится пробежка или йога на пляже, проснется связь с местом и осознание себя в моменте. Лишь к полудню они позволят делам ввести идиллию в заблуждение – начнут работать.

Дэнис считает, что этот город – золотая жила только потому, что можно сделать любой бизнес, пока местные спят. Любимые слова флоридианца спросонья: morning, breakfast, ocean, breath, enjoy, flow, delicious. Дружба в этом волшебном тропике зарождается внезапно, как возникает в руке мохито, игриво и легко. Наша с Беа – со спонтанного приглашения к нам с Дэнисом на борщ, едва только мы найдем квартиру. И ответного – зачем долго ждать, можно и к ней вечером заглянуть на ужин.

Беа на двенадцать лет старше меня. В мои тридцать ее возраст кажется мне опасным. Гранью, вершиной рассвета сексуальности, за которой мне видится закат. Заглядываю на эти двенадцать лет вперед, словно стоя на краю глубокой впадины под названием время, замирая от страха вперемежку с любопытством. Но Беа вдохновляет. Когда она говорит о простых вещах всегда немного смешно. И те морщинки-лучики, которые бегут по ее лицу от смеха, красивы. И все вокруг сразу улыбаются, словно это электрический импульс. Я, хоть убей, не вижу на ней макияж. Она легко делится с нами планами увеличить грудь, называя ee именно сиськами и даже показывает Дэнису сохраненные примеры в телефоне. По вечерам она отправляется на пробежку по деревянному помосту Boardwalk в коротких розовых шортах, а дома у нее на фоне кипенно-белых стен и современной мебели красуется старый резной шкаф с двумя створками и огромный пиратский сундук. У Беа есть дочь-тинейджер Джейдан и бойфренд Хамид. Он обращает внимание на то, как мило Беа поджимает пальцы на одной ноге, когда готовит на кухне, даже говорит об этом мне.

– Смотри, Мила, разве она не потрясающая?

У Беа крошечная кухня, как и сама квартира. При этом почти всю гостиную занимает огромный обеденный стол на высоких ножках, так что сидеть за ним приходится, как за барной стойкой. Из больших панорамных окон, обрамленных белыми льняными шторами, открывается вид на океан. Слежу за ее быстрыми движениями, пока ароматные брызги лайма летят на коралловые кусочки лосося. Беа болтает без умолку обо всем: о пользе жирной рыбы для сердца, о том, что лучшие рецепты поражают простотой, а в холодильнике у нее есть кокосовый флан.

Любопытно, чем именно так пленен Хамид? Что именно делает женщину потрясающей: искренность, естественность, уникальный микс того и другого? На столе один за другим появляются чуть шипящие, плотно набитые мятой высокие стаканы с мохито. Прямо поверх рыбы ложатся тончайшие ломтики картофеля, взлетает соль. Здесь царит какая-то магия, я вдруг начинаю видеть ее – это не просто приготовление еды. Какая-то пронзительная, творческая, сумасшедшая, первобытная женская энергия, древняя сила, которую я впервые подмечаю со стороны и осознаю в гостях у Беатрис. Вот же она, чертовка, материализовалась. В какой момент привычное дело становится чем-то духовным? Женская сила словно проявляет себя в нехитрых действиях на кухне. Может ей нужно обрести вкус, чтобы быть замеченной? И открывается ли она всем или только избранным? Что-то прямо сдавливает в груди, словно я стою на пороге удивительного открытия. Всматриваюсь и прислушиваюсь, чтобы поближе рассмотреть ее, какая она. Но магия ускользает, едва меня окликают. Чтобы не потерять это ощущение, не убедить себя, что мне просто почудилось, дарю духу имя – Инвати. Мне хочется узнать о ней побольше…

 *

Пока мы ищем квартиру, Беа неожиданно предлагает нам ее купить. Всего в пяти минутах от пляжа, в двухэтажном доме стиля ар-деко, которым все прошлое столетие владели кубинцы. Во мне все замирает. Вдруг и впрямь мне суждено, сменив черную резную мебель, старые ажурные занавески и Мадонну в полинялом алькове, вдохнуть в этот дом молодость и свежесть океана? Поставить письменный стол, где поселится мой ноутбук, заменить пол на деревянный, а детские игрушки хранить в плетеных корзинах? Варить себе на кухне, отдавая дань уважения истории дома, тягучий дульче-де-лече?

Брожу… Дворик свой и такой сочный. Потрескавшаяся, поблекшая от времени расписная плитка всех оттенков сливочного мороженого на полу: от ванильного до фисташкового, дурманящий аромат местных цветов. Небольшой бассейн, засыпанный пожелтевшими от жары листьями, графичные тени пальм. Оборачиваюсь на мужа и понимаю – он тоже поплыл, вот-вот скажет «да». Мы растаем в нежных объятиях друг друга и будем здесь жить или часто приезжать, растя смуглых белобрысых мальчишек с ободранными коленками.

Но следующие две ночи я не сплю. Меня терзает интуиция. Она у меня очень сильная с детства. Нахалка трясет меня, мою подушку, отнимает и без того короткую отельную простыню, которой я пытаюсь укрыться. И орет, мол, не делай этого, не покупай квартиру и Дэниса своего отговори. Брыкаюсь, притворяюсь, что сплю. Все же идет хорошо, мы даже аванс внесли. А она гнет свое: нельзя вам этого делать – и ни одного аргумента. Третья ночь доканывает меня. Сонная, плетусь к мужу и говорю ее же тоном:

– Дэнис, ты решишь, что я сошла с ума. Но давай не брать эту квартиру?

– Ты совсем спятила. Спишем это на живот.

Дэнис вообще самый прагматичный человек, которого я знаю, и мою интуицию слушать не готов. Лишь сообразив, что дело снова в ней, ставит точку с дыркой на бумаге в решении вопроса. Отступаю, проиграв, да еще и заработав репутацию ненормальной. Интуиция разворачивается и покорно уплывает, надолго оставляя нас на лодке с пробитым дном.

Тут я забегу вперёд, в то будущее, где мы узнаем, что кубинскую квартиру на Коллинз забрал за долги у ее хозяйки банк. Отсюда и отличная цена – крючок, на который клюнул Дэнис. Но выселить старую синьору можно только по суду, который, увы, может длиться годами. Мы вроде про это знали, Беа упоминала, но как-то вскользь. А мы зачарованы Флоридой и восприняли как-то не всерьез. К счастью, сделка не завершена. Оплачена только часть, но никто и не думает ее возвращать. И все по-американски законно. Дэнис теряет контроль над собой. Впервые вижу его девятибалльную ярость. Заодно мы на какое-то время точим зуб на Беатрис.

Спустя год приятель мужа покупает соседнюю квартиру в этом же доме. Сдает, но арендаторы постоянно жалуются на кашель и необъяснимое удушье. В дом направляется инспекция и обнаруживает черный грибок, им изъеден весь дом. Он пророс везде: под плиткой, штукатуркой, за потолком и внутри кондиционеров, токсичный и опасный для здоровья. Никогда не забуду тошное слово на английском. Это mold, детка. Black mold. Пытается продать квартиру, но тщетно. На ней клеймо.

Так что я рада, что интуиция вмешалась. Ведь мог бы выйти и другой сюжет? Купив апартаменты, не в силах выселить старушку, мы переселяемся жить прямо к ней. Устав от ее скрипучего храпа и злобных взглядов, начинаем подсыпать ей в пищу стиральный порошок. Старушка умирает, но следующие десять лет, пока наши дети, тощие астматики, кашляют и теряют сознание дома, нас преследует гнусавый инспектор полиции Хорхе Рамос. В итоге, доказав намеренное отравление, меня отправляют в тюрьму. Квартиру забирают, детей отдают в приют, а мужа со сдавшими нервами депортируют в Россию, где он находит покой и новую любовь Эллу в лечебнице для душевнобольных.

Так о чем это я? Будьте уверены, интуиция – молодец. Мы с ней немало дел натворили. Но Инвати – это что-то иное, либо большее, пока не пойму.

*

Пока мы подыскиваем жилье, Беа и Хамид буквально берут над нами шефство, называя за глаза «those Russians». Беа возит нас на синей трешке BMW, взяв на себя вдохновенную роль доулы и погружая меня в почти ведические знания о родах. Хамид фантастически политкорректно поправляет английский Дэниса. Но больше общего с Хамидом у меня. По профессии я стилист. До встречи с Дэнисом и беременности я работала редактором моды Vogue, да и сейчас там числюсь в декрете. Хамид фотографирует девушек для модельных агентств Майами. Для него я – величина. Несмотря на то, что ум мой максимально расплавлен гормонами и солнцем, здесь я просто носитель живота, но кое-что я еще значу.

– Беа, прекрати! – Хамид вдруг хрипло кричит. – Он выстрелит тебе в голову!

– Fuck! Ты видел, Хамид? Он подрезал меня, вот говнюк.

– Я тебе сто раз говорил, ты не в Испании. Успокойся, пожалуйста, успокойся и не показывай им третий палец. У этого парня может быть оружие. Он остановится и выстрелит через стекло тебе прямо в голову.

Пока они оба выдыхают, скрывая глаза за одинаковыми очками Ray Ban, мы с Дэнисом переглядываемся со знанием дела: не мы одни цапаемся в тачке. От резкого торможения живот начинает самопроизвольно меняться, превращаясь в какой-то неровный горизонтальный овал. Поглаживаю его.

– Мила, как ты? Все в порядке? – тревожится за меня Беа.

– Все отлично, малыш неугомонный. Постоянно крутится и вертится по всему животу. Я использую на английском глагол to roll.

– Назови его Rolex!

– Ура, Rolex! Гениально! – подхватывает Хамид. Он точно Rolex, а потом, может, и Tiffany еще захотите…

Мне нравится прозвище. Но еще больше я обожаю эти заигрывания с английским. Пока он был академичным и чопорным в стенах иняза, он не давался мне, но и я не открывала ему сердце. Зато потом, когда мне достался диплом лингвиста, да еще и специалиста по межкультурной коммуникации, отношения босс-подчиненный между английским и мной пали. На свободе он показался мне невероятным. И, несмотря на то, что моей основной профессией не стал, между нами завязалась тесная дружба. Он проникал, буквально просачивался не столько в мои рабочие процессы, сколько прямиком в душу, вот как сейчас, продолжая цепляться за менторскую роль в моей жизни. Я уже знала, что спустя много лет буду, как минимум, дома называть сына Ролекс. Ох уже эти слова… Я вольнолюбиво, играючи распоряжалась ими и застывала, когда встречала редкие жемчужины слияния звуков или фраз.

Английский, кстати, сыграет немаловажную роль во всей этой майамской истории. Возьмет да и выступит, как вор. Стырит ни много ни мало мою и Дэниса личность. Мы вынужденно меняем имена. Дэнис дома в Москве был просто Диней, но с первой секунды во Флориде его называют на американский манер. Перемена ощутимая. Дэнис – куда более авантюрная личность, чем та, с которой я прилетела. Мое же новое имя выдают в национальном департаменте «Старбакс». Каждое утро выбирают: Луиза, Лиза, Луис, Лука… Потому что говорю я им одно и тоже: «Гранде карамельный макьято со льдом, зовут – Люся». И вот однажды, утомленная этой игрой, произношу судьбоносное: «ОК, Мила». А на их лицах восторг и облегчение – как Йовович, им подходит Мила! Получить имя, одобренное «Старбаксом», – вроде как на шаг стать ближе к флоридианцам.

Мне тоже как-то ощутимо легче. Признаюсь честно, мне никогда особо не нравилось имя Люся. В детстве я его откровенно стеснялась, потом смирилась. Чуть лучше стало, когда это имя приобрело известность в профессиональном кругу и стало печататься в журналах. Все равно оно не отражало суть. Представьте, мама хотела назвать меня Маргарита. Вот темперамент этой самой штучки Марго я отлично в себе ощущаю. Лукавая бестия! Люся – младенец по сравнению с Марго. Но это еще куда ни шло. У мамы в запасе было удивительное Майя. День моего рождения в мае. Я и есть Майя. Майями, где мне так хорошо, разве этому не знак? Ход истории изменил папа. Возможно, он побаивался таких вот девиц, как Марго, и помешал маме. А Люся – это компромисс после месяца их баталий. Всерьез сомневаюсь, так ли нужны в семейной жизни компромиссы…

*

Оказалось, арендовать на полгода апартаменты на побережье Майами-Бич, тем более по соседству с коварным Бермудским треугольником, не так-то просто. Большинство зданий на первой линии принадлежали известным отелям. Знатные кондоминиумы готовы были пускать арендаторов минимум на год. Следом шли квартиры, заваленные каким-то душным черно-красным барахлом. Взявшись за руки, полные надежд, мы с Дэнисом заходили в лобби зданий, вычеркивая точки на карте.

– Нет ли в аренду жилья?

– Сорри, нет.

По пути я размышляла, почему я чувствую здесь себя собой, а именно так оно и было. У нас с этим тропиком словно одна душа на двоих – Мила и вон тот платан, Мила и задиристый кубинский кофе, Мила и океан. Майами – словно смесь томного курортного вайба, щедрого тепла и одновременно свежий бит современной культуры. Мы очень похожи.

После полудня небоскребы отбрасывают гигантские тени на всю линию пляжа, превращая его в бесконечную золотистую зебру. И все перебегают со своими лёгкими шезлонгами и полосатыми зонтиками занять открытые прямоугольники с солнцем. Усталые, мы тоже осыпаемся на песок.

– Зайкина, ты что там копаешь?

– Погоди, сейчас увидишь…

Я руками рою ямку в сверкающем песке, ложусь в нее животом. Впервые за много месяцев можно полежать на животе.

– Думал, чудо – это что-то сложное, Дэнис?

Через какое-то время к нам на пляже присоединяются Хамид и Беа с большой плетеной корзиной в руках. Вдвоём они расстилают бирюзовее покрывало в стиле бохо с узором «турецкий огурец» и бахромой.

– И давно она так лежит?

– Да я даже трогать ее боюсь, – отвечает Дэнис.

Нехотя переворачиваюсь на бок поприветствовать друзей. Мне показалось, прошло мгновение. Беа садится рядом, вытягивает свои длинные ноги, начинает посыпать их песком и слегка массировать, как скрабом.

– Майами-Бич – это один большой спа, – Хамид обращается ко мне, – увидишь, Мила, скоро ты забросишь салоны красоты.

А это уже так, я меняюсь. Мои волосы становятся светлее и сами завиваются лохматой вольнолюбивой серферской волной. Кожа темнеет, веснушки покрывают нос, и даже чуть отекшие ноги кажутся худыми. На животе у меня татуировка в виде цветка. С приближением рождения малыша он растет и символично распускается. Мне нравится мое беременное тело. Кажется, еще никогда оно не было таким красивым.

– А как вы познакомились с Беа?

– В «Старбаксе» на Линкольн-Роуд, – оба смеются, – потому что Хамид там буквально живет.

– Она сидела у окна в низком кожаном кресле, вытянув вот эти свои ноги, – продолжил, сияя, Хамид, – с ноутбуком, в платье с тонкими бретельками и такой же бисерной фенечкой на шее. Очень деловая – и я к ней подкатил.

Хамиду лет пятьдесят, не меньше. Но узнаю я об этом из колкостей и шуточек, которые летят в него от Беатрис. На самом деле выглядит он чертовски молодо! Непонятно, сколько ему вообще лет. Хамид – иранец, очень смуглый, стройный, с чуть поседевшей щетиной на подбородке с ямочкой. Он из тех парней, кому достаточно иметь в гардеробе белую футболку и джинсы, чтобы выглядеть на миллион. У него темно-зеленый мерседес эпохи Рейгана, но ездит он везде на увесистом рычащем байке с камерой наперевес и Беатрис без шлема. Говорит низким голосом с хрипотцой такие смешные вещи, что я начинаю до слез смеяться, а Ролекс – икать. Он напоминает мне этакого старика Хоттабыча в годы зрелости, потому что обожает перескакивать с простых вещей на мораль, болтая о чем-то высшем. Словно миссия его изначально крылась в том, чтобы принести восточную мудрость и свет деморализованным американцам, но самому вдруг захотелось продать душу джинсам, напиткам из «Старбакса» и перенять все их грехи.

– Бежим плавать? – зовет меня Беа.

Я подхватываю живот, и мы бегом, с брызгами вразлет и плеском ныряем в пену волн. Вечерний океан здесь особенно ласков, закатные краски смягчаются, теряя контраст. Каждая волна обволакивает и гладит тело, словно шепчет ему сказки, питает и передает сокровенные тайны. Как же хорошо сейчас, наверное, моему малышу!

Луиза

Мы заглядываем в прохладное, чуть ароматизированное лобби многоэтажного кондоминиума Club Atlantis. Дом, расположенный на пересечении Двадцать пятой улицы и Коллинз, у подножия которого мы еще вчера грелись на песке. Впервые на наш вопрос о свободной квартире вместо отказа консьерж приглашает ее. Луиза – риелтор Атлантиса. Добродушная, пожилая, но очень шустрая синьора в облегающих брючках. У нее прямые, тщательно окрашенные каштановые волосы, убранные обручем от лица. Еще на этапе наших отношений в лифте она пленяет меня чередой интересных историй:

– В этом доме нет тринадцатого этажа, а живут здесь в основном кубинцы. Мы с мужем поселились в нем в 1982 году. Тогда мы, по сути, строили Майами. Города таким, как вы видите сейчас, не существовало. Люди тут очень-очень суеверные, квартиру на тринадцатом этаже никто бы не купил.

– А что с теми бедолагами, которые живут на четырнадцатом? – Мне почему-то забавно, что флоридианцы верят в чертову дюжину. – Они же в действительности живут на тринадцатом этаже. У них все в порядке?

– Конечно, у них все хорошо. Чудесные люди. Нет цифры – нет проблем.

Сказать ей, что мои роды запланированы как раз тринадцатого числа? Да ну, не стану, к черту…

– Давайте зайдем ко мне домой? Найду ключи от квартиры, которую хочу показать вам. Не ношу их с собой. Я давно на пенсии, но еще я риелтор.

У Луизы угловая квартира – становится сразу очевидно, что это самые просторные и удачные апартаменты в доме. Вид из окон открывается и на океан, и на дом Беатрис, который по случайному совпадению соседний, и на оживленную часть Коллинз. Я начинаю распознавать неповторимый островной стиль интерьера этих мест – пастельная гамма с коралловыми и голубыми акцентами, обилие зеркал, витиеватая ротанговая мебель, стеклянный обеденный стол и большие, местами потрескавшиеся кожаные диваны, в которых можно утонуть и не заметить.

– Познакомьтесь, Альберто, мой супруг. Мы женаты уже пятьдесят лет. – Луиза улыбается той самой редкой, драгоценной улыбкой покоя, счастья и мудрости прожитых лет, которая встречается только у пожилых.

Альберто издает что-то вроде «кхе» в ответ на наши приветствия. Мы оторвали его от утренней газеты с сигарой. Он старше Луизы, но глаз его словно украдкой довольно скользит за ней поверх газеты, пока она вертится с бумагами и ключами по квартире. Будто ни на секунду не дает себе забыть, как удачно в свое время отхватил себе бойкую девчонку помоложе. Луиза погружается в цифры, бормочет Дэнису, как цены постоянно, неумолимо растут. Какие огромные все платят налоги.