Союз трёх девиц и загадка Светланы. Книга вторая

Поэтом у них закончились деньги, что стало неприятным сюрпризом для обоих. Данила попытался что-то предпринять. Он ушел вечером из дома, и не вернулся больше. А через день к ней постучалась хозяйка гостиницы и велела убираться прочь. Но сперва заплатить долг за проживание. У Мати совсем не было денег. Она попыталась отдать немудрённые украшения. Но старуха, презрительно сморщившись, отказалась брать «дешёвые побрякушки».

Когда хозяйка гостиницы вдоволь насладилась истерикой Матильды, то с лицемерным добродушием «вошла в положение премилой барышни» и предложила поработать. У её подруги. Так Матильда попала в бордель. Девушка была сломлена обстоятельствами и плохо помнила то время.

Но долго так продолжаться не могло. Ведь она не кисейная барышня, а «маленький гусар». И после одного из изнурительно-несносных дней, увидев очередного клиента, мерзкого, жирного, похожего на жабу, со слюнявым большим ртом и редкими волосёнками, она, наконец, взбунтовалась, и сумела сбежать. На скопленные деньги добралась до ближайшего города. Им оказался Сосновоборск…

И вот теперь Данила, как ни в чем не бывало, стоит перед ней. Девушка смотрела на своего злого гения и в душе боролись два чувства – ненависть и радость. И за эту радость она сердилась на себя больше всего.

Их отношения закончились на высокой ноте. Они не успели разочаровать друг друга. Проза жизни ещё не разъела их нежную связь. Два юных существа, погрузились в пучину страсти, не замечая никого и ничего. И были грубо разлучены, не успев насладиться прелестью обладания друг другом в полной мере. Что может быть печальнее на свете?

– Как же я рад тебя видеть! – широко раскрытые, волоокие, с длинными ресницами, глаза юноши влажно сверкали и искрились неподдельным счастьем. – Как ты? Где? Разреши поцеловать тебе руку!

Матильда поднялась из-за столика, встала перед Данилой, несколько мгновений пристально смотрела ему в глаза. И с размаху влепила ему пощёчину.

Данила, красный от стыда, утащил её в отдельный кабинет, предоставленный любезным метрдотелем.

– Не могу поверить, что это ты, – простонала Матильда. Сердце её трепетало. – Невозможно, чтобы судьба свела нас вновь.

– Как же я счастлив видеть тебя снова, – смущенно проговорил юноша. Он потер щёку с красным от пощёчины следом. – Но что за сцену ты устроила?

– Что ты называешь сценой? – презрительно сказала она и процитировала Лопе де Вега. – Я негодяю и пройдохе даю пощёчины.

Матильда порывалась встать с диванчика, на который её усадил Данила. Сам он устроился рядом и горящими глазами смотрел на разгневанную девушку:

– Ах, Маля! Ты прекрасна, словно цветок, который раскрылся после долгой зимы.

– Цветок?! – воскликнула она. – Какая издевательская насмешка! Комплимент – последнее, что я готова услышать от тебя. Ты подлый мерзавец и низкий человек! Canaille!

– Я… я действительно тогда не знал, что делать, – смущённо бормотал Данила, отводя взгляд. – Мы стояли на грани разорения. И это решение я принял из безысходности. Но я считал, что это позволит нам выбраться из бездны. Что так будет лучше для нас обоих.

– Лучше? – с горечью сказала Матильда, чуть успокаиваясь. – Comme c’est tragique. Ты разрушил мою жизнь.

– Я понимаю, что ты злишься, – с сожалением сказал он. – Я понимаю твою ярость, и на самом деле, я презираю себя за тот поступок. Но в глубине души я всегда думал о тебе, Матильда.

– Думал?! – закричала девушка и ударила кулачком по столу. – Ты считаешь, что это оправдывает твою подлость? Ты поступил низко, продав меня старой сводне! И я ненавижу тебя за это!

– О чём ты говоришь? – ошеломлённо воскликнул юноша. – Я никому не продавал тебя, Маля. Ты была смыслом моей жизни. Путеводной звездой, цветком и усладой сердца.

– О, belles phrases! – презрительно скривила она губы. – Ты всегда был хорош в этом! Красивые слова и ничего более. Ты ушёл и пропал, оставив меня расплачиваться за всё!

– Я ушёл на встречу с маменькой! – горячо сказал Данила. – Я просил у неё денег. В письме, которое отправил, когда понял, что мы в безвыходном положении. Она приехала, дала мне двести рублей, которые я оставил у хозяйки гостиницы. Чтобы она вручила их тебе.

– Вот только никаких денег я не получала, Данилушка, – язвительно сказала Матильда. – Если это правда, то почему ты не вернулся и не вручил мне их лично?

– Маменька очень торопили, – забормотал он. – А милейшая Роза Францевна была так любезна, что предложила передать их тебе…

– Ну так эта милейшая сука францевна ничего мне не передавала, – холодно сказала Матильда. – Более того, через день после твоего исчезновения, она явилась с намерением вышвырнуть меня на улицу. Единственно почему она этого не сделала – наш долг за номер. И она продала меня в публичный дом!

Данила с ужасом смотрел на Матильду, не зная, что ответить. В идеальном мире, созданном для него нянюшками и тётушками, он ел с тонкого фарфора серебряными приборами, и не подозревал о таком ужасе, как продажа человека. Данила рос доверчивым, романтичным, не знающим реальной жизни. Матильда привлекла его решительностью и жизнелюбием, когда повзрослев, юноша пытался выбраться из удушающей любви матери и домочадцев.

Они долго молчали, думая каждый о своём. Наконец, Матильда поднялась, чтобы уйти. И Данила решился.

– Я… я не знал, Маля, – с искренней грустью промолвил он. – Я понимаю, каким ничтожеством ты меня считаешь. И имеешь на это полное право.

– Кстати, – усмехнулась она и посмотрела ему прямо в глаза. – А куда ты делся после встречи с маменькой?

– Она увезла меня домой, – густо покраснел юноша, понимая, как жалко звучат его слова. – Подлила в чай снотворное и сонного погрузила в экипаж.

Матильда расхохоталась. Но смех её не звучал, как обычно, серебряными колокольчиками. То был горький смех обманутой женщины.

– А потом? Когда ты очутился дома? Почему ты не вернулся ко мне?

– Я приехал! – горячо воскликнул Данила, но тут же сник и добавил, – Мне удалось только после батюшкиных именин. Я вернулся, но тебя не нашёл.

– И что же ты собираешься предпринять сейчас? – насмешливо спросила Матильда, которая сжимала дверную ручку, желая выйти.

– Я постараюсь исправить свои грехи, – с надеждой в голосе сказал он. – Я готов на всё, чтобы вернуть твоё доверие.

– Вернуть доверие? – с сомнением повторила она. – Для чего? Да и задача не из простых.

– Я не жду, что ты простишь меня так быстро. Я лишь желаю, чтобы ты знала: я изменился.

Матильда недоверчиво смотрела на бывшего возлюбленного, забыть которого она не смогла, и душа её пребывала в смятении. Она хотела поверить, но боялась.

– Простить… я не знаю… смогу ли я когда-нибудь… – запинаясь, произнесла она. И помолчав, добавила с большей решительностью в голосе: – Даже если всё было так, как ты рассказал, ущерб уже нанесён.

– Давай начнём всё сначала, – с мольбой произнёс он. – Хочу сражаться за тебя. Хочу дать тебе всё самое лучшее, чего несомненно ты заслуживаешь. Я подарю тебе весь мир! Я готов ждать твоего прощения сколько потребуется!

– Ждать? – Матильда выгнула бровь. – Ожидание будет долгим, поверь мне.

– Я обещаю, что ты не пожалеешь! Главное, мы снова будем вместе.

Глава 7. Знахарка. 1887 год. Лесная избушка близ города Полевского.

– Тётенька, а откуда волк у вас взялся? – поинтересовалась Поля.

Весенние сумерки пахли яблоками. В протопленной печке, излучающей уютное тепло, томился плодовый взвар, сдобренный ягодами и кореньями. Магистриса и её ученица сидели за столом, отдыхая после хлопотного дня. Кошка грела шерстяное пузо на печке, а волк дремал возле Полиных ног, на свежеотскобленном полу, положив голову на мощные лапы. Он изредка шевелил ухом, когда речь шла о нём.

– Микстура, – улыбнулась знахарка. – Решает, кому тут жить. Истинная хозяйка. Привела волчка. Десять лет назад.

Первое время пребывание в лесной избушке далось знахарке непросто. Она ничего не помнила из прошлой жизни. Остались лишь общие знания о мире – и больше ничего. Физическое состояние ужасало. Половина тела слушалась плохо, и ничего серьёзного по дому у неё не получалось. Часами, до изнеможения, делала самые простые дела и к вечеру валилась с ног от усталости. Кошка, жившая в избушке ещё до знахарки, всегда приходила и укладывалась рядом, согревая недвижимую, отчаянно мёрзнущую сторону тела. Хорошо протопить печь было трудно, а забраться на неё и вовсе невозможно. Мучил постоянный голод. Организму требовалось хорошее питание, а его-то как раз и не было. Она запаривала в чугунке каши, тем и спасалась.

К счастью, стояло благодатное сухое лето, и она худо-бедно справлялась. Удивительно, но бочка, расположенная с глухой, безоконной стороны дома, всегда была полна воды, сколько бы она ни черпала. Да на крыльце каждое утро лежала новая охапка дров. А примерно раз в неделю, там же оказывалась корзинка с яблоками, орехами, сушёными грибами, ягодами, снытью и крапивой, а иногда с яйцами, и крынка молока. Знахарка плохо понимала действительность и не знала, кто ей помогает. Но была благодарна неизвестному за помощь. Иначе ей не выжить.

В доме, в большом буфете, с красивыми резными дверцами, имелся запас круп, соли и спичек. В кладовой на гвоздях висела нехитрая добротная одежда – пара тёмных юбок, длинные женские рубахи, тулупчик из овчины да стёганный безрукавный зипун. Там же, на верхних полках лежали носки, вязанные из грубой шерсти, и полдюжины больших тёплых платков. А на нижних стояли валенки – несколько пар на все случаи жизни, для дома и улицы. Вещи хорошие, чистые, но складывалось впечатление, что собраны с миру по нитке, разных размеров и длины. Переложенное соцветиями пижмы и ветками черемухи, всё было в целости и сохранности, к вящей радости знахарки.

К осени она почувствовала себя лучше. Парализованное тело стало оживать. А приобретённая усатая подруга, вдобавок к своей заботливости, оказалась разумной и аккуратной. Знахарка назвала её Микстурой.

Однажды в октябре, когда по утрам вода в бочке уже покрывалась льдом, но снега ещё не упали, Микстура прибежала домой, тревожно мяукая. Кошка всё чаще гуляла сама по себе, потому что знахарка начала справляться и без неё.

– Пришла, хорошая, – ласково обратилась к ней женщина. – Дам молока.

Но кошка, продолжая тревожно мяукать, металась от знахарки к двери и обратно, словно звала за собой. Зная, что любимица попусту не суетится и, если беспокоится, значит случилось что-то серьёзное, она накинула тулуп, сунула ноги в валенки и пошла за Микстурой. Кошка привела её в ту часть леса, куда знахарка старалась не заглядывать без особой нужды.

В получасе неспешной ходьбы от избушки таилась странная поляна, окружённая, словно забором, плотным частоколом сухостоя. На ней росли три незнакомых, величественных дерева, с резными листьями, уходящие вершинами в небо. В нереально изумрудно-зелёной траве виднелись цветы, неестественно яркие и картинно-прелестные. Поляна была волшебно прекрасной и безмолвной. Ни птиц, ни мелкого зверья, ни насекомых.

Кошка привела знахарку к зарослям шиповника, растущего аккурат между двумя странными деревьями, и шмыгнула в них. Оттуда вновь донеслось её призывное мявканье.

– Завела в колючки, негодница, – проворчала знахарка. – Слышу, иду!

В глубине кустарника сидела её кошка. А перед ней, зарывшись наполовину в кучу опавших листьев, трясся от холода нескладный зверёк. Большелапый, крупноголовый, с тощим измождённым тельцем – обыкновенный щенок. Если бы не характерная мордочка и пепельно-серая шерсть.

– Хм, – знахарка растерянно осмотрелась по сторонам. – Волк?

Кошка скользнула по ней осмысленным, почти человеческим взглядом, в котором читалось: Ну и что? Потом подошла к щенку и стала тереться об него мордочкой.

– Ходит поди мамка рядом, – знахарка огляделась в поисках следов, но их не было. – Плохи шутки с волчицей.

Микстура коротко мявкнула, словно отвечая, но знахарка, естественно, ничего не поняла.

– Помочь чем сможем-то? Пойдём. Придёт мамка. Охотится поди.

Кошка, смекнув, что та собралась уходить, тревожно замявкала, и стала бегать от волчка к хозяйке и обратно. Она почти орала, чтобы знахарка не смела бросать щенка. И он жалобно заскулил, словно заплакал.

– Глупые. Хорошо, заберу волчка.

Кошка побежала впереди. Знахарка с новым питомцем шли следом. Ноша давалась непросто. Левая, ещё не оправившаяся, рука дрожала и немела. Даже измождённым, волчок имел немалый вес, но знахарка справилась. Хотя натруженная конечность долго ныла потом.

Дома она хорошенько осмотрела его. Ни ран, ни болезней, только сильное истощение. Шерсть редкая, без зимнего подшёрстка, необходимого для защиты от холода. Что весьма странно. Ведь к зиме у всякого лесного обитателя бывает линька. Сыпется лёгкий летний волос и нарастает зимний – толстый, грубый. Видимо из-за истощения, щенок уже не мог ходить и смертельно замёрз. Так что они подоспели вовремя – оставалось волчку жизни всего несколько часов.

На его затылке имелись две странные проплешины, словно там были ранки, которые только-только стали зарастать шерстью. Возможно лишай, подумала знахарка. Согревшись, щенок перестал дрожать и принялся исследовать избушку. Доковылял на деревянных ногах до кошкиной миски, и ткнулся носом в молоко, неумело пытаясь лакать его. И больше разлил, чем съел.

– Голодный ты, братец, – знахарка добавила молока, и он опять, очень неумело, стал есть. – Несмышлёныш. Несколько месяцев от силы.

Волчок поел, пузо его раздулось, он немного потопал на подгибающихся лапах, потом сел посреди комнаты и сделал лужу. Микстура тут же зашипела и треснула его лапой по носу. Щенок испуганно прижался к полу, а кошка что-то промявкала и стала вылизывать ему ухо.

– Привела питомца – приучай к порядку, – засмеялась знахарка.

С тех пор кошка заботливо нянькала волка, который рос не по дням, а по часам. Приучила справлять надобности на улице, вылизывала, таскала ему птиц и мышей. Знахарка подкармливала волчка молоком и кашей. Мясо в их доме появлялось редко. Потом кошка стала учить подросшего питомца охотиться на мелкую дичь. Порой они исчезали на день-другой и возвращались с довольными, окровавленными мордами. Иногда приносили зайца или тетерева, которых потом сами и съедали – знахарка мясо не жаловала. Отлеживались у печки несколько дней и всё повторялось вновь. Так прошла зима. К весне волк был уже крупным зверем, а глядя на мощные лапы можно было предположить, что вырастет он в матёрого хищника.

Глава 8. Михаил. Лето 1897 год. Москва.

– Ну что, Михаил Петрович, ладно ли обустроили? – коренастый, бородатый подрядчик в серой поддёвке, нерешительно топтался, сжимая в руках свернутые в рулон бумаги. – Подпишем договор али нет?

– Подпишем, Аристарх Авдеевич, – решительно сказал Михаил. – Непременно. Вы отлично справились.

Новое, сверкающее свежей отделкой, помещение нравилось ему чрезвычайно. Михаил не имел серьёзных планов по открытию дела вдобавок к доходному дому. Так, смутные задумки. Было бы неплохо заиметь своё гастрономическое заведение, думалось ему. Солидные квартиранты жили без семей и кухарок, на положении холостяков. Некоторые приехали сколачивать капитал или приобрести практику, оставив дома жён и детей. И питались, где придётся, в трактирах и прочих харчевнях. Вблизи его доходного дома такого добра было мало. Слишком дорогая аренда съедала прибыль. И Михаил колебался, стоит ли связываться с организацией ресторации. Не было у него тяги к подобному, а опыта и того подавно.

Но приезд Павла, талантливого кулинара, соратника по Уральским приключениям и просто хорошего человека, свалившегося как снег на голову, склонил чашу весов в пользу открытия заведения. Немалую роль в этом сыграло охлаждение Матильды. Девушка вела свою жизнь, в которой Михаилу совсем не оставалось места. И чтобы не думать об этом и не запить горькую, Михаил решился.

Михаил с Павлом основали мужской клуб, чем убили двух зайцев – проблему с питанием и вопрос с досугом. Днём это будет небольшой ресторан, с завтраками и обедами, на вынос в том числе. А вечером и ночью – клубное заведение. Респектабельное, с хорошей кухней, приличным баром, библиотекой, карточными играми и бильярдом. В планах была культурная программа – музыканты, певцы, танцовщики и прочая богема.

Командовать рестораном, естественно, взялся Павел. У него не имелось опыта шеф-поварства, но он любил, а главное – умел кормить людей. Плюс талант устраивать из этого шоу сыграло не последнюю роль. Конечно, Павлу пришлось в ускоренном темпе обучиться в одном из лучших ресторанов Санкт-Петербурга, куда его отправил Михаил, потратив солидную сумму.

Они заключили меж собой партнёрский договор. Первый год Павлу полагался оклад жалования, достаточный для жизни молодого мужчины. Через год они пересмотрят условия и решат, продолжать или закрыть клуб. Павел, который несколько лет мыкался по разным углам и работал за гроши, согласился не раздумывая. Ведь теперь у него было настоящее дело – интересное и с перспективой. И невиданная доселе роскошь – отдельная квартирка с тёплым клозетом и водопроводом. И всё это в Москве, а не в каком-то медвежьем углу.

Административную часть взял на себя Михаил. Расположился клуб в последнем пустующем помещении, на первом этаже пристроенного крыла. Обстановку выписали из Европы, а текстиль и предметы декора решили использовать российские.

Столовую и чайную посуду заказали в Товариществе Матвея Кузнецова. Фарфоровая империя переживала самый расцвет. За превосходную продукцию было пожаловано право наносить на изделия государственное клеймо в виде двуглавого орла. А впереди маячила возможность стать «Поставщиком Двора Его Императорского Величества» – знак высочайшего качества и перспектива солидных барышей.

Зажиточные горожане, разбогатевшие купцы и представители интеллектуальной элиты желали белоснежных скатертей и фарфора с золотой росписью. Это больше не являлось привилегией дворянства. Также хорошим тоном в дорогих ресторанах являлся элегантно-белый цвет посуды, но Михаил и Павел решили, что их сервизы будут расписаны дулёвскими розами-агашками. Михаил сам ездил на фабрику и утверждал заказ. Слегка трактирно, но вкупе с мебелью строгих форм из дорогой древесины и спокойным однотонным текстилем, выглядело как местная изюминка. И, как показало время, весьма нравилось посетителям.

Михаил до последнего надеялся привлечь Матильду к оформлению залов, но девушка, сморщив носик, решительно отказалась. А он не стал настаивать.

И вот, проведенный в рекордные сроки, ремонт завершён. Следующий месяц уйдёт на окончательное обустройство, наём персонала. И клуб «Медведь» примет первых гостей.

Михаил распрощался с подрядчиком, проводил его до выхода и теперь стоял на улице, перед дверью, о чем-то крепко призадумавшись. Потом тряхнул головой и кинул быстрый взгляд на окна Матильдиной комнаты. Ему почудилось, что занавеска колыхнулась. Матильда? Он помахал рукой, надеясь, что она выглянет. Нет, видимо показалось.

Матильда со вздохом отошла от окна. Какая же она дрянь! Мишеля ранит её равнодушие. А ведь он не заслужил подобного отношения. Всё так же мил, заботлив и любит её. Но ничего с собой поделать она не могла .

Встреча с Данилой, с которым, ограбив отца, она убежала из дома, совершенно свела её с ума. Первая любовь пленяет душу, первая близость – тело. Они возобновили отношения, храня их в строгой тайне.

Данила учился в Москве. Семья готовила его к карьере финансиста. Обитал в уютной квартирке возле университета, получая от родителей более чем щедрое содержание. После окончания обучения от него ожидали возвращения домой. Где ему предстояло жениться на девушке, на которую укажут родители, завести много детей и унаследовать процветающее дело отца.

– Уж лучше так, чем в петлю, – грустно улыбался Данила, рассказывая, вновь обретённой возлюбленной, как пребывал без неё. – Всё это время я плыл по течению. Жизнь вдали от тебя потеряла радость. Утратила смысл.

Матильда чувствовала себя счастливой. И, одновременно, несчастной. Она уже не та влюблённая девочка, у неё есть прошлое. И Михаил.

Нужно было как-то разрубить этот узел. И единственным выходом ей показалась ссора. «Я ему ничего не обещала, – думала девушка. – Я не хочу мелодраматических сцен с объяснениями и отвергнутыми возлюбленными. Нужно дождаться благоприятного случая.» И он вскоре представился.

– Видишь ли, мон ами, молодость тянется к молодости, – важно заявила Матильда.

Она сидела за туалетным столиком, спиной к Михаилу. Ганна, которую девушка трусливо не отпустила, страшась предстоящего разговора, расчесывала ей волосы.

Михаил почувствовал, как сердце укололи острой холодной иглой. Несколько минут назад он ласково выговаривал ей, что она совсем не даёт шанса их отношениям. И вот…

– Значит ли это, что у тебя кто-то появился? – с ледяным спокойствием сказал он, с трудом подавляя ярость, рвущуюся наружу.

Матильда выдержала красноречивую театральную паузу и тихо ответила:

– Нет.

Смотреть ему в глаза она не могла. Даже в отражении зеркала. Матильда рассчитала верно. Долгая пауза и тихий голос отменяли её отрицание. Все это понимали. Даже недалёкая служанка.

Но слишком долго ложь была частью её жизни, чтобы отказываться от преимуществ её использования. Поэтому она решила добавить ещё вранья. О, врала Матильда виртуозно! Да уж, научилась. Как иначе выживать в борделе? Быстро на улице окажешься, если сказать правду. Что там Ада говорила про стариков, покупающих благосклонность?

– Но я провожу время с молодыми девицами, а ты совершенно не вписываешься в наш круг. Мне уже задают неудобные вопросы и даже хихикают за спиной. Потом, ты совершенно не следишь за модой. Посмотри на себя! Этот сюртук, эта бородка… Ты похож на чучело! Мы договорились, что я живу с тобой на правах воспитанницы. Вот и будь любезен довольствоваться тем, что я вообще рядом. Молодая, красивая, богатая.

Михаил молча вышел из комнаты, яростно хлопнув дверью. Ганна выронила расческу.

– Барыня… нельзя же так… – испуганно прошептала Ганна. – Барин… он же любит вас.

– Закрой свой поганый рот! – заорала Матильда. Лицо её некрасиво перекосилось. – Быстро причесывай, я опаздываю!

В эту ночь Матильда впервые не вернулась домой. Михаил сидел в кабинете, с бокалом коньяка и думал о том, что уже второе искреннее чувство приносит ему страшную боль. Наверное, с ним что-то не так, раз он влюбляется не в тех женщин. Он погрузился в сладостные и, одновременно, болезненные воспоминания.

Глава 9. Знахарка. 1888 год. Лесная избушка близ города Полевского.

Знахарку волк любил. Часто приходил в поисках ласки, валился на спину, открывая живот, или тыкался мордой в ноги, подставляя лобастую голову. Она гладила его и замирала, словно впадая в медитацию – так сильно действовал на неё волчок. И однажды, во время очередного поглаживания, у знахарки сильно заболела голова. С трудом добравшись до кровати, она упала без сознания.

Очнулась от резкой боли в большом пальце правой руки. Это Микстура трепала хозяйку острыми зубками. Увидев, что та очнулась, тут же прекратила и стала вылизывать место укуса. Волк лежал рядом с кроватью и внимательно смотрел на них. Знахарка села, с тревогой ожидая очередного приступа боли, но голова прошла. Правда, кружилась так, что встать сразу не получилось. И в теле долго ощущалась страшная слабость. А она осознала, что вспомнила часть своей жизни, которую безуспешно старалась восстановить.

Поначалу знахарка решила, что это просто совпадение. Но так повторялось много раз – она гладит волчка, резкий приступ боли, потеря сознания и возвращение воспоминаний. И по кусочкам, к ней вернулась большая часть прошлой жизни. Но вопросы оставались. Например, почему она здесь, после всех блестящих перспектив разворачивающихся перед ней? И как её зовут?

С тех пор выздоровление пошло быстрее, ведь знахарка осознала, что умеет лечить. Летом насобирала трав, кореньев, чаги, грибов. Делала отвары, настои. Оздоровлялась упражнениями. К ней почти вернулись подвижность и выносливость. Она даже сходила в ближайшую деревню, сменяла кой-какие травяные сборы на еду.

Очередная чудесная странность произошла, когда в лесную избушку явилась крестьянка с сыном. Заморыш лет трёх, ослабел настолько, что ходил с трудом, и мать принесла его на закорках. Он не говорил, а только смотрел тусклым, рыбьим взглядом. Отчаявшаяся крестьянка услышала о женщине, что живёт в лесу и лечит травами, решилась и пришла за помощью.