Невидимый мост

Он шёл медленно, прислушиваясь к звукам. Башня жила своей жизнью. Где-то наверху что-то скрипело. Где-то в глубине послышался шорох. Он знал, что это может быть крысами. Но он также знал, что может быть и нечто иное.

Его шаги глухо отзывались в стенах, и с каждым шагом он чувствовал, как его тело резонирует с пространством. Он остановился у основания лестницы, винтовой, железной, покрытой пылью и паутиной. Поднял голову. Наверху было только мрак и нечто, что пульсировало.

Он начал подъём. Каждый шаг вверх сопровождался скрипом, каждый поворот – новым уровнем напряжения. На втором пролёте он заметил странные символы на стенах – выцарапанные, неровные, будто кто-то с маниакальной настойчивостью оставлял знаки. Он провёл по одному из них пальцем – тот нагрелся. Символы светились слабым зелёным отголоском – знаком «слизи», знаком прошлого.

– Кто здесь был? – прошептал он, но ответом стал только ветер, прошедший сквозь разбитое окно.

На третьем пролёте он услышал голос.

– Клиффорд…

Он остановился. Голос был тихим, будто с другого конца сна. Он знал этот голос. Это был дедушка. Но как? Он умер. Он исчез. Он ушёл.

– Ты нашёл Башню. Значит, ты готов.

Клиффорд зажмурил глаза. В его голове вспыхнули образы – руки деда, старые чертежи, потрёпанный дневник. Всё, что он когда-то считал безумием, теперь обрело смысл.

Он продолжил подъём. Лестница начала дрожать, но не от его веса – будто башня реагировала на его присутствие. На предпоследнем пролёте воздух стал холоднее. Из темноты вынырнула дверь – тяжёлая, с коваными петлями. Он толкнул её – она поддалась.

Комната внутри была почти пуста, но в центре на пьедестале стоял странный объект. Шар, стеклянный, внутри которого кружились потоки – как дым, как жидкость, как память. Это было Сердце Башни.

Он сделал шаг вперёд – и услышал, как дверь захлопнулась за ним. Башня запечатала его внутри.

Здание архива, где работал Йозеф, было спрятано за серой стеной из обветренного бетона и ветхого кирпича. Когда Клиффорд, Эмилия и Магдалена вошли внутрь, их встретил сухой, холодный воздух, пропитанный пылью прошлого. На стенах висели старые схемы канализации города, чертежи довоенных построек и пожелтевшие фотографии улиц, которых больше не существовало. Здесь чувствовалось время – не линейное, а наслаивающееся, как древние слои цивилизаций.

Йозеф вышел им навстречу в сером свитере с растянутыми рукавами, и его глаза блестели от волнения.

– Вы вовремя. Очень вовремя. То, что я нашёл… Это меняет многое.

Он провёл их в заднюю комнату, запертую на три замка. Там стоял большой стол, заваленный папками и потемневшими конвертами. На стене висела странная схема: силовые линии города, нанесённые от руки, в виде паутины. В центре – промзона, окружённая множеством мелких меток.

– Это не просто промышленный район, – сказал Йозеф. – Это было сердце чего-то другого. И не только Вронский знал об этом.

Он достал из ящика аккуратно запечатанный пакет, на котором стояли старые инициалы: A.G.

– Архитектор Ганн. Тот самый, кто проектировал первые очистительные станции под городом ещё в 1920-х. Этот человек не просто чертил коммуникации. Он занимался чем-то… эзотерическим. В его дневнике – схемы ритуальных кругов, расчёты на основе фаз луны. И все они сходятся в одной точке – там, где теперь стоит башня Энигмы.

Клиффорд осторожно взял дневник. На первой странице была надпись от руки:

«Тот, кто откроет стеклянное сердце, должен быть готов разрушить себя».

Эмилия побледнела.

– Это что, проклятие?

Йозеф покачал головой:

– Это предупреждение.

Он открыл другую папку. Внутри были вырезки из газет 1970-х: массовые исчезновения рабочих, пожары, странные психические расстройства среди инженеров. Всё это связывалось с тем самым районом. Магдалена прошлась взглядом по документам.

– Но никто никогда не был осуждён. Всё это исчезло в бюрократическом мраке.

Йозеф кивнул.

– Потому что кто-то тщательно замёл следы. И этим кем-то мог быть не только Вронский. Возможно, он – лишь наследник цепочки.

Клиффорд смотрел на схему Ганна и ощущал, как что-то внутри него пробуждается. Его пальцы дрожали. Он вспомнил ночные сны – мост, идущий над пропастью, заполненной стеклянными обломками. Он понимал, что "стеклянное сердце" – это не только метафора.

– Йозеф, – произнёс он, – а что было до Ганна?

Архивариус достал самую древнюю папку.

– Легенда. Или… протокол. Документ с гербом монашеского ордена XIV века. Там говорится о «живой болезни, питающейся болью». И способе её «заключения» в центре города. Это было задолго до всех фабрик, труб и башен.

В этот момент всё стало ясно. Энигма – это не просто аномалия. Это результат тысячелетнего эксперимента, перешедшего в руки людей, которые не понимали, с чем имеют дело. Их прервала вибрация телефона.

– Это Эльза! – воскликнула Эмилия. – Она исчезла из клиники.

Эльза стояла посреди зала, окружённая барханами пыли и теней. Но они больше не пугали её. Они шептали, дышали, пронизывали воздух, но не проникали внутрь. Её собственная внутренняя тьма уже была насыщенной, и ничто извне не могло усилить её. Она смотрела на водонапорную башню, словно на живое существо, пульсирующее глубоко внутри.