bannerbanner
Новые горизонты 1
Новые горизонты 1

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Вы так думаете? То есть вы поддерживаете мои стремления стать образованным человеком?

– Однозначно! Давайте я расскажу вам весёлые истории, а то спросят, о чем вы говорили в танце, а вы и ответите, что обсуждали воспитание детей и принципы управления имением.

Танцуя, я успел рассказать пару лёгких анекдотов, а затем снова пригласил девушку на быстрый танец. Эх, сейчас бы рок-н-ролл сбацать, а не польку, от которой у меня закружилась голова. Затем девушка попросила вернуть её к стенке возле мамы, видать, от кружений её тоже укачало. Оставшись один, отправился к своей банде, члены которой не преминули съязвить:

– Сударь, да вы, однако, ловелас, если два танца подряд ангажировали одну и ту же даму.

– Серж, месье Ловелас ангажировал бы двух за два танца, так что, наоборот, я консерватор.

– И кто она?

– Маша «с Уралмаша».

– И это все, что ты о ней узнал?

– Самсон, я же не в Тайном приказе работаю, чтобы девичью подноготную выпытывать. В любом случае она из слишком благородных, так что мне с моими доходами тут ловить нечего. У вас как дела?

– Познакомился с дочерью интенданта из адмиралтейства. Вроде легко пообщались.

– А ты, Серж?

– С дочкой капитана фрегата "Готланд" танцевал.

– Ну, брат, держись её. Глядишь на "Готланд" устроишься, а это кругосветки – мир повидаешь, профи станешь.

– Саня, наши моряки только по Балтике, да в Архангельск ходят. Какие тут кругосветки.

– Не знал…

Мама так же поинтересовалась у дочки о кавалере, с которым та протанцевала дважды подряд.

– Мама, он поддержал меня в моем желании учиться управлению хозяйством и бухгалтерии. И вообще, он очень умный.

– Это ты так от его ума смеялась?

– Нет, это он анекдоты рассказывал.

– И кто он?

– Гардемарин.

– Это я поняла и, если судить по его мундиру, довольно небогатый.

– А что у него не так с мундиром?

– Маловат на него.

– Я не знаю, не спросила.

– Ой, Маша, надо думать обо всём, а не только о развлечениях.

– А мне с ним интересно, и я вовсе не хочу думать о его доходах.

Через пару танцев я снова направился пригласить девушку, когда к семейству подошёл его глава в мундире с эполетами вице-адмирала. Пришлось вытягиваться по стойке смирно и докладывать, что гардемарин Михайлов просит разрешить пригласить адмиральскую дочь на танец. Мужик кивнул головой, и мы убежали танцевать. Пока пригласишь даму с соблюдением всей уставной ерунды, так половина танца пройдёт.

– Это мой папа.

– Не поверишь, но я догадался.

– Какой ты умный, гардемарин Михайлов. А вот мою фамилию ты не знаешь.

– Ростовцева, наверное.

– Точно! А как ты догадался?

– Сам не знаю, просто взял и догадался.

На самом деле контр-адмирал Ростовцев проверял наш корпус в сентябре этого года, вот я его и вспомнил. Получается, что вице-адмирала ему недавно присвоили. Тут мои размышления своим тарахтением прервала девица:

– Папу недавно произвели в вице-адмиралы.

– Поздравляю. Давай в воскресенье в 12 часов встретимся у Адмиралтейства?

– А что делать будем?

– В театр сходим или на выставку.

– Можно.

Тут мимо нас протанцевал с какой-то здоровой девицей Голицын, на ходу крикнувший мне:

– Нищеброд себе скелетину нашёл!

Пришлось отвечать:

– Как был ты, Голицын, дебилом, так им и помрёшь.

Затем мы оттанцевали в другой конец зала. Было видно, что девушка расстроилась.

– Маш, чего плачешь? Расстроилась, что я тебя выбрал, а не лошадь, с которой этот придурок танцует?

Девушка сквозь слезы рассмеялась.

– Чего смеёшься?

– Это графиня Жеребцова с ним танцует.

– О, как я угадал! А Ваську и его брата этой осенью я до крови отлупил. Придётся ещё раз ему портрет поправить.

– Не надо, Саша. Голицын – президент морской коллегии. Ежели разозлится – в Сибири сгноит.

– В Сибири люди вольно живут. На каторге, конечно, потяжелее будет.

– Не боишься Сибири?

– Нет. Мне все равно, где жить, лишь бы свобода была. И терять мне нечего – нищий сирота я. В этом Голицын прав. Пока нищий, а там видно будет.

После танца я отвёл девушку к родителям и под зорким взглядом её мамаши вернулся к своим товарищам. Я видел, как маманя, периодически посматривая на меня, разговаривала с дочкой:

– Чего это ты так рассмеялась?

– Рассмешил меня гардемарин.

– И чем же?

Девушка рассказала об инциденте. Папа философски заметил:

– Говоришь, гардемарин Михайлов Голицыным морду бил. Завтра же заеду в корпус и узнаю, что это за гусь такой, который лупит племянников самого президента коллегии.

– Машенька, думаю, что тебе надо воздержаться от танцев с ним. Может, кто-нибудь ещё пригласит?

– Маменька, ты лучше глянь, какой он видный и ладный.

– И все же, дорогая. Борис, дорогуша, ты завтра обязательно узнай об этом гардемарине.

Начался следующий быстрый танец, парни снова пошли попрыгать, а я посматривал на семейку. Отец куда-то умёлся, а мамаша отвернулась от меня, начав рассматривать танцующий народ. Девушка тоже отвернулась, немного ссутулившись, нет-нет, да посматривая в мою сторону. Так я и простоял всю польку у стенки. Закончился быстрый и начался медленный танец. Я ещё раз поглядел на Машу. Девушка смотрела на меня, но когда я сделал шаг в её сторону, отвернулась. Я понял, что её родители меня не оценили, и девушка показала, что подходить нежелательно. Став вертеть головой, взгляд наткнулся на стоящую у стенки с мамашей миловидную, но высокую и нескладную девушку. Недолго думая, взял и пригласил её на танец. Девица благосклонно соизволила, и мы сделали несколько кругов по залу. Я что-то рассказывал, а девушка слушала или отвечала. Когда музыка закончилась, подвёл её к маме. Девушка скромно сказала:

– Благодарю, сударь, с вами было очень интересно.

– А с вами, сударыня, очень легко танцевать и общаться.

Я бы не сказал, что мне было очень легко с ней танцевать из-за её комплекции, но пусть у девушки останутся приятные воспоминания от праздника, несмотря на то, что это пока был её единственный танец за вечер. Затем я решил направиться в зал с накрытыми столами и поесть. Здесь снова было людно, потому, как многие почтенные и возрастные гости переместились сюда, за бокалом вина беседуя о делах великих. Рассматривая адмиралов и запихивая в рот очередной бутерброд, оказался застигнутым врасплох за этим важным делом.

– Сударь, вы танцам предпочитаете еду?

Я повернулся, увидев подошедшую "жирафу", которая была даже выше меня. Хотя, что я со своими 170-ю сантиметрами выделываюсь – мелкий «клоп». Может, с возрастом вытянусь ещё сантиметров на 10-20. Между тем девушка продолжила разговор:

– Меня зовут Валентина.

– Матвиенко?

– Нет, Приходины мы. Папа служит в Адмиралтействе, он капитан 2 ранга.

– А я гардемарин Сашка Михайлов, нахожусь на гособеспечении, так как сирота.

– Пойдёмте, ещё потанцуем, а то тут совсем скучно.

– Скука – вещь относительная, потому что всё зависит от личного настроя. К тому же, даже стоя у стены в одиночестве, можно делать интересные наблюдения.

– Замечать ошибки танцующих?

– Нет, ошибки бывают у всех, тем более мы не мастера танцев. Можно наблюдать за людьми и смотреть, на каких животных они похожи. Ведь это может многое рассказать о характере человека. Видишь, стоит мужик с адмиральскими эполетами, а лицо у него, словно у крысы.

– Точно, а вон офицер напоминает молочного поросёнка.

– Где? Ага, похож. Только мне кажется, Валя, что это не поросёнок, а целый свин. А вот мужик на собаку похож.

– А эта дама на белку.

Мы простояли, разглядывая народ, затем прошлись в танце, а затем просто болтали в зале с едой. Когда Валя подошла к своей маман, высокой и худощавой женщине, та точно также поинтересовалась у девушки об ангажировавшем её морском кавалергарде. Затем она нашла своего мужа, и они обсудили выбор дочки:

– Хм, сирота, это плохо. Разве что пристроить парня на хорошее судно. Если с головой, так и карьеру сделает. Надобно узнать, что за гардемарин такой.

– Конечно, узнай! Ему бы чуть подрасти.

– Вытянется ещё. Видишь, какой он крепенький.

В танце глянув на родителей Валентины, увидел ту же картину, которой занимались практически все присутствующие здесь мамаши. Все они оценивали шансы своих дочерей, а кто-то и не одной, продолжить знакомство с приглашающими их гардемаринами или молоденькими офицерами. Наконец, вечер закончился, и народ стал расходиться. По очереди я подошёл к одной и второй девушкам, поблагодарив их за прекрасный вечер и танцы.

Было поздно, мела метель, и извозчики давно сидели по домам. Так что пешком мы добрели до нашего учебного заведения. Ночью в кубриках училища только и было разговоров, как о бале. Одни рассказывали, а те, кто не попал, слушали и завидовали.

Глава 3. Кандидат в женихи

На следующий день в кабинет Нагаева, который только что закончил составление весьма полезной книжки «Лоция или морской путеводитель, содержащей в себе описание фарватеров и входов в порты в Финском заливе, Балтийском море, Зунде и Скагераке находящиеся», и теперь с умилением разглядывающим своё детище, пожаловал вице-адмирал. Нагаев встал по стойке смирно, поприветствовав старшего по званию, а затем пригласил адмирала присаживаться в кресло. Налив по бокалу коньячку и, нарезав лимончика, господа стали беседовать:

– Алексей Иванович, что за гардемарин у тебя учится? Михайлов его фамилия.

– Отличник, к наукам зело прилежен, в наших мастерских зарабатывает копейку, даже привилегию на прибор морской оформил. Пришлось лично помочь парню финансово – уж больно хорошим прибор получился – прост и надёжен.

– Говоришь, работящий и в учёбе прилежен?

– Так точно-с, господин вице-адмирал.

– А что у него с Голицыным приключилось?

– Да так, юношеский возраст. Повздорили и немного подрались. Чего в молодые годы не бывает.

– Из-за чего повздорили? Ты, Алексей Иванович, не переживай, я для себя узнаю, не для расследования.

– Вот так дело было, господин вице-адмирал.

– Сорванцы! А Михайлов, получается, парень «не промах».

Поговорив ещё немного о гардемарине, а затем о делах в Корпусе, Ростовцев поблагодарил Нагаева за рассказ и откланялся. Приехав домой, Борис Борисович рассказал домашним о том, что выяснил:

– Молодец, гардемарин. Если так продолжит заниматься, толк из него получится.

– Дорогой, может, дочке более перспективную партию поищем? Девица-то на выданье, а Михайлов когда ещё станет солидным офицером.

– Ищи, дорогая.

Через пару дней в Корпус заехал Приходин. Он пообщался с нашим ротным, лейтенантом Лангманом, и так же убыл домой доложить о полученных разведданных по Михайлову. В этом семействе из-за более низкой должности и звания на жизнь смотрели проще, так что выбор дочки одобрили, дав добро на встречи с гардемарином. Самое интересное, что я был совершенно не в курсе того, что мне надо встречаться с Валентиной с целью сватовства.

Когда наступило первое воскресенье нового 1754 года, ровно в 12 часов в новом пальто я был у Адмиралтейства, однако девушку не дождался. Прождав на морозе часа полтора, ушёл гулять по Невскому – всё равно увольнительная была до вечера. Из-за угла здания домой отправилась худенькая девушка, улыбающаяся чему-то своему. Я же зашёл в пельменную, где от души откушал русских пельменей. Подумав, заглянул в кондитерскую, заглянцевав мясное блюдо пирожными с чаем. Уже вечером в столовой корпуса я снова буду кушать постную перловую, пшённую или гречневую кашу.

Неожиданно на выходе из заведения столкнулся с румяной от мороза Валентиной:

– Александр, это вы!

– Угадали, Валентина, это я.

– Пойдёмте, пирожных покушаем.

– Пойдём.

Пришлось вернуться и откушать ещё, а затем провожать барышню домой. Жила она на Васильевском острове, так что мы хорошо прогулялись и поболтали, пока я довёл её домой.

– Саш, зайдёшь в гости?

– Нет, Валя, мне в Корпус пора, увольнительная заканчивается.

Тут к доходному дому, в котором Приходины снимали квартиру, подошёл «ейный» папаня.

– Здравия желаю, вашвышбродь!

– Здравствуй, гардемарин. Чего это вы в дверях топчитесь, проходите домой.

В общем, я оказался в гостях, где был организован полдник с чаем и купленными отцом очередными пирожными. После приветствий и расшаркиваний отец девушки поинтересовался:

– Молодой человек, не поделитесь своими планами на жизнь?

– Окончу морское училище, приложу все силы, чтобы выйти из него лейтенантом, получу назначение и буду трубить вахту морского офицера. Попрошусь направить меня служить на Азовское море.

– Отчего же на Азовское?

– Там тепло, фрукты и море.

– А что думаете о женитьбе?

– Семья – дело хорошее. Только рано мне о ней думать. Женюсь, когда решу, что чего-то добился в жизни. Жениться не хочу, разве, что по большой любви и желательно на той, кто ниже меня по богатству и положению.

– Отчего же так? Многие, наоборот, ищут выгодную партию.

– Не желаю, чтобы меня попрекали тем, что всё для меня сделали, а я оказался неблагодарной скотиной.

– Вот, значит, какие у вас принципы, Александр. Что сказать, правильные они. Наслышан, что вы, молодой человек, изобрели прибор и даже привилегию получили.

– Дальномер. Ежели интересно, могу принести его и показать, а можете вы в Корпус пожаловать. Есть ещё задумки, но пока нет возможности проверить их жизненность. Может, ерундой окажутся.

– И что, простите, за задумки?

– Устройство изменения угла стрельбы пушки, чтобы из укрытия можно было стрелять или по вершине горы.

– Так уже есть лафеты с изменением угла стрельб.

– Да? Не знал. Тогда противооткатное устройство нового образца. Бомбы можно сделать, чтобы взрывались и жгли корабли противника, а не пробивали, как обычные ядра. Карабин нормальный сделать надобно, а не то мушкетное убожество, из которого нынче солдаты стреляют.

– И мысли есть?

– А как же! Тем более скоро война с Пруссией будет, а с учётом современных скоростей, пока войска дойдут, да пока резервы подтянут, она лет семь продлится. Образец с размерами нарисую я быстро, а если морфлот закажет, так можно образец изготовить, провести испытания и наладить производство. К сожалению, дальномером никто не заинтересовался.

– Александр, а вы могли бы нарисовать эти идеи бумаге?

– Для России могу, конечно. Но вначале прошу испытать дальномер моего изобретения, а то вижу скепсис на вашем лице, мол, слишком умный гардемарин попался, аж 17 лет от роду.

Тут заговорила супруга Приходина:

– Иван Иваныч, дорогой, Александр, давайте уж о чем-нибудь интересном поговорим, а то вы своим оружием на нас тоску нагнали.

Я перестроился и принялся рассказывать дамам и кавторангу истории с анекдотами, коих знал великое множество. Мы и посмеяться успели, и обсудить разные жизненные случаи. Глянув на стоящие в углу комнаты часы, откланялся и бегом помчался в Корпус, чтобы успеть к вечерней поверке. На Крещение без всяких договорённостей я снова пошёл на рандеву с Машей к 12 часам у Адмиралтейства. В этот раз девушка появилась сразу:

– Привет, Саша. А я ведь была прошлый раз. Ты полтора часа прождал.

– А чего ж не подошла?

– Не знаю, застеснялась. Мама считает, что ты – плохая партия.

– Так я и не сватаюсь.

– Ах, ты не сватаешься?!

– Нет, конечно. Мне ещё офицером стать надобно.

– Ну и гуляй тогда сам по городу, пока офицером не станешь.

Девушка убежала, а я рассмеялся и пошёл в собор постоять у иконы с изображением Иисуса Христа, а затем вернулся в Корпус.

Оказалось, что у моих товарищей дела шли более ровно и спокойно. Оба были благосклонно приняты в домах барышень, с которыми познакомились на балу. Их отцы были офицерами среднего звена, большого приданного дать не могли, так что нос от будущих офицеров не воротили. В принципе, Приходины встретили меня вполне благожелательно, так что тут я сам стал выпендриваться.

Быстро пролетели зимние каникулы, и учёба в новом семестре продолжилась. В конце января в Корпус приехал Приходин и вместе с Лангманом и нашей бандой вновь были проведены испытания дальномера.

– Отменно. Пиши свои задумки, а я подам рапорт, чтобы их рассмотрели и запустили в действие.

Месяц я трудился, разрисовывая конструкции и составляя описание, показав свои изыски Лангману, а тот Нагаеву и Приходину. Последний даже забрал один дальномер для представления прибора адмиралу. Кавторанг составил рапорт и записался на приём к вице-адмиралу Ростовцеву:

– Борис Борисыч, я с рапортом к вам. Считаю весьма важным дело сие.

– Показывай, что принёс, Иван Иваныч.

– Учится в морском корпусе гардемарин Михайлов.

– Знаю такого.

– Знаете?

– Да. И что он на сей раз совершил?

– Изобрёл прибор важный и идеи свои изложил на бумаге. Дальномер лично проверял – отличный прибор. Думаю, что и остальные его идеи заслуживают внимания.

– Давай посмотрим, что тут у тебя: орудийное противооткатное устройство, устройство для изменения угла наклона орудийного ствола, артиллерийская сталь и ядро с фугасной смесью.

– Вундеркинд какой-то, а дальномер давай испытаем.

Померив расстояния в коридоре и вдоль здания на улице, результаты оказались хорошими.

– Оставь мне расчёты. Я ещё почитаю, да покажу, кому следует. Иваныч, ты откуда Михайлова знаешь?

– Простите, Борис Борисыч, дочка на балу с ним познакомилась, понравился он ей. В начале января побывал у нас в гостях, да рассказал о своих идеях. А потом я в Корпус ездил, и поговорил предметно с его ротным.

– Получается, пристроил ты свою дочь?

– Нет, гардемарин с норовом оказался. Нет, чтобы радоваться, что будущее будет определено, так говорит, мол, пока сам не добьюсь в жизни статуса, жениться не собираюсь.

– Хм, действительно, с норовом.

Дома Борис Борисович рассказал о знакомстве своего подчинённого Приходина с гардемарином, отчего дочка фыркнула: «Так маменька как запретила мне с ним танцевать, он на танец какую-то высокую девицу ангажировал. Видать, это дочь твоего сослуживца и была».

Месяц адмирал собирался и, наконец, посмотрел чертежи и описание.

– Вроде толково, артиллерийская сталь. А наши мастера из чего тогда пушки делают? А бомбические мины уже есть у англичан и голландцев, но вещь интересная.

Собрав документы, направился к главному интенданту морского ведомства голландцу адмиралу Хогварду. Выслушав Ростовцева о необходимости провести расчёты и испытания новых прожектов, адмирал постучал пальцами по столу и произнёс:

– Дорогой Борис Борисович, как наши канониры стреляют?

– На глазок.

– Точно стреляют?

– Весьма.

– А вы хотите, чтобы мы тратили тысячи рублей на ненужный прибор. Говорите, что прожекты полезные? А кто их составил? Гардемарин-недоучка! И вы верите в этот бред, что он изобразил?! Спрячьте эти фантазии и забудьте, что поддались искушению. Всё самое лучшее в мире – английское и голландское. Вот у кого учиться надо. А то дожили – ныне юнцы российское оружие делать возжелали. Оставьте, адмирал, мне эти эскизы, посмотрю на досуге.

– Слушаюсь, господин адмирал.

Ростовцев передал бумаги и покинул кабинет. Хогвард взял сшив, разделил его на листы, порвал и выбросил в ведро для мусора.

Учебный год незаметно подходил к концу. Учился я отлично, тренировался и подрабатывал в мастерской. Уже несколько месяцев на мой счёт приходило не 20, а 30 рублей, да ещё 50 рублей на Новый год Нагаев презентовал. Траты были, но окромя костюма и пальто, совершенно незначительные. Так что за девять месяцев я скопил 280 рублей, что было немногим более двухмесячной зарплаты лейтенанта. Сходив в увольнительную, заказал у мастера-скорняка кожаный мяч, набитый конским волосом. В следующую увольнительную принёс его в Корпус и стал набивать ногами. Вначале к процессу подключились мои товарищи, а затем ребята из моего взвода. Я разделил игроков на команды по шесть человек, поставил ворота из камней, и в Российской империи начался первый футбольный матч. Все толкались, смеялись, а я забил первый гол.

– Кто придумал сие безобразие?

– Гардемарин Михайлов.

– Гардемарин, потрудитесь объяснить, что это такое?

– Господин директор, это спортивная английская игра, называемая «football».

– Чтобы окна в здании не разбили, иначе из карцера не выйдете.

С девицами у меня все затихло, никого из них я больше не видел, впрочем, как и с продвижением моих рацпредложений. Валентина по воскресеньям периодически заглядывала в кондитерскую в надежде снова случайно встретить меня. Маша несколько раз приходила поглядеть на наше училище, как-то увидев, что гардемарины гоняли мяч, при этом громко кричали и толкались. Но встречаться со мной никто из них не решался – девушка не должна навязываться первой.

В начале июня мы сдали экзамены, и перешли на следующий курс. А затем началась морская практика. Снова мы вышли на учебной шхуне, прошли по Неве и оказались на просторах Ладоги и Онеги. Была солнечная погода с крепким ветерком. Шхуна хорошо шла, и капитан судна каптри Шевченко отдал приказ ставить полные паруса. Мы полезли на реи добавить верхних парусов. Я стоял на нижней фока-марса рее, рядом был Медакин, надо мной на верхней марсе работал Савва, а ещё выше на фок-брам-рее ставил парус Васька Голицын.

Я развязал конец шкота, и парус заполоскался на ветру. Не давая ему трепыхаться, быстро закрепил нижнюю часть – всё, парус наполнился ветром. Непонятно зачем поднял голову и посмотрел наверх.

– А-а-а!

Вдруг надо мной раздался крик, а следом крик Саввы:

– Васька сорвался!

Мимо меня летел и орал Голицын. Я сам не понял, как успел схватить парня за болтающуюся руку. По инерции он потащил меня вниз, отчего я сорвался с перта, но второй рукой удержался за леер. Так мы и повисли метрах в шести над палубой – упадёшь, мало не покажется. Ко мне пулей, словно обезьяна по веткам, подбежал Медакин, свесился на леере и схватил Голицына за вторую руку. За ноги Васька поддержал Тропинин, стоящий на самой нижней и мощной фок-рее. Внизу матросы так же готовились поймать летуна.

Голицын успокоился и слез на палубу. К нему подбежал капитан.

– Голицын, ты как?

– Рука вспотела, вот и соскользнул. Испугался дюже. Вся жизнь перед глазами пролетела.

– Хованский, полезай наверх вместо Голицына ставить фок-бом-брамсель.

Гардемарин полез наверх ставить самый верхний и маленький парус. Когда полные паруса были поставлены, и мы спустились на палубу, капитан потрепал меня по волосам:

– Молодец, Михайлов, спасибо тебе.

– Рад стараться, вашвышбродь.

Ко мне подошёл Василий:

– Сашка, спасибо тебе, брат, спас меня. А ведь это я науськал Хому и Пятницкого тебе костюм чернилами облить.

– Я догадался, что это ты сделал.

– А чего драться не полез?

– Зачем? Костюм-то уже испорчен.

– Ты уж прости меня, брат Сашка. Как прибудем, я у маменьки денег испрошу и все тебе компенсирую.

– Это ты хорошо придумал, а то у меня, брат Васька, с деньгами не очень.

Парень расчувствовался, мы пожали руки и обнялись, похлопывая друг друга по спине и плечам. Друзьями мы не стали, слишком уж разные были характеры и образ жизни, но теперь общались по-доброму и козни друг против друга больше не чинили. А по возвращению из плавания Голицын отдал мне двести рублей и ещё раз извинился:

– Это много, Вась.

– Это мало, Саш, но это все, что выпросил себе на месяц.

А сейчас плавание продолжалось. Макарыч доложил Лангману, что проверять меня не надо, мол, парень разбирается даже в сложном в такелаже.

– Макарыч, ты присматривай за ним и, ежели парень ошибётся, по-тихому подскажи, что надо исправить. Не будем портить парню аттестат о практике.

– Слушаюсь, вашбродь, подскажу по-тихому!

Встали мы у острова Валаам, передав в мужской монастырь привезённую провизию. Народ гулял по острову, молился в монастырской церкви, а я стоял у могилок монахов. Затем пошёл бродить по острову. Ходил я и думал о своей жизни, о родных людях, которые появились у меня во всех реинкарнациях, и так мне стало тоскливо на душе, что задумал я завершить свой боевой путь. Нет, не умереть, а стать монахом.

Ко мне подошёл старец в чёрной рясе. Он положил мне руку на плечо и произнёс:

– Что, иномирец, устал путешествовать?

Я на автомате ответил:

– Устал, отче.

– Вот и я устал. Нашёл себе пристанище и живу в мире и душевном покое. А ты не сможешь так жить. Быть монахом – тяжёлый удел.

– Что же такое случилось, что ты, отче, такой выбор сделал?

– У каждого свой путь. Вот и я прошёл свой, а завершаю его, отстранившись от мирской суеты.

– Как звали тебя в миру?

– Очень давно звали меня Сашкой Королёвым.

На страницу:
3 из 5