Кто хочет замуж за герцога?

– Звучит вполне невинно, – заметила Беатрис, – совсем не так, как звучала ваша с ним беседа.

– Вообще-то, – задумчиво протянула Оливия, пытаясь на ходу придумать правдоподобную версию, потому что о том, чтобы рассказать все, как было на самом деле, не могло быть и речи. – Между нами возникло некоторое недопонимание, и в результате герцог проникся неприязнью ко мне и к моей мачехе. И он ее все еще к нам питает.

– Неприязнь, говорите? Ну, ничего. Вы только один раз с ним станцуете, а потом можете забыть о нем навсегда.

Забыть и больше никогда его не видеть. Она и не хотела его видеть! Но чего же она хотела?

Она хотела невозможного. Чтобы его тянуло к ней так же сильно, как и ее к нему. Ей было нужно, чтобы он сам пожелал на ней жениться. Чтобы поддерживал ее в стремлении стать хорошим химиком и благосклонно относился к ее занятиям. Увы, если такое и может произойти, то лишь в мечтах.

Оливия вздохнула. Хотя, как она догадывалась, его принудили сделать ей предложение, ее отказ больно задел его самолюбие и пробудил в нем гнев и обиду. Но в этом нет ни логики, ни смысла! Никогда ей не понять мужчин и их мотивов.

И потому она предпочитала иметь дело с более предсказуемыми объектами – с химическими реактивами. Это проще: достаточно знать правила обращения с ними. И ни с того ни с сего реактивы свои свойства не меняют.

– Ах, вот и они! – воскликнула Беатрис, увидев входящих в зал Грейкорта и Торнстока. – Я начала было опасаться, что они ушли не попрощавшись.

«Было бы здорово», – подумала Оливия.

И при этом она самым тщательным образом разглядывала Торнстока, пытаясь заметить в его внешности следы прожитых лет. Увы, с тех пор как они виделись в последний раз, он совсем не изменился. Он был все так же строен и подтянут, и в его густой темно-каштановой шевелюре не появилось ни одного седого волоса. Он, пожалуй, даже похорошел. По крайней мере, его теперешняя короткая стрижка шла ему больше, чем кудри до плеч, которые он носил девять лет назад. Любая другая барышня при виде идущего к ней красавца с холодным взглядом льдисто-серых глаз могла бы от избытка чувств свалиться в обморок, но не Оливия.

Она не упала в обморок. Более того, за время, что понадобилось Торнстоку и Грейкорту, чтобы преодолеть расстояние от двери, ведущей в зал, до ожидавших их леди, она успела разработать тактический план по отстаиванию своей позиции. Она не удивилась бы, узнав, что Торнсток убедил брата не поручать ей столь ответственную работу и поездка в Каримонт отменяется. Но сдаваться Оливия не собиралась. Она покажет ему, где…

– Мисс Норли, готовы ли вы оказать мне честь, согласившись стать моей партнершей в этом сете?

Он серьезно? Он готов прилюдно танцевать с ней? С той, кого он ненавидит всеми фибрами души? Ну что же, она не даст этому надменному типу, любителю совать нос в чужие дела, ее запугать!

Оливия смерила Торнстока уничижительным взглядом.

– Разумеется, готова, ваша светлость.

Торнсток улыбнулся, чем немало ее удивил. Удивил и несколько сбил с толку. Она намеревалась изображать полное к нему безразличие. Безразличие она выбрала в качестве противоядия, что лучше всего сможет нейтрализовать его злость.

Торнсток повел ее в центр бального зала, где пары уже строились в большой квадрат для французской кадрили. Оливия трезво оценивала свои способности к танцам и не ждала от себя чудес грации. Но опозориться перед Торнстоком ей бы не хотелось, как бы он ни был ей безразличен. Оставалось одно – положиться во всем на партнера, как ей советовала Беатрис.

Танец начался, и Оливия с удивлением поймала себя на том, что почти не думает о шагах – учитель танцев все же неплохо ее подготовил – и даже получает удовольствие от движений под музыку.

Удовольствию от танца мешало лишь одно обстоятельство: ее партнер давно перестал улыбаться и буравил ее взглядом. Оливия могла бы поклясться, что ощущает эманации его гнева, хотя сама понимала антинаучность подобного утверждения. Эмоции нематериальны, и потому ощущать их нельзя.

– Почему вы так злитесь? – спросила Оливия, игнорируя необъяснимые с точки зрения науки неприятные ощущения.

– Вы знаете почему.

– Потому что я отказалась выйти за вас замуж девять лет назад?

– Конечно же нет! Не пытайтесь выставить меня виноватым!

Танец развел их в очередной раз, и Оливия вдруг почувствовала, что тоже начинает злиться. В чем, собственно, он пытается ее обвинить?

Когда настал их черед танцевать в центре квадрата, Оливия с какой-то болезненной остротой чувствовала, как прижимает он ладонь к ее спине чуть пониже талии, поддерживая ее во время вращения, как крепко сжимают его горячие пальцы ее поднятую над головой руку.

Беатрис не обманула: Торнсток был надежным партнером. Он не даст ей сбиться с ритма, а тем более упасть. В его объятиях – как того требует рисунок танца – она ничем не рискует. Но как можно обнимать женщину, которую ненавидишь? Это не укладывалось у Оливии в голове.

– Я не знала, что Грейкорт – ваш брат, когда согласилась выполнить его просьбу, – сказала Оливия для того, чтобы развеять недопонимание.

– А если бы знали, это что-нибудь изменило бы? – бросив на нее косой взгляд, ответил вопросом Торнсток.

– Вообще-то нет, – честно призналась Оливия, – но вас, кажется, злит то, что я согласилась провести эти… эти химические тесты.

– Да, я зол. И у меня есть на то серьезные основания. Вы не… – Торнсток замолчал, заметив, что их разговор привлек внимание других танцующих. – Вы не та женщина, за какую я вас вначале принял, – добавил он, понизив голос до шепота.

– Я тут ни при чем. Я всегда была самой собой, и не моя вина, если вы возомнили меня другой.

Торн пронзил ее взглядом холодным, как лед, и острым, как игла.

– Я помню, как вы говорили мне, что не умеете танцевать. Но то была явная ложь!

Оливия не знала, то ли чувствовать себя польщенной комплиментом, то ли наоборот: неужели он считает, что за те девять лет, что прошли со времени их первой встречи, она ничему не могла научиться?

– Моя маман заставила меня брать уроки танцев, и результат не заставил себя ждать.

– И вы их, конечно, ненавидели, – с сарказмом заметил Торнсток. – Я имею в виду уроки.

– Я занималась лишь для того, чтобы угодить родителям, – безразличным тоном ответила Оливия. – По-настоящему я любила только химию. И сейчас люблю.

Торнсток неопределенно хмыкнул в ответ. Оливии не удалось его убедить. Между тем настала очередь другой паре танцевать в центре квадрата.

– Почему вас так заинтересовал именно этот химический опыт? Ведь не по доброте душевной вы за него взялись.

– Разумеется, душевная доброта тут ни при чем. Наука и чувства – вещи несовместные.

Отчего-то это утверждение рассмешило Торнстока.

– Осмелюсь предположить, что не все с вами согласятся.

– Вы так считаете? Странно. В науке важен лишь результат. Результат экспериментов. Вот за это я и люблю науку. Факты не лгут. Эксперимент либо подтверждает теорию, либо опровергает. Третьего не дано.

– Вы собираетесь доказать присутствие мышьяка в… э?.. – понизив голос, спросил Торнсток.

– Да. Мышьяк столетиями использовался с преступными целями, и я намерена положить конец этой практике, разработав более точную и надежную методику его определения. Если мой метод окажется рабочим, то потерявшие близких смогут точно узнать, были ли они отравлены или умерли по естественным причинам.

Стоявшая рядом с Торнстоком в шеренге дама вскрикнула от ужаса, но Торнсток осадил ее мрачным взглядом. Чуть наклонив голову к Оливии, он сказал:

– Боюсь, что тема не самая подходящая для бального зала. Отложим разговор о ваших… целях до окончания танца, когда вокруг не будет посторонних.

Оливия кивнула, хотя откладывать разговор о столь интересном для нее предмете ей совсем не хотелось. Впрочем, она бы предпочла говорить и на другие, менее интересные темы – лишь бы не молчать. Потому что разговоры отвлекали ее от ощущений и порождаемых ими нескромных и тревожащих мыслей.

В зале не было жарко, поскольку все двери на террасу были распахнуты настежь, но щеки ее горели, а сердце трепетало, как пойманный мотылек. И все из-за него, из-за Торнстока. Но он совершенно ей не нравился! Он не разделял ее увлеченность наукой, и она как человек не нравилась ему в той же мере, в какой он не нравился ей. В чем же тогда дело?!

Может, в том, что он все же дал ей повод уважать его и даже восхищаться им? Он танцевал легко и естественно, словно это не стоило ему никаких усилий, притом что – Оливия по личному опыту знала, – чтобы достичь такого мастерства в танце, надо приложить очень много труда.

Между тем оркестр умолк, и Торнсток, учтиво поклонившись, предложил показать Оливии сад.

– Гвин весьма им гордится, – добавил он.

Оливия молча кивнула. Если он хочет поговорить о ее работе в уединенном месте, сад – самое подходящее место. Она выскажет свои соображения, объяснит, почему согласилась на предложение Грейкорта, он ее услышит и поймет, и на этом будет поставлена точка. Чем скорее тема будет закрыта, тем лучше.

Честно говоря, Оливия не очень понимала, зачем Грейкорту учитывать мнение Торнстока в том, что Торнстока никак не касается. Как бы то ни было, добиться своего ей будет проще, если Торнсток перестанет чинить препятствия.

Теперь только оставалось унять сердечную дрожь и сосредоточиться на главном.

Торн повел мисс Норли в буфетную, где они оставались до тех пор, пока не объявили очередной танцевальный сет. Дождавшись, когда желающие подкрепиться разойдутся, Торн стремительно потащил свою спутницу к выходу в сад. Они молча сбежали по каменным ступеням и дальше по усыпанной гравием дорожке к фонтану. У фонтана Торн остановился, развернул Оливию к себе лицом и строго спросил:

– Так скажите мне, мисс Норли, зачем вы это делаете?

– Зачем я стою с вами у фонтана? Вы сами меня сюда притащили.

«Она нарочно это делает?»

– Я не об этом спросил, как вам известно, – раздраженно ответил он.

– Так вы спросили, зачем я согласилась провести тест на присутствие мышьяка в останках отца вашего единоутробного брата!

– Именно. Я знаю, что вам за это не платят.

– Ваш брат предложил оплатить мне мой труд, но я сумела выучить пару неписаных правил, бытующих в высшем обществе, и одно из этих правил гласит, что жена или дочь пэра королевства не должна работать за деньги. Поэтому я и отказалась брать плату за свои труды. В противном случае мои родители меня бы осудили.

Торн с трудом удержался от улыбки.

– Но они не осуждают ваши занятия как таковые?

– Вообще-то, они наверняка их не одобрили бы, если бы узнали. Папа стал бы обвинять маман в том, что она плохо за мной присматривает, а маман была бы, пожалуй, в ужасе. Она предпочла бы, чтобы я вела жизнь избалованной барышни. Но я, – вздохнув, добавила Оливия, – так жить не хочу. Мне было бы очень скучно.

В этом Торн был с ней солидарен. Чем старше он становился, тем более обременительной и скучной казалась ему светская жизнь. Но… Это еще что? С каких пор он стал ей сочувствовать?

– Иными словами, вы не всегда следуете правилам, писаным и неписаным?

– Вы пытаетесь поймать меня на слове, – сказала Оливия, глядя в сторону, на брызги фонтана. Казалось, она пытается понять, что заставляет их сиять и переливаться в лунном свете. – Да, я грубо нарушила правила в тот раз, когда мы впервые встретились. Но тот раз был исключением. Я стараюсь жить по правилам, и мне это в основном удается.

Она напомнила ему об их первой встрече, и Торна захлестнули воспоминания. Скудно освещенная библиотека, женственные формы мисс Норли, волшебный, изысканный аромат ее кожи, ее волос. Привкус ее губ, сладковатый, пряный – неповторимый, особенный вкус. Вкус женщины, в которой нет ничего особенного!

Ему так хотелось проверить, все так же ли она пахнет, все такая же ли она на вкус.

Поймав себя на этом крамольном желании, Торн едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Это все она подстроила! Она явно пытается напомнить ему тот поцелуй! Она хочет увести его от темы, но у нее ничего не выйдет!

– Итак, вы не берете денег за свои эксперименты, – подчеркнуто холодно констатировал он. – Вы занимаетесь ими ради развлечения? Или, возможно, вы вообще не собираетесь проводить никакие эксперименты. Опыты на трупах – не то, что, как правило, нравится юным леди. Возможно, вы надеетесь развеять скуку, пожив недельку-другую в поместье богатого герцога за его счет.

Оливия вначале решила, что ослышалась, и в недоумении уставилась на Торна. Но мало-помалу смысл сказанного стал до нее доходить.

– Вы мне противны, – скривив в отвращении рот, бросила она ему в лицо и уже повернулась, чтобы уйти, но он остановил ее, схватив за предплечье.

– Вы не уйдете, пока не назовете настоящую причину, по которой согласились провести этот опыт.

Оливия рывком высвободила руку.

– Во-первых, я не обязана перед вами отчитываться, – сквозь зубы процедила она. – Но я удовлетворю ваше любопытство. Начнем с того, что мне не придется стоять над трупом. Наблюдать за эксгумацией будет ваш брат, а я лишь предоставлю ему список органов и частей тела, которые понадобятся мне для тестов.

Торнсток никак не ожидал, что у мисс Норли имеется подробный план действий, согласованный к тому же с его единоутробным братом.

– Теперь о моих побудительных мотивах. Я делаю это, чтобы завоевать авторитет среди коллег. До сих пор никому не удавалось проверить наличие мышьяка в тканях тела, пролежавшего в земле больше года.

– Так вы намерены опубликовать результаты ваших опытов? – с неподдельной тревогой спросил Торнсток.

– Ученого оценивают по его публикациям, а у меня пока имеется лишь одна. Конечно, я планирую опубликовать результаты, – гордо вскинув голову, сказала Оливия. Лунный свет струился по ее золотистым волосам. – Другие химики публикуются, а мне что – нельзя?

– Другие химики не исследуют трупы пэров королевства, – тихо сказал Торнсток и выругался себе под нос. – Мой брат знает о ваших планах? О том, что вы собираетесь опубликовать результаты своих изысканий?

– Если не знает, то догадывается. Зачем бы еще я взялась бы за эту работу?

– Но вы ему конкретно о намерении напечатать результаты не говорили.

– Нет, – сквозь зубы процедила Оливия. – Я полагала, что это и так очевидно.

– Для вас очевидно, для него – нет, – сказал Торн и, схватив Оливию за плечи, развернул ее к себе лицом. – Вот вам еще одно неписаное правило высшего общества – никогда не впутываться в темные истории, связанные с криминалом. А здесь речь идет об убийстве! Ни за что не поверю, что мой брат позволит всяким щелкоперам трепать его имя лишь ради вашей химической карьеры.

– Но убийца отца вашего брата не может быть привлечен к ответу без суда, а материалы суда будут опубликованы, хотите вы того или нет, – со спокойной уверенностью глядя ему в глаза, ответила Оливия.

«Эта цыпочка далеко не дура», – с досадой признался себе Торн, но сдаваться не пожелал.

– И все же ваш тест не поможет найти убийцу, лишь подтвердит – или не подтвердит – факт преступления. Тот, кто совершил преступление, не должен знать о том, что его подозревают. Так легче будет его найти. Вам придется повременить с публикацией, по крайней мере до ареста подозреваемого. Вы готовы на это пойти?

– Если это поможет совершиться справедливости, я готова подождать, – не слишком охотно согласилась Оливия. – Впрочем, если мой метод станет одним из доказательств на суде, как это было с методом Роуза, то мне, как химику, это будет только на руку.

– А если расследование затянется на годы? – не унимался Торн.

– Я готова ждать несколько месяцев, но не несколько лет. Я не хочу терять приоритет, если кто-то проведет подобный опыт после меня, а опубликуется раньше.

В ее словах был резон, но Грею от этого не легче. И вообще, стоит ли вверять этой девице семейные тайны? Если ее «маман» способна на шантаж, то где гарантия того, что мисс Норли на это не способна? Яблоко от яблони, как говорится… Того и гляди, эта девица заставит всех детей Лидии плясать под свою дудку.

– А что, если вы не найдете мышьяк? Что, если Грей заблуждается и его отец действительно умер от лихорадки?

По ее лицу было видно, что она надеется на иной исход.

– Тогда мне придется найти иной способ доказать, что мой метод выдержит испытание в суде.

– Вы меня поражаете, – покачав головой, признался Торн. – Впервые вижу женщину, настолько увлеченную химией, чтобы решиться проводить опыты на трупе. Я – мужчина, и то побрезговал бы возиться с разложившимся телом.

– Потому что вы невежда, – пожав плечами, сообщила мисс Норли. – Так люди о вас говорят.

– Да? А что еще обо мне говорят?

– Что вы… Что вы…

Мисс Норли вдруг засмущалась, что немало позабавило Торна.

– Не бойтесь задеть мои чувства, – насмешливо протянул Торн. – Я знаю, какая у меня репутация в свете.

– Если вы знаете, то и спрашивать ни к чему, – резонно заметила Оливия.

Торн не выдержал и рассмеялся. Он и вправду никогда не встречал таких женщин, как эта.

– Простите мне мое любопытство, но мне и в самом деле было интересно услышать, что именно известно о моих эскападах молодым невинным леди. Хотя вам, вероятно, известно больше других. Баронесса Норли, надо думать, не жалела эпитетов, рисуя вам мой портрет.

– Нет, не жалела, – сухо ответила мисс Норли. – У нее вполне достаточный словарный запас.

Итак, баронесса считала или до сих пор считает нужным вводить мисс Норли в курс сплетен, касающихся его, Торна, жизни. Значит ли это, что баронесса поделилась с падчерицей иными сведениями, касающимися жизни его родителей? Спрашивать об этом у мисс Норли напрямую Торн не осмелился, но наводящие вопросы все же задать решил.

– Так что именно баронесса обо мне говорила?

– Что вы никчемный человек.

– Герцог не может быть никчемным, моя милая, особенно богатый герцог, коим являюсь я.

– Что вы проводите время с… с женщинами свободного поведения, вместо того чтобы общаться с приличными людьми, – как ни в чем не бывало продолжила Оливия.

– Я этого не отрицаю. Как и вы, я часто нахожу общение с приличными людьми скучным.

– Да, но я пытаюсь наполнить свою жизнь чем-то полезным.

– И я, – со смешком сказал Торн. – Женщины свободного поведения тоже нуждаются в развлечениях, а в деньгах тем более. Я предоставляю им и то и другое. Разве я не приношу тем самым пользу?

Оливия с трудом подавила желание рассмеяться и, опустив голову, покачала головой.

– Вы безнадежны, ваша светлость.

– Мне все это говорят. И перестаньте говорить мне «ваша светлость». Зовите меня Торном, как все. – «Жаль, – подумал Торн, – что в темноте не видно, покраснела она или нет». На всякий случай, он решил усилить натиск. – А я буду звать вас Оливией.

– Вам не кажется, что вы торопите события?

– Нет, не кажется. Моя невестка зовет вас по имени. А мне почему нельзя?

Торн ожидал услышать встречный аргумент, касающийся очередного неписаного правила, запрещающего людям противоположного пола звать друг друга по именам, если их не связывают очень тесные узы.

– Идет, – искоса взглянув на него, согласилась Оливия. – Только не в присутствии моей маман или кого-нибудь из вашей семьи.

– Отлично. Пусть это будет нашим маленьким секретом, – сказал Торн и нежно убрал за ухо выбившийся из прически белокурый локон. И был вознагражден прерывистым вздохом мисс Норли. Торн так и не понял, каковы ее истинные мотивы в том, что касается химических опытов на покойнике, но в том, что ее по-прежнему влекло к нему как к мужчине, он убедился. – Кстати о вашей маман, смею предположить, что вы сильно ее разочаровали, отказавшись в угоду ей присматривать себе мужа.

– Мои родители настояли на моем дебюте девять лет назад. Никто так и не сделал мне предложение в мои семнадцать, и я решила, что больше ни в каких ярмарках невест участвовать не буду. Родителям пришлось с этим смириться, – со спокойным достоинством ответила Оливия.

– Что значит «никто так и не сделал мне предложение»? Насколько мне помнится, некий герцог позвал вас замуж, но вы ответили ему отказом.

– Вы не хотели брать меня в жены, – сказала Оливия. Глаза ее таинственно блестели в лунном свете. – Вы целовали меня просто ради удовольствия, как вы привыкли, а сделать предложение вас заставила моя маман.

– Что значит «как я привык»? Нет, погодите, так вы знали, что ваша мачеха принудила меня?

– Конечно, знала. Это было ясно как день.

Не факт, что она знала о шантаже. И рассказывать ей сейчас нет никакого смысла. Чем меньше людей знают, тем лучше.

– Я не знал, что мои мотивы столь очевидны.

– Знали или нет – не имеет значения, – с каменным лицом проговорила Оливия. – Важно то, что я не хотела выходить замуж за человека, которого тащат к алтарю силком.

– А я не хотел жениться на женщине, которую знаю меньше часа.

– Вот и славно. Мы квиты, – заявила мисс Норли и, сцепив руки за спиной, добавила: – Тогда непонятно, отчего вас так разозлил мой отказ. Я сделала лишь то, чего хотели мы оба.

Действительно, если встать на ее позицию, то он, Торн, вел себя как типичный самодур. Или она представила все так, чтобы он оказался в дураках и почувствовал себя виноватым?

– Не хотите ли вы сказать, что, если бы я на коленях умолял вас выйти за меня и осыпал комплиментами, вы бы согласились?

Оливия нахмурилась и неохотно призналась:

– Наверное, все же нет.

– Потому что вам не понравилось со мной целоваться?

– Я этого не говорила, – заметно нервничая, сказала Оливия.

Хорошо. Ему нравилось, когда она нервничает. Когда она нервничает, она не так крепко держит себя в руках.

– Значит, вам понравилось со мной целоваться, – победно заключил он.

– Я… Я не знаю…

– Вы не знаете? – переспросил Торн и, шагнув к ней, заставил Оливию попятиться к фонтану, рискуя упасть в него. Торн вовремя обнял ее за талию, предотвратив падение. – Ну, так как, Оливия? Понравилось или нет? Потому что мне определенно понравилось с вами целоваться. И я готов поклясться, что и вам тоже.

Глаза ее широко распахнулись и рот слегка приоткрылся.

– Но, пожалуй, надо в этом убедиться, – пробормотал Торн и, наклонив голову, закрыл ей рот поцелуем.

Глава 3

Оливия вцепилась ему в плечи, но лишь для того, чтобы удержать равновесие, а вовсе не потому, что ей нравилось целоваться с ним.

К черту! Хватить врать себе: ей нравилось с ним целоваться! Его поцелуи были подобны таинственному эликсиру витриола: целительному и смертельно опасному. Она не понимала, что с ней, и, как всегда, когда Оливия не могла что-то понять, она бралась за дело с утроенным рвением.

Обхватив его шею и не думая об уроне, нанесенном жесткому крахмальному воротнику его рубашки и туго накрахмаленному белоснежному кравату, она приготовилась с головой погрузиться в процесс, но…

Торн вдруг отстранился и, пристально глядя ей в лицо, спросил:

– Вы так и не ответили на мой вопрос. Ваша мачеха здесь? Прячется в саду?

– Откуда мне знать, прячется ли она в саду? Я танцевала с вами. Но… Да, она здесь, на балу. Она за мной присматривает. Как это принято в обществе, – не без ехидства добавила Оливия.

Торн прищурился.

– Я пытаюсь понять, не пытаетесь ли вы вновь меня подставить, чтобы принудить меня на вас жениться.

– Подставить вас! Да что вы о себе мните! Позвольте вам напомнить: это вы затащили меня в сад, и зачем вы это сделали – известно только вам. И целовать меня начали вы.

– Что верно, то верно, – с пристыженным смешком признал Торн.

Оливия безнадежно покачала головой. Ей никогда его не понять.

– Если вам от этого полегчает, я обещаю вам отказать, если вы вновь сделаете мне предложение.

– Я не собираюсь делать вам предложение, – сквозь зубы процедил он.

Оливия, хоть и испытала разочарование, тут же сказала себе, что питать ложные надежды глупо, и, кроме того, она и сама не стремилась за него замуж, даже если ей и нравилось целоваться с ним. Самонадеянный, самовлюбленный тип, привычками очень похожий на ее отца – зачем он ей?

– Тогда, раз я не собираюсь принимать ваше предложение, мы достигли консенсуса. Но поскольку вы так боитесь, что вас застанут целующимся со мной, нам, пожалуй, следует вернуться в дом и…

Он не дал ей закончить, вновь зажав ее рот поцелуем.

Оливия хотела было возмутиться, но очень скоро передумала. Впрочем, она знала отчего. Этот Торнсток целовался как бог. Стоит ли удивляться его самонадеянности?

– Не делайте далеко идущие выводы, – прошептал Торн, набрав в легкие воздух для продолжения.

– И вы не делайте, – прошептала в ответ Оливия, запретив себе обижаться.

– Из того, что мне нравится вас целовать, не следует, что я…