bannerbanner
Абордажная доля
Абордажная доля

Полная версия

Абордажная доля

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Под напряженным взглядом продолжающей кутаться в одеяло девушки я подошел к нише пищевого синтезатора, вооружился банкой кисло‑сладкого витаминного концентрата – любимый вкус и уже несколько лет едва ли не единственный мой напиток. Отпил и рассеянно отметил, что Алиса на него чем‑то похожа: желто‑зеленая, сама сладкая, а имя – кислое. Может, потому я на нее и внимание обратил?

– Здесь в принципе не приняты имена или только ты им не пользуешься? – осторожно уточнила девушка.

– Мне нравится формулировка, – усмехнулся я, отсалютовав банкой. Все‑таки она умница. Глядишь, и впрямь выживет! – Здесь не принято лезть в душу.

Намек поняла и умолкла, но когда я шел мимо нее к креслу – дернулась, подтянула одеяло к самому горлу. Я замер, уставился на нее озадаченно, а через мгновение сообразил и махнул рукой.

– Да брось дергаться, не собираюсь я тебя насиловать. Ни сейчас, ни потом.

– Потому что живыми бабами не интересуешься? – все‑таки не удержалась она от шпильки.

– Сложный вопрос, – ответил, плюхнувшись в кресло. Почему бы и не поговорить? С развлечениями тут туго, а мне определенно надо переключиться, чтобы потом с ясной головой обдумать слова капитана. – Чем я интересуюсь – дело десятое, а с электронной удобнее. Она молчит, она безотказна, ее можно убрать в шкаф. Но даже не в этом ее самое большое достоинство. Главное, она робот, и отсутствие эмоций в этом случае не вызывает отторжения, а процесс воспринимается как полезная для здоровья и приятная процедура вроде массажа.

Алиса задумчиво кивнула и, вдохновленная моей разговорчивостью, рискнула продолжить расспросы:

– А почему остальные такими не пользуются?

– Потому что это недостаточно круто. – Я ухмыльнулся. – Ну, вроде как если трахаешь искусственную бабу, то и не мужик. В этом смысле хуже только быть пассивным педиком.

– Но ты… – неуверенно пробормотала она, удивленно вскинув брови. – Тебя, получается, это не беспокоит?

– Меня беспокоит собственное удобство. Они, конечно, порой пытаются издеваться, но меня в достаточной степени боятся, могу позволить себе подобные маленькие слабости.

– А что вызывает отторжение у тебя? – Кажется, вопрос этот озадачивал Алису всерьез. Понятно, впрочем, почему: хотела убедиться, что ей бояться нечего. Что ж, мне на руку помочь ей.

– Например, шлюхи, – уронил я. – Дороже, а функционал и, главное, страсть того же андроида. Но эти хоть равнодушно‑деловые. Рабыни противнее, они обычно сломленные или ненавидящие. А про таких, как ты, и говорить нечего: насилие имеет настолько гадостный привкус, что ни о каком удовольствии речи быть не может. Так что не бойся, в этом смысле я для тебя совершенно безопасен. Если только сама попросишь. – Я не удержался от многообещающей ухмылки, но шпилька цели не достигла: Алису не проняло, она была слишком увлечена разговором.

– Погоди, что значит – гадостный привкус? И как ты определяешь их эмоции? – озадаченно нахмурилась она.

– Ощущаю, – пояснил спокойно. – Я воспринимаю людей и некоторые вещи немного иначе, чем ты и все остальные гуманоиды. На расстоянии чувствую вкус, цвет, иногда запах, а вблизи добавляются привкус отдельных эмоций и их ощущение, при контакте это особенно выражено. Как ты понимаешь, вкус у чужой боли, страха и отвращения не очень‑то приятный. Да, это одно из последствий изменения, – ответил, предваряя очередной вопрос.

Алиса медленно кивнула и умолкла, косясь на меня напряженно, оценивающе, словно примеряя к себе сказанное. Я же отвечал рассеянным, задумчивым взглядом, отстраненно любуясь ею: все же мне попалась красивая девушка. Светлая чистая кожа, карие глаза, медного оттенка тяжелые, гладкие волосы до плеч с несколькими кислотно‑зелеными прядями; кажется, у современной молодежи это что‑то обозначает, вот только я при всем желании не вспомню, что именно. Причем, похоже, все, кроме вот этих зеленых перьев, естественное, без врачебного вмешательства: на подобные ухищрения идут, чтобы привлекать внимание, а Алиса явно далека от таких стремлений.

Видать, с детства мечтала стать «диким» врачом, если с такой наружностью не нашла себе местечка поближе к дому.

– Ну, так что, мы договорились? – нарушил я в конце концов молчание.

– О чем? – спросила она, едва заметно вздрогнув от неожиданности.

– Ты не будешь шарахаться и кутаться вот в это?

– А какая разница? – озадачилась девушка. Не огрызнулась, уже хорошо.

– Честно? Люблю красивые вещи, – ответил я, пожав плечами. – А ты красивая, на тебя приятно смотреть.

На лице моего дорогостоящего приобретения отразилась внутренняя борьба, за которой я наблюдал с интересом, даже не пытаясь угадать, что с чем борется. Подозреваю, даже окажись я рядом и попробуй считать эмоции, ничего бы не получилось: когда человека терзают противоречивые мысли и чувства, я ощущаю… нет, сложно описать это словами. Своеобразный белый шум с удушливо‑сладким привкусом ванили. Мерзость.

– Я постараюсь, – наконец пообещала «добыча».

Определенно, мне все больше нравится эта девочка: не врет, не лебезит, не трясется.

– Сколько тебе лет? – спросил я рассеянно.

– Двадцать шесть. А что?

– То есть и впрямь совсем еще ребенок, – проговорил задумчиво. – Зачем тебя понесло в эту глушь? Не нашлось работы поближе? Ты же явно из Солнечной империи, более того, по говору – землянка.

– И как это связано? – уточнила Алиса недовольно. Кажется, тема была ей неприятна, но отказаться отвечать девушка не рискнула.

– Редко кто желает удрать из столицы в глушь, с которой нет регулярного сообщения. Мне любопытно, что привело к такой жизни тебя. Я вижу четыре возможных причины: жажда приключений, нужда в деньгах, детская мечта и побег от каких‑то жизненных обстоятельств. На адреналинщицу ты не похожа, деньги с твоей мордашкой гораздо проще было бы заработать на Земле. А из оставшихся причин я все же больше склоняюсь к последнему: ты слишком практична, да и, желая изменить мир, отправляются не в сонную безопасную глушь. Могу попробовать угадать точную причину.

– Нечего гадать, – проворчала она нехотя. – Я желала самостоятельности, стремилась отдохнуть от дома. Моя мама, экспедиционный врач, погибла, когда я была совсем маленькой. Остались отец и двое старших братьев, которые своей опекой меня совершенно задушили. Я бы, может, и специальность выбрала другую, но экспедиционник с вахтовой работой – это единственная возможность хоть на какое‑то время освободиться от постоянного надзора. Думаешь, очень приятно жить, когда в двадцать лет на свидание можешь сходить только в компании одного из братьев? Почему ты так на меня смотришь? – осеклась она.

Я медленно качнул головой, усмехнулся:

– Хочешь как лучше – получается как всегда. Знакомо.

– Что тебе знакомо?

– Что твои родные, пытаясь уберечь тебя от неприятностей, сами к ним подтолкнули, – ответил я, пожав плечами. – Но это многое объясняет. Надо же, как тебе с родней не повезло…

– Бывает хуже, – насупилась она.

– Бывает, – легко согласился я. – Но тогда ты здесь не оказалась бы, да еще в таких плачевных обстоятельствах. А так, видишь, жила в золотой клетке, несчастная и непонятая, даже любви не познала. И уже не познаешь, скорее всего.

– Ты издеваешься? – Алиса угрюмо глянула исподлобья.

– А сама как думаешь? – ухмыльнулся в ответ. – Да ладно, не дуйся, должен же я извлекать из тебя какую‑нибудь пользу и удовольствие! Кстати об удовольствиях, ты очень интересно двигаешься, – резко сменил я тему. И правильно сделал: брови девушки опять изумленно выгнулись, от удивления даже обида отступила.

– Что ты имеешь в виду?

– Красиво. Чем ты занимаешься? Гимнастика, танцы, боевые искусства?

– А, в этом смысле, – протянула она. – Танцы, да. С детства. Единственная доступная мне степень свободы и отдушина.

– Станцуй для меня, – проговорил после короткой паузы. Алиса несколько секунд затравленно сверлила меня взглядом, а после рискнула спросить:

– Это приказ или просьба?

Мгновение‑другое мой взгляд скользил по открытым частям тела, изучая торчащие из‑под одеяла стройные лодыжки, хрупкие ключицы, узкие плечи и тонкие запястья загорелых изящных рук.

– Просьба, – решил я наконец.

– Можно тогда… попозже? Когда будет хоть какая‑то одежда, – неуверенно попросила она.

Я некоторое время колебался. С одной стороны, рыжая все‑таки собственность и лучше будет, если она поймет это раньше. А с другой… ведь у меня нет задачи сломать ее и подчинить, напротив, я собирался приручать и налаживать мосты. Есть как минимум одна задача для прирученного медика, которую я не рискну доверить чужаку: нужно проконтролировать работу протеза и, если придется, отладить его. Да и врачи после изменения рекомендовали регулярные осмотры, а я еще ни разу не проходил обследование.

– Можно, – решил я: практичность победила любопытство. – Отдыхай. Не желаешь составить компанию?

– В чем? – вновь насторожилась она, бросив тревожный взгляд на нишу, где хранился андроид. Я усмехнулся, но комментировать никак не стал.

– Наша абордажная команда в это время разминается, – ответил, вставая. – Драться не предлагаю, но почему бы не прогуляться?

– Спасибо, но я бы лучше осталась здесь, – поспешила заверить рыжая. Не удивила.

Я кивнул, разрешая, и отправился разминаться: перестроенное тело постоянно требовало нагрузки, полсуток просидишь без движения – начинают ныть мышцы. Я порой задумывался, а как буду существовать с таким организмом, если каким‑то чудом доживу до преклонных лет, но быстро отгонял дурацкие мысли: вероятность этого столь ничтожна, что смешно рассматривать ее всерьез. Бог с ним, с образом жизни; банально ресурса не хватит, о чем меня предупреждали еще перед началом операций.

О многом предупреждали. Если все вспомнить, проще сразу застрелиться, но мы ведь не ищем легких путей!

Возможностей для тренировок на борту было несколько. Хочешь – ложишься в кокон и развлекаешься, а аппаратура не только тренирует тебе мышцы, но и записывает в мозг все нужные реакции, она даже командные действия позволяет отрабатывать. Во время работы автоматики можно участвовать в виртуальном бою и сознавать происходящее, можно включать любые развлекательные программы, хоть сексом заниматься, можно вообще спать – эти процессы никак не связаны. А не хочешь – к твоим услугам тренажеры и удобный зал с настраиваемой гравитацией.

Я не хотел. Никогда не любил виртуальную реальность и не доверял кибернетике. Тем более той, какую не понимаю. Да, кажется, не я один. Остальные обитатели корабля тоже с опаской относились к некоторым местным чудесам.

Не знаю, кто и когда построил «Ветреницу», но она роскошней не только других кораблей, которые мне доводилось видеть, но и многих богатых домов, а аппаратура ее совершенней приборов всех исследовательских центров. Здесь есть все, абсолютно все, что может понадобиться для жизни. Здесь есть такое, чего никогда не видели богатейшие люди галактики и гениальнейшие ученые, стоящие на самом острие прогресса, взять хотя бы те же тренировочные коконы или пищевые синтезаторы.

Откуда технологии? Хороший вопрос. Главный вопрос!

Первое время я еще пытался гадать и лазать по дальним щелям в поисках хоть одного клейма, хоть какого‑то намека на происхождение корабля со всем его содержимым. Серый поглядывал на это снисходительно: как я узнал позже, эту стадию миновал каждый из тех, кто попадал на борт «Ветреницы». Конечно, ничего я не выяснил и потихоньку смирился с мыслью, что ответов не найду – тайнами корабля владел только капитан. Хотя охотились за ними многие: полиция всех государств, начиная с Солнечной империи, хозяева маленьких частных армий, другие пираты. «Ветреница» неизменно ускользала, легко, словно играючи. А Серый посмеивался.

Если быть честным с самим собой, я уже знал ответ на вопрос капитана, просто согласиться сразу не позволяла осторожность. Нужно было перебороть ее, притерпеться к мысли, что я добровольно лезу в черную дыру, а не прыгать очертя голову, без раздумий. Да и Серый, насколько я мог судить, не оценил бы поспешности и, чего доброго, передумал бы.

Впрочем, именно сейчас эти размышления были лишними, стоило сосредоточиться на тренировке.

Когда я попал на «Ветреницу», абордажную команду составляло пятнадцать человек – обученные автоматикой головорезы. В единоборстве они были хороши, а вот во всем остальном… Понаблюдав за ними некоторое время, я понял, что не желаю продолжать общение.

Понадобилась пара лет, чтобы привести абордажников в тот вид, который меня устроил и который эта команда имеет теперь. Сейчас они – настоящий боевой отряд, а не кучка опасного вооруженного сброда. К тому же сейчас нас пятеро, считая меня: наглядная иллюстрация того, что обученный специалист стоит трех дилетантов.

А еще, что для меня тоже важно, бойцы слушаются в первую очередь меня, и только потом – капитана. Замечает ли это Серый? Скорее всего, да, но почему‑то не возражает. Настолько мне верит? Или не сомневается в собственной способности подавить возможный бунт? В любом случае так глупо подставляться и идти против капитана прямо я не собираюсь.

Интересно, Серый истолковал это как преданность и потому предложил мне свое место или это изощренный способ избавиться от возможного конкурента?

Вот же комету ему в задницу, устроил мне развлечение на всю дорогу до «Тортуги»! Теперь сиди и голову ломай…

– Ты что‑то припозднился, командир, – неодобрительно проворчал Югер.

– Извини, – не объясняя, ответил я, решив исчерпать инцидент.

С этим ксеносом лучше не спорить: не из боязни поссориться, просто он может заговорить до смерти. Он – вериец, а эти негуманоиды помешаны на точности, систематизации и симметрии, малейшая непунктуальность их страшно раздражает, и чем спорить, гораздо проще сразу признать свою вину.

Этот вид – один из немногих, которые прекрасно уживаются и активно сотрудничают с людьми. Не могу сказать, что остальные поголовно воинственны или относятся к человечеству с презрением, просто с большинством у нас настолько мало общего, что существуем мы параллельно. Даже тогда, когда существуем в одной звездной системе.

Уроженцев Верьи – так люди называют их родительскую звезду – часто можно встретить в человеческих мирах, они с энтузиазмом соглашаются на совместные научные проекты и очень неплохо чувствуют себя в нашей компании. Верийцы весьма любопытны, а нас считают интересным объектом для изучения. Они исключительно неагрессивны, даже Югер, который по меркам своего вида вообще‑то опасный психопат: другой вериец не пошел бы в пираты.

Хотя, конечно, вначале с контактами были проблемы. Эти существа имеют весьма устрашающую наружность: шестиногие чешуйчатые пауки трехметрового роста. К паукам они, невзирая на внешнее сходство, отношения не имеют, генетически куда ближе к ящерицам, но первым контактерам от этого было не легче. Тем более что поначалу признать разумность друг друга и найти общий язык оказалось очень трудно: слишком отличаются речевые аппараты. Строго говоря, мой знакомец вовсе не Югер, таков упрощенный вариант имени для людей. Это потом выяснилось, что психологически верийцы к нам достаточно близки, появились «говорилки» – портативные переводчики, передающие не только смысл сказанного, но даже интонации.

В абордажной команде имелся еще один ксенос, тексанин Теци. Если не знать, что представляет собой этот вид на самом деле, после недолгого общения можно признать их полной противоположностью верийцам: неотличимая от человеческой внешность и совершенно иная логика. Например, у них вообще не существует понятия чувств и эмоций, если не считать таковыми их любопытство и стремление к изучению мира. Но все вопросы отпадают сами собой, если знать, что тексане – это отдельные колонии микроорганизмов, состоящих в весьма отдаленном родстве с земными кораллами, которые способны прихотливо изменять собственную форму. Не мгновенно, но за пару часов из человека он может превратиться, например, в уменьшенную – или реальных размеров, но пустотелую – копию верийца.

Уравновешивали ксеносов два человека: Шон, бывший профи родом из Солнечной империи с биографией, во многом повторяющей мою собственную, и больной на всю голову илиец‑полукиборг Таймар. Илий был полностью уничтожен во время войны лет двадцать назад, и к настоящему моменту осталось немного представителей этого народа. Большинство превратилось в космическую пыль вместе с родной планетой, да и многие из выживших не перенесли ее гибели – не только психологически, какая‑то у них с ней имелась хитрая энергетическая связь, я никогда особенно не интересовался. А среди оставшихся нескольких тысяч, как мне кажется, невозможно найти хотя бы одного психически здорового человека. Таймар еще тихий, его болезнь выражается в полном эмоциональном отупении, благодаря чему он прекрасно сработался и нашел общий язык с Теци. Если честно, иногда я ему даже завидую: без эмоций жизнь становится куда проще.

Есть нечто символическое в том, что такая абордажная команда собралась именно под моим руководством. По привычке я продолжаю считать себя человеком, но формально я – представитель совершенно иного вида, пусть и родственного детям Земли.

– Кас, ответь все же, на кой тебе эта девка? – задал Шон ожидаемый вопрос.

Что поделать, «Клякса нашел себе бабу» – это местная новость номер два после успешного захвата транспортника. А может, и номер один, потому что захват – это хоть и отрадно, но достаточно обыденно, а тут такая загадка!

Жизнь космического волка однообразна и скудна впечатлениями.

– Еще не придумал, – честно ответил ему.

– Нормально. – Светлые брови абордажника удивленно выгнулись. – А почему ты ее вообще не пристрелил?

– Шон, вот ты профи, серьезный боец, не ведающий страха и жалости. Почему ты Вина прихватил с той посудины?

– Ну, сравнил, – смущенно хмыкнул он. – Он же кот, жалко было бросать…

– То есть пристрелить команду не жалко, а кота жалко? – уточнил я.

– Людей в космосе много, а котов – раз‑два и обчелся, – возразил Шон.

– Вот и считай, что я иррационально пожалел эту девчонку и решил ее приютить, – отмахнулся я. – Ладно, отставить разговорчики! У нас тренировка.

– Погоди, то есть ты в самом деле ее как бабу не пользуешь? – не поверил Шон.

– Еще немного, и я решу, что ты ревнуешь, – оборвал его. К счастью, раздражения в голосе прорвалось достаточно, чтобы абордажник унялся и закрыл тему, а я обратился к верийцу: – Югер, я хотел с тобой поговорить после тренировки. Ты не против? Это не личный вопрос.

– Поговорим, – согласился он.

Вся команда, даже при ее малочисленности, требуется очень редко. На этот раз можно было, например, ограничиться подстраховкой в лице Теци и Шона. В достоверности сведений о грузе и отсутствующей охране я не сомневался, но из‑за высоты ставок взял всех. Не хотелось лишать бойцов законной надбавки: за участие в абордаже полагалась дополнительная часть добычи, та самая «абордажная доля». Серый понимал, но смотрел на мои действия сквозь пальцы: все это с лихвой окупалось в те редкие, но важные моменты, когда от абордажников требовалось напряжение всех сил.

А вот с конкурентами нам приходилось бороться самостоятельно: когда из любого идиота за несколько недель можно сделать отличную боевую единицу, собственные нужность и превосходство требуется доказывать. Капитан принципиально не лез в эти вопросы, предпочитал роль стороннего наблюдателя. Не удивлюсь, если наша возня его искренне забавляла.

Своей абордажной командой я заслуженно гордился. Людям зачастую трудно сработаться с чужими, больше на «Ветренице» представителей иных видов не было, мои же подопечные отлично понимали и дополняли друг друга. Изменчивость Теци, живучесть стойкого к радиации и вакууму Югера, боевая сила Таймара, чутье и тактический опыт Шона – не шайка разбойников, а профессиональный отряд, с которым я пошел бы на любое задание. Надежный – насколько это вообще возможно в наших обстоятельствах – тыл, дающий возможность жить на этом корабле.

Своих я к обучающей капсуле неведомого происхождения не допускал, да они не особенно рвались. С нелюдями она была несовместима, в Таймаре осталось слишком мало человеческих частей, которым нужна такая тренировка, а Шон вполне искренне разделял мое главное опасение: за все нужно платить. Не бывает так, чтобы легко, по нажатию кнопки и без последствий, дурак становился умным, а слабак – профессиональным бойцом.

Чтобы досконально разобраться в тонкостях воздействия конкретного аппарата, требовалась армия ученых, а не пара вояк, так что мы даже не пытались. Но на практике чутье отлично заменяло воякам мозги и академические знания, а оно настойчиво советовало держаться подальше от непонятной техники. А тот факт, что из прежней абордажной команды никто до сегодняшнего дня не дотянул, только усугублял недоверие. Да, несколько бойцов расстались с жизнью с моей помощью, но еще двенадцать сделали это своими силами и по собственной глупости. По‑разному, связать эти смерти я не мог, но навыки все равно предпочитал оттачивать по старинке.

О том, сколь поспешной была просьба к Югеру, я понял уже в конце тренировки. Стоило условиться о встрече попозже, после душа и сброса остатков напряжения при помощи андроида, но отменять договоренность с верийцем без видимой причины – лучший способ испортить с ним отношения. Не считая опрометчивости подобного поступка, мне совершенно искренне не хотелось ссориться с Югером, так что пришлось топать по коридору к его каюте.

Как ни странно, он был единственным из обитателей корабля, которого я мог бы назвать другом. Я не ксенофил и никогда им не был, но в нынешних жизненных обстоятельствах вериец гораздо больше прочих вызывал доверие. Да и просто находиться с ним рядом мне было приятно: мягкий серо‑зеленый оттенок и легкий травянисто‑горький привкус его присутствия настраивали на спокойный, мирный лад.

– Устраивайся, гость, и говори, – немного церемонно сказал Югер, усаживаясь на пол. Мне предлагалось сделать то же самое: мебели в нашем представлении верийцы не имели.

Сидел он своеобразно: подбирал под себя суставчатые ноги, завернув кольцом хвост, вытягивал длинное сегментарное тело и опускал на землю плоскую вытянутую голову. Поза могла показаться расслабленной, предназначенной для отдыха, но спят они свернувшись кольцом, а так – выражают наибольшее внимание, готовность к действию. Три пары глаз обеспечивают верийцам прекрасный обзор, и лучше всего он именно в таком положении, а устройство конечностей позволяет распрямить их мгновенно, как пружины. Поза для засады, в которой эти существа способны находиться очень долго, сохраняя полную неподвижность.

Поскольку у людей никакой строго регламентированной позы для разговора не существует, на заре дипломатических контактов специально подобрали несколько вариантов для таких случаев – этакий жест доброй воли, попытка обеспечить психологическое удобство дружественным ксеносам. Устраиваясь в одной из таких поз, я плюхнулся на мягкий пол напротив морды Югера, скрестил ноги, сцепил пальцы в замок. Сделал несколько глубоких вдохов, выравнивая дыхание и успокаиваясь: по мнению верийцев, серьезные разговоры можно вести только в таком настроении, неспешно и обстоятельно.

– Твоя прожитая жизнь длиннее моей, ты дольше меня бороздишь космос, больше меня видел, – ровно заговорил я. – Что ты знаешь про «Тортугу»?

– Чуть больше, чем ничего, – после долгой паузы откликнулся он. – Это космическая станция, способная к гиперпрыжкам, но и только.

Общались верийцы, щелкая и треща хелицерами и шевеля длинными, гибкими, подвижными педипальпами, скорее похожими на щупальца и заодно выполняющими функцию рук. Назывались эти органы, конечно, совсем иначе, но привычные определения куда лучше запоминались.

– А что ты предполагаешь по ее поводу?

– Ее не могли построить пираты, – уверенно ответил Югер. – И этот корабль не могли построить пираты. «Тортуга» – детище незнакомой нам цивилизации. Либо останки погибшего мира, попавшие в руки отребья, либо пункт наблюдения и изучения нашей галактики пришельцами из дальних пределов. Оба варианта возможны, но правдоподобнее первый. Наверное, это далекие предки вашей цивилизации.

– Значит, ты полагаешь, что «Ветреница» имеет то же происхождение, что и станция?

– Совершенно убежден в этом. Позволь узнать, почему ты завел разговор об этом именно сейчас?

– Мы летим на «Тортугу», – после недолгих сомнений ответил я. Серый не говорил, что это секрет, значит, можно поделиться. – Только место назначения пока широко не афишируется, имей в виду. А вообще я хотел узнать не совсем это, такие теории я тоже слышал и тоже их разделяю. Есть ли что‑то, что знает об этом месте и его создателях твой народ, но не знает мой? Что‑то, с чем вы столкнулись до того, как наши цивилизации нашли общий язык, или после, но по какой‑то причине не поделились этими сведениями с нами?

На страницу:
3 из 5