Обнимая вечность

– Почему? – Очень тихо произнесла девушка и повернулась к нему лицом. – Мне показалось вы не против.

Мужчина вспомнил, что он буквально несколько минут назад говорил ей то же самое и улыбнулся, глядя в эти сапфировые глаза, завлекающие его гораздо дальше, чем он собирался зайти, по крайней мере сегодня и сейчас.

– Тебе показалось. – Вернул он её слова и, не удержавшись, наклонился, целуя её розовые бархатистые губки, которые сейчас охотно поддались его натиску, но внезапно, будто очнувшись, отпрянул от неё, видя её уж больно довольное выражение лица. – Тебе так хочется стать вампиром, что ты даже согласна быть со мной.

Эва соблазнительно улыбнулась и провела рукой по его щеке, приняв обиженный вид, который всегда давал ей власть над мужчинами, если она чего-то от них хотела. А сейчас она не просто хотела, она дико желала не только осуществить свою нелепую детскую мечту, но и пустить в свою жизнь его. Может и ненадолго, на одну ночь. Главное, чтобы он сделал то, что ей было нужно, ведь, похоже, он и правда был тем, кем представился, каким бы диким это не казалось.

– А ты, Юлиан, не допускаешь мысли, что я так хочу быть с тобой, что даже согласна стать вампиром?

– Но ты меня не знаешь, совсем не знаешь. – Произнёс он, видя её игру, и с некоторой опаской сознавая, что не может ей противиться.

«Хм, интересно, а Сьеро знает об этих твоих талантах, девочка?» – Подумал он, обходя вокруг девушки.

– А что мне надо знать, чтобы захотеть тебя? Ты считаешь, что для этого нужно, чтобы я знала твою родословную? А может, сколько у тебя было женщин? Или как давно ты исповедовался? – Она пожала плечами, продолжая смотреть ему в глаза из-под полуопущенных ресниц, и от этого взгляда его начинало трясти. – Я захотела тебя ещё там, в галерее. Красивый независимый мужчина, который знает чего он хочет. Чего ещё надо женщине, когда она нашла идеал?

– Возможно вечная жизнь?

Недовольно буркнул Юлиан, понимая, что она играет не в свои игры и что они внезапно, вопреки его планам, поменялись местами. И не она, а он должен был её уламывать, а потом сказать, что после их первого поцелуя пошёл необратимый процесс, что она уже всегда будет видеть в нём хозяина. И что он не даст ей уйти, даже, если бы он этого хотел, а он естественно не хочет. И единственный для неё выход – стать вампиром. А она сейчас стоит тут и уламывает его самого.

– Хм, вечная жизнь говоришь? Это, возможно не самое худшее приложение к такому мужчине.

– Возможно. Что же, если ты так этого жаждешь, я согласен, но, сначала ты станешь моей. – Он одним рывком поднял её на руки. Причём на его лице не было и тени улыбки. – Хочешь ты этого или нет, но я не могу долго терпеть, наблюдая такое тело, в опасной близости от себя.

– Тогда попрошу быть нежнее. Ты очень сильный. И, как мне справедливо кажется, не чувствуешь этого, чтобы у меня потом навеки не отбило желание любить мужчину. – Прошептала она, прижимаясь к нему, пока он поднимался по лестнице.

Осознавая, что даже если он вдруг и не вампир, то это не будет неправильным шагом. Ей захотелось подарить ему себя, ощутить его тепло, его силу, довериться, отдаться, броситься в этот омут, даже если он и был не такой глубокий, и не такой уж спокойный, как казалось сейчас.

– Не беспокойся, женщина, сегодняшнюю ночь ты запомнишь надолго. Я покажу, каким должен быть настоящий мужчина, а не те, кто был у тебя раньше.

– Дело в том, дорогой Юлиан, что раньше у меня никого не было. – Девушка истерически хихикнула, почувствовав, что он остановился прямо посреди коридора и, увидев недоверие на его лице, решила продолжить. – Ну, если конечно, не считать моего плюшевого тигра, которого мне подарил Сьеро на совершеннолетие, который, впрочем, тоже был не так уж плох.

– Не верю, что у ТАКОЙ женщины никого не было. – Ударом ноги он открыл дверь в комнату, устроенную в таких же траурных тонах, что и весь дом. Посадив её на кровать, он стал ходить перед ней, как лев, перед атакой. – Такого просто не может быть!

– Почему это? – Девушку серьёзно разозлило даже не его недоверие, а то, что он перестал прикасаться к ней, как будто она стала прокажённой. – Неужели ты считаешь, что каждая мало-мальски привлекательная девушка, должна бросаться на всё что движется? Мне, между прочим, не пятьдесят, чтобы ты сейчас так на меня смотрел.

Эва понимала, что зря выдаёт ему свою обиду, но не смогла сдержать собственных слов. Ибо уже не понимала, что делает здесь. И почему ещё утром она жила своей обычной размеренной жизнью, бегая из редакции на примерку платьев для вечернего показа, а теперь словно мозг расплавлялся и продолжает плавиться от одного взгляда этого мужчины. И почему именно ему хотелось отдаться, довериться и вручить себя со всеми потрохами? Или это и правда так подействовала новость о том, что он сможет сделать её вампиром? Вампиром? Она ведь даже не понимала, что значит это слово. Набор каких-то характеристик и романтизированная версия киношных вампиров никак не вязалась с тем, кого она видела перед собой.

– Я считаю, что каждый мужчина, считающий себя таковым, должен добиваться такой девушки как ты. – Он заметил её негодование и присел перед ней на корточки. – Вот мне и интересно, почему никто не добивался?

– А я и не говорила, что меня не добивался никто. – Она, раскинув руки, рухнула на мягкую постель, сбросив с ног босоножки. – Просто все они чем-то отталкивали меня.

– И поэтому ты их отталкивала?

– Да. Поэтому. Причём иногда даже до драки доходило. – Эва вдруг тихо рассмеялась, видимо что-то вспомнив. – В универе, Тим, мой приятель, видимо не выдержал. Он был капитаном футбольной команды, мы около года встречались. Точнее, как встречались, я просто была с ним на всех их пьянках, позволяя ему иногда дотрагиваться до себя и целовать. Это в то время, как его друзья во всю развлекались с другими девчонками, провозглашая свои победы на любовном фронте галочками на доске «почёта», висевшей в общаге их общества. И вот, однажды, когда я пришла в свою комнату, меня там ждали четверо его приятелей, во главе с ним. Он решил, что они будут меня держать, пока…

– Попахивает изнасилованием. – Прервал её Сорелл, чувствуя, что ему совсем не нравится, когда она рассказывает о каких-то других мужчинах, хоть и прошлых, хоть и не спавших с ней. – Ну? И?

– Что, ну и? У них сначала были такие воинственные лица, что я, честно говоря, испугалась, и решив не показывать виду, просто-напросто разделась, сложив аккуратно одежду в шкаф, расстелила постель, как будто я в комнате одна, и легла, выключив ночник и произнесла всего три слова.

– Какие? – Нетерпеливо произнёс Юлиан, видя, что девушка остановила рассказ.

– Я сказала «Не люблю при свете». – Повторила Эва. – После этого Тим выбежал из комнаты, а остальные, поняв, что всё провалилось за ним, ещё и извинились.

– И как вы потом общались? Неужели, они не рассказали никому?

Эва недоумённо посмотрела на мужчину, как будто он сказал очевидную глупость.

– Они не могли рассказать. Уже не говоря о том, что стали подкатывать ко мне.

– Почему не могли? Потому что ты бы рассказала о том, что они пришли сделать? Да после их рассказа, тебя никто не стал бы слушать. – Он стоял, скрестив руки на груди и сердито смотрел на неё сверху вниз, как ревнивый братец на провинившуюся сестру. – Ты разделась при них и повела себя как очень легко доступная девушка.

Девушка расхохоталась, покачав головой и глядя в потолок продолжила.

– Юлиан, ты по-моему чего-то не понимаешь. Мне было совершенно всё равно, что обо мне думают. Да и по университету ещё и не те слухи про меня ходили, большинство из которых конечно было ложью, но кое-что было правдой. – Эва немного успокоилась и тихо продолжила, чувствуя, что хочет, чтобы он её услышал, узнал, понял. – Понимаешь, я просто не дружила с девчонками, не делилась с ними ничем, а это в наше время не приветствуется. Поэтому про меня много чего сочиняли. А вот с ребятами я дружила. Просто представь, что было бы, расскажи я всем про достоинства тех пятерых, что припёрлись ко мне и не смогли меня удовлетворить. И они знали об этом. Потому что до этого случая ко мне преподаватель с предложением, «от которого нельзя отказаться» подошёл, угрожая завалить на экзамене по юриспруденции. И это учитывая, что я была лучшей на его курсе. Я его хорошо потом подставила, так, что его не только из универа выгнали, но и жена свалила вместе с детьми от этого похотливого ублюдка.

– А ты, я вижу, жестокая девочка. – С каким-то странным удовлетворением прошептал мужчина.

Эва поднялась с кровати, не заметив его восхищённого взгляда и, гневно сверкнув глазами, довольно серьёзно продолжила.

– Только не надо сейчас осуждать меня, ибо ты будешь далеко не первым. – Отвернувшись, и подойдя к огромному, на всю стену окну, она уже спокойнее продолжила. – Мне с самого детства доставалось всего лишь оттого, что я была немного не похожа на своих сверстниц и играла в основном с мальчиками, потому что с девочками не могла поделить песочницу. А когда я подросла, стало ещё хуже. Потому что я стала умнее, красивее большинства девочек и с лёгкостью находила общий язык всё с теми же мальчиками, которые ещё не принимали меня за девчонку. Я была их дружком по играм, пиратом с повязкой на одном глазу и не более. Но другим девчонкам об этом не скажешь, ведь они терялись, смущались и несли всякий вздор при мальчиках, отчего те считали их тупицами и водились со мною, рассказывая все свои переживания. Я даже первая узнавала, когда они становились мужчинами, участвовала на днях рождениях, где мы дарили имениннику проститутку, чтобы лишить его девственности. И долго спорила, что на мой день рождения всё-таки не стоит делать мне подобный подарок. А потом эти самые девочки, лишались девственности в постелях этих самых мальчиков. А когда те не проявляли больше желания ложиться повторно в одну и ту же постель, они обвиняли в этом меня, совершенно не понимая, что это просто в природе мальчика заложено. Я это понимала, просто живя с ними их проблемами, а другие девчонки и знать не знали, да и не хотели, что у мальчишек есть вообще проблемы. И они начали меня подставлять то там, то тут. Сначала, конечно, по мелочи, но всё равно не приятно. В конце концов, мне всё это надоело, я решила всем воздать по заслугам и мстила каждой за любую пакость в мой адрес. Жестоко мстила, но я не жалею их, как и им не было жаль меня. К Сьеро часто звонили разозлённые родители, но он всегда как-то улаживал все проблемы.

– Но почему твои мальчишки не защищали тебя?

– Потому что они ни о чём не знали, я никогда ничего им не рассказывала. Это было недостойно настоящего пирата – плакаться. Я могла решить всё сама и решала. Всё. Всегда. Сама.

Юлиан Сорелл смотрел на девушку, не веря собственным ощущениям, не веря собственным глазам. Когда Сьеро описывал её, он не мог и отдалённо представить, что это описание будет настолько далеко от настоящей картины. В его описании она представлялась идеально красивой, жестокой, умной, принципиальной. В общем вылитая стерва. Идеальная кандидатура на его партнёршу – вампиршу.

Как она и самому Сореллу показалась вначале, этакий журналюга, сразу цепляющийся в горло железной хваткой. Однако, как оказалось, за всем этим сидит маленькая девочка, обиженная на весь мир. Которая ко всему прочему, ещё ни разу не была с мужчиной, что было вообще за гранью его понимания. И он отлично понимал того парнишку, который хотел взять её помимо воли. А то, что он не смог говорило ещё и о том, что пользоваться собой девочка умеет в совершенстве. Да что там, он и сам на себе это ощутил, когда она его соблазняла внизу в кабинете.

Ещё минуту назад, жестокое выражение её точёного лица сменилось уставшим. Она медленно повернулась, подняв на него свои голубые глаза, и тихо продолжила.

– Даже в агентстве и в редакции все думают, что я попала туда через кровати менеджеров, и соответственно относятся ко мне. И хоть мне на это плевать, на их отношение, представляешь как мне весело, когда я прихожу домой и ложусь в холодную постель с плюшевым тигром? – Она мотнула головой, как будто прогоняя навязчивые мысли и подойдя к кровати, обула сброшенные босоножки. – Получилось, что интервью сегодня дала я.

– Ты уходишь? – Пробормотал потрясённый мужчина, наблюдая, как она молча кивнула и направилась к двери, понимая, что очень хочет остановить её. Но не может. ОН НЕ МОЖЕТ! Даже употребив всю свою силу, не может! – Я могу дать тебе то, чего ты хочешь, Эва. Тебя больше никто не сможет обидеть. А если вдруг захочет, я не позволю.

Девушка остановилась, удерживая ручку двери и, несколько мгновений поразмыслив, всё-таки вернулась к нему.

– Я почему-то очень хочу тебе верить. Я знаю тебя несколько часов, точнее даже не знаю, а просто увидела тебя пару часов назад, но почему-то очень сильно ощущаю потребность быть с тобой и поэтому не ухожу. – Она нежно коснулась его губ своими, так осторожно и невинно, что мужчина чуть не задохнулся от нахлынувшего возбуждения, но она так же внезапно и отстранилась, хотя он видел, что она ощутила его взрыв, по мгновенно расширившимся зрачкам. – Но сейчас мне надо в Atlantic, у меня показ. Я слишком многим пожертвовала для того, чтобы получить эту работу, и не могу её потерять. А ты, если хочешь, можешь поехать со мной. После я полностью твоя, Юлиан.

От того, как она произнесла его имя, у него отнялся дар речи и по телу пробежала волна, но он постарался совладать с собственным желанием, чтобы не схватить её и не уподобится её университетскому дружку.

– Да, я поеду с тобой. – Ответил он, придя в себя. – Потому что не могу позволить тебе передумать. Ты моя.

Мужчина последовал за своей добычей, думая о том, что девочка, просто не представляет какое будущее ей уготовлено в его клане. Просто не может представить. И почему этот гад Сьеро так долго тянул? Ведь если она так сильно чувствует тягу к нему и его желание, то она уже давно была готова.

Глава 3. Обращение

Они спустились в чёрный холл и подошли к машине Сорелла. Дверь им открыл шофёр – молодой темнокожий мужчина, показавшийся девушке очень знакомым. По дороге она была занята тем, что старалась не думать о том, что произойдёт после шоу, но когда выходила из машины, всё-таки задала интересующий её вопрос.

– Вы случайно не Сэм Зедрик?

Мужчина сначала осторожно посмотрел на Сорелла, и, видимо получив разрешение на ответ, улыбнулся и кивнул.

– Да, мисс Лермонт. Вы наконец узнали меня.

– Как же мне не узнать тебя, если ты возил меня в школу, сколько я себя помню, а потом, когда я уехала в Европу, в университет, пропал. Это тебя Юлиан переманил от Сьеро?

– Эва, тебе не кажется, что ты немного опаздываешь? – Весьма корректно вмешался Сорелл.

Девушка бросила взгляд на маленькие часики на собственном запястье и побелела.

– Меня точно сегодня выгонят! Садись в первый ряд на любое место, если кто будет против, скажи что ты приглашённый Пьера. Он всегда оставляет для своих вип-места. – Бросила она и побежала в гримёрку, где уже толпилось около двух дюжин полуголых девушек.

И по закону подлости, первым, с кем она столкнулась на входе, был сам Пьер в костюме цвета марсала с чудовищным шейным платком в горошек. Злой как чёрт.

– Эва! – Заорал он, едва увидел её.

– Да, я знаю, Пьер. – Предупредила его следующие слова она. – Ты должен был меня уволить ещё в позапрошлый раз.

С очаровательной улыбкой на лице она проплыла мимо него. Старательно игнорируя пышущий негодованием взгляд модельера в собственную спину, она быстро принялась переодеваться в подготовленное для неё платье. Поэтому совершенно не заметила, как её подруга Линда настороженно принюхалась к её запаху, и как быстро на лице той удивление сменилось совсем другими эмоциями, которые явно пошли бы в разрез с представлениями о дружбе самой Эвы.

Юлиан Сорелл, не подозревая о страстях, кипящих за кулисами, с неизменной охраной за спиной, пошёл занимать один из многочисленных столиков в первом ряду, перед длинным, изогнутым подиумом. Тут и правда были два пустых столика, а девушка с планшетом, увидев его лишь пожала плечами и пошла рассаживать менее смелых гостей.

Перед началом объявили название «Династия» и погасили основной свет, оставив лишь изощрённо развешенные светильники, которые освещали лишь подиум. Зазвучала тихая музыка и по нему медленно поплыли девушки. Это был показ королевских платьев старинного покроя, но в современном полупрозрачном стиле. За девушками, для большего эффекта, на цепях шли полуголые, блестящие от якобы пота, рабы. На рабов, конечно, эти накаченные, ухоженные, намазанные с ног до головы ароматическим маслом парни, походили меньше всего, зато женская половина публики просто слюнки пускала, так что Юлиан ясно ощущал в воздухе терпкий аромат вожделения.

Эва вышла третьей, на ней было небесно-голубое платье с нижней лёгкой шифоновой юбкой, поверх которой был наброшен тонкий, вышитый золотом шёлк. Блестящий стразами, словно бриллиантами стоячий воротник шёл от глубокого весьма вызывающего декольте, обнажавшего не только соблазнительные окружности груди, но и восхитительную линию плеч и шеи с бархатистой кожей. До которых так хотелось дотронуться, впиться клыками, насладиться её юной, не тронутой чьими-то грязными мыслями кровью.

Белоснежные волосы были подняты и собраны в затейливую причёску, со спадающими на обнажённые скульптурные плечи локонами. Она остановилась на повороте дорожки и, приподняв подол платья, поставила одному из «рабов» на спину свою ножку в атласной туфельке на тончайшем, как иголка каблуке, впившемся в кожу молодого человека, демонстративно натянув цепь к которой тот был прикован.

Внезапно Юлиан Сорелл увидел другую женщину, такую, какой она будет через лет триста – властную, с неумолимой жаждой свободы, которую уже будет ничем не удержать. Настоящую королеву его маленького королевства, а не Линду с её мелкими интригами и придирками по мелочам к прислуге. А вокруг будут ползать поверженные этой её властью мужчины, как сейчас эти три смазливых «раба», в одних набедренных повязках с блестящими от масел телами, покорно жмутся к её ногам.

Ещё какой-то час назад, у него в доме, рассказывая о себе, она была лишь маленькой девочкой, мстившей всему миру за то, что она умна и красива, а сейчас, переодевшись в королеву, она влилась в её образ, а казалось наоборот.

«Юлиан, там опять этот фотограф, что преследует нас уже второй месяц». – Раздался в голове Сорелла голос Сэма.

«Пропусти. Пусть снимает». – Разрешил он, не сводя взгляда с подиума.

«Думаете, стоит?». – Удивился тот.

«Скоро переселение. Уже не имеет значения, Сэм. – Отмахнулся мужчина. – Ты лучше посмотри на неё. Посмотри и представь какой она будет, став одной из нас.»

«Не знаю, Юлиан. Как по мне, так все женщины после обращения становятся слишком жестокими. – Ответил Сэм, наблюдая за снующими туда-сюда моделями. – Они хуже, чем солдатня на войне – сам знаешь. А мисс Эва, мне жаль её. Она хорошая.»

«Вообще, я имел в виду её внешние данные. Она и сейчас потрясающая – кремовая кожа, тонкие черты, грациозные движения. Представляешь, что станет со всем этим хотя бы лет через десять, когда кровь полностью поглотит её?»

«Думаю, она будет совершенна. Совершенно красивая, совершенно беспощадная!»

«О, ты всегда всё извратишь. Но всё равно не могу понять, как она осталась невинна. Да я знаю, что ты слышал наш разговор. Сэм, ты вообще помнишь, когда мы в последний раз обращали девушку?»

«Лет триста назад. – Хмыкнул тот. – А вообще, не понимаю, какое это имеет значение, если ты сегодня собираешься исправить этот её недостаток?!»

«Ты должен меня понимать. Я хочу взять её до того, как она будет обращена. Это словно соблазн попробовать шоколад, пока он не залит в форму. Ибо потом, как его ни плавь, он уже таким же не будет.»

«Девочка ещё в детстве была не такой как все. Интересно что будет с ней после обращения. – Задумался Сэм, как вдруг вспомнил кое-что, увидев на подиуме ещё одно знакомое лицо. – Кстати, ты ведь был у Линды. Как она отреагировала на столь прелестную замену?»

«Как ни странно, весьма спокойно. Она даже пожелала удачи.»

«Меня бы это насторожило, Юлиан. Сам знаешь Линду. Я бы не удивился, если бы сегодня Эву переехал автобус. Знаешь, так вот совершенно случайно.»

«Частично благодаря подобным рассуждениям я и поехал сейчас сюда. Но с завтрашнего вечера, после того, как я её обращу, с этой девочкой уже ничего не случится.»

«Да уж. – Хмыкнул Сэм. – Если бы её сразу не готовили для тебя, её бы у нас точно не поделили.»

«Мне показалось или ты действительно не одобряешь того, что она будет моей?»

«Как по мне, так ты не достоин её. Даже учитывая, что она женщина, которая после обращения будет идеалом жестокости. Но всё же она невинна и хочет лишиться невинности с тобой, чтобы стать одной из нас. Это по моему мнению не правильно. Почему бы тебе не сделать её сначала вампиром, а потом с незамутнённым сознанием пусть бы выбирала сама.»

«Ты забываешься, Сэм.» – Возмутился Сорелл, глянув на своего давнего друга.

«Возможно. Но также и знаю, что если бы не твой дар, она бы вполне вероятно выбрала бы не тебя. Тем более, что она ещё не знает того факта, что как только ты дашь ей свою кровь, ты уже не сможешь её полюбить как женщину. Хотя лично я уже давно сомневаюсь в принципе в твоей способности это делать. Она станет твоей рабыней, как я, Линда и все, кто был до неё.»

«Ты всё высказал?»

«Нет. Я даже сомневаюсь, что она сможет любить тебя, когда прозреет. Ибо единственный человек, который способен на любовь к тебе, не смотря ни на что – это Линда. Она такая же беспринципная, как и ты сам. Вот. Теперь я всё сказал.»

«Я рад, что ты высказался. Завтра с утра я обращу её, но мне нужно будет уехать в Даллас. Научи её кормиться и убирать за собой. И да, к утру найди донора на первый раз.»

«Как скажешь, босс.»

Эти невидимые постороннему взгляду разговоры настолько отвлекли мужчину от происходящего на подиуме, что он не заметил, как шоу закончилось и кто-то уже целую минуту тормошит его за плечо. Запах, нежный цветочный проник в его сознание, вернув обратно.

– Юлиан. Ты что, решил заснуть, чтобы не исполнить своего обещания? – Девушка, снова в своём коротком розовом платьице, сделавшим её где-то лет на двести восемьдесят младше, с надутыми губками отвернулась от него. – Ты и так с невеликим интересом-то смотрел.

– Глупости какие. – Сорелл поднялся и протянул ей руку. – Я всего лишь был очарован вами, мисс Лермонт. А сейчас пойдём, я буду исполнять свои обещания. И первое и второе.

Он видел, как загорелись у девушки глаза и она, моментально выпрыгнув из-за стола, положила свою тоненькую ручку в его ладонь. Домой ехали в полном молчании, только чем ближе они подъезжали, тем серьёзнее становилось её лицо, голубые глазки начали лихорадочно блестеть, а в воздухе к её очаровательному аромату примешался терпкий запах страха. Опасаясь, как бы она не передумала, мужчина привлёк девушку к себе. Он хотел сделать это гораздо раньше, но боялся, что просто не сдержится. А лишить её девственности на заднем сидении машины было бы крайне невежливо.

– Ты боишься? – Прошептал он, прижимая её поддавшееся тело всё сильнее.

Она подняла на него свои васильковые глаза и покачала головой. Это всё, что она смогла сделать, так как горло перехватило, как после стакана бренди, а тело сводило от ощущения этого сильного мужчины рядом с ней. Из последних сил она потянулась и припала губами к его губам и знала, что этого будет достаточно, чтобы зажечь огонь страсти, который они уже однажды испытали на себе.

Ведь он был прав. Она действительно боялась этого огня, как какого-то древнего и запретного заклятия, но уже любила его за тот сладкий страх что он дарил, сводя её с ума. Чувствуя, что это только начало того пути, который она себе выбирает в этот момент. Момент, длившийся казалось вечность, до того, как его сильные руки сжали её в объятьях, запрокидывая её голову. Он припал к её шее, словно впитывая в себя запах и это обожгло ещё сильнее, словно пробуждая её спавшее тело.

Дальше всё было словно в тумане. Она не помнила ни как они вышли из машины и поднялись в его мрачную спальню, ни как он снимал с неё одежду, лишь только прикосновения его жёстких, умелых рук, не позволявших ей упасть и его запах обволакивавший её словно покрывалом, заставлявшим забыть всё на свете. Уложив её на кровать, мужчина разделся сам и лёг рядом с ней, продолжая ласкать и целовать её тело, выгибавшееся навстречу этим ласкам.

Юлиан уже третий час наблюдал за спящей девушкой, испытывая какие-то новые для себя чувства. Задаваясь вопросом: неужели такое может быть? Прожить больше пяти столетий не встретивши подобного чуда и уже потерявши надежду на что-то подобное. И тут появляется она. Странная, очень странная, по крайней мере, для девушек этого века и этого общества. В двадцать пять лет остаться чистой, как первый снег. И в то же время, с какой страстью она отдавала себя сегодня.